Я родилась и выросла в секте. Когда я наконец сбежала, я поняла, что то, во что они верили — реально… (Часть 5 из 6)
Я проснулась от звуков того, как Луна заправляла свою постель. Она уже оделась, причесалась и была готова куда-то идти. У меня сложилось впечатление, что она старается покинуть дом до того, как я проснусь. У меня не было четкой уверенности, связано ли это с тем, что она хочет дать мне поспать, или с тем, что не хочет иметь дело со мной. Последний вариант казался более правдоподобным. Когда я встала, она сразу же бросила на меня строгий взгляд и быстро вышла из комнаты, оставив один угол покрывала не заправленным.
— Ты же не собираешься уходить без Эллисон, правда? — спросила ее мама.
— Она все еще спит, — полушепотом ответила Луна.
Женщина зашла в комнату и увидела меня, сидящую на кровати.
— Луна отведет тебя на завтрак, — сказала она, а затем повернулась к коридору. — Не так ли, Луна?
Я быстро натянула обувь и выбежала из дома. Луна стояла, прислонившись к стене, ее пальцы бездумно теребили кожу на руке. Как только она увидела меня, то сразу развернулась и пошла вперед. Я следовала за ней, держась на расстоянии, чтобы не мешать.
Столовая представляла собой большую палатку из армейского зеленого брезента, укрепленного вместе, образующего одну огромную крышу, поддерживаемую ржавыми балками, а в ее дальнем конце находилась маленькая хижина, выполнявшая функции кухни. Получив завтрак — кусок хлеба и тарелку сероватой каши на каждого, — Луна проводила меня к камням неподалеку, где мы сели поесть. Я так давно не чувствовала голода… но как только сделала первый укус — не смогла остановиться. Луна молчала, и, похоже, ей было удобно, что я едва могла перевести дух между жеванием, не говоря уже о том, чтобы завести разговор. Все вокруг исчезло, и я могла думать, чувствовать или делать только одно — есть. Каша была точно такой же, как дома: однообразной, липкой и слегка соленой. Но с таким же успехом она могла бы быть и праздничным рагу с сочным мясом, мягкими морковками и черным перцем; когда ты достаточно голоден, все кажется божественно вкусным.
После того как я закончила свой завтрак — но могла бы съесть вдвое больше — мое настроение немного поднялось. В теле появилась энергия, и наконец-то мне было на что надеяться: на следующий прием пищи. Я была так воодушевлена, что решила немного пораздражать Луну.
— Это место немного похоже на мой дом. Ну, почти точно такое же.
Луна обернулась ко мне с яростью в глазах. Она все еще ела, и с полным ртом каши произнесла: «Замолчи». Часть каши вылетела и брызнула на камни, что выглядело довольно забавно, но я не засмеялась. Она резко сглотнула. Почти шепотом она сказала: «Ты не можешь об этом говорить».
— Почему нет?
— Никто из других детей не знает. О твоем доме, я имею в виду. И они не должны знать.
— Но ты знаешь.
— Ну да.
— Как?
Она вздохнула и поставила миску себе на колени.
— Джон сделал объявление, что ты приемный ребенок или что-то в этом роде. Что тебя спасли из внешнего мира, и что мы должны держать тебя в безопасности здесь. Ты как раненый щенок, которому нужна защита.
— И ты в это не веришь?
— Ты будешь перебивать или дашь мне закончить?
— Извини.
— Ладно, — снова вздохнула она. — После этого объявления Джон пришел к нам домой и сказал, что ему нужно, чтобы я присмотрела за тобой. Он сказал, что ты из другого места, похожего на это, и что он доверяет мне достаточно, чтобы рассказать все это и доверить миссию следить за тобой. В общем, он сказал, что мне нужно смотреть, чтобы ты не болтала о своем доме и о любых других странных вещах, которые могут у тебя быть на уме, и чтобы ты не пыталась перепрыгнуть забор. Думаю, мои родители уже знали все это, так как он только мне это рассказал. Слушай, я знаю, что все не так, как говорит Джон и остальные старейшины. Я не дура, хотя Джон, вероятно, так не считает. Я не так много говорю, и, наверное, это делает меня в его глазах довольно недалекой.
Она продолжила есть, и я восприняла это как знак, что не стоит пока ее отвлекать. Пауза затягивалась.
— И… ты действительно собираешься это делать?
Прожевав, она ответила:
— Да. Потому что он сказал, что сделает больно моей маме, если я не соглашусь, так что да.
— Мне жаль.
