Электронная родня: История последней деревни
— Матерь Божья! — перекрестив воздух, воскликнула старушка Марья Петровна.
На пороге её избушки возникло человекоподобное существо с красными огонёчками вместо глаз. Существо это имело стальное лицо. Ноги были облачены в валенки, а массивное тело покрывала фуфайка. Почтальонская наплечная сумка завершала нелепый образ.
— Прочь, холера такая! – завопила старушка, схватила берёзовое полено и кинула его в нечто, отдалённо напоминающее почтальона. С глухим стуком полено ударилось о стальной череп. От удара существо потеряло равновесие, запыхтело и упало назад в дверной проём.
— Марья Петровна Семёнова? — донёсся монотонный стальной голос из темноты сеней.
— Ух, сатана железная, — зарычала разъярённая старушка и схватила колун, который стоял у печки.
Завидев опасность, существо медленно и неуклюже, приняло вертикальное положение, схватило почтальонскую сумку, запыхтело и выскочило во двор.
* * *
— Ты уж прости, милок, — сказала Марья Петровна. — Погорячилась я вчера с поленом-то.
На пороге избушки вновь стояло неведомое бабушке существо. Стальные ноги торчали из-под фуфайки, а шапка-ушанка нелепо сидела на хромированной башке.
По наплечной сумке бабушка, наконец, поняла, что существо это работает на почте. Хотя отделение в деревне давно уже закрыли.
— На основании Постановления Губернатора N-ской области от 09.08.2040 № 28, — монотонным голосом говорило существо, — за вами, Марья Петровна, отныне полагается роботизированный уход.
— Нет, никуда я не поеду, – разволновалась старушка. – Здесь моя родина, здесь меня и похоронят. А избу эту ещё мой отец в своё время поставил, своими руками.
Не получив ответа, Марья Петровна продолжила свою речь: — Добрались, проклятые! А я ведь говорила городским начальникам: — Помирать буду, но деревню родную не брошу.
Существо, как и прежде, стояло в дверном проёме, так и не решаясь пройти в избушку.
— Да что ты стоишь-то в дверях? Проходи уж, коли пришёл. Сейчас я чайку сделаю.
Существо сбросило валенки и прошло в избу. Оно село за стол, который стоял у окна, а рядом положило ушанку.
— А я ведь всё одна. Как соседка Полина померла в прошлом году. Так одна и живу.
Бабушка поставила цветастые чашки на стол и наполнила их кипятком из пыхтящего чайника, который ещё секундой ранее стоял на шестке русской печи.
— Робот ты чоли? — захихикала бабулька. — Ты уж извини, что я в прошлый раз тебя поленом-то по голове. Я ведь баба деревенская и отродясь не видела роботов всяких. Разве что по телевизору.
Но робот молчал, да и к кружке с чаем он не притронулся. Наконец, из почтовой сумки он достал листок и положил на стол рядом с Марьей Петровной.
— И чаво это? Что за бумага такая?
— Требуется ваша подпись, Марья Петровна, — произнёс робот ровным, стальным голосом. — Протокол информирования. Примите к сведению: населённый пункт Липовка официально признан последней деревней на планете. Соответственно, вы — последний человек, сохраняющий статус деревенского жителя.
— Господи ты, боже мой, – запричитала старушка. — Это что же творится-то на свете белом?
Бабушка взяла очки с подоконника и принялась читать бумагу, а после кривым почерком вывела подпись. Робот положил бумагу в сумку, надел ушанку и пошёл к выходу, не проронив ни слова.
— Ты заходи, милок, заходи. Хоть одна живая душа появилась в нашей Липовке. Всё теперь проще будет, веселее.
Обитая клетчатым покрывалом дверь брякнула, и в избе вновь воцарилась тишина. Было слышно лишь, как тикают настенные часы.
* * *
— Хорошие вы всё-таки ребята. Хоть и молчаливые, но хорошие. Заботитесь о бабушке старенькой. Кто бы обо мне так заботился?
В этот раз к бабульке наведались сразу два робота. Робот-медсестра измеряла давление, а почтальон принёс газеты и журнал, который, пользуясь случаем, выписала Марья Петровна.
— Да здоровая я, — говорила бабулька, пока робот-медсестра отцепляла манжету тонометра. — Я ведь ещё той закалки, перестроечной.
Робот-медсестра делала своё дело без лишних слов. Движения её были точные и правильные.
— Я никогда не понимала эти ваши компьютеры, да интернеты всякие. Всё это для меня было чуждо. А теперича вы будто семья. Ну а кому я ещё нужна на старости-то лет?
— Распишитесь, — монотонным голосом сказал робот-почтальон и подсунул старушке листок. — Вот здесь.
— Что ж ты глазёнки свои стеклянные выпучил? — захихикала старушка. — Да распишусь я, распишусь, коли у вас там такой порядок. Раньше мы почту так получали. Без всяких там росписей.
