Сначала, всё пошло от нас. Мы-монстры, что пришли из другого  мира. Я пишу это, только потому что люди так делают. Стоит сказать, что мы прибыли сюда намного раньше, чем 600 суток назад. Мы изучали этот мир и пытались подстроить его под себя, докладывали информацию своим и давали полный отчёт о делах на земле. Пока велись войны и между усобицы, мы пробивали себе дорогу в новую жизнь.

Она была глупа и бессмысленна, честно говоря. Нет, наше существование-тоже было своего рода, бессмысленным. Мы просто захватывали планеты, порождали новых существ и уходили. Согласен, что это не самый интересный образ жизни.

Люди же, в силу своей неосведомлённости о мироздании и о том, что они-лишь мелкий атом во вселенной, считали свои дела невероятно важными. Однако, ни один политик не сделал больше, чем условный пролетариат с фабрик.

Мы сделали только на самую малость больше. Просто захватывали планеты. Это не так сложно, когда ты не нуждаешься в кислороде или углекислом газе. Можно спокойно лететь и после мягенько приземлиться на поверхности планет. Некоторые, конечно чуть подгорают от озоновых слоёв атмосферы, однако, это лишь царапины.

В чём была наша цель? Такая же, как и сотни тысяч раз до этого. Поработить планету и… а, точно. Мы не просто так начали делать это медленно. Дело в том, что наш правитель, от которого и пошли все мы, оказался здесь.

Мы просто чувствовали его нахождение в данном месте. Даже тогда, когда были за сотни тысяч километров от этого места, мы чувствовали это. Нам оставалось, только механически идти за ним по пятам и попутно уничтожать всё, что было в наших силах.

Да, несмотря на наш интеллект и знания о вселенной, мы делали самые примитивные вещи. Даже макака может всё уничтожать, это не новость. А вот создавать… создавать мог только тот, кто боролся с нашей природой. У кого  были силы сказать, что он не желает существовать, как лишняя молекула. Что он хочет жить осмысленно.

Мы никогда не убивали своих, никогда не осуждали их, ведь это не имело смысла. Каждый живёт так, как он считает нужным. Если один из наших хотел пресмыкаться или наоборот, доминировать над другими расами, то мы принимали это и шли дальше. Ведь стыд или позор, для человека-устаревшая модель поведения, которую стоит искоренить.

Что же мы сделали после? После того, как прилетели на планету, обосновались и сделали все процедуры, что были нужны?

Да толком ничего. Наше влияние было подобно эффекту бабочки, что был усилен в тысячи раз. Стоило одному из наших, сказать в сети интернета, что все люди-слабые и ничтожные, так они тотчас подхватили это и начали драться между собой.

Были и те, кто пытались противостоять мощи нашей расы, но ни выслеживания с угрозами, ни ФБР, не остановили его. А ведь это был ещё молодой Войдиец. Он ничего почти и не умел, кроме как превращаться в человека и атаковать своими конечностями.

Люди выкладывали его фото, всю его  жизнь, но нам было плевать. Это было лишь доказательством их слабости. Никто не решался выйти на равных с нашим братом и мы написали, что все люди, которые боятся этого: маленькие мыши, что только грызут нашего друга, но не более.

Хомо сапиенс испугались миллионов сообщений о том, что они пытаются задеть нашего друга. Теперь каждый усвоил урок и закрыл рот на замок, раз и навсегда. Были и те, кто продолжали что-то печатать в чатах или создавать сайты про нас.

Мол: мы-зелёные человечки, инопланетяне, психопаты и вовсе не люди. Одного нашего слова в магазине хватило, чтобы таких людей не пускали больше никуда. Ни в магазины, ни в рестораны, ни даже в свой дом.

Зато, мы не убивали их и не зверствовали. Это было неинтересно. Любого можно разорвать, при желании, а вот заставить понять свои ошибки-нет. Те, кто понимали, что зашли слишком далеко и извинялись в интернете или лично приходили к нашим пустотным братьям, были прощены и отпущены с миром.

Мы, почти никогда не держим зла на других. В конце концов, какой смысл? Всё и так предрешено. Любой мир с лёгкостью поддавался нашему влиянию и мы могли уничтожить его в мгновение ока.

Но почему же не сделали?

Потому что был велик шанс убить нашего Лорда, который стал человеком. А раз он им стал, значит нужно было выслеживать его, искать, чувствовать. Это всё нелёгкий процесс, даже тогда, когда у тебя есть своего рода, JPSтрекер в своей черепной коробке.

Каждый из них-уродливый и противный, лишь копия человека. Они все выходят с недр земли, с другого мира, где находятся другие существа. Там-венец эволюции, не человек, а…

- Эй, чувак, нам надо идти. Скоро появятся эти… - Сказал мне Никита, что был моим другом, вот уже 9 лет. Мы стояли прямо перед разломом. Ранее, тут были военные и политики, ныне-только такие же как мы, прокажённые. Нас всех выгнали из городов разломные монстры. Если парней могли просто убить или изгнать, то девушкам повезло меньше. Их забирали пачками, одну за одной. Притом, что на тот момент не было разломных людей, были только первородные монстры.

У них были большие тела, размером где-то 4 метра каждый и переливались они пустотными каплями, что заражали мир. Любой мог отправить на тот свет кого угодно, однако видимо, у них был другой план. Совершенно другой…

В один из дней, когда разлом снова открылся, там появились тёмные руки, потом же и голова их хозяина. Это было существом невиданных масштабов, ранее никто такого не видел. Огромная пасть с сотнями тысяч душ в ней, гигантское тело, что вплетало в себя всю тьму, что оно несло из того мира. Стоило ему выйти в наш мир и всё порушилось. Буквально его присутствия хватило, чтобы уничтожить район.

Потом несколько, потом целый город, страну и в конечном итоге истребить почти всю планету. Это произошло по мере того, что тьма выходила постоянно, не переставая. По миру появились тысячи таких же разломов, что уничтожали экосистему.

Прошло около года с тех событий и вроде как всё улеглось. Люди вновь начали всё отстраивать, а кто наоборот-придался порокам. Много было тех, кто свято верили в то, что их спасёт новый Бог. Они приносили ему в жертву реальных людей.

Впрочем, такое всегда появляется при сотрясениях общества. Теперь же и общества как такового не было, только тысячи людей по всему миру, что остались живы. Однако, по факту, мы просто оттягиваем неизбежное.

Это стало ясно совсем недавно. Произошло самое страшное-открылись все разломы разом, исказив землю до неузнаваемости и дотянувшись до солнца, закрыли его. Это была гигантская нить или ветвь из чёрной жижи, что тянулась невероятно далеко. При желании, можно было залезть на неё и пройти до самого конца, прямиком в космос.

После этого, оставшиеся дома покосились, баланс воды в мире был нарушен, растительность, что и так была почти уничтожена до этого, теперь вовсе была в максимально ограниченных количествах.

Весь мир погрузился во тьму. Света солнца больше не было, отчего растительность прекратила появляться на свет. Стало намного меньше кислорода, больше углекислого газа, которым становится тяжелее и тяжелее дышать. Потому мы оттягиваем неизбежное-мы и так умрём, как ты ни крути. Смысла в таком существовании нет и быть не может. Это конец всех времён.

- А какой смысл? – Спросил я его. Это вертелось у нас обоих на языке около двух дней. – Мы и так умрём. Оглянись вокруг. – Показал я на гигантские пустоши, в которых раньше была жизнь и ездили машины. Теперь там скитаются такие, как мы или же мимики. Они притворяются людьми, пытаясь имитировать наш стиль жизни. Однако, они не едят нас. Они вообще никак не вредят, но от одного их вида-становится тошно и жутко. Они пытаются скопировать нас и довести до совершенства. Выглядит это приторно и неприятно, как глянцевая или фарфоровая чашка без изъянов. – Ты веришь в то, что мы вернём власть над миром? Военные ничего не смогли сделать им. Я не уверен, есть ли теперь вообще военные.

- Ну… - Он выдохнул, видимо, думал точно так же. Он лишь пытался жить дальше. Пройти это, типа как маленькую неудачу, на дороге жизни. Только нет теперь никакой дороги, только пропасть с улыбающимся лицом той твари, что открыла портал в наш мир и установила здесь свои порядки. – А что ты предлагаешь?

- Пойти напиться, заснуть и никогда больше не проснуться. Вот мой план. Тут нет смысла для жизни. – Он кивнул и начал доставать алкоголь из рюкзака, что взял с собой тогда, когда всё это только начиналось. Наверняка, он был уже отвратительным на вкус или вовсе отравой, но так даже лучше. Мы откупорили бутылку и каждый сделал по омерзительному глотку, но пили снова. Пили, пили и пили…

После этого, ко мне начала возвращаться память в более подробных деталях. Я начал вспоминать, как на самом деле всё было. Я помнил, как мы пили, как мы шли по городам, что превратились в руины, как мы жили до этого и как я оказался в одном из миллионов пространств, созданных бездной.

Очнувшись, я понял, что лежу на полу. На полу, полностью из чёрных костей и черепов. Позади меня висели сотни тысяч людей на чёрных нитях. Они переплетались и создавали коконы, уничтожая привычный скелет человека и преобразовывая его во что-то новое. Во что-то более прекрасное, для этих созданий.