Она не ответила. Мы сидели в тишине, пока она не доела завтрак.
Вернув тарелки в столовую, мы направились обратно к ее дому. Как только вокруг не осталось никого, кто мог бы нас услышать, я сказала:
— Ты знаешь, что можно выбраться отсюда?
— Знаю.
— Почему ты не пытаешься?
— Я не собираюсь оставлять маму.
— Почему ты не можешь забрать ее с собой?
Раздражение Луны наконец-то выплеснулось наружу. Она встала передо мной, заставив меня остановиться и посмотреть ей в глаза.
— А как это сработало с тобой, а? Где твоя мама? А папа? Почему ты вернулась в такое место, из которого только что выбралась, если это так чертовски легко?
С этими словами она развернулась и ушла. Я не последовала за ней.
Я вернулась к камням, это было единственное знакомое место в этом новом мире. Я не осмеливалась — и не хотела — говорить с кем-то другим, и, кроме того, все смотрели на меня как-то странно. Как будто я чумная или типа того. Я не знала, что делать, поэтому просто сидела и смотрела в пустоту, ожидая обеда.
Позже Луна вернулась. Она села рядом со мной и тоже уставилась вникуда.
— На что смотришь? — спросила она.
— Ни на что. Просто… Жду обеда, наверное.
— Сегодня фасоль с морковным пирогом, — сказала она. — Мне даже нравится.
Я молча продолжала смотреть перед собой.
— Так что, ты слила свой побег или как? — спросила Луна, подхватив маленький камешек и перекидывая его из руки в руку.
— Вроде того. Длинная история, но да, меня поймали. Когда привезли сюда, Джон сказал, что я должна следить за остальными детьми, чтобы они больше не пытались сбежать.
— А я должна присматривать за тобой, чтобы ты не удрала? — Луна рассмеялась. — Джон — конченый ублюдок. Умный, но ублюдок.
Я тихо хихикнула. Луна какое-то время молчала, подняв камешек и подбрасывая его в руке.
— Слушай, извини за то, что я вела себя неправильно, — начала я. — Я думала, ты в союзе с Джоном и старейшинами или что-то в этом роде. На самом деле я правда хочу выбраться отсюда.
Она метнула камень в сторону и повернулась ко мне.
— Ты первый человек, кому я это говорю. Просто… я не могу бросить маму. На отца плевать. Пошел он к черту, он джоноподобный мудак, мечтает стать старейшиной, но мама ни в чем не виновата. Да, иногда строгая, но всегда заботилась обо мне. Слушала меня, понимаешь?
— Почему ты не сказала ей, что хочешь свалить отсюда?
— Я… не знаю. Боюсь, что она не захочет. И тогда с ней или со мной может случиться что-то плохое.
— Знаешь, я могу попытаться помочь тебе. Помочь вам обеим.
— Как?
— Придумаю что-нибудь. Я же уже однажды это сделала, помнишь?
— А твои родители? Они тоже сбежали?
Слово “родители” словно нож вонзилось мне в живот, скрутив изнутри. А вообще, есть ли у меня теперь родители? Или они перестают быть родителями, когда умирают? Могу ли я так думать? Стереть их из памяти, если захочу?
— Нет. Они не сбежали.
— Мне очень жаль, — тихо сказала Луна.
Наконец подали обед. Морковный пирог здесь показался мне слаще обычного. Наверное, дело в почве или воде или что-то другое. Того неистового голода как утром не ощущалось, но я снова смогла съесть больше, чем прежде. Еда немного успокоило меня и дала возможность подумать.
Вечером Луна даже пожелала мне спокойной ночи. Мне стало теплее на душе: я ощущала, что теперь мы в одной команде.
Когда все в доме уснули, я выскользнула из-под одеяла, держа в руках обувь, и тихонько вышла на улицу. Обувшись, я направилась к ближайшей части забора и стала ощупывать проволоку в поисках слабых мест. Вспомнились камеры с птичьего полета, которые показывал мне старейшина Олстон — те самые «прямые трансляции». Но я надеялась, что темнота защитит меня, и вообще, может быть, за мной никто и не следит.
Я нашла участок забора, где проволока была чуть более расшатанной. Вставила в отверстие палку и начала прокручивать ее через каждый ромб. Дело шло медленно, но проволока сдвигалась. Я сидела в полутьме, пытаясь не издавать ни звука, и постепенно расковыряла достаточно большой проем снизу. Он был достаточен для меня с Луной, но, чтобы протащить еще и ее маму, придется вернуться и расширить дыру. Руки начали ныть от повторяющихся усилий, работать становилось все труднее.
