Утро началось с запаха подгоревшей яичницы и звона посуды на кухне. Марина, ещё в пижаме, выскочила из спальни как ошпаренная.

– Кто разрешил тебе хозяйничать на моей кухне? – её голос дрожал от возмущения.

Валентина Петровна, как ни в чём не бывало, продолжала греметь сковородками:

– А чего тут разрешать-то? Сынок сам ключи дал, чтоб за вами приглядывала. Вы же с работы умотанные приходите, а кушать-то надо...

– Мама, мы же договаривались – только по выходным! – Андрей появился в дверном проёме, лохматый и помятый со сна.

– Тоже мне, договорились! – фыркнула свекровь. – Я, между прочим, всю жизнь поваром оттрубила. А у вас тут бардак! – она неодобрительно покосилась на модный кухонный комбайн. – Понакупили техники, а толку-то? Вон, специи как попало свалены, кастрюли все в царапинах...

Марина прикусила губу. Три года она создавала свой идеальный быт. Каждая баночка на своём месте, любимые чашки, привезённые из свадебного путешествия, аккуратно развешанные полотенца с вышивкой. А теперь эта... хозяйственная фурия вторглась в её пространство!

– Валентина Петровна, – начала она подчёркнуто вежливо, – я очень ценю вашу заботу, но...

– Да какая я тебе Валентина Петровна? – всплеснула руками свекровь. – Я ж тебе сколько раз говорила – мамой называй! И нечего церемонии разводить. Вон, яичница стынет. Садитесь завтракать, охламоны!

Андрей виновато улыбнулся жене:
– Мариш, может и правда позавтракаем? Мама же старалась...

"Старалась она... – подумала Марина. – А я, значит, не стараюсь? Каждый день встаю в шесть утра, чтобы мужу завтрак приготовить, а тут..."

– Спасибо, мама, но я не голодная, – процедила Марина, и, подхватив сумку, вылетела в прихожую.

– Ты куда это в такую рань? – крикнул вслед Андрей.

– На работу! Где ж ещё от этого... от этого всего спасаться?

Хлопнула входная дверь. Валентина Петровна покачала головой:
– И в кого она такая взбалмошная? Я в её годы...

– Мам, – перебил Андрей, – давай не будем, а?

– Чего не будем-то? Правду говорить? Вон, исхудал весь, краше в гроб кладут. А всё потому что...

– Мам!

– Молчу-молчу, – свекровь демонстративно поджала губы, но через секунду снова затараторила: – Я ведь как лучше хочу. Вот у Нинки сноха – золото! Вместе пельмени лепят, соленья на зиму крутят... А твоя-то только нос воротит. Модная больно!

Андрей устало потёр переносицу. В последнее время эти утренние перепалки стали привычным делом. Марина психует, мать причитает, а он мечется между двумя огнями, как в молодости между двойками в дневнике и маминым ремнём.

– Сынок, – вкрадчиво начала Валентина Петровна, – а может, мне к вам насовсем перебраться? Квартиру свою сдавать буду, вам помогать...

– Что?! – Андрей поперхнулся чаем. – Нет, мам, даже не думай! То есть... мы же обсуждали уже. У нас места мало...

– Места мало? – свекровь прищурилась. – А у Нинки сноха...

– Мам, я на работу опаздываю! – Андрей торопливо чмокнул мать в щёку и ретировался в ванную.

Оставшись одна, Валентина Петровна тяжело опустилась на табурет. В груди привычно кольнуло. "Вот оно, материнское счастье – вырастила, выкормила, а теперь сиди одна в четырёх стенах. Хорошо хоть ключи есть..."

Она решительно встала и принялась за уборку. К вечеру эта фифа, небось, опять полуфабрикаты притащит. Нет уж, она, Валентина Петровна, пока жива, не допустит, чтобы сын всякой дрянью питался!

А через пару часов на телефоне Марины высветилось сообщение от мужа:

"Любимая, не сердись. Мама просто заботится. Может, поужинаем сегодня втроём? Она борщ обещала сварить..."

Марина со злостью отбросила телефон. В горле стоял комок. "Борщ она сварит... А я что, не умею? Научилась же, специально ради него училась. У его драгоценной мамочки рецепт выпытала. А теперь, значит, бездарь и неумеха? Ну уж нет..."

***

В тот вечер Марина не поехала домой. Заскочила в супермаркет, нагрузилась пакетами и отправилась к матери.

– Мам, научи меня своему фирменному! – с порога выпалила она.

– Чегой-то тебя на кулинарию потянуло? – Тамара Сергеевна подозрительно глянула на дочь. – Никак опять свекровушка допекла?

– Мам!