Стоило мне посмотреть вперёд и я увидел тысячи таких же мест. Я встал с пола, а он не начал рушиться, как в ужастиках, нет. Он буквально взлетал в воздух, трансформировавшись в лестницу. Мне было так неловко и страшно одновременно… алкоголь уходил из моей головы и весь этот ужас приводил обратно в сознание.

Но так, как выбора особо не было, мне пришлось пойти наверх по ней. Теперь я мог рассмотреть то, что было под полом-это были бесконечные океаны пустоты, рассекающие воздух своими руками. Оказывается, пол не взлетал сам по себе, а поднимался их руками.

Подъём наверх вёл куда-то в бесконечность. Всё, что было там это: плёнка из чёрной жижи, руки тьмы и видимо часть того существа, что и открыло портал в наш мир. Видно было только его пальцы ног, но даже они были размером с несколько сотен людей.

Я шёл, незнамо сколько вверх, пока пальцы бездны выставляли ступени всё вперёд и вперёд. Вскоре, они исчезли и я шёл по тысячам осколкам реальности. Всё начиналось вспоминаться мелкими отрывками, как я пришёл в этот мир, как создал его пригодным для себя…

Стоп. Это же не мои воспоминания? Хотя… они были очень чёткими.

Всё началось с планеты… мы называли её Voidarium.Сначала, там не было ничего, кроме бесчисленных бактерий, которые соединялись в одну большую или умирали вовсе. Второй исход был более частым и очевидным, он порождал только смерть. Но первый, создавал из тысяч или сотен тысяч мелких соединений и атомов, новую форму жизни. Хотя, жизнью это было очень тяжело назвать. Просто существование в многих парсеках от планет, на которых на самом деле кипела жизнь.

Эти существа, начали образовывать на густых песках их тёмного мира, множественные разломы. Это не поддавалось объяснению, они просто знали, как и что нужно делать. Эти разломы не имели почти никакого смысла в одиночном экземпляре.

Но в большом массиве-да. Со временем их становилось больше и больше, а титаны, что были на подобии того, который пришёл на Землю. Выходили чаще и чаще за пределы своих владений. Вскоре, разломы буквально хватали планеты. Из них вытягивались руки и щупальца, что окутывали любое небесное тело.

После этой процедуры, на планету заселялись тысячи микроорганизмов, начиная свою экспансию. Мы начали ходить по мирам и разрывать их изнутри. Вопреки предположениям людей, что работали только с теорией, разумная жизнь была и её было очень много.

Технически, все образы, что когда-либо мог придумать человек, были созданы и воспроизведены во всех вариантах. Например: мир, где существовали живые камни, имевшие форму и полный образ жизни, старения и тому подобного. Или мир, где существуют только океаны и они могут говорить. Или тот, где любой, кто захочет-получит то, чего желает.

Последний вариант-был планетой номер 23077. Это количество тех планет, что они обошли за тысячи жизней. Там-то многие и загадали свои желания, отправившись, кто на тот свет, кто вовсе исчез из реальности, кто попал в буквальный рай, как его описывали в библии. А я попал… на землю.

Эти воспоминания были не моими. Они были лживыми и неправильными, такого не могло существовать. Я видел каждый мир, что они захватывали и огромный луч из тьмы, что переходил от одной планеты к другой. Он тянулся бесконечно далеко и сталкивал планеты, разрушал их изнутри, создавал взрывы ядер, космический мусор. Но продолжал простираться дальше, прямо в конец галактики.

Чем больше я смотрел в лестницу, тем больше вспоминал, что мы делали раньше и кто мы такие на самом деле. Я вспомнил, что мы, именно мы создали новые города из своих же тел, новые королевства и вообще что угодно. Например: Вторую луну. Она была точно такой же, но как только рядом с ней пролетал её спутник, с неё вырывались миллионы ртов, соединяясь в один и разрывая по кускам этот самый спутник.

Внезапно, эти воспоминания прекратились. Я вновь ощущал себя как человек, лестница была на крепком полу, не похожим на руки из бездны. Всё вокруг казалось ярче. Где-то вдали бил свет и он просил, чтобы его достали?

До меня долетали обрывки фраз на Линкосе? Я до этого не знал ни этого языка, ни его названия. Однако, любой звук, что произносился данным отголоском сияния, переводился в моём мозгу за секунды. Оно просило помочь? Да, просило помощи, просило у меня, как у… монарха? Это слишком людское слово. Скорее, как у Локра. На людском языке-это персонаж из древней мифологии, но мы его выучили на далёкой планете под названием: Локрания.

Те, кого называли «Локр», были самыми важными во всей экосистеме планеты и каждый должен был жить с их правилами. Однако, ни один Локр не смог остановить  нас. Это были и змеевидные существа, так и буквально летающие квадраты и треугольники из камней.

Снова фальшивые воспоминания? Не знаю. Что-то звало меня, оно звучало очень близко и при этом очень далеко.

Теперь эти просторы не казались столь гигантскими. Это были обычные коридоры, где даже не висели люди. Матовая плёнка из чёрного волокна вовсе отсутствовала и теперь данное место напоминало пещеру с нефтью вокруг. Чем ближе я подходил к свету, тем сильней звучал его голос, вплоть до того момента, пока не отзывался гулом в моих ушах.

Он снова просил о помощи, говорил, что, если я его выпущу, то в таком случае-всё станет как раньше. Несмотря на странность всего происходящего, я открыл тёмную полусферу, достав оттуда первородный свет.

Как только это произошло, я начал чувствовать адскую боль по всему телу. Свет озарил всё, что можно своим сиянием, но я продолжал корчиться от боли. Нефть, что была ранее, умирала с истошным воплем и каждый уголок данного места был погребён под камнями.

Теперь тут не было тьмы или бездны. Только я и груда камней, что придавили моё тело. Скоро я отправлюсь на тот свет, я чувствую это…

Где-то в глубине космоса, начали уничтожаться тёмные руки и планеты, возвращая всё к первоначальному состоянию. Отныне весь космос был ярче и в нём было больше белых цветов. Тьма отступала, освобождая все народы и галактики, что поглотила за чрезмерно долгое существование. Ранее, те, кто мечтал поработить всё, что только возможно, были отправлены в небытие одной искрой луча.

Настолько сильным может быть влияние одного хорошего дела. Ранее, лорд или же Локр всех и каждого разломных монстров, выпустил свет. Тогда, на планете желаний, он пожелал стать чем-то большим, чем просто машина для убийств.

Он стал человеком, со стёртой памятью. Он не знал ничего о своей настоящей натуре. А после, все, кто были его детьми, медленно, но верно шли к своему патриарху.

Люди встали с земли, забыв весь тот ужас, что произошёл около года назад. Жизнь снова била ключом и все могли выдохнуть.

Более, никакой расы бездны не существовало…

На Луне всегда проверяй отражение в шлеме!

Недавний инцидент: Старший Техник увидел позади себя другого космонавта, который отражался в стекле его шлема (прим. шлем он держал в руке)

Но когда обернулся — коридор был пуст.