Я решила остановиться и вернуться сюда следующей ночью. К тому времени дыру можно будет сделать шире и уже окончательно избавиться от всего этого кошмара.
Я тихо пробралась обратно в дом, сняла туфли и поднялась по ступеням ко входной двери. Открыв ее, я удивилась: внутри не было темно, как когда я уходила. Масляная лампа отбрасывала мерцающий свет, и в этом полумраке передо мной стоял старейшина Джон.
— Проходи, Эллисон, — кивнул он мне, распахивая дверь.
Он закрыл за мной, провел в комнату Луны. Взгляд упал на ее кровать: там между родителями сидела моя подруга и рыдала, уставившись в пол. Джон подтолкнул меня вперед, к Луне, а ее мама и папа отступили к двери, словно став охраной. Отец Луны смотрел на нас с той же яростью, что я когда-то видела в глазах своего отца. Живот скрутило от ужаса. Мать Луны выглядела подавленной и все время поглядывала на Джона, словно ждала от него указаний, как себя вести.
— Луна рассказала мне все. Я думал, у нас было соглашение, – сказал Джон, не отводя глаз от меня. — Ты правда полагала, что сможешь провернуть это снова? Что мы не узнаем? Я надеялся, что ты умная девушка.
— Это была моя вина, — пролепетала Луна, — я должна была следить за ней, как вы сказали, старейшина Джон.
Джон фыркнул.
— Я очень разочарован в вас обеих. Вы меня сильно подвели. Обычно я не выступаю за телесные наказания, но вас нужно как-то проучить. Вы должны понять, что ложь, побег и оставление других — это не Истинная Любовь. Это противоположное. И это не то, чего желает от нас Единый Истинный Бог. Вы понимаете?
Мы молча кивнули.
— Отлично. Но, мне кажется, вам нужно наглядно продемонстрировать степень вашего преступления против Истинной Любви. Против нас. Фред?
Отец Луны вышагнул вперед, из руки у него свисал кусок веревки, завязанный так, чтобы напоминать ошейник. Он накинул петлю на шею Луны и затянул так, что она начала задыхаться и кашлять.
— Суй голову под кровать, – скомандовал он.
Луна тяжело дышала, глядя отцу в глаза. Она молчала, ее руки затряслись.
— СЕЙЧАС ЖЕ!
Луна от испуга вскочила, словно подстреленная лань, и, дрожа, легла на живот, вползая до тех пор, пока голова не оказалась под каркасом кровати. Фред передал мне конец “ошейника” в руку, как поводок. Затем он поднял меня и поставил на кровать Луны. Он был невероятно сильным, и его хватка так сжимала мое тело, что я чуть не заплакала. Я слышала приглушенные всхлипы Луны внизу.
— Теперь тяни изо всех сил, — сказал Джон.
Я прикинулась, что у меня почти нет сил, и дернула веревку так, чтобы голова Луны лишь слегка ударилась о жесткий край деревянного каркаса.
— Ну же, Эллисон, — поддразнил Джон. — Судя по тому, как ты ковыряла забор, ты сильнее. Тяни еще.
Я потянула сильнее. Раздался зловещий стук, когда голова Луны врезалась в дерево, а затем оттуда донесся отвратительный хлюпающий звук, когда она возвращалась на пол.
— Еще. Сильнее!
Я снова сделала рывок. Луна заорала и попыталась закрыть голову руками, но Фред мгновенно нагнулся, прижал ее кисти к полу коленом, чтобы она не могла шевелиться.
— Снова!
Я изо всех сил дернула веревку, надеясь, что удар вырубит Луне сознание и все закончится. Я жаждала крикнуть: «Прости!», но знала, что это лишь подстегнет садизм Джона. Голова Луны ударилась так резко, что я ощутила дрожь по своему телу; тут же последовал мерзкий хлопок, когда она упала обратно на пол.
Я застыла. Все мое существо протестовало, меня тошнило от того, что я делаю. Я давно бы предпочла занять ее место и принять удар на себя. Я отпустила “поводок” и приготовилась принять наказание.
Фред отошел от Луны. Она лежала неподвижно, ни руки, ни голова не шевелились. Казалось, что я убила ее — и теперь расплачусь сама.
Фред вытащил ее бесчувственное тело из-под кровати и аккуратно перевернул. Лицо было залито кровью, под кожей уже наливались синяки. Мама Луны бросилась за водой и обдала ей лицо холодными брызгами. Луна закашлялась и медленно приоткрыла глаза. Она была жива.