– Да ладно, ладно... – мать понимающе хмыкнула. – Раздевайся давай. Сейчас научу тебя такому пирогу, что твоя Петровна локти кусать будет.

Они провозились на кухне до глубокой ночи. Тесто капризничало, начинка не желала держать форму, но упорства Марине было не занимать.

– Вот что я тебе скажу, доча, – мать присела рядом, пока пирог румянился в духовке. – Не там ты фронт открыла. На кухне со свекровью не повоюешь – это её территория. Тут другое надо...

– Что? – Марина подняла усталые глаза.

– А ты не замечала, как она на твои цветы смотрит? На герань эту твою модную?

– На орхидеи?

– Во-во! Аж губы поджимает каждый раз. Небось, думает – деньги зря переводишь. А ты возьми да подари ей такую же. Она ж на пенсии теперь, дома сидит... Глядишь, будет чем заняться, кроме как твои кастрюли переставлять.

Марина задумалась. Вспомнила, как свекровь в прошлый раз крутилась возле подоконника, расспрашивала про уход...

Телефон разразился трелью. Андрей.

– Мариш, ты где? Я волнуюсь...

– У мамы я. Своей мамы, – с нажимом ответила она.

– А... – в трубке повисла пауза. – А мама моя пельмени налепила... Домой-то приедешь?

Марина представила, как они сидят сейчас вдвоём на её кухне, уплетают пельмени с бульоном...

– Знаешь что, дорогой... – медленно произнесла она. – Передай своей маме, что завтра я беру выходной. И мы с ней будем учиться выращивать орхидеи. А пельмени... пельмени пусть оставит на потом.

***

На следующее утро Валентина Петровна застыла на пороге квартиры, не решаясь позвонить. Вчера сын передал странное послание от невестки. Что это она удумала? Может, подвох какой?

Дверь распахнулась неожиданно.

– А, вот и вы! – Марина выглядела непривычно воодушевлённой. – Заходите скорее, я такое место для новой орхидеи присмотрела! Прямо у вас на подоконнике будет шикарно смотреться.

– На моём подоконнике? – свекровь растерянно моргнула.

– Ну да! Я же видела, как вы на мои смотрели. Вот и подумала – почему бы нам вместе не заняться цветоводством? Я вам всё-всё расскажу про уход. У меня и книжки специальные есть...

– Да что я, старая перечница, в твоих орхидеях понимаю... – Валентина Петровна смутилась, но было видно – заинтересовалась.

– Зато в готовке понимаете! – подхватила Марина. – Давайте так: вы меня научите свой фирменный борщ варить, а я вам – с орхидеями управляться. По рукам?

Свекровь прищурилась:
– А муж-то твой как же? Говорил, ты вчера к матери убежала...

– А я там пирог училась печь! – Марина метнулась на кухню и достала из духовки вчерашнее творение. – Правда, он немного того... кривоватый получился.

Валентина Петровна придирчиво осмотрела пирог:
– М-да... тесто перемесила. И с температурой намудрила. Ну-ка, показывай, что там у тебя за рецепт...

К вечеру кухня напоминала поле битвы: мука везде, посуда горой, зато на столе красовались два пирога – один краше другого. А на подоконнике в спальне свекрови появился новый житель – нежно-розовая орхидея в керамическом горшке.

– Слышь, Мариш, – Валентина Петровна задумчиво помешивала чай. – А ведь у меня на балконе место есть. Может, фиалками займёмся? Я в молодости такие выращивала – соседки завидовали!

– Мам, – вдруг вырвалось у Марины. – А научите меня вашему фирменному салату? Тому, который Андрюша в детстве любил?

Валентина Петровна замерла с чашкой у рта. Первый раз невестка назвала её мамой – просто так, без принуждения...

В этот момент щёлкнул замок входной двери.

– Ого! – раздался удивлённый голос Андрея. – Чем это у вас так вкусно пахнет?

Женщины переглянулись и рассмеялись.

***

Прошло полгода. Кухня в квартире Марины и Андрея преобразилась: теперь здесь мирно соседствовали старинные рецепты в потрёпанной тетрадке свекрови и модные кулинарные журналы невестки. А на подоконниках и балконе расцвело настоящее царство цветов – орхидеи, фиалки, и даже капризная стрептокарпусы, которые Валентина Петровна выписала из какого-то специального питомника.

– Маринк, глянь, что я в интернете нарыла! – свекровь, освоившая планшет, торжественно демонстрировала невестке какой-то сайт. – Тут про новые сорта пишут. А этот розовый прям как у нас с тобой!

– Мам, а давайте на выставку цветов сходим? Я слышала, там мастер-классы будут...