Камера зафиксировала: он сам стоял там дважды. Причины инцидента не установлены

По мотивам НФ романа

Вы видели автобусы с носом от грузовика? «КАВЗ»-ы кажется назывались. Именно такой, старый автобус, вез водителя и единственного пассажира по бескрайним степям Казахской ССР, в которой СССР прятало не только свою космическую и атомную программы, но и другие, засекреченные научные достижения.
Такие исследования курировало непосредственно КГБ, нельзя было допустить, чтобы заграница знала о достижениях советской науки.
Водителя автобуса и пассажира роднило одно, они оба имели доступ к государственной тайне. Пассажир был тем не менее особенный, отправленный из самой Москвы, капитан КГБ товарищ Узелков, заместитель начальника отдела по аномалиям ГУ ГШ КГБ СССР. Выезжал этот отдел, когда наука упиралась в необъяснимое и неизведанное, что не поддавалось анализу. Чаще всего, если было возможно, то это явление изымалось и отправлялось в свое НИИ при КГБ.
Дальняя дорога изматывала, было раннее утро второго дня вояжа по степным грунтовкам. Водитель забрал Узелкова в областном центре, встретив его на вокзале, отрапортовал о его задаче: «транспортировать товарища капитана на объект», дополнительно сообщив, что дорога займет ориентировочно пару дней. И поэтому требуется запастись водой и едой в дорогу.
«М-да...» - подумалось Узелкову, он уже был в пути два дня без остановки. Настолько срочно его отправили из Москвы, - «Могли бы и вертолет дать!» - продолжал сокрушаться про себя Узелков, но видишь ли нельзя, зона бесполетная.
Так и трясся Узелков в салоне автобуса, раскаленного степным солнцем, уже второй день. Жара не спадала даже ночью, которую тоже пришлось провести в автобусе, поскольку дома или любые другие строения перестали попадаться по пути еще в первый день до обеда, поэтому получалось, что остановиться ночевать было негде.
И вот утро, Узелков проснулся от тряски и скрипов, сопровождающих движение автобуса, водитель уже уверенно рулил, разбирая бесконечные развилки степных дорог. Узелков сел, посмотрел в окно, та же степь, не кончающаяся до горизонта. Почему-то ничем не примечательный ландшафт казался знакомым, будто Узелков здесь уже проезжал, даже с какими то подробностями, будь то куст странной формы или камень. Давала о себе знать усталость от дороги, все-таки четвертый день пути, преодоленные расстояния сплелись в одну липкую кашу в голове, поэтому, как посчитал Узелков, привидится могло многое. Болела голова, было не привычно. Обратившись к водителю он спросил:
- Тимур, далеко ещё?
- Доброе утро, Степан Савельевич, к обеду доедем, а может и пораньше.
- Да не называй ты меня по отчеству, ты мне сам в старшие братья годишься.
- Хорошо Степан Савельевич. - упорство Тимура раздражало, сколько раз он просил не называть его по отчеству, казалось уже тысячу раз.
Попив теплой воды, Узелков снова завалился на бок, в надежде подремать до приезда, смотреть было не на что. Несмотря на вздрагивающий на кочках салон, удалось уснуть.
«Товарищ Узелков, товарищ Узелков!» - водитель трепал за плечо, - «приехали!»
Степан сел, осмотрелся. Посреди степи стояло здание, чем то похожее на здание цеха, высотой этажа в три - четыре, песочного, как все вокруг, цвета. Их прибытие никто не встречал.
- Ладно, я пойду посмотрю, что к чему, а ты Тимур готовь автобус, неизвестно на сколько мы задержимся.
- Хорошо, заправить надо, а то обратно можем не доехать.
- Вот и займись.
Степан вышел из автобуса, солнце тут же вдарило по кепке, заставляя истекать потом. Ворота, высотой пять метров были закрыты, рядом была железная дверь, других входов не было. Узелков открыл дверь, зашел в тамбур с КПП, за которым никто не следил.
«М-да...» - отметил обстановку Степан, с дисциплиной тут видимо проблемы. Из поставленной в Москве задачи, было известно, что объект относился к академии наук, военные присматривали за общим периметром полигона, но обект военным не подчинялся. Заведовал объектом профессор Стрельцов, выдав такую теорию, которую обязательно требовалось проверить, открытие сулившее настоящий научный прорыв в фундаментальной науке. Что-то о полях, космических излучениях и черных дырах. И в целом, наука как наука, сиди да пили во благо страны, если бы не случившаяся странность, начиная с двадцать седьмого июля в эфир радио передавали одно и тоже сообщение, которое повторялось каждый день. Сначала на «большой земле» восприняли сообщения как ошибку, затем как глупую шутку, которая вышла из под контроля. Профессора Стрельцова вызывали на «ковер», лишали командования, угрожали, упрашивали, послали сменщика. Но каждое утро, на сеансе связи в девять утра, лаборатория сообщала:
«Объект 6671 сообщает, что подготовка к заданию семнадцать графика работ завершена, испытания начинаются в одиннадцать часов по Москве.»
Узелков посмотрел на часы, было 10-30. Значит сообщение уже было отправлено. На объекте стояла тишина, не было слышно людей или каких либо работ. Где-то из дальних коридоров доносился негромкий треск, да мерный гул вентиляции. Было прохладно, видимо здание было оборудовано кондиционером. Освещение было слабое. Снова казалось, что все это было, дежавю - не иначе.
Нужно было найти хоть кого либо, с этим намерением Узелков зашагал вперед, решительно дергая ручки дверей. Но как он понял, на первом этаже располагались вспомогательные помещения, кладовые, аппаратные, тут все было закрыто и даже опечатано. За воротами, видимыми с улицы стоял грузовик Урал, видимо машина обеспечения. Возле КПП была лестница, по которой Узелков поднялся на второй этаж.
В конце коридора налево, виднелась открытая дверь, из которой доносился треск и пробивалось слабое серо-зелено-голубое свечение. Степан осторожно направился к открытой двери, нужно было быть аккуратным с разными излучениями, мало ли чего придумают эти «келдыши».
- Стойте. Вы откуда взялись. - неожиданно окликнул неизвестный голос.
- О! Вы то мне и нужны, проводите меня к профессору Стрельцову.
Из двери комнаты справа, вышел молоденький усатый младший научный сотрудник, как он сам представился, по имени Пётр.
- А мне кажется я вас уже видел, вы не из КГБ?
- И много вы видели сотрудников КГБ, Пётр?
- Не знаю, наверное вы первый.
- Видимо у вас интуиция развита, я капитан Узелков КГБ, так вы проводите меня к Стрельцову?
- Да, пойдёмте. Он в лаборатории.
Пётр, повел Степана в ту самую комнату из которой, виделось свечение и слышался треск.
Все помещение лаборатории было заставлено огромными высоковольтными катушками, разрядниками, и другими приборами, назначение которых было не понятно. Центральное место в помещении занимала огромная сферическая катушка, на которую приходило кучу проводов. Она была ограждена тонированным стеклом и мелкой сеткой, в середине катушки мерцал светом малюсенький шар, в то же время выглядящий, как черная точка.
- Пётр, ты кого ведешь, посторонним нельзя! С ума сошел, что-ли? - сокрушался лысеющий мужчина средних лет, в окружении еще пятерых мужчин в халатах.
- Алексей Антонович, он из КГБ. К вам приехал.
Услышав, что посетитель из столь уважаемой конторы, Стрельцов, которого звали Алексей Антонович, быстро сменил тон, подошел ближе, протянув руку для рукопожатия.
- Чем обязан?
- Капитан Узелков Степан Савельевич, отдел КГБ по аномалиям. Нужно с вами поговорить.
- Непременно, но давайте не сейчас. У меня через семь минут, по графику эксперимент, вы можете подождать тут и посмотреть, а потом я буду в вашем распоряжении.
- Хорошо, я с удовольствием по присутствую.
Закончив короткий разговор, Стрельцов вернулся к командованию:
«Петя, быстро на место, подключай накопители. Коллеги по местам, наша цель удержать поле в диапазоне пять - девять, закрепим успех сегодня!»
Щелчки тумблеров, подкреплялись грохотом контакторов и треском высоковольтных линий, зеленый свет экранов осциллографов и других приборов рисовал затейливые линии. Шар в середине забеспокоился, свечение зарябило, будто солнце играло лучами на воде.
«Лишь бы линия не сдохла. Разряд!» - кричал Стрельцов, перекрикивая нарастающий шум.
Громкий хлопок слегка оглушил присутствующих, шар мгновенно вырос заполнив пространство сферы, став в диаметре около четырех метров. Узелков понятия не имел, что это за чудо, но теперь точно знал, что приехал не зря, это что-то аномальное.
Сфера светилась будто изнутри, тьма клубилась внутри сферы, куда-то глубоко уводя взгляд, а внутри казалось видны всполохи молний. Сфера завораживала взгляд, но и пугала.
«Замечательно! Товарищи, это тянет на ленинку! Пишем параметры. Гриша сводная справка по параметрам, за тобой. Я пойду поговорю с товарищем капитаном.» - Стрельцов встал из-за приборов и подошел к Узелкову, попутно любуясь развернувшейся сферой. - «Пойдемте товарищ, у меня наверху небольшой кабинет.»
Они вышли из помещения лаборатории и поднялись на третий этаж, выше были только помещения связи. На третьем этаже, как оказалось были жилые помещения, в которой отрабатывали свою вахту ученые и вспомогательный персонал. Они зашли в небольшую комнату, метров в двенадцать квадратных, с занавешенным окном, по которому можно было только определить день на улице или уже ночь.
- Так сказать, добро пожаловать. Желаете чего-нибудь с дороги? Чай, или что по крепче? Чем я обязан столь неожиданному визиту?
- Спасибо, четыре дня в пути, можно чаю.
Стрельцов крикнул в коридор, через не закрытую дверь:
- Лидочка, Лидочка приготовь чаю!
Откуда то из далека послышалось ответное: - Сейчас.
- Итак, я вас слушаю.
- Алексей Антонович, что там было у вас, эта сфера, явно что-то фантастическое. Хотя причина моей командировки не в этом, но подобные открытия непосредственно касаются моего отдела.
- Во благо страны мы с вами работаем, поскольку вы здесь, значит наверху заметили наши успехи. Стоит вас поправить, то, что вы увидели это не сфера. Это дыра.
- Дыра?
- Да дыра, по моим теоретическим выкладкам, это отверстие, проделанное с помощью комбинации полей в пространстве нашей вселенной. Но в нашем трёхмерном пространстве это выглядит как сфера, с какого ракурса не посмотри, видно только всю ту же дыру. Я называю мое открытие - «нуль полем.» Оно открывает нам дорогу в будущее: телепортация, левитация, бесконечная энергия. Нужно только немного экспериментов, подтверждающих мои гипотезы.
- Удивительно! Стоит вас поздравить, это выдающееся достижение, но делать дыры во вселенной не опасно?
- В теории нет, но на практике - неизвестно, поэтому мы здесь, у черта за пазухой.
В кабинет зашла Лидочка с чаем и какими то восточными сладостями. Вчерашняя студентка была выбрана в экспедицию за покладистый нрав и хорошую стряпню.
Она расставила чай мужчинам, коротко улыбнулась и ушла, прижимая поднос к груди.
- Так а собственно, расскажите теперь мне вы, что за цель визита. Вы о ней не упомянули.
Узелков отхлебнул из кружки и закинул кусок халвы в рот. После долгой дороги это придавало сил.
- Дело в том, что с вашим объектом считается потерянна связь.
- В каком смысле? Мы ежедневно выходим в эфир, наша программа ежедневно контролируется нашим институтом, работы ведутся согласно графика в срок.
- Начиная с двадцать седьмого июля от вас передается одно и тоже сообщение.
В косяк двери постучал Григорий, заместитель Стрельцова.
- Лёша, что то с журналом.
- Что, ты о чем Гриша?
Григорий опустил на стол Стрельцова журнал лабораторных работ, страницы были исписанные настолько, что были разорваны в клочья. Одни и те же записи были записаны поверх ранее записанных, бумага была продавлена насквозь.
- Это как понимать!? Вы данные все потеряли, вы в своем уме!?
- Я не знаю как.
- Да это саботаж, вас расстрелять надо! - распалялся Стрельцов, - если ты Гриша данные не восстановишь, я тебя вот ему, в КГБ сдам. Понял?
В сердцах Стрельцов запустил журнал в коридор, отправив туда и Григория.
- Это какой-то саботаж. Возмутительно. Так а чем мы? Вы говорите сообщение повторяется, ну это нонсенс, Пётр отправляет сообщения заверенные мной, что же он одну бумажку у меня решил по кругу читать, давайте его позовем.
Стрельцов набрал номер на телефоне:
- Петя зайди ко мне в кабинет.
Эхом по объекту разнеслась речь Стрельцова.
- А может правда у вас Петр учудил?
- Сейчас спросим, можем даже сходить просмотреть в радиорубку, журнал то он должен вести.
Пока пили чай, подошел Петр.
- Вызывали?
- Петя, оказывается товарищ капитан приехал по твою душу, давай сознавайся.
- А что я? - опешил Петр.
