Веракрус (исп. Veracruz, "Истинный Крест"), официально Героический Веракрус (исп. Heroica Veracruz) — портовый город и муниципалитет, расположенный на побережье Мексиканского залива в штате Веракрус, Мексика.
Город был основан как портовая база Эрнаном Кортесом 22 апреля 1519 году под именем (исп. La Villa Rica de la Vera Cruz,) Богатый порт Животворящего креста и вскоре стал главным атлантическим портом Новой Испании.

Аверс - герб и название государства.
Реверс - слева корабль XVI века, справа — старый дворец ратуши, над зданием — скрытое изображение с цифрой 20. Диаметр 30 мм, 12-угольник. Биметалл: центр из никелевой латуни в кольце из алюминиевой бронзы. Тираж 60 000 000. Мексиканский монетный двор (Casa de Moneda de México).

А вот пример такой ситуации -судно справа сорвано с якоря штормом и легло на якорную цепь судна слева (и похоже запуталось в ней). И сейчас остается только молиться чтоб якорь выдержал вес 2 судов. Иначе 2 сцепившиеся яхты отнесет к берегу и разобьет.

А якорь может не выдержать, он же на такую нагрузку не рассчитан и «поползет».
"Тогда нужно отсоединить и сбросить якорную цепь с якорем и уходить в открытое море" – скажет логичный читатель.
Да, вот тут то и нужно вспоминать про жвака-галс!

Жвака-галс – канат или цепь соединяющая корпус судна и якорную цепь. Он обеспечивает аварийную расстыковку корабля от якорной цепи и якоря, когда они мешают спасению корабля!
Это важный элемент судовой безопасности, причем безопасности именно в той аварийной ситуации, когда «все пошло по звезде».

Идея не новая -с давних времен якорная цепь крепилась к корпусу не жестко, а через короткий соединительный канат, который в случае аварии можно было легко обрезать и избавиться от якорной цепи.
Поэтому команда «якорную цепь руби!» которая в детстве вводила меня в недоумение (какие же там богатыри, что могут якорную цепь разрубить?) - означает как раз –«руби канат жвака-галса».

В современных больших судах этот элемент делают из куска цепи, снабженного специальным механизмом сброса, который можно привести в действие силами одного человека.
Ведь обычно такие ситуации случаются в шторм и усугубляются дополнительными трудностями. Поэтому команда может быть занята в другом месте и справляться придется в одиночку.

Вот такая полезная вещь, которую хотелось бы никогда не активировать!

Ну, а если вам надо выругаться «на морском» или блеснуть знаниями -то упоминание  «жвака-галса» идеально (трави до жвака-галса, жвака-галс тебе в…).
Фраза «трави до жвака-галса» -означает что якорную цепь нужно вывалить полностью, до тех пор, пока она не повиснет на жвака-галсе.
А в переносном смысле– сделать что-либо полностью:

Рассказчик замолчал.
«Что затих?»-спросили из темноты-«давай уже трави дальше, до жвака-галса» (С) Валентин Пикуль

That's all, folks!
Желающие читать меня в телеграмме -ищите на канале о яхтах, морской истории и парусе- "Яхта" или в ВКонтакте-Яхта.
Там будет скоро история как у нас не был закреплен жвака-галс и мы упустили якорь и 70м цепи, которую пришлось доставать дайверу.

Там же приглашение в путешествие на парусной яхте по Турции на Новый Год!
Походим под парусами, почувствуем каково было древним морякам и побродим по красивым хвойным горным тропам, окунувшись в природу и красоту.

Мои топовые посты (остальные в профиле)

1. Волны-убийцы. В них долго не верили, а сейчас силятся объяснить

2. Мель Гудвина – Великий Пожиратель Кораблей. Самое большое кладбище судов и самая «результативная» отмель в мире

3. Потайной смысл Острова Сокровищ. Как умер Флинт, почему орал песню перед смертью и зачем вообще пираты закапывали сокровища на острове

4. Слабакам тут не место! Самый негостеприимный мыс на Земле -Мыс Горн

5. Парусный катамаран- доступный премиум, а не две склеенные яхты. Посмотрим как там внутри?

