Чёрное море, октябрь 1791 года

Бригантина «Святая Мария» возвращалась из рискованного разведывательного рейда вдоль османских берегов. Задание было выполнено, но цена оказалась высокой: несколько стычек с береговой стражей, потеря двух матросов, а под конец – внезапный осенний шторм, отбросивший судно далеко в открытое море. Теперь корабль блуждал в непроглядном, влажном тумане. Компас вел себя странно, а знакомые звезды скрылись за пеленой. В воздухе витало напряжение, густое, как смола.

Капитан Федор Игнатьев, грузный, седовласый ветеран с лицом, изрезанным морскими ветрами, стоял на шканцах, вглядываясь в молочную пустоту. Его беспокоило не только положение судна. Он чувствовал ропот, ползущий из трюма, из кубрика. Матросы, измотанные долгим плаванием и испуганные неведомыми водами, шептались. Их страх искал виноватого. Капитан знал, на кого в конечном итоге укажет главный заговорщик – его первый помощник, молодой карьерист, лейтенант Жданов.

«Я для него, как кость в горле, давненько он меня подсиживает, да только повода не было». – думал Игнатьев.

А неделю назад такой повод нашелся, тогда то все и началось. Корабль возвращался в Тавриду, солнце клонилось к горизонту, когда на носу закричали: «Человек за бортом!». Капитан выбежал из каюты и опершись на борт, увидел, как фигура человека лежала на узком выступе у подножия мрачных скал, среди обломков разбитой турецкой фелюги.

«Спустить вельбот. Пусть гребцы подойдут к скалам с подветренной стороны и возьмут того человека. Действовать осмотрительно – место гибельное» – скомандовал он.

Когда беднягу приволокли на палубу, им оказался юноша лет восемнадцати, в изодранных лохмотьях. Его кожа была удивительно чистой, без привычных моряцких шрамов и отметин, лишь следы от веревок на запястьях да синяки. Корабельный лекарь Иван Астафьев осмотрел его и констатировал: «Удивительно, но юнец жив, его сердце бьется и дыхание ровное, сейчас ему надо хорошо отдыхать, и поить водой с сахаром по чайной ложке в час».

Капитан распорядился, чтобы юношу отнесли к нему в каюту и положили на его кровать. Он лично поил его с ложки, а сам дремал в кресле и пристально вслушивался в ритм его дыхания. Парень до боли напоминал погибшего капитанского сына. И темными ночами, когда вся команда ложилась спать, Игнатьев осторожно подходил к кровати, гладил черные, как смоль волосы, и соленая, как морская вода, слеза катилась по его морщинистой щеке.

Когда мальчик очнулся, выяснилось, что он не помнит ни своего имени, ни как оказался среди этих скал. Одним вечером, он долго молча смотрел на Игнатьева, а потом произнес хрипло, но четко:

«Вы спасли меня, навеки я ваш должник и слуга. Дайте мне имя сами, какое вашей душе угодно».

«Пусть будет Лука», – сказал Игнатьев.

Он позволил парню остаться при себе, сделал своим вестовым.

Лука был тих, неприметен, работал молча и исправно. Но его преданность капитану была абсолютной, почти животной. Он всегда находился где-то рядом, ловил каждый взгляд Игнатьева, подносил ему трубку и чашу с водой раньше, чем тот успевал попросить.

Однако, с появлением Луки на корабле, за бортом разлился густой и непроглядный туман. Капитан и штурман Кройц непонимающе смотрели на карты и удивлялись тому, что они ещё не достигли земли. По прогнозам они уже два дня тому назад должны были зайти в Севастополь. Приняли решение лечь в дрейф, звонить в колокол каждые два часа и пристально слушать. Игнатьев запретил разговаривать на корабле, кроме как в случае необходимости, чтобы в случае чего услышать скрип другого корабля или рокот волн о скалы.

Начались брожения. Жданов, первый помощник, открыто презирал «капитанского найденыша» и шептал матросам, что это «нечисть, поднятая с проклятых камней», что это он навел на них туманы и беды.

Лука же не обращал на это внимания. Его мир сузился до палубы, каюты и фигуры капитана. Он не знал, кто он был раньше. Пустота в памяти не пугала его; она была преддверием новой жизни, цели, которую он инстинктивно ощущал – служить и защищать. Он был просто спасенным, обязанным жизнью.