- Оказывается, что ты у нас по кругу одно и то же сообщение в центр посылаешь. Давно ли? Вот и прислали за тобой, это что шутка Петя такая?
- Алексей Антонович, я такого не делал, это же серьезно. Все по процедуре, за вашей подписью отправляю, все в журнал подклеиваю. Пойдемте, я вам покажу. Не может такого быть.
- Поверим?
- Проверим. - ответил Узелков, первое чему его учили - это не верить на слово.
В радиорубке был рабочий беспорядок, аппаратура молчала.
- А почему прием не ведете? - спросил Узелков.
- На сегодня сеансов связи не назначено, я тут не сижу, поэтому и выключил, чтобы не жужжала. Вот журнал, вот записи, вот сегодняшняя передача последняя.
Растрепанный журнал удивил, открытый на последнем сообщении, он был сильно похож на лабораторный журнал Григория, последнюю запись обводили казалось уже тысячу раз, а ниже под записью, словно стопка листовок на первомай, были подклеены утвержденные Стрельцовым тексты передачи, напечатанные на печатной машинке.
- А это что за бахрома? - спросил Узелков, указывая на подклеенную стопку.
- Ну как же, вот запись: «дата - двадцать седьмое июля, частота, время передачи» - все согласно графика. Вот я подклеил заверенный Алексеем Антоновичем текст сообщения. - невозмутимо ответил Петр.
Степан посмотрел на Стрельцова, он не выражал удивления, стоя в белом лабораторном халате и слабо улыбаясь.
Петр также стоял недоуменно ожидая, почему такой многозначный взгляд бросает на них товарищ Узелков.
- Сегодня товарищи не двадцать седьмое июля вообще-то , сегодня двадцатое августа.
- Странная шутка товарищ капитан. Вы считаете, что мы не умеем календарем пользоваться?
Все трое стояли и пялились друг на друга как идиоты, что то ускользающее от понимания витало в воздухе. Прервал паузу Узелков, сформулировав свою претензию в новой форме:
- Я вам говорю, сегодня двадцатое августа, с вашим объектом была потеряна связь двадцать седьмого июля, с того момента от вас приходило одно и тоже сообщение, я тут не шутки шучу, вы думаете, что меня прислали из Москвы просто так? Посмотрите на журнал, у вас последняя дата сообщения - двадцать седьмое, продавленное до корки.
Узелков взялся руками за стопку подклеенных сообщений, бегло просмотрев заключил.
- Тут приклеено двадцать четыре одинаковых сообщения, заверенных вашей подписью гражданин Стрельцов, как вы это объясните?
Снова образовалась пауза, присутствующие обменивались взглядами. Узелков видел изменения, спокойный взгляд Петра и решительный взгляд Алексея менялись на непонимание, затем тревогу.
Первым отвел взгляд Петр, уставившись в никуда, он сгибаясь и садясь на корточки стал истошно выть басовитым голосом: «уаааа, уаааа». Взгляд Стрельцова стал безумный, он вытаращил глаза, нижняя челюсть пошла вниз, вытянутые губы обнажили нижний ряд зубов. Он вытянулся телом, словно по стойке смирно, практически встав на носки и медленно стал кружиться вокруг себя, вытянутые вниз руки с загнутыми кистями делали его похожим на балерину. Стрельцов не так протяжно как Петр, чаще прерываясь повторял: «ааа».
Глядя на развернувшуюся перед ним сцену Узелков подумал:
«Вот тебе раз, крыша поехала. Кто бы мог подумать, интересно, все здесь такие? И как они до этого притворялась хорошо.»
Узелков оставил припадочных в радиорубке, отправившись на поиски кого либо адекватного. Навстречу ему, поднимаясь по лестнице, шла Лидочка.
- Что за крики, что случилось? - озабоченно спросила Лида у Степана.
- У вас двое припадочных, было такое раньше?
- Нет, никогда.
- Тогда нужно позвать кого-нибудь помочь, нужно их положить, а то кто их знает, навредят себе еще.
- Позовите ребят из лаборатории, они все там. - и Лидочка устремилась дальше по коридору на помощь вопящим коллегам.
Узелков пошел дальше, зайдя в лабораторию он обратился к присутствующему коллективу:
«Товарищи, нужна ваша помощь, у вас коллегам стало плохо. Они в радиорубке.»
Коллеги тут же сорвались со своих рабочих мест. Слышались возгласы: «что случилось, что произошло». Пока работники выходили из лаборатории, Узелков рассматривал дверь в другую вселенную, открытую Стрельцовым. Откровенно говоря, это окно наводило жуть, какой-то животный страх просыпался внутри. Взгляд не хотел отрываться. После последнего вышедшего работника, Узелков усилием воли отвел взгляд и отправился обратно к сумасшедшим.
Сумасшедших перенесли в спальни и привязали простынями к кроватям, на всякий случай, чтобы не навредить себе, так как по виду они одеревенели. Попытки их согнуть - разогнуть были неудачны, они упорно держали принятую форму.
Узелков расспросил, были ли подобные случаи до этого, но никаких подобных случаев не было, признаков слабоумия также.
Странное дело, пожалуй нужно провести собрание, решил Узелков. Он попросил собраться всему коллективу в столовой, чтобы рассказать о причинах его визита на объект, так как ситуация была странная.
- Товарищи. - начал Степан свое обращение к сотрудникам объекта,
- сегодняшние события поставили предо мной множество вопросов. Для того, чтобы ввести вас в курс дела, по сложившейся ситуации, я расскажу о причинах своего приезда, цель моя - разобраться в происходящем.
Получалось говорить хорошо, будто он репетировал эту речь много раз.
- Итак, по переданной мне информации. С объектом Стрельцова двадцать седьмого июля была потеряна связь, каждый последующий день сообщение переданное двадцать седьмого числа повторялось, обратной связи получено не было. Из-за возможного возникновения аномалии, меня направили на объект разобраться в причинах потери связи.
Я, прибыв сегодня на объект, убедился, что имеется аномалия, достигнутая в результате эксперимента. Кроме этого, при выяснении обстоятельств, повторных сообщений, было предположительно выявлено, что одинаковые сообщения пересылал радист Петр, согласованные с начальником экспедиции профессором Стрельцовым, что подтверждается вот этим журналом сеансов связи.
Узелков показал всем журнал и кучу записок.
- Вот, видите? Все одинаковые. После осознания проблемы, как я полагаю, радист и профессор сошли с ума и до сих пор находятся в таком состоянии.
Присутствующие на собрании молчали, казалось, что им не интересно слушать и информацию, сообщенную Узелковым они пропускают мимо ушей.
- Есть кто-нибудь, кто замечал что-то необычное в поведении профессора или радиста? Возможно, есть что сказать по аномалии?
Попытки задавать вопросы не помогли, наоборот, присутствующие как будто начали уходить куда-то в себя, отстраняясь от разговора. Узелков решил предпринять последнюю попытку встряхнуть коллектив, иначе придется опрашивать всех по отдельности. Он прикрикнул с нажимом:
- Кто здесь старший!? Встать.
Поднялся Григорий, тот самый, который приносил лабораторный журнал.
- Вопросы появились? Задавайте!
Григорий помялся, оглядывая окружающих и нерешительно, чуть мямля себе под нос спросил:
- Какое вы сказали число?
- Сегодня двадцатое августа, а потеряна связь была двадцать седьмого июля, три с половиной недели прошло!
Коллектив объекта стал растерянно озираться друг на друга. Первый поехал головой до сих пор стоящий Григорий, его начало неестественно выгибать, а изо рта доносился бессвязный набор звуков, наподобие: "э-а, у-а, о-т". За ним поехали головой остальные сотрудники объекта. Они принимали странные позы и кто на что горазд издавали бессвязные звуки, кто-то выл, кто-то мычал и тому подобное.
Узелкову стало не по себе, что это, массовое помешательство? В чем причина? Эксперимент, поля? Что делать? Явно сотрудникам объекта нужна медицинская помощь. А вдруг, если я задержусь, то тоже сойду с ума?
Нужно собрать данные исследований и уезжать отсюда, до ближайшего телефона. Сообщу, потом пускай в Москве решают, что с этим делать.
Узелков направился в кабинет Стрельцова, обшаривая стол и шкаф, он собирал бумаги с данными, похожими на результаты экспериментов, набиралось не мало.
Неожиданно снизу послышался грохот, кто-то усиленно стучал, толи в ворота, толи в дверь. «А, возможно это Тимур.» - подумал Степан, он про него совсем забыл.
Узелков вышел и попутно проверив свихнувшихся, спустился вниз. Внизу стояли двое неизвестных. Сверху доносился вой голосов и было видно, что новоприбывших это волнует. Один из них выглядел как учёный, а второй похоже местный.
- Слушаю Вас. - надменным тоном сказал Узелков.
- Добрый день! - сказал учёный - мне нужно увидеть Стрельцова, я новый начальник экспедиции, вот бумага о моем назначении.
- А, вас направлял институт после потери связи.
- Совершенно верно, а откуда вы знаете.
- Я направлен из Москвы, разбираться в случившемся, капитан Узелков КГБ. Что-то вы долго ехали, товарищ...?
- Лебедев, Сергей Михайлович, доцент. Сотрудничал в институте по теме со Стрельцовым, также приехал разбираться. У нас беда в дороге приключилась, у этого «сына степи» бензина не хватило доехать, вот он с канистрой и стоит. Вы, я смотрю оперативно добрались, когда я уезжал, в ваше ведомство еще не сообщали.
- Степан Савельевич, - протянул руку для знакомства Узелков, - в общем то не зря приехали, вам придется попотеть.
- А что тут все-таки случилось? И что это за вой наверху?
- Пойдемте покажу.
Казаха отправили за бензином, а они поднялись по лестнице на третий этаж, зашли в столовую. Видно было как у Лебедева на голове зашевелились волосы, при виде ломающихся и орущих тел работников института.
- Что с ними произошло?
- Я подозреваю массовое помешательство.
- А где Стрельцов?
- Он с радистом сошел с ума раньше, поэтому их привязали к кроватям в жилых комнатах.
Они прошли дальше и заглянули к Стрельцову, он корчился все также.
- Да как же так. - сетовал Лебедев, - у вас есть мысли, из-за чего могло так произойти?
- Расстройства личности не мой профиль, а вот по его эксперимент как раз мой.
- Могу я посмотреть.
- Пойдемте.
Сфера все также висела внутри катушки, внутри сферы все также клубилась тьма.
- Это поразительно, у него вышло. - Лебедев с восторгом смотрел на открывшееся пространство. Они оба потерялись во времени, застряв взглядом в сфере на пару минут.
– Действительно, небывалое зрелище.
- Сергей Михайлович, вы должны мне помочь, нужно доставить в Москву данные эксперимента, можно предполагать, что это его влияние на мозг человека сводит с ума.
- Давайте попробуем.
Они совместно копались в бумагах более двух часов, выбирая обрывки данных, но складывалось впечатление, что кто-то до них уже рылся здесь и самого важного не хватало. Странно было такое видеть в столь ответственной работе.
Почесав затылок, Степан сложил собранные бумаги в коробку и распорядился:
- План следующий. Я еду до телефона, в ближайшее расположение, вызываю Москву, поставлю на уши медиков. Их же нужно спасать. А вы следите за сотрудниками, чтобы не случилось неприятностей. И за этой сферой, попробуйте систематизировать показания приборов и данные экспериментов.
- Вы хотите оставить меня здесь одного?
- Ну вы вообще то начальник экспедиции, так командуйте, у вас еще водитель есть. У меня своя работа, мне срочно нужно доложить в «главк» о результатах. Не вешайте нос, уже завтра к вечеру помощь придет.
С этими словами Узелков, схватив коробку бумаг, поспешно вышел из стен объекта.
- Тимур, Тимур - кричал он по сторонам.
На его зов из тени здания выбрался водитель.
- Степан Савельевич, я тут.
- Автобус заправил? К движению готов?
- Так точно, можно ехать.
- Слушай команду, едем в ближайшее расположение, нужен телефон.
- А что случилось? Только же приехали.
- Помощь медицинская нужна срочно.
- Ох ох, тогда давай поехали, раньше чем утром не доедем, я постараюсь ехать ночью, но по степи опасно очень.
- Садимся, стартуй.
Видавший виды автобус, прочихавшись завелся, и ведомый Тимуром покатил обратно, тем же путём, что и приехали. Дороги степи были похожи одна на другую, петляли и пересекались не по разу, Тимур уверенно выбирал нужную.
Степан сидел в середине автобуса и внутренне был очень рад, что уезжает, ему казалось, что ещё чуть чуть и его тоже может заразить таким безумием, что то в эксперименте Стрельцов не учел.
Смеркалось, солнце уже закатилось за горизонт и пускало свои последние, ярко красные лучи. Уже хотелось спать, но будоражило воспоминание как на его глазах люди сходили с ума. Тимур включил фары, автобус мерно гудел шестернями. Наступила ночь, скорость автобуса упала, до дальности освещённой слабыми фарами дороги.
Внезапно Степан, уже дремлющий на сидении, ощутил неожиданную острую боль в голове и щелчок, после которого потерял сознание.
И вот утро...