«К Севастополю, гордой русской крепости, стоящей на прочной скалистой суше, плыла по Черному морю на пароходах и огромных двух — и трехдечных парусных линейных кораблях, на фрегатах, корветах, бригах, на транспортах больших, средних и малых новая крепость.
Все эти сотни судов везли не только до семидесяти тысяч полевых войск с расчетом по тысяче артиллеристов на восемь тысяч пехоты, не только огромные осадные орудия — пушки и мортиры, не только бесчисленное количество снарядов к ним, не только сорок тысяч туров, но и сотни тысяч мешков, набитых шерстью и землей — турецкой землей, из окрестностей Константинополя, из-под Скутари и Галлиполи, и ближе — из Варны, из Балчика... Казалось бы, мешки можно было привезти и пустые, но известен был каменистый грунт на подступах к Севастополю, и представлялось проще и легче привезти водою вполне готовые бастионы.
Корреспонденты иностранных газет, посещавшие лагери союзников весною и летом, были нетерпеливы, конечно, как наиболее нервные из городских людей. Они жаждали скорейшего начала военных действий, чтобы красочно живописать их для своих газет, но военных действий не было, и им казалось, что армии, собравшиеся сначала в Константинополе, а потом в Варне, собирались только затем, чтобы постепенно вымирать там от холеры и изнурительной лихорадки.
Но армии отнюдь не бездействовали, — напротив, они готовились к походу с большой поспешностью и чрезвычайно обдуманно. Готовясь к осаде крепости, они только к этому и сводили все учения в поле, в то время как огромный французский флот и несравненно больший английский безостановочно работали, подвозя из Марселя и Дувра дивизию за дивизией.
…
Впереди шли линейные английские суда, свободные от войск, и все паровые, на случаи встречи с, русской эскадрой. За ними военные пароходы, буксирующие транспорты с войсками. Справа и слева — в кильватерных колоннах суда соединенного флота. Непосредственно за линейными кораблями шла легкая пехотная дивизия сэра Броуна, которая должна была высадиться первой, и дивизии французской пехоты, под командою боевого генерала Боске. Вслед за ними, соблюдая определенные интервалы, двигались другие войска.
Ночью на буксирных пароходах приказано было вывесить на бизань-мачтах огни и чтобы число этих огней равнялось номеру дивизии, к какой принадлежали пароходы, так что порядок движения не нарушался и ночью.
Суда, перевозившие артиллерию, были украшены внушительных размеров буквою А на обоих бортах, суда с пехотою — буквою В, суда с кавалерией — буквой С.
Множество баркасов, полубаркасов, шлюпок, флашкоутов и кожуховых ботов было припасено на всех судах для высадки войск. На каждый баркас и шлюпку большой величины назначен был особый лейтенант или мичман для управления ими при высадке. Все до последних мелочей было предусмотрено и включено в длиннейшие инструкции всем родам войск.
…
Но рассветало быстро, и вот по сигналу все там пришло в движение: застучали цепи отдаваемых якорей, слышны стали оттуда и отсюда стуки от приколачивания навесных трапов, наконец стали доноситься и выкрики команд. Замелькали здесь и там спускаемые на воду шлюпки, палубы покрывались густыми толпами солдат с ружьями и ранцами.
Можно было отлично разглядеть даже и лица на ближайших судах: так стало светло и так близки были суда. Утро было тихое-тихое, море гладкое-гладкое, и даже как-то больно стало Стеценко, что так радушно встречает крымский берег таких гостей.
Между озерами, из которых южное было гораздо меньше, расстояние было в две-три версты. Против южного озера стояли французы, они первые начали высадку по приказу Сент-Арно, который вдруг неузнаваемо ожил, когда узнал, что на берегу нигде не видно никаких русских батарей.
…
Высадка между тем шла дальше не так уже гладко, как началась. Подул ветер: на море забелели барашки, с запада надвигалась сплошная густая и темная туча.
Французский генерал Боске, человек далеко еще не старый, в избытке наделенный галльским остроумием и энергией, почерпнувший большой военный опыт в колониальных странах, приказал ввиду этой тучи для своей дивизии, высаженной первой, перевезти и палатки.
Его примеру последовали и другие французские генералы. В английской же армии правила высадки выполнялись строго. Там не спеша перевозили... дивизию за дивизией, пехоту, но вместе с пехотой переправлялась и причисленная к ней артиллерия, а это отняло много времени. Кавалерия же и палатки по правилам высадки стояли на последних местах.
