Таким образом, людоед, сражавшийся в Великой Катайской Империи, может носить тонкие одежды под лакированными бамбуковыми доспехами и иметь отлично уравновешенный катайский длинный меч (это легендарное оружие даруется сражавшимся в Великой Катайской армии; отличные клинки, которые имеют большую ценность, поскольку вечно останутся острыми), тогда как воевавший в Империи будет носить бриджи и привлекающее внимание перо с парой специально переделанных мушкетов на груди (Людоеды рассматривают его как знак высокого положения за способность в равной мере производить грохот и повреждение; величина и сила позволяют использовать его с той же лёгкостью, с какой человек использует пистолет). Из сделанного на заказ оружия самое распространённое — это имперский мушкет с большим курком и предохранителем; большинство Людоедов обладает, по крайней мере, одним таким устройством, а некоторые могут похвастаться парой мушкетов на раздувшемся брюхе. Людоед, немало дравшийся в джунглях Инда, может выйти на битву, украшенный золотыми драгоценностями и с превосходным кривым мечом, а у того, кто бился в диких пустошах дальнего севера, может быть дополнительная рука или голова, которыми он будет красоваться наравне с боевыми шрамами. Людоеды, предлагавшие свои мечи по всей Империи, часто берут специально переделанное пороховое оружие в качестве вознаграждения за службу.

Людоеды обычно действуют в маленьких группах, сражающихся вместе на протяжении множества лет, и, несмотря на то что они могут выглядеть странно, эти спаянные отряды превосходят других в утончённом искусстве сокрушения голов. Единственное, что объединяет столь различных Людоедов, — это их необычайно раздутое самомнение и способность разбить вдребезги низкорослых существ, даже не вспотев. Когда огры-наёмники, в конце концов, возвращаются в родное племя (так поступают все огры), Людоеды пользуются любой возможностью, чтобы надоесть до смерти соплеменникам длинными и причудливыми боевыми историями, некоторые из которых даже правдивы.

История

Наёмники‑огры участвовали во многих гражданских войнах между избирательными провинциями Империи. Людоеды также являются частыми визитёрами в Тилии, постоянно перемещаясь между городами‑государствами, как только истекают старые контракты и составляются новые.

Невероятная лояльность тилийцев по отношению к ограм‑людоедам связана с одним историческим событием. В 475 году по ИК орда зеленокожих из Порубежных княжеств медленно, но верно двигалась в сторону Тилии. Узнав про угрозу со стороны зеленокожих, тилийцы пришли в отчаяние, поскольку у них не было постоянной армии. В кратчайшие сроки власти Тилии быстро собрали столько наёмников, сколько смогли, со всего Старого Света, включая множество варбанд огров. В легендарной битве при Пуньо наёмники разгромили орду зеленокожих, изменив географию Тилии и её будущую военную доктрину навсегда.

Спустя много лет в Старом Свете начались многочисленные экспедиции в Новый Свет, поскольку тилийский исследователь Марко Коломбо «открыл» миру новый континент — Люстрию. Многие огры‑людоеды участвовали в последующих экспедициях в Люстрию, организованных различными королевствами для освоения ресурсов Нового Света.

Поначалу в Люстрии оседали небольшие варбанды огров‑людоедов, но со временем рассказы о Люстрии стали широко распространяться среди общества огров, и в результате целые племена огров стали наниматься в качестве наёмников клиентами, у которых было достаточно золота, — такими, как богатые люди‑исследователи.

Термин «Людоед», обозначающий наёмника‑Людоеда, на самом деле является современным сленгом, который произошёл из‑за инцидента в Тилии, когда Голгфаг Людоед, возможно, самый известный наёмник‑людоед того времени, съел тилийца‑казначея целиком по причине спора о количестве военных пайков, положенных варбанде огров.

Роль

Три месяца мы удерживали эту проклятую крепость. Несмотря ни на что, мы отражали всё, что бросал на нас герцог: ополчение, собранное с каждого акра земли в его поместье, тилийских копейщиков и даже его собственных телохранителей. Мы выстояли против всего этого.

Затем появились огры. Я слышал, что огры обошлись герцогу в половину его казны. К тому времени мы с трудом отыскивали старый башмак, чтобы поесть. Но когда огры выстроились в очередь, чтобы штурмовать стены, они выглядели ещё голоднее, чем мы.

Капитан сдался в тот вечер.

К тому времени нас осталось очень мало, а из‑за стен замка доносился хруст костей — так что особого выбора у нас не оставалось. — Сержант Эммануэль Гант, после осады Рокшула.