Бунт вызрел быстро, как гнойник. Жданов, умело играя на суевериях и усталости команды, убедил достаточное людей, что их спасение – сбросить старика и его пса в море.

«Мы должны отдать морю его добычу! Поэтому оно злится на нас! Капитан украл его жертву!» – шептал он неграмотным матросам по ночам в трюме.

Нападение произошло на рассвете следующего дня. Вооруженные тесаками и пистолями заговорщики во главе с Ждановым ворвались в кормовую надстройку. Капитан Игнатьев, услышав грохот, схватился за свой палаш, но понимал – шансов мало. Он обернулся к Луке, который, как всегда, молча стоял в углу каюты.

«Лука, вон, через кормовое окно! Спасайся! Я задержу их, ты садись на шлюпку и плыви по правый борт от корабля, там по расчетам земля» – приказал капитан.

Но Лука не двинулся с места. Его лицо, обычно бесстрастное, исказила простая, ясная мысль: сейчас убьют капитана. А он, Лука, дал слово. Слово – это все, что у него есть.

«Я никуда не уйду! Я буду защищать вас, капитан! Пока не упаду без сил! Пока последняя капля крови не окропит палубу! Пусть все вас предали, но я с вами, капитан!»

Он схватил саблю со стены и встал между Игнатьевым и распахнутой дверью, в которой уже маячила фигура Жданова.

«Вот он, оборотень! – закричал лейтенант, его глаза блестели лихорадочным блеском. – Прочь с дороги!»

– Пока я жив, ты не пройдешь, падаль! - взревел Лука.

Жданов выстрелил почти в упор. Вспышка, грохот, едкий дым. Лука почувствовал страшный, жгучий удар в грудь. Он услышал сдавленный крик капитана за своей спиной. Мысль пронеслась четко и холодно: «Всё. Я умираю. Но… я встал на пути. Я попытался».

Он ждал, что его отбросит, что темнота нахлынет сразу. Но ничего не происходило. Только жгучая боль, но и она, странным образом, была локализована, будто не внутри, а на поверхности. Он посмотрел вниз. На его рваной рубахе зияла дыра от пули, вокруг нее быстро расползалось алое пятно. Он коснулся пальцами раны. Больно. Но… сердце билось ровно и сильно. Ноги не подкашивались. В голове не было ни слабости, ни тумана.

Недоумение, чистое и детское, отразилось на его лице. Он встретился взглядом с Ждановым. На лице лейтенанта застыла гримаса торжества, сменившаяся растерянностью, а затем – животным страхом. Пуля должна была вырвать кусок спины, свалить этого юнца с ног. Но он стоял. Стоял и смотрел.

– Что за чёрт… – выдохнул кто-то из матросов.

Жданов, побледнев, взвёл курок другого пистоля.

– Нечисть! Стреляйте в него! Рубите!

Это был сигнал. Они набросились все разом. Лука не умел фехтовать. Он просто отбивался. Первый удар тесака он принял на клинок, второй – скользнул по его предплечью, рассекая кожу и мышцы до кости. Боль взорвалась новым огнём. Третий матрос ткнул в него багром, острие вошло в бок. Лука застонал, но не отступил ни на шаг. Он бился, как загнанный волк: без искусства, с одной лишь слепой, яростной решимостью стоять между капитаном и этой безумной толпой. Каждый удар, каждое ранение должны были стать для него последними. Но он продолжал дышать. Продолжал двигаться. Его тело гнулось под ударами, но не ломалось. Кровь лилась ручьями, заливая пол, но сила не покидала его мышцы.

Он видел, как Жданов, поняв, что обычные раны не останавливают эту живую плоть, рванулся в обход, к капитану. И в этот миг что-то в Луке окончательно оборвалось. Не страх. Не боль. Какое-то последнее ограничение. Он повернулся к лейтенанту, и тот застыл, увидев его лицо. Лицо было бледным, залитым кровью и потом, но глаза… Глаза горели холодным, нечеловеческим светом. В них не было ни злобы, ни отчаяния. Только бесконечная, непоколебимая воля.

– Я… сказал… – прохрипел Лука и двинулся вперёд.