Между тем в полдень хлынул ливень.
Часть французской пехоты, посланная как раз в это время, когда явился донской полк с Меншиковым-сыном, занять татарскую деревню Контуган, спаслась от ливня в этой деревне; донской полк поспешно передвинулся в другую деревню, километрах в пяти от Контугана; французские войска, оставшиеся на берегу, быстро разбили бивак и натянули палатки, англичане же остались под открытым небом и свирепым ливнем.
Перевезено было уже до двадцати тысяч человек. При сильном западном ветре, под хлещущими косыми потоками дождя, кутаясь в одеяла, насквозь промокшие, около часа стоически выдерживали ливень и старые генералы и молодые лорды на земле, которую явились они приобщить к числу британских владений, может быть, до заключения мира, может быть, навсегда.
Но вместе с ними промокли до последней нитки и «дети королевы Виктории», двадцать тысяч бравых «Томми», оценивших все свои силы и способности в единственный шиллинг в день до того момента, когда убьют и когда даже и этот шиллинг вместе с двумя кружками пива в походе будут уже совершенно ненужны.
Ливень утих к двум часам дня, и высадка продолжалась, но палатки все-таки не были доставлены на берег, а с вечера дождь, доходящий до силы ливня, зарядил на всю ночь, и утром полторы тысячи больных свезено было на пароход «Кенгуру», чтобы отправить их в госпитали в Константинополь.
Впрочем, не все больные были перевезены на «Кенгуру», иначе этот пароход был бы перегружен так, что не смог бы сдвинуться с места. Многие валялись на берегу в грязи без всякой помощи со стороны врачей, так как врачи были тоже люди, и не заболевших среди них осталось мало.
Несколько человек офицеров умерло от холеры.
Только 3/15 сентября перевезли на берег кавалерию.
…
В Евпатории высадились два небольших отряда — французский и турецкий — и принялись обшаривать город. На частных складах у хлебных экспортеров-греков найдено было около шестидесяти тысяч четвертей, то есть до полумиллиона пудов пшеницы, что явилось совершенно неожиданным, но очень крупным подарком союзникам, на несколько месяцев обеспечив их хлебом.
Кроме того, под Евпаторией перехвачено было парусное судно, шедшее из Геническа в Севастополь с восемью тысячами ведер спирта для нужд гарнизона. Это был тоже очень ценный приз. На судне этом никто не знал, конечно, о том, что враги пришли, и с недоумением глядели на то, как они хозяйничали в трюме, считали и метили бочки.
Между тем недоумение было уже излишним. Если в Галлиполи и Скутари французские войска, привыкшие в Алжире расправляться с деревнями кабилов, только еще пытались вести себя как завоеватели, то береговая полоса Евпаторийского уезда считалась уже вполне завоеванной ими, хотя и без боя, и в деревне Контуган, как и в других соседних деревнях, занятых ими на другой день, они резали и свежевали для своих котлов буйволов, телят, баранов, кур, а на костры, на которых варили и жарили это, разбирали незатейливые плетневые хлева и сараи, отбирали сплошь муку, крупу, овощи, фрукты, заготовленные на зиму, заставляли запрягать в арбы лошадей и волов и на арбы складывали сено, овес, ячмень, скопом насиловали женщин...
Лишенные всего, татары толпами бежали в Евпаторию, в которой, как они слышали, вводилась уже турецкая власть.
Высадка союзных войск, проведенная так сказочно беспрепятственно, и спокойно, точно на маневрах, закончилась только к вечеру на третий день.
Крылатую фразу, брошенную генералом Боске: «Эти русские совсем не желают с нами сражаться!» — повторяли теперь уже рядовые солдаты.
Погода снова стала прекрасной, как и в день прибытия к русским берегам, но при видимом изобилии воды в озерах оказался острый недостаток воды для питья: озера эти были просто клочки моря, отрезанные песками.
Пресную воду, правда, привезли с собою в анкерках на судах — турецкую воду как турецкую землю в мешках для бастионов, но анкерки быстро опустели. Лошади целые сутки простояли совсем без пойла.
И шестидесятитысячная десантная армия двинулась к югу, к речке Алме, Бельбеку и Каче, гонимая не только воинственным пылом скорее дойти до Севастополя и взять его, но еще и жаждой.»