Людоеды сражаются по всему Старому Свету и за его пределами. Многие смертные расы пытаются завербовать подобных воинов‑ветеранов в свои армии, обещая ограм в качестве платы еду, золото или то, что огры захотят получить в обмен на свои услуги. Для Людоедов важна плата, а не то, с кем им предстоит сражаться. По этой причине некоторые контракты позволяют Людоедам получать в награду павших врагов — лишь в таких случаях количество умерших врагов начинает волновать огров. Со временем у огров может выработаться определённое предпочтение ко вкусу мяса той или иной расы.

Людоеды наследуют культуру разных стран, которые они посещают, но не распространяют по миру свою собственную. Эти наёмники изучают боевые навыки и перенимают стиль одежды, соответствующий странам, в которых Людоеды сражаются в данный момент.

Например, Людоед в Империи может носить бриджи и броское перо, а на груди — пару огромных пистолетов. Или Людоед, нанятый вампирами, может использовать зубные протезы с клыками, чтобы походить на своих работодателей. Людоед, выступающий в поход в джунглях Южных земель, может идти в бой так, как это делают дикие орки, то есть в набедренной повязке небольшого размера, с пластырем на животе и ничем иным, кроме размазанной боевой раскраски. Хотя более цивилизованные люди, возможно, не захотят этого видеть.

Людоеды, как правило, действуют небольшими группами, некоторые из которых годами сражаются друг с другом. Несмотря на свой необычный внешний вид, эти сплочённые банды превосходно умеют разбивать головы. Редко бывает, чтобы два Людоеда в одной варбанде сражались друг с другом или были экипированы одинаково — по этой причине противникам Людоедов приходится иметь дело с ошеломляющим набором различного оружия и боевых приёмов.

Единственными реальными факторами, объединяющими индивидуалистов‑Людоедов, являются их непомерно завышенное чувство собственного достоинства и способность уничтожать разных существ, даже не вспотев.

Когда Людоеды возвращаются в Королевства Огров, они пользуются случаем, чтобы рассказать своим соплеменникам длинные причудливые истории о своих странствиях — некоторые из которых даже правдивы. Несмотря на то что подобные истории утомительны, Тиран всегда рад, если ему выпадает возможность воспользоваться услугами одного или двух отрядов Людоедов, чтобы помочь своему племени. Тиран племени будет поручать Людоедам руководить важными атаками или удерживать жизненно важные части боевого построения.

Людоеды известны своим упрямством и обычно предпочитают сражаться до последнего вздоха, а не спасаться бегством. В конце концов, Людоеды на собственном горьком опыте убедились: если они убегут во время боя, им не заплатят!

Контакт с Людоедами

Обычно огры‑наёмники общаются с представителями других рас лишь на искажённой версии тилийского языка. Этот факт существенно затрудняет генералам других наций отдачу приказов ограм во время сражений.

Но это не единственная проблема для неопытных командиров. Генералы считают, что с наёмниками‑Людоедами в лучшем случае очень трудно иметь дело. Людоеды склонны к ссорам, ленивы, часто попадают в неприятности, сыплют угрозами и затевают драки. Какими бы большими и устрашающими Людоеды ни были, ни одному слиму почти невозможно запугать огра и заставить его делать то, что ему не нравится.

Если только людоеды не прошли через одно или несколько кровопролитных сражений и (временно) не питаются «полевыми пайками», огры редко упускают возможность попросить дополнительную провизию. Многие командиры нанимают лишь одного капитана‑огра за компанию — специально для того, чтобы иметь дело только с одним огром. Они полагают, что таким образом капитанам‑ограм будет легче держать свои войска в узде.

Самые опытные офицеры учатся обращать «приоритеты» своих наёмников‑огров в свою пользу. Мирмидийские стратеги, например, прибегают к такой уловке: намекают, что определённый вражеский полк, возможно, готовится атаковать фургоны с едой. Это неизменно приводит к тому, что огры‑Людоеды делают всё возможное, чтобы найти и уничтожить этого врага.

Учитывая трудности и связанные с ними большие расходы, зачем тогда кто‑то нанимает Людоедов‑наёмников? Одна из весьма веских причин заключается в том, что, когда приходит время, Людоеды очень хороши в своём деле — уничтожении противников.

Утверждение, что огры живут, чтобы сражаться, — не просто трюизм. Рождённые в культуре, где частые конфликты — образ жизни, огры не только преуспевают в сражениях, но и любят их. Опытные наёмники‑огры отточили свои навыки в непрерывных боях с самыми разнообразными противниками, что сделало их ещё более смертоносными воинами.