Он шёл прямо на Жданова, не обращая внимания на удары, которые наносили ему в спину оставшиеся матросы. Он шёл, как воплощённая клятва, которую нельзя нарушить. Жданов выстрелил ему в грудь снова. Лука качнулся назад, на его рубахе разгорелось новое алое пятно, но шаг не прервался. Его рука с саблей взметнулась и опустилась на предателя с чудовищной силой.

Больше лейтенант Жданов никогда никому не угрожал.

Увидев падение своего предводителя, а главное – вид этого окровавленного, но не падающего защитника, оставшиеся матросы дрогнули. Их звериная храбрость в миг испарилась, столкнувшись с чем-то по-настоящему необъяснимым и страшным. С диким воплем они бросились прочь из каюты, давя друг друга в дверях.

Лука стоял, тяжело дыша. Вся его одежда была изодрана и пропитана кровью. Пол вокруг него был скользким от неё. С десяток ран – от пулевых до глубоких резаных – зияли на его теле. Он чувствовал каждую. Но он также чувствовал странное, глубинное тепло, исходившее из самой его середины. Оно стягивало плоть, замедляло кровь. Он не понимал, что это. Он знал только, что капитан жив. Значит, он выполнил свою клятву.

Капитан стоял, прислонившись к столу, его лицо было белым как мел, в глазах читался не столько страх, сколько потрясение от увиденного.

«Лука… что… что с тобой?» – сдавленным голосом спросил Игнатьев.

Лука посмотрел на свои окровавленные руки. Он не знал. Абсолютно. Он только чувствовал странную, глубинную связь с камнями, на которых его нашли. И с человеком перед ним. Он опустился на колени, не из почтения, а потому что ноги вдруг задрожали – не от слабости, а от осознания произошедшего чуда.

«Я… защитил, капитан?» – спросил он тихо, все еще не веря.

Капитан Игнатьев медленно кивнул. Он подошел, тяжело опустил руку на его плечо, не боясь крови.

«Защитил, парень. Слишком хорошо».

На палубе стихли последние крики. Мир на корабле был мертв. Оставшиеся в живых бунтовщики сели в шлюпку и уплыли прочь.

Лука не пытался их остановить.

Капитан обессилено опустился в кресло, а Лука, словно пёс, сел подле него на пол. Старый морской волк сидел не шевелясь, лишь иногда поглаживая Луку по голове.

Корабль тихо плыл в молочной пелене, свечка на столе давно истлела, рука капитана на плече Луки отяжелела, а голова опустилась на грудь.

Голод мучил Луку, но не убивал. Жажда терзала, но не иссушала. Раны, которых было много, затянулись, не оставив и следа. Время потеряло власть над его телом. А он только и делал, что сидел возле своего хозяина и смотрел на дверной проем. И горе тому, кто решится подняться в каюту капитана Игнатьева без приглашения и потревожить его вечный покой.

Говорят туманным осенним утром, около Севастополя, заплутавшие моряки иногда могут увидеть вдалеке силуэт старинной бригантины. Те, кто видит её говорят чудную присказку, которой их научили полуслепые и хромоногие старцы в порту:

«Лука будь спокоен, капитана не тронем».

Обычно после этих слов туман начинает постепенно растворяться, силуэт бригантины тает вдалеке и мореходы вновь находят путь к суше.

Вы когда-нибудь тратили годы своей жизни на кого-то только для того, чтобы понять, что всё это было ненастоящим?

Мы познакомились с Эндрю, когда мне было 22 года, и я работала барменом в захудалом баре. Он был невероятно общительным человеком, который без особых усилий поднимал настроение всем, кто находился в радиусе пяти метров от него. Благодаря Эндрю одинокая смена в конце рабочего дня во вторник прошла весело, а после работы мы встретились, чтобы выпить кофе и съесть вафли в ближайшей закусочной.

Химия между нами не была похожа ни на что из того, что я испытывала раньше, и вскоре мы начали встречаться. Эндрю стал моей опорой, когда весь остальной мир погружался в хаос. Он разделял мою любовь к малобюджетным фильмам ужасов, а я, после нескольких недель уговоров, согласилась разделить его страсть к прогулкам на свежем воздухе.