(Продолжение: часть 2)Бренное время. (2/2)

Трясущимися пальцами Антон по памяти набирает номер. Отмахивается от надоедливой поздней мухи, что залетела в форточку и кружит по комнате, иногда с тупым «бам» врезаясь в окно. Пока идут гудки, он провожает её глазами.

— Ну же, ответь…

Гудок меняет тональность на пару октав, замедляется до низкой частоты, от которой свербит глубоко внутри головы. Словно чёртово насекомое залезло туда и ползёт всё дальше по слуховому каналу, вызывая желание сунуть в ухо что-нибудь острое.

— Давай же!

«Ммммм». Так гудит трансформатор в грозу. Так, должно быть, мычат приговорённые коровы на скотобойне. Он точно не знает.

Щелчок.

— Оля? Оль, это ты?

— …

Гудки сменяются тишиной под высоким давлением, плотной настолько, что она просачивается по проводам, пожирает все звуки вокруг. Тиканье часов прекращается, телевизор соседей хрипит и глохнет, даже сонное жужжание мухи — всё умирает. Если Антон оглянется, увидит остановившийся мир. Он не оглядывается, смотрит на походный рюкзак цвета хаки, стоящий на полу. Раздувшийся от страшного содержимого, беременный катастрофой рюкзак.

— Оль, я иду, слышишь?

Я иду.

Октябрь, год назад

— Антон? Ау-у, Антон, ты идёшь? — девушка с тёмно-каштановым каре потянула его за рукав и, улыбаясь, заглянула в лицо.

— А? Прости, Кать, задумался.

— На дискотеку пойдёшь с нами? Вечером в ДК. Пантыкин играть будет.

— Антоха как обычно, — хохотнул шедший рядом Влад, — на своей волне. Витамины хоть пьёшь, олимпиадник? Скоро диплом защищать, а ты уставший.

Антон мысленно отмотал разговор, который едва ли слушал, и покачал головой. Всю дорогу, выйдя с последней пары, компания одногруппников физмата обсуждала планы на вечер.

— Я пас. Поем, переоденусь и на практику.

Катя демонстративно надулась. Девушка нравилась Антону, даже очень, но странные движения женской души оставались для него загадкой.

Друзья махнули на него рукой и снова о чём-то заговорили: кто с кем замутил на танцах в прошлую пятницу и прочее в таком духе. Антон с благодарностью вернулся к собственным мыслям. Коленом он поддавал на ходу потрёпанный дипломат с тетрадками и парой учебников, перешедший от отца к новоиспечённому студенту сразу после вступительных.

Дипломат честно прослужил новому владельцу ещё пять лет. Теперь, на последнем курсе, разговоры молодых людей крутились вокруг планов на будущее и поисков работы. Или, как сейчас, попыток подкатить к кому-нибудь. Антону были одинаково неинтересны обе темы. Будущее тревожило всех, хотя мало кто признался бы. Страна быстро менялась. Реформы волнами катились по ней из столицы, чуть погодя перехлестнули через Урал и добрались до их родного Екатеринбурга, ещё недавно называвшегося Свердловском. Первые последствия уже наступили: распределения после вуза не будет, а значит, каждому из них предстояло самому искать дорогу в жизни.

Многие из знакомых Антона планировали податься в бизнес, продажи или вписаться в какой-нибудь кооператив. Почти каждый размышлял о том, как бы «подняться», оседлать эту волну перемен. На взгляд Антона, то были сплошь мутные блудняки. Сам он, как и прежде, собирался заниматься наукой, и на практику в НИИ пошёл исключительно по этой причине. Ну, почти исключительно.

Добрались до остановки. Большая часть компании жила в общаге, потому ребята помахали руками и гурьбой загрузились в трамвай. Дальше шли втроём: Катя, Антон и Игнат, сумрачный и серьёзный парень из группы, ещё более немногословный, чем сам Антон. Все трое жили с родителями недалеко друг от друга. Катька ещё по инерции щебетала, но никто её не поддержал, так что скоро разговор увял сам собой.