Огры‑наёмники славятся готовностью сразиться даже с самыми ужасными врагами без малейших колебаний. Хоть огры способны испытывать страх — особенно при столкновении с особенно страшными сверхъестественными противниками, — это скорее дискомфорт, от которого Людоеды быстро избавляются, нежели реальная помеха для борьбы.

Имперская история изобилует рассказами о том, как огры‑Людоеды сталкивались с почти непреодолимыми трудностями и с рёвом бросались в атаку — тогда как другие войска наверняка были бы разбиты. Схоласты предполагают, что подобное поведение огров проистекает из неспособности просчитывать шансы на успех или поражение.

Несмотря на это, Имперская государственная армия долгое время использовала Людоедов как оплот против различных грозных врагов — ядро вокруг которого сплачиваются другие войска.

Природный талант Людоедов к устрашению часто проявляется в том, что огры выступают в качестве телохранителей или «ломателей ног» для преступных группировок. Перспектива встретиться лицом к лицу с врагом, почти вдвое превосходящим человека по размерам, который не только разрубит свою цель на части, но и съест её, делает огров фантастически сильными противниками. За редким исключением (таким как убийцы‑дварфы) ни один солдат никогда не предвкушает встречи с Людоедами в бою.

Некоторые работодатели нанимают огров‑наёмников специально для того, чтобы лишить своих врагов решимости и боевого запала.

Брог Рабовладелец

Брог Рабовладелец, известный среди дварфов Хаоса как Граск Драг (буквально — «торгующий трупами»), — легенда в мире рабовладельцев. Огров‑работорговцев нередко можно встретить в отдалённых уголках мира, но лишь один из них заявляет, что способен порабощать как живых, так и мёртвых.

В прошлом Брог, будучи Людоедом, путешествовал по лесам Старого Света и попал в плен к могущественному некроманту. Однако некромант недооценил силу огра: Брог разорвал прутья клетки, в которой его держали.

Своего пленителя огр обнаружил блаженно спящим в одном из гробов. Брог схватил самый тяжёлый предмет, что оказался под рукой, — кресло — и обрушил его на череп некроманта. Но на этом Брог не остановился: он содрал кожу с трупа некроманта, сделав её своим трофеем.

Пережитые злоключения пробудили в огре жуткий голод. К счастью для него, в тюрьме некроманта содержались и другие заключённые. Съев половину из них, Брог наконец насытился. Оставшихся Людоед заковал в особые цепи, не позволяющие пленникам окончательно умереть и принуждающие существовать в виде нежити. Эти цепи Брог закрепил на своей набрюшной пластине.

Дварфы Хаоса дали огру прозвище не случайно — и дело не только в колдовском трофее. Когда «товар» Брога умирал по тем или иным причинам, он по‑прежнему оставался собственностью Людоеда. Брог Рабовладелец торгует не только живыми, но и мёртвыми, предлагая услуги тех и других тому, кто заплатит достойную цену. Армия призраков и зомби покорно следует за огром по пятам.

Виктор сделал шаг вперёд, подавляя дрожь в руках — не от холода, а от въевшегося в память воя с арены.

— Псионика, С__я. Нам нужно… научиться выдерживать ментальную атаку. Оглушающий вой. Он парализует, сводит с ума.

Павлин остановился, его лицо было бледным.

— Существо на арене… «Безликий Рык». Его крик… Это не просто звук. Он ввинчивается прямо в мозг. Видел, как боец просто… рассыпался? Мы не сможем подойти, не то что сражаться, без защиты.

Соня внимательно смотрела на них по очереди. Её взгляд скользнул по фляге Павлина, задержался на очках Виктора, потом вернулся к их глазам. Молчание затянулось. Она медленно подошла к алтарю, положила на него ладонь. Кристаллы на потолке вспыхнули чуть ярче.

— Шёпот Тени крадёт имя, — наконец заговорила она, не поворачиваясь. — Вой этого… творения… ломает разум. Разные орудия. Общая слабость цели — хрупкость оболочки, что зовётся сознанием. — Она обернулась, её серебряные глаза сверлили Виктора. — Почему вы считаете, что мы обладаем этим знанием? И почему должны им делиться?

Виктор не отводил взгляда.