Я взглянула на Джона. Он стоял, широко улыбаясь, словно любовался картиной. Внезапно его лицо ожило, как будто зазвенел невидимый колокольчик и вернул его в реальность. Он поднял подбородок и посмотрел на меня с таким удивлением, будто проснулся после очень приятного сна.
— Помните, я люблю вас обеих! — воскликнул он, глаза блестели от возбуждения.
Джон кивнул Фреду — мужской знак одобрения — и вышел из комнаты, словно ему не терпелось исполнить торжественную песнь старейшины.
Я села на свою кровать. В комнату вновь зашла мама Луны с тряпками и водой. Она начала осторожно протирать ее лицо, шепотом утешая дочь. Скоро у кровати скопилась груда окровавленных лоскутов. Помогая дочери сесть, женщина крепко обмотала ее голову одним из них, чтобы остановить кровотечение на лбу. Потом поднесла кружку с водой: Луна каждый раз морщилась, поднося ее к губам.
Когда дочь была приведена в порядок, женщина убрала кровавые тряпки, вытерла пол, собирая капли под кроватью, а затем присела рядом с Луной и нежно обняла ее за плечо. Лицо женщины было спокойно, почти бесчувственно, но я видела, как по ее щекам скользят слезы. Луна закрыла глаза, а мама вышла из комнаты, не глядя на меня, и тихо захлопнула дверь.
Тишина стала невыносимой. Мне хотелось кричать и выть.
Мы долго лежали в кроватях, слушая ровное дыхание друг друга. Я знала, что Луна не спит — она просто лежит, а я не могла проронить ни слова. Я тоже не могла уснуть: мне казалось, что я не заслуживаю отдыха.
— Эллисон? — хрипло позвала меня Луна, выводя меня из полусна. Ее голос был спокойным, но сломленным.
— Да?
— Подойди.
Я пересела на ее кровать, как это делала ее мама. Что бы она ни хотела сказать, я была готова выслушать: заслужить проклятие, какое только она мне пожелает, и даже больше. Я была готова выхватить у Фреда поводок и попросить Луну наказать меня сама. Но случилось нечто неожиданное: она взяла меня за руку. Рука у нее дрожала от усталости, но все же нащупала мой палец. Я сжала ее руку и начала рыдать.
— Я не рассказывала Джону, — тихо сказала Луна.
— Я знаю, — прошептала я сквозь слезы.
— Извини, — снова тихо сказала она.
Я провела ладонью по слезящимся глазам и ответила: — Нет, “извини” здесь не уместно. Я должна говорить “извини” — это моя вина. Я не должна была убегать — я поступила глупо, так безумно глупо.
— Ничего не поделаешь, — сказала Луна. — Он бы нас еще сильнее наказал, если бы ты не сделала, что он приказывал.
Я нежно гладила ее руку большим пальцем.
— Мой отец — настоящий мудак. — сказала Луна
Я не сдержалась и хихикнула, быстро прижав кулак к рту. Все было так серьезно, жизнь и смерть, а тут эта избитая и покалеченная девочка называет своего отца мудаком. Такое грубое слово — и в точности передающее ее отношение, хотя совсем не отражающее всей злобы вокруг нас. Наверное, смеяться было неправильно, но Луна хихикала вместе со мной. Она то смеялась, то ойкала — любое движение мышц лица причиняло ей боль. Но мы смеялись вместе, ее рука в моей ладони грела сильнее солнечного луча, и я сжимала ее все крепче, а она сжимала в ответ.
Когда хихиканье утихло, я сказала:
— Мой папа тоже был мудаком.
Луна фыркнула, чтобы не шевелить губами, а потом спросила:
— А что с ним стало?
— Он сдох.
— Круто.
— Ага.
Луна осторожно отодвинулась к краю узкой кровати и потянула меня к себе. Она обняла меня за талию, и я почувствовала, как ее дыхание сплелось с моим. Мы лежали вместе, уютно прижавшись друг к другу. В какой-то момент я начала засыпать и внезапно поняла: я уже не хочу умирать.
Завтра уже не казалось пустым — впереди был завтрак, а после него снова Луна.
~
Телеграм-канал чтобы не пропустить новости проекта
Хотите больше переводов? Тогда вам сюда =)
Перевел Хаосит-затейник специально для Midnight Penguin.
Использование материала в любых целях допускается только с выраженного согласия команды Midnight Penguin. Ссылка на источник и кредитсы обязательны.