Молча миновали закрывшийся универмаг с пыльными витринами, возле которого сидели бабульки, торгуя кульками жареных семечек. Рядом умывался взъерошенный грязный котёнок. Вошли в арку двора, исписанную граффити. Слева показалась вечная стройка за жестяным забором (можно было гарантировать, что ни один новый кирпич не встал на положенное место за всё время их обучения), дальше потянулись панельные пятиэтажки, одинаковые, как из-под ксерокса. Все, кроме одной, третьей по счёту. Антон уставился на неё.

Дом номер восемнадцать отличался от остальных. Он ещё напоминал исходную пятиэтажку, были видны квадраты бывших окон, швы между плит, двери подъездов и даже те места, где проходили газовые трубы. Но камень стен спёкся в сплошную стеклянистую массу, кое-где треснув, как от огромного жара. Дом оплыл с одного края, превратился в угольно-чёрную, наглухо запаянную скорлупу. Словно вылепленный в натуральную величину из гудрона, он гнилым зубом торчал из городской застройки. Антон не отводил от него глаз.

Компания миновала оплавленный монолит, одногруппники обратили на него не больше внимания, чем на заброшенную трансформаторную будку по соседству с размашистой надписью «РЭП КАЛ» на кирпичах.

— Суки, — прошептал Антон одними губами.

— А? — Катя обернулась. — Что-то говоришь, Тох?

— Нет, ничего. А вы слыхали, что эти дома до сих пор подключены к городским коммуникациям?

— М-хм, — без интереса отозвался Игнат.

— Серьёзно, у отца знакомые в теплоцентрали. Иногда слесаря лезут в подвалы. За отдельную плату, конечно, для регулярного обслуживания и всего такого. Говорят, дома уходят на километры вглубь земли. Но воды и электричества потребляют совсем мало, как одна квартира.

— Опять он за своё, — буркнул Игнат, ни к кому не обращаясь, и отвернулся.

Было ясно, что одногруппнику хотелось ускорить шаг: Антон порядком достал всех знакомых разговорами о Соседях. Катя промолчала, только бросила на Антона жалостливый взгляд. Тот понял намёк и заткнулся. Но думать не прекратил.

***

Соседями их назвали с лёгкой руки безымянного провинциального журналиста. Надо ведь было как-то назвать. Один написал, другие подхватили, в итоге имя прижилось.

Никто не знал, как выглядят новые соседи человечества или чего хотят, да и хотят ли вообще. Просто в одну из осенних ночей двадцать с лишним лет назад другие поселились в некоторых из наших домов. Первоначальные их жильцы спокойно, без спешки собрали вещи, разбудили детей, взяли в охапку питомцев и вышли во дворы, причём впоследствии никто из них так и не смог объяснить, зачем.

Известно, что Соседи не агрессивны и не стремятся контактировать с людьми. Не покидают занятые ими панельки (иногда это отдельно стоящие дома, реже — целые микрорайоны), вообще никак себя не проявляют. Первая паника среди населения постепенно сменилась острым интересом, а затем, когда ничего так и не произошло, равнодушием и скукой. Люди, как водится, привыкли.

В спешке организованный НИИ Контакта сам собою пришёл в упадок и лишился финансирования за отсутствием, собственно, контакта. Теперь в учреждении работали на полставки последние энтузиасты от науки да студенты, проходившие практику ради зачёта. Такие, как Антон.

С годами соседские дома стали привычным элементом пейзажа. Люди сомневались подчас, что внутри вообще кто-то есть. Сперва обнесённые заборами и кордонами, тщательно охраняемые и без толку изучаемые, постепенно дома были предоставлены сами себе. Лишь болтались на ветру обрывки предупреждающих лент, да компании детей пинали иногда мячик меж чёрными домами, куда им запрещали ходить родители. Запрещали, кстати, тоже не из опасений, а просто… Ну, зачем же беспокоить Соседей? Это как-то невежливо.

Антон с особенной злостью пнул свой дипломат и смущённо улыбнулся в ответ на вопросительный взгляд Игната.

Изредка Соседи занимали не дом, а, скажем, какой-нибудь завод, тогда он продолжал работать. Временами из его ворот выходили странные составы с неведомой продукцией и останавливались на ближайшей станции для разгрузки. Правительство сразу наложило на такие заводы лапу, ввело режим секретности, и неизвестно даже, что там за продукцией делятся с нами Соседи. Наверное, очень ценной, раз всех всё устраивает. А в кинотеатре «Октябрь» вроде как до сих пор крутят по ночам какие-то фильмы. Жаль, внутрь не заглянуть. Да никто всерьёз и не пытался.

Антона же до чёртиков достала неизвестность, вся эта вымученная загадка, а в особенности то, что люди с ней столь охотно смирились. Задерживаясь на практике допоздна, когда гулкие коридоры полузаброшенного НИИ окончательно пустели, он стал тайком залезать в архивы, расположенные в дальнем крыле. Да их никто и не охранял, ключ нашёлся прямо на соседнем подоконнике под цветочным горшком. Однако внутри царил такой бардак, а каталожная система была настолько мудрёной, что найти в том океане макулатуры что-то поистине интересное удавалось нечасто.

Антон сам этого не понимал, но ему было одиноко. Парень чувствовал себя едва ли не единственным в городе (да во всей стремительно разваливавшейся стране, а может, и во всём чёртовом мире), кто не доверял Соседям, кто вообще беспокоился на их счёт, что считалось теперь чуть ли не дурным тоном. Но чувств своих изменить не мог и отступать не собирался. У него была для этого причина. Причину звали Оля.

Происходящее (а вернее, не происходящее), всеобщие эти апатия и близорукость откровенно бесили его. Казалось, только он всерьёз и подозревает, что Большой Переезд был на деле никаким не переездом. Чем же тогда? На враждебное вторжение, как ни крути, было не похоже. Вот погань, да если б знать.

***

Распрощавшись с друзьями (Катя быстро обняла его напоследок, и парень покраснел, словно школьник), Антон свернул за угол и направился домой мимо погнутых турников и врытых в землю шин детской площадки. На самодельном столике под ветвями драной акации шла оживлённая игра в домино. Один из дядек, лысеющий знакомый отца в несвежей алкоголичке, отсалютовал студенту бутылкой пива, тот вяло махнул в ответ. Отсюда уже был виден его подъезд и пучок разномастных антенн, торчавших из окна девятого этажа, где жил дядя Костя, местный радиолюбитель.

От него Антон знал, что у радио-энтузиастов и владельцев пиратских станций появился новый спорт: слушать соседские дома. Якобы что-то они там передают на ультракоротких, да только не разобрать. Дядя Костя записал для Антона несколько часов эфира, но что делать с кассетой и как её расшифровать, студент пока не придумал. Обратиться к научному руководителю тоже не мог: грифы секретности со всего, касающегося переселенцев, официально никто не снимал.

Антон взбежал на свой этаж. По пути поздоровался с Тамарой Родионовной, приветливой старушкой из семнадцатой квартиры, отобрал у неё помойное ведро и сбегал до баков в углу двора. Потом быстро распрощался и вошёл в квартиру. Мама была дома, готовила что-то на кухне. На маленьком телевизоре неразборчиво шла программа «Смак», звенела посуда, лилась из крана вода.

Прошмыгнув в свою комнату, Антон достал из тайника под шкафом тетрадь для заметок, сел за стол и сверился с планом на сегодня. Предстояло прошерстить восемнадцатый стеллаж архива, полки с К по М. Антон всё ещё надеялся обнаружить какой-нибудь полезный протокол полевого эксперимента в грудах авансовых отчётов и счёт-фактур. Тональность бубнежа телевизора за стенкой изменилась, передавали экстренное заседание правительства.

Вернув тетрадку под шкаф, Антон упал спиной на софу и открыл «Квантовую механику, нерелятивистскую теорию» Ландау и Лифшица, заложенную карандашом. Однако сосредоточиться не получалось: глаза перескочили со строчек текста на цветочный узор обоев, словно пытались прочесть и его.

Правительство… Оно хранило молчание по поводу Соседей, лишь изредка отпуская многозначительные намёки. В результате все сошлись во мнении, что власть так же бессильна и несведуща, как остальные. Просто привычно пускает пыль в глаза. Ну а в последние годы чиновникам стало и вовсе не до того.

Гипотезы о природе и причинах появления переселенцев выдвигались, конечно, самые разные. Популярной оказалась та, согласно которой Соседям пришлось покинуть свой дом, когда там случился некий непостижимый катаклизм. Якобы они искали, где можно будет поселиться, навсегда или на время, и наткнулись на нас. А мы, что ли, гнать их будем? Нехай живут. И то сказать, прогонишь их, пожалуй. Некоторые ещё ругались: припёрлись, так и растак, цыгане космические, а ну как та беда, что из своего дома их выгнала, за нами придёт? Что делать будем, к кому переезжать? На паникёров цыкали досадливо: не кипеши, мол, не нагнетай. Других проблем, что ли, нет? Другие проблемы, конечно же, были.

Вот так самое невероятное событие в истории Земли, настоящее посещение, о котором мечтали фантасты, закончилось пшиком. Человечество растерянно почесало в затылке и вернулось к своим, гораздо более насущным занятиям. В учебники истории и обществознания включили по соответствующей главе, на этом и делу конец. Есть Соседи и есть, на жизнь, в общем, не влияют. Хотя кое-кто утверждал: так случилось именно потому, что Соседи не любят внимания к себе.

— Антон! — крикнула с кухни мать. — Сынок, ты дома? Иди поешь! Я борща наварила.