— Мы видели ваши инструменты. Ржавые кристаллы, что кинули нам культисты на испытании. Они втянули нас в наши же желания. Вы управляете этим. Ты — маг мысли. Вы — Свидетели Десятого, который боролся с системами контроля… а что такое метка, как не контроль над разумом и телом? Вы должны знать, как защитить разум. Или… как его сломать. — Он сделал паузу, подбирая последний аргумент. — Мы — «Тенистые». Члены культа. Мы ищем Источник Молчания для задания Осмира. Источник, который, мы подозреваем, связан с Тенями. С тем… что случилось на линейке. Помоги нам стать сильнее против этого воя, и мы сможем добраться до него. Узнать правду. Ту, которую ищете и вы.

Соня не двигалась, но уголок её губ чуть дрогнул — что-то вроде тени улыбки или гримасы.

— Правда… — она протянула слово. — Она часто требует жертв. Знание — тоже оружие, Ви_тор. Обоюдоострое. — Она вздохнула, почти неслышно. — Десятый учил: «Щит познаётся через меч». Чтобы отразить удар по разуму, нужно понять его природу… и природу своего собственного ума. Готовы ли вы познать свой разум как оружие… и как уязвимость? Готовы к боли? Истинная защита — это дисциплина. Жестокая дисциплина.

— Готовы, — хором ответили они, хотя Павлин невольно сглотнул.

— Хорошо. — Соня вытащила из складок плаща два небольших, холодных на вид кристалла. Не ржавых, как тогда, а прозрачных, с мерцающей голубой сердцевиной. Они напоминали льдинки. — Возьмите. Сожмите в кулаке. Не сопротивляйтесь.

Ледяной холод немедленно проник сквозь кожу, едва их пальцы сомкнулись на кристаллах.

— Найдите внутри себя точку тишины, — голос Сони прозвучал прямо в их головах, минуя уши. — Образ, ощущение, звук… что-то абсолютно ваше, абсолютно стабильное. Зацепитесь за это. Это ваш якорь в шторме.

Виктор мгновенно представил жёсткую, негнущуюся поверхность своего шеста в руках. Павлин сосредоточился на ритмичном падении капель в их насосной станции — кап… кап… кап…

— Теперь… представьте вокруг своего сознания не стену. Стена рухнет под напором. Представьте… сеть. Сложную, подвижную, как паутина из серебряных нитей. Она должна дышать, вибрировать, рассеивать ударную волну.

Давление возникло внезапно. Сначала это был просто навязчивый фоновый гул, словно от трансформаторной будки. Они напряглись, удерживая якорь. Виктор попытался мысленно «сплести» сеть — нити получались толстыми, неуклюжими, как провода.

— Не контролируй каждую нить! — мысленно крикнула Соня. — Дай сети вырасти из твоего якоря! Из твоей стабильности! Как ветви из ствола!

Виктор переключился. Он представил, как от ощущения шеста в руках расходятся тысячи тончайших серебристых лучей, образуя вокруг него сложный, пульсирующий кокон. Стало чуть легче.

У Павлина «капли» начали размываться под нарастающим гулом. Его «сеть» была красивой, текучей, как водопад, но неупругой.

— Твой якорь теряет форму! — предупредила Соня. — Заключи его в сферу! Серебряную, идеально гладкую! Шум бьёт по сфере — она звенит, но не ломается! Твоя сеть — это брызги, отражённые от сферы! Рассеивай энергию через них!

Павлин сжался внутренне, представив капли внутри прочной серебряной сферы в своей груди. Внешняя «водяная» сеть стала резче, отрывистей, как струи фонтана.

Гул превратился в пронзительный визг, скрежет по стеклу. Боль вдавилась в виски. Виктор стиснул зубы, его «сеть» из лучей напряглась, засверкала искрами. Павлин задрожал, его «сфера» зашевелилась, но выдержала. Для него давление трансформировалось в ощущение, будто череп наполняется ледяной водой, которая вот-вот разорвёт его изнутри. Холод кристалла в руках стал почти невыносимым, словно обморожение.

Визг достиг пика. Павлин застонал, его «брызги» захлебнулись. Виктор почувствовал, как его собственная внутренняя энергия, та, что обходит метку, закипает в ответ на давление. Инстинктивно, не думая, он вплел в свою серебристую «сеть» вспышку — не настоящей черной молнии, но её мыслимого образа. Тёмная, жгучая, тихая, она прорезала его ментальную конструкцию.

Пронзительный визг в его голове захлебнулся, на мгновение превратившись в искажённое шипение, словно звук попал в помеху. Давление ослабло.