Эндрю был душой компании, и хотя бывали моменты, когда мне хотелось остаться дома и посмотреть какой-нибудь слэшер, он дразнил меня за то, что я домоседка, и вытаскивал из дома, чтобы встретиться с кем-то из своего нескончаемого круга общения и поиграть в боулинг, лазертаг, устроить вечеринку или, что он любил больше всего, отправиться в ночной поход по лесу, который находился за тем дерьмовым баром, где я работала, когда мы познакомились.

Я уволилась через полгода после знакомства с Эндрю, и это стало для меня важным шагом. Благодаря его поддержке и вере я начала свой бизнес в сфере, которая мне действительно нравилась. Хотя денег хватает не всегда, я люблю свою работу, и даже в самые трудные дни это всё равно лучше, чем убирать за теми, кто слишком много выпил.

На 40-летнем юбилее фильма «Шоу ужасов Рокки Хоррора» Эндрю сделал мне предложение во время сцены «Чёрт возьми, Джанет». Его друзья, с которыми мы быстро нашли общий язык, кричали и аплодировали нам, а после шоу пригласили отпраздновать это событие. С той случайной встречи двумя годами ранее моя жизнь стала настоящим раем. Работа, которой я занималась, приносила удовлетворение, у меня появилась потрясающая компания друзей, и я обручилась с самым лучшим мужчиной из всех, кого я встречала.

— Эй, я нашёл идеальное место для пикника и похода, —  сказал Эндрю, когда я доставала последнюю партию белья из древней сушилки в его подвале.

— Я надеялась, что мы сможем просто остаться дома, Энди. С тех пор как я переехала, кажется, что мы не останавливаемся ни на минуту.

Устало ответила я, но предложение меня не разозлило. После помолвки я переехала в дом Эндрю с двумя спальнями. Тут было уютно, но постоянно возникали какие-то мелкие проблемы, которые нужно было решать. Учитывая наш рабочий график, казалось, что в сутках никогда не хватит времени, чтобы исправить все недочёты в доме.

— Да ладно тебе, Кристи, — сказал он, обнимая меня и целуя в шею. — Разве не здорово было бы провести эти три выходных дня вместе, никуда не торопясь?

— М-м-м, — застонала я, когда его мягкие губы коснулись моей шеи. — Хорошо, думаю, было бы неплохо провести время вдвоём.

Несмотря на то, что мы стали жить вместе, у нас почти не было времени на себя. Друзья постоянно приглашали нас к себе, чтобы отпраздновать помолвку и предложить помощь в подготовке к свадьбе. Из-за этого у нас почти не оставалось времени друг на друга, и было бы здорово побыть наедине на природе.

— Там, куда мы направляемся, есть небольшой родник с несколькими укромными уголками, скрытыми от основных троп, — сообщил мне Эндрю, торопливо складывая необходимое в походную сумку. От озорного выражения его лица я покраснела.

— Энди, непослушный мальчишка, — сказала я, игриво шлёпнув его по заднице. Он в ответ ущипнул меня, перекинул сумку через плечо и чуть ли не потащил меня к машине.

Во время трёхчасовой поездки в национальный парк, я задремала. Когда мы, наконец, приехали, Эндрю разбудил меня с воодушевлённым выражением лица.

— Вот они, километры троп. Возможность по-настоящему слиться с природой. — просиял он, и я улыбнулась в ответ.

— Откуда ты вообще узнал об этом месте? — спросила я, протирая глаза, чтобы окончательно проснуться.

— Сэм и Фрэнки рассказывали об этом, когда мы в последний раз ходили в боулинг, помнишь?

— На самом деле, учитывая, сколько у нас друзей и сколько идей мы обсуждаем, сложно уследить за всем.

— К счастью для тебя, у меня стальная клетка для разума, — ответил он, легонько постучав пальцем по виску.

— Скорее, ржавый медвежий капкан, — подразнила я его, изображая руками закрывающийся механизм.