***

Антон столкнулся с мамой на пороге кухни. Женщина пробежала мимо с озабоченным лицом, на ходу потрепав сына за вихры, открыла шкаф и стала куда-то собираться. Она выглядела немного грустной. Впрочем, мамины улыбки вообще стали редкими с прошлого октября, когда Олька пропала без вести. Антон понимал мать: Оля была для него самым родным человеком в семье, значила больше, чем просто младшая сестра. Ушла к Соседям — так иногда говорили про бесследно и беспричинно исчезавших людей в «городах контакта». Про Ольку тоже.

Понаблюдав, как мама красит губы напротив трюмо, Антон вошёл в кухню. На столе, покрытом клеёнкой, пух в банке чайный гриб и дымилась тарелка борща, лежали нарезанные куски хлеба, нож, пластиковая воронка, пара отварных яиц. По телевизору под тревожную музыкальную заставку шли «Вести»: ничего хорошего или нового дикторша не сообщала. Антон сел, быстро влил суп в живот, почти не ощутив вкуса. Набрал под краном воды и в три глотка осушил любимый Олькин стакан-непроливайку, разглядывая висевшую над раковиной кривую разделочную доску, которую сам же сделал для мамы на уроке труда в шестом классе. Мыслями он всё ещё был далеко.

Иногда он заходил в бывшую Олину комнату, которую отец уже начал понемногу превращать в кабинет. Перебирал школьные тетрадки с пятёрками (почерк у сестры всегда был образцовый), мягкие игрушки, альбомы с акварелью. Один рисунок даже забрал и повесил у себя над кроватью: дом, их счастливая семья из человечков-палочек, в небе — белые облака, похожие на барашков, и ярко-жёлтая окружность солнца.

Рисунок успокаивал его, когда становилось тоскливо. В самые печальные ночи, когда не мог уснуть, Антон лез тайком на крышу дома, выходил под чёрное небо, усеянное скучными точками света, садился на брошенный кем-то ящик из-под апельсинов и долго смотрел на город. Вспоминал обрывки разговоров, первое время раздававшиеся тут и там.

«Почему ж сразу ушла? Времена нынче вон какие, девчонка была красивая, мало ли психов вокруг… Кто, Вяткиных дочь, что ли? Она. Не-е, эта точно ушла. Почём знаешь? Да вечно возле домов крутилась, вот и допрыгалась. Поди, позвали её. Думаешь? Ну, может, и так…»

Никто из трепавших языками, разумеется, ничего не знал. Однако никто за три года не нашёл и тела Оли. Времена действительно были непростые, случалось всякое. Не было свидетельств тому, что к Соседям кто-то вообще уходил, однако легенды и слухи не утихали. Одной такой легендой Оля поделилась с Антоном за несколько недель до того, как ушла на урок сольфеджио в музыкалку, чтобы не вернуться. Забежала в комнату, залезла с ногами на софу и спросила: «а ты знал, что Соседям можно позвонить?»

***

— А ты знал, что Соседям можно позвонить?

— Что ещё за глупости, — Антон оторвался от книги, которую читал.

— И вовсе не глупости, а чистая правда, мне Борька из бэ-класса сказал.

Антон улыбнулся и совсем отложил третий том приключений капитана Блада. Всё равно знал его наизусть.

— Тот самый Борька, что пиццу в столовой тебе купил? И что же он рассказал?

— Что жил у бабушки прошлым летом, пока родители на море отдыхали, а его не взяли, и очень ругался, что это несправедливо, а у бабушки в квартире скучно, плохо пахнет и нечего делать, и телевизор только чёрно-белый, почти каналов не ловит, и…

— Тпр-ру, не части́ так. Борьку, допустим, жалко, но при чём тут Соседи?

— Так он справочники нашёл! На антресолях. Скучно ему было, ну.

— Какие ещё справочники?

— Да телефонные же, старые, пыльные все. В них номера и адреса, и есть телефоны квартир, в которых теперь Соседи живут, вот.

— Так, — сам Антон не подумал о таком, хотя идея лежала на поверхности. — И что? Он позвонил?

— Да, на один номер, — Оля растопырила пальцы на ногах, начала сосредоточенно ковырять заусенец и крайне этим делом увлеклась.

— Да не томи ты. Что там было, короткие гудки?

— Нет, длинные. Ему ответили.

— …

— В трубке тишина была, но какая-то странная, подземная, он сказал. Словно все шумы вытягивала. И ещё какой-то звук, он с самого начала бы, но Борька его погодя услышал. Такой, — Оля вдруг вцепилась пальцами в лицо, оттянула кожу, стала раскачиваться и мычать, как мог бы орать человек, чей рот плотно заткнули кляпом, — ммммм! Ммммм! МММММММ! Так он делал. Трубку бросил, забоялся потому что, а звук, говорит, ещё целых три дня слышал, даже спать не мог, вот. А больше уже не звонил. И мне по секрету рассказал за гаражами, так что ты никому!

— Интере-есно…

Антон решил не уточнять, что это они делали с мелким хулиганом Борей за гаражами. От мычания Ольки по хребту пробежал холодок, но ему и правда было интересно. Видать, заразился от сестры любопытством к историям про Соседей. В самом деле, ведь провода, телефонные и прочие, никто не обрывал, не нашлось таких дураков. А радиоточки ещё работают в квартирах? Слушают ли Соседи сигналы точного времени по радио «Маяк»?..

— Тош, — Оля оставила заусенец в покое и осторожно пихнула брата кулаком в бок, — а правду говорят, что иногда люди ходят к ним в гости?

— Не знаю.

— А тётя Женя маме говорила, а я слышала, что кто у них в гостях был и потом вернулся, тот уже не совсем человек делается. Ходит и говорит странно, простых вещей не понимает, весь какой-то другой, и пахнет тоже по-другому. Как сам в Соседа превращается.

— Врут всё. Люди постоянно чушь городят, меньше слушай.

***

Через месяц Олька пропала. Антон вместе с родителями, милицией и добровольцами лично обшарил все дворы и подвалы, опросил каждую старушку и продавщицу ларька, заглянул во все канализационные люки, сорвав ногти об их неподъёмные крышки. Шатаясь, вернулся домой к обеду следующего дня: заплаканный, мокрый, жалкий. Проспал три часа, поругался с родителями и снова ушёл искать. Прошла неделя, прежде чем начавшаяся пневмония остановила его, ещё месяц метался он по кровати в полубреду и кошмарах, где сестра уходила прочь, а он не мог её остановить.

Оля так и не вернулась, ни странной, ни какой-нибудь ещё. Год спустя Антон оказался единственным на потоке, кто в качестве практики выбрал НИИ Контакта.

Ноябрь

— Ну, давай уже.

Антон зажал трубку плечом, снял очки и двумя руками растёр покрасневшие глаза. Раздавались длинные гудки. Либо Антон слишком устал, либо каждый новый гудок действительно тянулся немного дольше предыдущего. Оконные стёкла в пустующем кабинете заместителя полевой разведки на втором этаже НИИ то и дело вздрагивали под порывами ветра, изо рта при дыхании вырывались небольшие облачка пара: на отоплении необитаемого крыла здания экономили.

Подождав установленные условиями эксперимента две минуты, Антон повесил трубку, выключил бобинный магнитофон и зачеркнул в телефонном справочнике очередной номер. Пододвинул журнал и сделал пометку: время начала и окончания звонка, результат. Подумав, дописал про аномально длинные гудки. Позже стоит перепроверить. На разграфлённом листе осталось восемнадцать неотработанных номеров из дома девятнадцать по улице Баумана, и можно будет переходить к следующему.

Домов на прозвон оставалось всего четыре, а результат по-прежнему был нулевым. Дважды случалось, что в динамике что-то щёлкало и модулировано шипело, прямо как на кассете дяди Кости, но оба раза связь быстро прерывалась, как будто соединение рвали на стороне АТС. Если так и было, Антон ничего не мог с этим поделать. Позже эти номера уже не отвечали. Четыре дома, в каждом три подъезда примерно по двадцать квартир, и ближайший к квартире Вяткиных микрорайон Соседей окажется исчерпан.

Конечно, найдётся ещё с десяток отдельно стоящих домов, разбросанных по всему городу, но все они находились в стороне от возможных маршрутов Оли. Антон перевёл взгляд на карту (ещё до него кто-то из сотрудников повесил на стену план Свердловска, на котором переселённые дома были закрашены чёрным). Покачал головой.

Он давно пришёл к выводу, что если в исчезновении Оли как-то замешаны Соседи, случилось это именно в Жилмаше. В том самом районе, через который проходил короткий путь из музыкальной школы, том, куда и он, и родители запрещали Ольке совать свой веснушчатый нос. «Любопытной Варваре», — бывало, говорил он. Что именно оторвали там его сестре, Антон отказывался думать.

Он отвинтил колпачок термоса и плеснул в него горячего чая. Обжигаясь, запил витамины, потёр ладони, чтобы согреть, и включил магнитофон: чёрная лента поползла между записывающими головками, из динамиков раздался чуть слышный шорох, похожий на шелест крыльев ночных мотыльков. Антон снял с аппарата трубку, сверился со списком и начал вращать диск, набирая следующий номер. Вечером, как всегда после обзвонов, у Антона будет страшно болеть голова.