Визг стих. Соня резко открыла глаза — они оба не заметили, когда она их закрыла. Она пристально смотрела на Виктора. Её лицо было непроницаемым, но в серебристых глазах горел холодный, аналитический интерес.

— …Неожиданно, — произнесла она вслух, её голос звучал слегка хрипло. — Ты использовал свою сущность как… глушитель. Грубо. Опасно. Как кувалда в часовом механизме. — Она подошла к нему почти вплотную. — Эта сила… она хочет вырваться наружу при любой угрозе. Контролируй импульс. Направляй его в сеть, как усилитель упругости, а не как взрывчатку. Иначе сожжёшь мосты в своём же разуме. — Она отступила. — Но… эффективно в данном контексте. Против топора — допустим и молот.

Она забрала кристаллы. Виктор и Павлин опустились на колени, обливаясь холодным потом, с пульсирующей головной болью и тошнотой. Павлин тряс головой, пытаясь избавиться от остаточного звона.

— Боль — это язык, на котором ум учится выживать, — констатировала Соня без тени сочувствия. — Вы продержались, но этого недостаточно для борьбы с мутантом. Продолжим наши тренировки потом.

Она уже растворялась в тени у стены, когда её голос донёсся, как эхо:

— Вы искали в кабинете Языковой… Розы. Красивые цветы. Но даже самый прекрасный бутон вянет, когда корни его пьют тлен. Ищите глубже… под корнями.

И прежде чем они успели что-то спросить или осмыслить сказанное, её силуэт исчез, оставив лишь запах озона и ледяное эхо её слов в их измученных головах.

Виктор с силой провёл ладонью по лицу, словно пытаясь стереть остатки ледяного касания псионики. Голова раскалывалась.

— Никогда ещё мои собственные мысли не причиняли такой боли, — его голос прозвучал хрипло и глухо в ледяной пещере. — Как будто мозг вывернули наизнанку, поскребли по нему наждаком и запихнули обратно.

Павлин, всё ещё сидя на корточках, сгорбился и сжал виски пальцами.

— Зато теперь я прекрасно понимаю, что почувствовала бы рыба, если бы её взорвали изнутри глубинным зарядом, — простонал он. — Всё гудит. Даже ресницами моргнуть — больно. И этот её «якорь»… Я едва удержался. Чуть не превратил свои капли в цунами, которое смыло бы меня самого.

Он поднял на Виктора воспалённый взгляд.

— А ты… что это было в конце? Я почувствовал… всплеск. Тихой, чёрной тишины. Давление вдруг схлынуло. Ты что, разрубил её атаку?

Виктор медленно выдохнул, разминая онемевшие пальцы.

— Не разрубил. Создал помеху. Моя сила… она реагирует на угрозу. Даже мысленную. Я просто… позволил ей ответить. В виде образа. Темноты, поглощающей звук. Соня права — это грубо. Опасно. Но сработало.

— Сработало, — с горькой усмешкой повторил Павлин, с трудом поднимаясь на ноги. — Она назвала это «молотом против топора». Звучит как сомнительный комплимент. Как будто я изящной фехтовальной шпагой пытался отразить таран, а ты просто взял и обрушил на него скалу. Неспортивно.

— Здесь не до спорта, — отрезал Виктор, тоже поднимаясь. Его взгляд упал на камень-алтарь, где секунду назад лежали кристаллы. — Речь идёт о выживании. Чтобы подобраться к тому… чудовищу… нам нужен и твой «фонтан», и мой «молот». И ещё десяток таких тренировок. Если, конечно, она не передумает и не сочтёт меня слишком «опасным» для своих часовых механизмов.

Он помолчал, вглядываясь в тень, где исчезла Соня.

— Но это не главное. Ты слышал, что она сказала в конце? Про розы.

Павлин мрачно кивнул, потирая виски.

— Слышал. «Ищите глубже… под корнями». Звучало как угроза. Или предупреждение. Опять эти её загадки. Как будто просто сказать «копай пол в кабинете» — ниже её достоинства.

— Или она не может сказать прямо, — задумчиво произнёс Виктор. — Боится чего-то. Или кто-то запрещает. Но она дала направление. «Под корнями». Это может быть метафора. Или… буквально.

Он посмотрел на Павлина, в глазах загорелся знакомый одержимый огонёк, который тот знал слишком хорошо.