Мы посмеялись, прежде чем припарковаться и отправиться в поход. Эндрю запланировал долгую прогулку, которая должна была привести нас обратно к машине до наступления темноты. Я была рада, что надела старую одежду, чтобы не испачкаться в грязи. Когда я спросила, кто будет вести машину обратно домой после целого дня похода, он успокоил меня, пообещав, что мы остановимся в мотеле, который проехали за двадцать минут до прибытия. Место, которое я бы увидела, если бы не заснула. Обрадовавшись его словам и тщательно продуманным планам, я отправилась с Эндрю в лес, чтобы провести день вдвоём.

— Разве это не тот же наряд, в котором ты была, когда мы познакомились? — спросил Эндрю, жадно разглядывая меня с головы до ног.

— Да, я подумала, что можно просто надеть что-нибудь старое, раз уж мы собираемся в сложный поход, — ответила я и щёлкнула пальцами, чтобы привлечь его внимание.

Мы оба рассмеялись и пошли дальше по тропинке.

Во время похода я заметила одну странную вещь: вокруг не было других людей.

— Я думал, ты хочешь провести время со мной, а не с толпой незнакомцев, — сказал Эндрю, когда мы остановились на вершине утёса, у старого столика для пикника, предназначенного для отдыха перед спуском к источнику.

— Конечно, я хочу провести время без других людей, но мне кажется странным, что за всё время, что мы здесь, мы больше никого не встретили. Я имею в виду, что сейчас выходные, и было бы логично, что мы встретим ещё каких-нибудь любителей дикой природы или родителей, которые тащат своих детей куда-то, чтобы хоть раз в жизни отдохнуть от гаджетов.

— Здесь довольно обширная территория, мы, наверное, проходили мимо других, но просто не замечали, — сказал Эндрю, поставив сумку на стол и потянувшись. Улыбка растеклась по лицу, когда он снял рубашку и размял затекшие мышцы. Я сделала несколько шагов и поцеловала его, прежде чем снова заговорить.

— Давай сфотографируемся, — сказала я, прислонившись к нему и доставая телефон из кармана.

Когда Эндрю обнял меня, я подняла телефон и сделала снимок. Хотела сделать ещё один, но из-за ближайшего дерева выскочил крупный олень, напугав нас. Я как в замедленной съёмке наблюдала, как телефон выскользнул из рук и полетел вниз по склону в неумолимые объятия пропасти. Раздался слабый треск, и я почувствовала, как сердце ушло в пятки.

— Блять, блять, блять, я уронила свой сраный телефон! Из-за тупорылого оленя я уронила телефон! Чёрт возьми, я могла бы прикончить эту грёбаную тварь! — в отчаянии выкрикнула я.

— Ого, кажется, ты нарушила одну из заповедей, — сказал Эндрю, положив руку мне на плечо.

— Я рада, что ты считаешь это шуткой, Эндрю.

— Я не пытаюсь шутить по этому поводу. Я уверен, что мы сможем восстановить все фотографии с твоего телефона, к тому же он всё равно старый. Я почти уверен, что он у тебя с тех пор, как мы познакомились. Знаю, что ты давно хотела его обновить, но у тебя не было такой возможности. — Он сказал это настолько дипломатично, насколько мог.

Мы спустились туда, куда, как мы были уверены, упал телефон, и, к счастью, смогли его найти. Телефон упал прямо в мягкие объятия камней и веток, и разбитый экран был более чем красноречивым доказательством того, что гаджет теперь бесполезен. Эндрю достал пластиковый пакет, в котором когда-то был перекус, положил в него разбитый телефон и убрал в походную сумку.

— Завтра первым делом пойдём и купим тебе новый телефон. Самый лучший, какой только есть, даже если для этого мне придётся продать почку, — сказал Эндрю, пытаясь меня подбодрить. Он явно понимал, как я расстроена из-за того, что теряю воспоминания о нашей совместной жизни, которые хранились в телефоне.

Мы продолжили путь к источникам, перейдя по старому деревянному мосту, который скрипел и стонал при каждом нашем шаге. Всё то короткое время, что мы шли по нему, я была на взводе от ощущения, что мост может рухнуть в любой момент.

Когда опасность миновала, мы направились к источнику, расположенному у подножия утёса. Журчание воды, вытекающей из источника и падающей на камни внизу, создавало безмятежный фон, дополняемый шелестом ветра и хрустом листьев и веток.

Наклонившись вперёд, Эндрю сложил ладонь лодочкой и поднёс к губам, чтобы отпить родниковой воды.