Декабрь

— Так, вы кто у нас? — секретарша ловко перебирала личные дела студентов. Красные клинья её длинных ногтей погружались меж страниц одной папки, чтобы вынырнуть такими же окровавленными и сразу перейти к следующей.

— Антон Александрович Вяткин, пятый курс. Меня просили зайти.

— Верочка, это ко мне, — пробасил голос из-за приоткрытой двери ректорского кабинета, — проводи, пожалуйста. Ага, ага, здравствуйте, молодой человек. Присаживайтесь. Вера! Ещё Филиппа Петровича разыщите, будьте любезны. Да, прямо сейчас. Скажите, очень нужен.

Следующие пятнадцать минут прошли мучительно и тоскливо. Не беседа даже, а монолог. Говорил ректор, пока Антон плавился на стуле. Филипп Петрович, его научрук, появился в кабинете бесшумно и остался стоять возле двери манекеном, ничем не выдавая своего присутствия. За всё время «разговора» он не проронил ни слова. Покидая кабинет, Антон растерянно посмотрел на руководителя. Тот вяло пожал плечами и метнул взгляд в сторону стены, где, как и положено, висели в позолоченных рамках члены правительства и шишки из министерства.

В ушах у Антона ещё шумело, когда он трясущимися то ли от нервов, то ли от злости руками прикуривал на гранитной лестнице главного входа. Из всей, с позволения сказать, беседы, он уяснил одно: не все темы дипломных работ достойны рассмотрения, не на каждое направление исследований уместно тратить силы и время таким светлым головам, как он, гордость кафедры и будущий аспирант Антон Вяткин.

Есть, спешите видеть, множество иных перспективных тем. С подбором новой, ректор был в этом совершенно уверен, с удовольствием поможет Филипп Петрович, являющийся также, что немаловажно, членом аттестационной комиссии. Ну а Соседи… скажем прямо, это направление окончательно утратило свою актуальность, заниматься им в стенах и от имени нашего университета — лишь почём зря ажитировать неакадемический люд.

Антона передёрнуло: должно быть, от холода, ведь он выскочил на улицу, не забрав из гардероба пальто. Ему представились быстрые, хищные когти секретарши и то, как они ножницами порхают над содержимым ящика с документами, прежде чем зависнуть над его, Антона, личным делом.

Сигарета сама собой сломалась в его пальцах. К чёрту.

Январь

В деле бумажных раскопок наконец-то наметился прогресс. Что было отлично, потому как немногочисленные коллеги по НИИ шарахались даже от самых осторожных расспросов. Подсказку дала Катя, которая прошлым летом подрабатывала в библиотеке и кое-что знала о системах каталогизации. В последнее время (Антон и сам не понимал, как так вышло) они частенько выбирались вдвоём на прогулки по набережной и на Плотинку: отличница, как и Антон, но выбравшая физмат наперекор желанию родителей и многочисленной родни, Катя подкидывала интересные идеи и подвергала гипотезы самого Антона дельной критике, заставляя мозги работать с утроенной силой.

Антон думал, что отыскал ключ от архива под засохшей фиалкой, но настоящий ключ скрывался в картотеке. Точнее, был зашифрован в номерах дел. Катя заметила, что счёт-фактуры и прочая бухгалтерия идут под серией «Ф-4». А рядом, редко и словно потерянные, лежат папки с маркировкой «ПЭ», «РК» и другие: те немногие, что забыли вывезти или уничтожить. Дальше дело пошло быстрее. Дальше стало интересно.

Аббревиатуры Антон перевёл для себя так: «Полевые эксперименты» и «Робототехнический комплекс». В первые годы после Переезда Институт отправлял в соседские кварталы и даже внутрь самих домов колёсных роверов, оснащённых камерой. По сути, это были доработанные экспериментальные роботы для сапёров и других чрезвычайных ситуаций. Может, машины до сих пор ржавели где-то в подвале комплекса.

Антон включил настольную лампу и разложил перед собой драгоценные находки. Найти их было недостаточно, требовалось расшифровать. Провёл вдоль проклеенного корешка первой папки, на пальце остался пылевой валик. Внутри — тонкие отчёты на серой бумаге, скупые на подробности. Первые годы после Большого Переезда: заголовки ещё не выхолощены, фразы не отрепетированы. Слова цеплялись друг за друга, как люди в темноте.

На титульном листе два грифа: «для служебного пользования» и ниже, карандашом: «срочно». Схема двора совпадала с кварталом Соседей, отмечена даже детская площадка. На схеме проложен маршрут, даны временны́е метки, условные обозначения. Антон в который раз попробовал проникнуть в смысл сказанного. Здесь и в других бумагах читаемыми оставались заметки на полях, прочий смысл тонул в таблицах и выкладках, скрывался в ссылках на недоступные документы.

«Средовая вязкость высокая, фоновая активность стабильна, приливные часы 01:17–01:23». Подчёркнуто. Рядом стрелка: «см. РК-065.б, видео №1». Это «видео» отсутствовало. В деле лежал пустой конверт со штампом и припиской: «выдано под роспись». Росписи не было тоже.

В «ПЭ-72.а» нашлось три стоп-кадра, светопись с горизонтальными полосами от каких-то наводок. На первом кадре узкий проход, освещённый прожекторами, расширяющийся кверху, вроде ущелья. На втором — та же щель, но ближе, заметная трубчатая структура стен, что-то среднее между кораллом, правильными шестигранными образованиями селенита и церковным оргáном. Изображение плохое, очень много зерна, но справа заметно вытянутое пятно. Будто рукав пальто, свисающий с вешалки. На третьем снимке камера повернулась.

Щель вывела робота в помещение, пещеру, если пещера могла быть додекаэдром. Геометрия давила, взгляд пытался отловить ошибку: малейшее несовпадение размеров, углов наклона плоскостей… Но ошибок не было. Комната была слишком правильной, словно не постройка, а идеально воплощённый в пространстве чертёж. На полу маслянисто блестела лужа какого-то вещества, слишком чёрного, чтобы давать отражения.

Антон едва обратил на всё это внимание. В углу кадра, слегка наклонившись в сторону робота, что-то стояло: чёрное, как мокрый пластик, и при этом отчётливо человеческое. На обороте снимка надпись от руки: «это двигается». Ниже другой рукой: «срочно согласовать расширение прохода, подготовить группу лингвистов и моторную тележку для оборудования». И выцветший синий штамп: «Рассмотрено, отложить».

Третья папка называлась «Истуканы». Глаза Антона заскользили по строчкам: «антропоморф. фигуры, смоляные по виду; вероятно, бывш. жильцы из числа не эвакуировавшихся; вокализаций не зафиксировано; ориентируются на движение, не преследуют». Тон отчёта спотыкался: в середине машинописные слова будто вспотели и сбили темп, как будто автор торопился. По клавишам он лупил так, что рычаги рвали бумагу. На полях, карандашным шёпотом: «разумность — гипотеза, не подтвердили». В самом низу врезка: «оператор № 3 просит перевод на другие работы. Рекомендую согласовать. Негонов».

Этот Негонов, подписывавшийся твёрдыми и угловатыми печатными буквами, появлялся в бумагах то там, то здесь. Указаний на его должность не было, но сама фамилия казалась знакомой. Где Антон мог слышать её? Возможно, в разговорах родителей. Впрочем, отчётам двадцать лет… Вряд ли тот же человек.

Новая папка была озаглавлена как «Сердечник». Зачёркнуто, рядом кто-то аккуратно вывел: «Ядро». Под титульной строкой — набор чисел, формулы и график: рост «фона» к «часам прилива» и спад после. Граница выделена зелёным маркером, выцветшим до жёлтого. Под нижней шкалой с распределением каких-то точек заметка: «не хватает разрешающей способности, согласовать сокращение дистанции до 2 м.» со ссылкой на «ОБ-082 (аном. узел)».

В самой папке «ОБ-082 а.у.» нашлась лишь записка с расплывшейся печатью: «Финансирование направления №4 свернуть». И росчерк карандашного «нет!» в углу, как будто человек не сдержался. Негонов?

Чем дальше, тем чаще отчёты дублировались. Антон работал как на конвейере: клал перед собой две папки с одинаковой датой, «чистовую» и «честную». Сначала открывал «честную»: нервные формулировки, карандашные помарки, живые оговорки авторов, иногда на грани истерики. «Возможно», «кажется», «страшно предположить, но…».

Потом брал «чистовую»: гладкие уверенные пассы: «поведение объекта стабильно», «данных, подтверждающих наличие рисков, не получено», «полевую группу распустить». Фамилии ответственных те же. Тон — как будто писал другой человек.

***

Он старательно заполнял журнал, хотя в глазах уже плыло, а головная боль давно стала верной спутницей. Столбцы такие: дата, шифр, «честн./чистов.», слова-маяки. «Средовая вязкость» обычно соседствовала с «робот застрял», «фоновая активность» — с «абсорбирующая тишина». Часы прилива, чем бы ни были, почти всегда наступали после полуночи, время гуляло в пределах минут. В графе «выводы» он ничего не писал. Не сегодня. Сегодня — только сбор.

На полях одного черновика встретилась фраза, от которой у Антона щёлкнуло в груди, как реле: «сокращение финансирования преждевременно, угроза недооценена». Подчёркнуто дважды. На другом — трезвый мат от руки и обречённая надпись: «мы не успеем». Кто-то пытался кричать карандашом. Безуспешно.

Продолжение >>