— Пол. Мы не смотрели пол. Мы искали в ящиках, на полках. Но если там есть люк… или если нужно снять напольную плитку…

— Эй, подожди, — Павлин поднял руку, словно пытаясь остановить поток мыслей. — Мы едва держимся на ногах после того, как наша собственная голова пыталась нас убить. А ты уже рвёшься на новое свидание с той… с той училкой, от которой пахнет смертью и мёртвыми розами? Может, сначала вернёмся на станцию? Выспимся. Придём в себя. Решим, что делать с этой тварью на арене. Потом уже будем ломать полы.

Виктор на мгновение задумался, затем кивнул, смирившись с доводами.

— Ладно. Ты прав. Сегодня мы и так прошли через слишком многое.

Он сделал последний взгляд вокруг пещеры, на мерцающие кристаллы и плоский камень.

— Но она знает больше, чем говорит. О Языковой. О Зое. Обо всём. Она проверяла нас сегодня не только на прочность. Она смотрела, на что мы способны. Что мы можем… проглотить.

— Отлично, — буркнул Павлин, уже двигаясь к выходу. — Значит, я был сегодня главным блюдом. Надеюсь, я ей не понравился. Идём уже. Здесь до сих пор пахнет озоном и болью. А мне это напоминает о линейке.

Они вышли из святилища, оставив за ними тишину и невысказанные вопросы, витавшие в холодном воздухе, тяжёлые и нерешённые.

***

Прошло две недели. Ледяное безмолвие святилища сменилось новым, более гнетущим звуком — ровным, монотонным гулом, исходившим от самих кристаллов в потолке. Он не был громким, но впивался в кости, в зубы, в самое нутро, вызывая тошнотворную вибрацию. Воздух струился маревами, искажая очертания алтаря и стен, словно они находились на дне колодца, полного тягучей, мерцающей жидкости.

Виктор и Павлин стояли спиной к спине в центре пещеры. Их лица были сосредоточенны, тела напряжены, но без прежней панической дрожи. На их висках и запястьях были закреплены тонкие серебряные обручи, испещрённые мельчайшими рунами, — новые фокусы, созданные Соней для этой фазы тренировок. Обручи мерцали в такт гулу, то затухая, то вспыхивая ярче.

Её голос прозвучал прямо в их сознании, холодный и безличный:

Гул — это не атака. Это фон. Реальность, в которой вам предстоит действовать. Ваш разум должен научиться игнорировать его, как игнорирует биение собственного сердца. Но сегодня… сегодня атака придёт иначе.

Виктор мгновенно активировал свой «якорь» — не просто образ шеста, а его точный вес, шероховатость бамбука, упругость при ударе. Вокруг этого ядра его сознание сплело уже привычную, отточенную сеть из серебристых лучей. Она пульсировала, рассеивая назойливый звук, превращая его в фоновый шум.

Павлин сделал глубокий вдох. Внутри него сомкнулась идеальная серебряная сфера, внутри которой ритмично падала единственная, вечная капля. Вокруг сферы взметнулись, замерли в воздухе и снова рухнули тысячи мельчайших водяных брызг — его «сеть», готовая принять и рассеять удар.

Атака пришла не в виде звука.

Она пришла в виде запаха.

Сначала это был едва уловимый, сладковатый аромат тления. Пахло мокрой землёй, гниющими листьями и чем-то пряным, приторным. Запах нарастал, заполняя ледяную пещеру, протискиваясь сквозь ментальные сети, не поддаваясь рассеиванию.

Обоняние — древнейшее чувство. Оно обходит логику, бьёт прямиком в инстинкты. В память тела — голос Сони был ровным, как скальпель.

Виктор почувствовал, как его желудок сжимается. Запах был… знакомым до тошноты. Таким пахло в мастерской отца после «тихого дня» — когда Дмитрий Таранис часами молча чинил какую-нибудь дрожащую, сложную механику, и воздух густел от запаха машинного масла, озона и немой, гнетущей тревоги. К этому теперь примешивался едкий, обжигающий нос запах перегретого металла и… палёной кожи. Его кожи. В Атриуме Стихий, при его первом неуправляемом всплеске, когда чёрная молния едва не выжгла ему ладони. Его сеть дрогнула. Лучи поплыли, закручиваясь в спирали, похожие на дым от испепелённой плоти.

Рядом с ним Павлин застонал. Для него запах был иным — густым, затхлым, невыносимым. Пахло ржавой водой и гниющими водорослями на дне заброшенного резервуара насосной станции до того, как они её отвоевали и очистили. Пахло страхом утопленника, тем животным ужасом, который он, маг воды, подавлял глубже всего. И поверх этого — резкая, унизительная нота дезинфектора и моющего средства, которым пахло в казармах Легиона после его провала на вступительных испытаниях, когда мать молча, с холодным разочарованием в глазах, забрала его домой.