— Уверен, что тебе стоит это пить? — спросила я, размышляя о том, что может содержаться в этой воде.

— Ты пьёшь воду, в которой содержатся миллионы микрочастиц пластика. По крайней мере, эта вода прямо из источника, — ответил Эндрю, умываясь родниковой водой. — Знаешь, здесь есть небольшой выступ, на который мы могли бы... — Эндрю замолчал и сделал жест рукой.

— Я не в настроении. Я всё ещё злюсь из-за того, что уронила телефон, и не думаю, что сейчас подходящее для этого время, — сказала я, заметив, как на мгновение лицо Эндрю исказилось от злости, а затем приняло понимающее и разочарованное выражение.

— Что ж, тебе стоит хотя бы попробовать эту воду, — сказал он, указывая на родник, а затем рассеянно посмотрел вдаль.

Я сделала небольшой глоток воды, и она показалась мне тяжёлой, со странным металлическим привкусом. Не успела я ничего сказать, как Эндрю уже зашагал по тропе.

Когда мы подошли к другому мосту, я настояла на том, чтобы Эндрю шёл первым, так как мост был перекинут через довольно крутой спуск. Убедившись, что мост прочный, я начала переходить. Как только я преодолела половину пути, в воздухе раздался ужасный треск.

Провалившись под мост, я вытянула руки, чтобы за что-нибудь ухватиться. Ногти моей левой руки впились в дерево, но тут же были вырваны, когда мой вес потянул меня вниз. На долю секунды я взглянула на Эндрю и увидела его ехидную улыбку, а затем рухнула на землю и потеряла сознание.

Придя в себя, я увидела, как череп оленя обвивает своим длинным языком кровоточащие пальцы моей левой руки. В ужасе я вскрикнула, видение прошло, и я увидела лишь обеспокоенное лицо Эндрю, который бережно держал мою перевязанную левую руку.

— Слава богу, с тобой всё в порядке, — сказал Эндрю, медленно отпуская мою руку и помогая сесть. Одежда была вся в грязи, а на правой штанине джинсов образовалась длинная дыра с царапинами и порезами, которая вела к отсутствующему ботинку на правой ноге.

Я попыталась ответить, но он шикнул на меня, чтобы я берегла силы. Он сказал, что собирается подняться наверх и попытаться позвать на помощь, так как там, где мы находимся сейчас, нет сигнала.

Я умоляла его помочь мне подняться, но он уже ушел, прежде чем я успела что-то сказать. Подняв здоровую руку к голове, я почувствовала острую боль в виске и увидела небольшое влажное пятно крови.

Меня охватила паника, но я заставила себя встать. Казалось, что с тех пор, как Эндрю ушёл за помощью, прошло несколько часов, и на самом деле уже наступила ночь. Спотыкаясь, я пробралась сквозь заросли и начала медленно подниматься по склону холма к тропе.

Наконец добравшись до тропы в ночной тьме, я огляделась в поисках Эндрю, но вокруг была лишь тишина. Не было слышно ни ветра, ни диких животных, и единственным звуком было моё тяжёлое дыхание и учащённое сердцебиение, отдающееся в ушах.

С трудом добравшись до источника, я жадно припала к воде, не обращая внимания на странный привкус. Взглянув на небольшое озерцо у своих ног, я увидела в нём своё обезображенное отражение. Глаза наполнились слезами. Боль пронзала всё тело, пока я брела в темноте. В голове всё плыло, а зрение затуманилось.

— Кристи! Где ты? — крикнул Эндрю, прежде чем появиться в поле зрения.

Меня звал восьмифутовый монстр голосом Эндрю. Ноги, согнутые в коленях, были прикреплены к скелетированному торсу, обтянутому дряблой плотью, которая растягивалась и менялась, пытаясь имитировать человеческое тело. Из раздутой и выпуклой головы торчали два рога, а рот со сломанными зубами пытался изобразить улыбку, пока существо склонялось, чтобы поприветствовать меня. Я застыла в безмолвном ужасе, когда чудовище с голосом Эндрю потянулось ко мне.

— Ты заставила меня сильно поволноваться, — с трудом произнёс знакомый голос сквозь скрежет зубов, когда обугленные конечности обхватили мои запястья.