Робот-медсестра открыла оранжевую сумку с красным крестом на боку и аккуратно извлекла несколько цветных коробочек с таблетками. Она положила их на стол, который стоял рядом с кроватью.
— Нарушение жизненно важных функций, — монотонно произнесла робот-медсестра. — Показатель давления превышен. Требуется немедленное перемещение в лечебный стационар.
— Ты мне зубы-то не заговаривай, железная голова, — вспыхнула щуплая старушка. — Я деревню свою не оставлю. А вам только это и нужно, проклятые. В больницу меня упечёте, а деревню бульдозером сровняете с землёй. Не позволю! Этот дом строил отец, а муж мой Фёдор лежит на здешнем кладбище. Я здорова! Понятно?! Я ещё вас переживу. Пошли вон!
Роботы, не проронив ни слова, покинули избушку.
— Ишь, канальи железные, — причитала бабулька.
Она схватила коробки с таблетками, открыла чугунную дверцу печки и бросила их в топку.
— Не позволю уничтожить Липовку.
* * *
— На вот, — сказала старушка и протянула бумажный свёрток роботу-почтальону. — Всю жизнь берегла. Царское серебро, между прочим, это мне по наследству по женской линии перешло.
Старушка лежала в кровати, а робот сидел рядом на лоскутном покрывале, подперев стальной подбородок костлявой, лишённой плоти рукой. В избе было душно от натопленной печки.
— Помру, вам всё достанется. У меня ведь, милок, кроме вас, никого и нет. Вы моя семья.
Недолго думая робот в сотый раз развернул уже давно знакомый свёрток. Мутное серебро столовых приборов заблестело от света тусклой потолочной лампы.
— Я вам почту принёс, Марья Петровна, — сказал робот и положил развёрнутый свёрток на стол.
— Да знаю я милок, знаю. Ещё пока при ясной памяти. У меня ведь отец до самой смерти имел чистейший ум. Всё понимал.
Робот ничего не ответил, а лишь достал из небольшой сумки несколько газет и журнал.
— Если помру, то вы меня рядом с Феденькой похороните. Там на холме, у кромки леса.
Внезапно бабушка вскочила с кровати, открыла старенький комод и достала чёрно-белую фотокарточку, на которой был изображён мужчина в военной форме.
— Вот, посмотри, какой он здесь красавец, — Марья Петровна поднесла фотокарточку к лицо робота. — Статный мужчина. Сейчас таких нет. Отец был военным.
Стеклянные глаза-линзы робота светились красным светом, изредка мерцая. Он сидел неподвижно.
— Да ну тебя к чёрту! — выругалась бабушка. — Сидишь как истукан. Хоть бы сказал что-нибудь для приличия.
Наконец, робот встал с кровати и привычно направился к выходу. Движения его были чёткие, бесшумные. Робот надел фуфайку, ушанку и, слегка пригнув голову, вышел в дверь.
— А ты заходи почаще, — сказала вслед бабушка. — Я тебе про молодость свою расскажу, да про мужа.
Но робот ничего не ответил. Дверь звякнула, и в избушке воцарилась тишина.
* * *
— Марья Петровна, — обратился робот-почтальон к старушке.
Но ответа не последовало. Старушка лежала неподвижно, скрестив руки на груди. Глаза её были слегка приоткрыты, а на месте рта образовалась впадина.
— Марья Петровна, — обратился робот во второй раз, но старушка по-прежнему молчала.
Робот поднёс стальную ладонь к лицу старушки, и уже через мгновение красный огонёк заплясал на морщинистой жёлтой коже. Раздался звуковой сигнал, робот отвёл руку в сторону, а после направился к выходу.
* * *
Они застыли в безмолвии у кучи мёрзлой глины. Их стальные лбы отражали небо. На кривых табуретках стоял гроб. Лицо старушки было жёлтое, а морщинистый лоб покрывала погребальная лента-венчик.
Высоко в небе одинокая ворона истошно каркнула, пролетая над могилой Марьи Петровны. Роботы синхронно повернули головы на звук. Наконец, робот почтальон коснулся савана, а после накрыл им лицо покойной. Движения его были чёткие и угловатые. Чуть слышно пыхтела пневматика.
Застучали молотки. Звук эхом отражался от холодных надгробий. Комья мёрзлой глины с грохотом падали на красную ткань. И вскоре высокий, тяжёлый сосновый крест венчал свежий холм старушечьей могилы.
* * *
По узкой заснеженной тропинке с лопатами наперевес шли роботы. Старые фуфайки нелепо висели на их стальных каркасах. Они будто солдаты синхронно переставляли серебристо-серые ноги, постепенно удаляясь от кладбища. Совсем скоро их силуэты слились воедино и превратились в мутное пятно на горизонте. Приняв в свои объятия одинокую старушку, кладбище вновь уснуло, а декабрьский снег всё падал, покрывая собой всё вокруг.