— Нет… — выдохнул Павлин. Его водяные брызги застыли, превратились в хрупкие, безжизненные сосульки.

Якорь. Держись за якорь. Это не реальность. Это мираж, выдернутый из вашей же памяти.

Виктор с силой вцепился в образ шеста. Он представлял, как обхватывает его пальцами, как бамбук впивается в кожу. Запах отступал на мгновение, потом накатывал с новой силой. К нему примешивались другие воспоминания. Запах тлена с Перекрёстка Костей. Запах гари от портсигара Евгения.

Внезапно запахи сменились. Теперь пахло ржавчиной и стоячей водой. Пахло их насосной станцией. Но не уютным убежищем, а сырым, затхлым склепом. Пахло страхом и одиночеством.

И тогда, сквозь этот кокон из запахов, пробился вкус.

Горький, металлический вкус крови на губах. Вкус поражения.

Виктор почувствовал его на языке — яркий, отвратительно настоящий. Это был вкус после его первого падения в ЛМД. Вкус после драки с Евгением в переулке.

Он едва сдержал тошноту, сглотнув горькую слюну. Его серебристая сеть порвалась в нескольких местах, и в бреши хлынул кошмарный коктейль из запахов и вкусов.

Он не просто оглушает. Он отравляет. Он вползает в вас через все щели. Ищите источник! Источник искажения! Это не ваше прошлое — это паразит, питающийся им!

Павлин, бледный как полотно, шатко опустился на одно колено. Его сфера дала трещину. Серебряные брызги рассыпались в прах.

— Не могу… — хрипел он. — Он везде… Я чувствую его… в лёгких…

Виктор зажмурился. Он пытался отгородиться, но атака была тотальной. Она была внутри. И тогда он сделал то, чему научился за эти недели. Он не стал выставлять новый барьер. Он позволил ей быть.

Он принял вкус крови. Принял запах смерти. Принял страх. Он пропустил это через себя, не сопротивляясь, наблюдая со стороны, как за посторонним явлением. И в центре этого хаоса, непоколебимым, оставался его якорь — шест. Твёрдый. Реальный. Неподдающийся.

И сквозь принятие он почувствовал это. Тончайшую, чужеродную ноту в этом симфоническом кошмаре. Не его память. Не память Павлина. Нечто иное. Холодное, бездушное, механическое. Навязанное.

Он сосредоточился на этой ноте. Это был едва уловимый привкус меди и статики, скрытый за вкусом крови. Запах остывшего металла, маскирующийся под запах ржавчины.

Есть! — мысленно крикнул он, направляя не крик, а импульс — острый, сфокусированный луч внимания — в ту самую точку искажения.

Его ментальная сеть, всё ещё пульсирующая, среагировала мгновенно. Она не стала атаковать. Она запеленговала. Тысячи серебристых лучей сошлись в одной точке перед ним, обозначили её как чужеродный объект в поле их общего восприятия.

Это длилось долю секунды. Но этого хватило.

Запахи и вкусы вздыбились, зашумели, словно разгневанный рой, и... Исчезли.

Гул кристаллов стих. В святилище воцарилась оглушительная, благословенная тишина.

Виктор открыл глаза. Он дышал тяжело, как после спринта. Рубашка прилипла к спине. Рядом Павлин, всё ещё стоя на колене, вытирал рот тыльной стороной ладони, с отвращением глядя на неё, как будто ожидая увидеть там кровь.

Из тени у стены бесшумно вышла Соня. На её лице не было ни одобрения, ни порицания. Только холодная констатация факта.

— Достаточно, — произнесла она вслух, и её обычный голос после мысленного показался странно грубым и материальным. — Вы определили эпицентр заражения восприятия. Слабо, с опозданием, но смогли локализовать. Для Рыка этого хватит.

Павлин медленно поднялся на ноги.

— «Хватит»? — его голос сорвался на хрип. — Он… оно будет вонять и заставлять меня чувствовать вкус крови? Прямо в голове?

— Его вой — это не просто звук, — ответила Соня, подходя ближе. Её глаза скользнули по его серебряным обручам. — Это пси-вирус. Он инфицирует сознание, заставляет его воспроизводить самые уязвимые воспоминания, самые сильные страхи, облекая их в наиболее доступную для жертвы форму — звук, запах, тактильные ощущения. Вы не сможете полностью заблокировать его. Ваша задача — распознать момент заражения, локализовать его и продолжать действовать, несмотря на боль и отвращение. Вы не поддались панике. Вы нашли источник. Этого достаточно, чтобы ваш разум не рассыпался в прах в первые же секунды. Этого достаточно, чтобы нанести ответный удар.