Я отдёрнула руки, и адреналин заставил меня отпрянуть от безумного существа. Я побежала. Сердце бешено колотилось, а от паники и слёз перед глазами всё плыло почти так же, как от листьев и веток, которые хлестали по лицу, пока я бежала в направлении, которое, как я надеялась, приведёт к свободе.

На вершине утёса, где уронила свой телефон, я задержалась, чтобы перевести дух. К столу для пикника была прислонена старая металлическая походная палка с изолентой на изношенной рукоятке. Я оперлась на неё, прежде чем выйти из леса, когда Эндрю нагнал меня.

Недолго думая, я ударила медным наконечником палки по аморфному лицу Эндрю, отколов при этом кусок мясистой глины.

Эндрю упал на колени, и от его тела начали отделяться хлопья пепла. Из его головы сформировалось подобие лица, в которое я вглядывалась бессчётное количество часов с тех пор, как мы встретились в баре много лет назад.

— Я… люблю… тебя… — сказал он голосом, похожим на рычание животного, подражающее человеческой речи. Из отсутствующей части его головы повалил дым, а тело превратилось в бесформенную груду.

По моим щекам текли слёзы, я отвернулась от него и побежала прочь из леса.

Когда, пошатываясь, я выбралась из леса, моему взору предстал знакомый бар, в котором я так давно познакомилась с Эндрю. Небольшая группа людей, куривших на улице, сразу же бросилась ко мне, когда я упала. Адреналин окончательно схлынул, когда я, наконец, оказалась в безопасности, вдали от своего кошмара.

Я пропала без вести десять лет назад.

В ту волшебную ночь, когда я встретила Эндрю и подумала, что начинаю удивительную жизнь со своей второй половинкой, на самом деле я закрыла бар после безлюдной ночи и в трансе пошла прямо в лес за ним.

Когда на следующее утро владелица бара нашла мою машину, она позвонила мне, чтобы узнать, не было ли у меня проблем с автомобилем накануне вечером. Не получив ответа, она проверила записи с камер наблюдения и увидела, как я ухожу в лес. Её беспокойство усилилось, когда на зернистом видео показалась странная тень на опушке леса, словно заманивавшая меня.

Шесть месяцев они искали меня в лесу, пока не нашли мой разбитый телефон и потерянный ботинок. Предполагалось самое худшее, и по всему штату были расклеены объявления о моей пропаже, но спустя столько лет меня сочли погибшей.

Каким-то чудом я выжила. Я была сильно истощена, весила 32 килограмма, на голове у меня были проплешины, а на теле — несколько плохо заживших шрамов. Хуже всего были шрамы на запястьях и лодыжках, которые слишком сильно напоминали следы от верёвок. Последствия были такими же ужасными, как и чудовищная форма, которую принял Эндрю.

Эндрю никогда не существовало.

Я пытаюсь говорить себе это каждый день.

Но у меня до сих пор хранятся удивительные воспоминания о человеке, который по-настоящему любил меня, и обо всех тех моментах, которые мы переживали вместе с друзьями.

Когда я рассказала о своих воспоминаниях, о том, как много лет назад я ушла из бара, мне сказали, что это мой разум пытается себя защитить.

Я создала воображаемый мир, в котором всё было идеально, чтобы отгородиться от ада, в котором я жила на самом деле.

Даже сейчас, когда эти воспоминания начинают меркнуть, и я принимаю тот факт, что Эндрю никогда не существовало, я всё ещё скучаю по нему.

Я любила Эндрю.

Он был моей родственной душой.

Когда я просыпаюсь в холодном поту от ночных кошмаров, связанных с тем последним походом, одна мысль не даёт мне покоя.

Что бы произошло, если бы я продолжила жить в своей фантазии с Эндрю?

Смогу ли я когда-нибудь от нее сбежать?

Или я бы до сих пор была...

...потеряна в лесу

~

Оригинал

Телеграм-канал чтобы не пропустить новости проекта

Хотите больше переводов? Тогда вам сюда =)

Перевела Худокормова Юлия специально для Midnight Penguin.

Использование материала в любых целях допускается только с выраженного согласия команды Midnight Penguin. Ссылка на источник и кредитсы обязательны.