Если мы примем Евангелия за относительно точное описание казни Иисуса, то увидим, что он не был таким стойким, уверенным в себе и даже дерзким мучеником, какими (предположительно) были ученики и обращённые христиане, когда их также убили за веру (пример: Стефан в Деяниях Апостолов, глава 7). Однако нас убеждают, что Иисус был не только сверхчеловеком, но и самим Богом, который знал, что должен умереть ради прощения грехов, и, более того, что он знал, что вернётся живым всего через 36 часов. Стефан и ученики были благороднее Иисуса? Это нелогично.

Во время казни Иисус, по словам евангелистов, утратил как моральное, так и физическое мужество и в агонии громко воскликнул: «Эли, Эли, лама савахфани?» Ввиду этого факта, для разумных существ кажется невозможным принять христианские догматы искупления и троицы, ибо, если Иисус был одним из божеств и покинул свою небесную обитель, чтобы спуститься на землю с особой целью спасения человечества, пролив за него свою кровь, он обязательно должен был знать, что его ожидает, и знать все подробности, сопутствующие его казни.

Рассматривая эту басню рационально, Иисус уступал в мужестве многим своим последователям. Если вспомнить бесчисленных мучеников, шедших на смерть с улыбкой на устах, с полной уверенностью, то рыдающий спаситель, с его нерешительным воплем к Богу, представляет собой далеко не впечатляющую фигуру. Конечно, гореть на костре, лежать под топором, претерпевать ужасные пытки инквизиции было столь же мучительно, как распятие; и всё же мужчины – и хрупкие женщины, – никогда не претендовавшие на божественность, переносили всё это молча.

Конечно, вся история Христа во многом легендарна и весьма неопределенна, но, согласно Евангелиям от Матфея и Марка, Иисус был слаб в своих убеждениях, боялся умереть за своё учение, и в целом его поведение в решающий момент напоминает скорее слабого французского крестьянина времён революции, чем храброе дворянство. Его крестьянская кровь вскипела в нём, и в страхе он воскликнул: «Зачем Ты меня оставил?», хотя всего несколько мгновений назад он заверил одного из преступников, страдавших рядом с ним, что в этот день он будет в раю ( Лк., 23:43 ).

Учитывая всё вышесказанное, неудивительно, что иудеи не приняли Иисуса как ожидаемого мессию, который должен был освободить их от ига Рима. Они желали сильного и могущественного вождя, а не странствующего учителя-социалиста, и пророчества обещали правителя, превосходящего мудрость и могущество великолепного Соломона. В Ветхом Завете нет ни одного пророческого отрывка, который можно было бы по праву отнести к Иисусу, хотя многие из них были искажены именно с этой целью. Иудеи считали его самозванцем и революционером, который не только выдавал себя за того, кем не был, но и пренебрегал их древними законами и проповедовал учение, противоположное учению их раввинов.

Лишь спустя долгое время после его смерти его стали считать пророком, и лишь когда исчезли все доказательства его существования, ему стали воздавать божественные почести.
Для иудеев он был бродячим революционером, достойным смерти, и иудеи знали его лично;
для подавляющего большинства христиан двадцать первого века он – бог, и они не знают о нём абсолютно ничего, кроме набора ребяческих мифов, которые испытывают их доверчивость в детстве, но которые они принимают, став взрослыми.

Однако, что касается казни Иисуса, всегда существуют обоснованные сомнения в её реальности. Помимо того, что обычным способом казни преступников было повешение,
в самих Евангелиях есть множество внутренних свидетельств, указывающих на то, что вся история казни и воскресения — миф, составленный на основе различных еврейских и языческих легенд. Предсмертный крик был дословно скопирован из Псалма 22:1 , где Давид «жалуется в великом отчаянии» на своё болезненное состояние.

Если принимать Писание за чистую монету, Стефан даже не встречался с Иисусом, но проявил невероятную храбрость во время его казни, в то время как Иисус, сам Бог, содрогнулся от перспективы своей (временной) смерти. Это вымысел, причём плохой вымысел, который, впрочем доказывает с убийственной точностью, что евангелисты синоптики не верили в Троицу.