Она провела рукой по воздуху, и обручи на их запястьях расстегнулись и бесшумно упали на ледяной пол, превратившись в мелкую серебряную пыль, которую тут же унёс невидимый вихрь.

— Тренировки окончены. Вы достигли потолка своей текущей формы. Дальнейший рост потребует… иных методов. Более жёстких. Но в них нет необходимости для вашей текущей цели.

Виктор перевёл дух, выпрямляясь во весь рост.

— А если он… если оно будет атаковать иначе? Не так, как ты?

Соня почти улыбнулась. Почти.

— Мутант — это примитивное орудие. Умное, смертоносное, но лишённое тонкости. Его атака груба и предсказуема. Оно не станет изобретать новые формы пыток. Оно будет бить в одну точку — вашу самую большую слабость — снова и снова, пока вы не сломаетесь. Вы доказали, что можете выдержать первый удар. Сломаетесь ли вы при десятом — зависит только от вашей воли. Моя работа — дать вам инструмент. Как вы им распорядитесь — ваша ответственность.

Она повернулась, чтобы уйти, но Виктор сделал шаг вперёд.

— С__я. Спасибо.

Она замерла, не оборачиваясь.

— Не благодарите. Я не из альтруизма. Сильные, трезвомыслящие союзники — редкость в этих туннелях. Вы инвестиция. Дорогостоящая и рискованная. Я надеюсь, вы её оправдаете.

— Мы оправдаем, — твёрдо сказал Виктор. — Мы найдём этот Источник.

— Убедительнее звучало бы, если бы вы сказали это, не смердя страхом и желудочным соком, — холодно парировала она и снова стала растворяться в тени. — И постарайтесь не умереть. Это было бы… крайне нецелесообразно.

Она исчезла. В святилище снова воцарилась тишина, теперь уже не давящая, а почти мирная. Ледяной воздух очищал лёгкие от призрачных запахов смерти.

Павлин тяжело вздохнул.

— «Инвестиция». Приятно знать, что твою жизнь ценят ровно в той мере, в какой её можно списать на убытки. — Он потрогал свой висок, будто проверяя, на месте ли голова. — Но она права. Я… я почти видел ту самую рацию. Слышал треск. Это было ужасно.

— Но ты выстоял, — сказал Виктор, кладя руку ему на плечо. — Мы выстояли. Мы смогли найти источник. Это главное.

— Да, смогли. Потому что ты его нашёл. Я просто… не развалился окончательно.

— Этого было достаточно. Моя сила… она лучше чует подвох. Фальшь. А это была чистой воды фальшь. — Виктор посмотрел на то место, где исчезла Соня. — Она не просто так сменила тактику. Она готовила нас именно к этому. К тотальной атаке на чувства. К принятию и анализу. Не к сопротивлению.

Павлин мрачно кивнул.

— Что ж, я теперь точно знаю, что буду чувствовать, когда этот Рык начнёт на нас выть. Осталось только не сойти с ума от этого и успеть воткнуть в него этот долбанный резец. — Он вздрогнул. — Просто напоминаю, что он размером с телегу и запросто может оторвать нам головы. Внезапно ментальная атака кажется не такой уж и большой проблемой.

— Одна проблема за раз, — Виктор повернулся к выходу. — Сначала мозги, потом мышцы. Идём. Нам нужно проверить тайник. И… подготовиться ко Дню Фидерума.

Они молча вышли из святилища Последователей Десятого. Холод пещеры сменился прохладой осенних тоннелей. Они шли, и каждый про себя прокручивал только что пережитый кошмар, пытаясь приручить страх, превратить его в холодную решимость. Они знали, что их ждёт. Они были к этому готовы. Насколько это вообще было возможно.

Хотите поддержать автора? Поставьте лайк книге на АТ.

Всем привет от Милуна. Благодаря всем манипуляциям, он совсем оперился. Стал ругаться со мной, драться, царапаться. Но совсем скоро он будет сидеть в камере во время то ингаляции и мои руки не будут страдать.

891 бездомных хвоста нашли свой дом

1 720 кошки стерилизовано

https://t.me/irescue - мой телеграм канал с уютным чатом и большим количеством котиков и общения на разные темы