– А потом борщ сварганим? – деловито уточнила Валентина Петровна. – По моему рецепту, но с твоими штучками-дрючками, травками этими заморскими?

– Договорились!

Андрей, привалившись к дверному косяку, наблюдал эту идиллию с улыбкой.

– Никогда бы не подумал, что вы так споетесь, – признался он вечером жене. – Помнишь, как ругались поначалу?

Марина хмыкнула:
– Да уж... Просто каждой женщине нужно своё пространство. Мама это поняла. И я поняла. Теперь у неё – цветы, у меня – кухня, а когда вместе – то вдвойне интереснее!

– А я? – притворно надулся муж.

– А ты, милый, получаешь все бонусы: и мамин борщ, и жены пироги. И цветущий балкон в придачу!

В дверь позвонили. На пороге стояла Валентина Петровна с какой-то коробкой.

– Что случилось, мам? – встревожился Андрей.

– Да вот, девчонки с цветоводческого форума рецептом поделились... Говорят, пирог – пальчики оближешь! Думаю, самое время испытать. Мариш, поможешь?

– Конечно! – Марина подмигнула мужу. – Андрюш, ты же не против, если мы тут с мамой немного пошумим?

– Шумите на здоровье! – рассмеялся он. – Главное, результатом поделитесь!

...А через месяц на кухонной стене появилась большая фотография: две улыбающиеся женщины с одинаковыми фартуками и измазанными в муке носами, а между ними – огромный пирог, украшенный затейливым узором. И надпись маркером внизу:

"Лучшей свекрови и невестке на свете!"

• — Это было несерьёзное увлечение, — ответила мать, и голос её прозвучал непривычно резко

• Ещё рассказы

ЧАСТЬ 1: "СЕМЕЙНЫЙ СОВЕТ"

— На мою пенсию позарились? Как интересно! — произнесла бабушка, доставая завещание. — А что это вы все такие тихие стали? Кошка язык откусила?

Вера Павловна обвела взглядом притихшую гостиную. Её дети и внуки, ещё минуту назад галдевшие наперебой, застыли, словно манекены в витрине универмага. Только младшая внучка Маша нервно теребила кисточку на шарфе, искоса поглядывая на отца.

— Мам, ты чего это удумала? — первым очнулся Борис, промокая платком взмокший лоб. — Какое завещание? Ты у нас ещё о-го-го! Сто лет проживёшь!

— Ой, да хватит юлить, — фыркнула Нина, поправляя и без того идеальную причёску. — Что ты ваньку валяешь? Сам же первый начал про её квартиру разговор.

— Я?! — Борис подскочил, будто его ужалили. — Да это ты вчера по телефону ныла, мол, "несправедливо всё, надо по-честному разделить"!

Вера Павловна усмехнулась, наблюдая за перепалкой. Жёлтый конверт с завещанием она держала, как веер, лениво помахивая им в душном воздухе гостиной. Её забавляла эта ситуация. Ещё вчера они все сидели тут же, праздновали её семьдесят пятый день рождения. Улыбались, обнимались, говорили красивые тосты. А сегодня... Что ж, сегодня она решила преподнести им свой подарок.

— Бабуль, может чайку? — Машенька вскочила с места. — У тебя давление, наверное, поднялось от этих криков.

— Сиди уж, художница, — отмахнулась Вера Павловна. — Лучше послушай, как твои родственнички меня делят. При живой-то бабке!

— Мама, прекрати этот цирк! — Нина встала, упирая руки в боки. — Ты специально это затеяла? Чтобы нас поссорить?

— А что, есть что терять? — Вера Павловна прищурилась. — Думаешь, я не знаю, как вы с Борисом уже планы строите на мою квартиру? Да только вот незадача — я ещё жива. И в своём уме, между прочим.

Борис побагровел:
— Да как ты можешь! Я каждый месяц тебе продукты привожу!

— Ага, просроченные, из своего магазина, — хмыкнула старушка. — С истекающим сроком годности. Думаешь, я слепая совсем стала?

В комнате повисла тяжёлая тишина. Только ходики на стене размеренно отсчитывали секунды да с улицы доносился шум проезжающих машин.

— Знаете что? — Вера Павловна медленно поднялась с кресла. — Я тут подумала... Может, и правда пора кое-что изменить. В завещании-то.

Борис с Ниной синхронно подались вперёд.

— Вот только... — старушка прошлась по комнате, постукивая палкой. — Прежде чем я его перепишу, у меня будет небольшое условие.

— Какое ещё условие? — выпалила Нина.

— Поживёте со мной по очереди. Каждый по месяцу. А то что это я одна в четырёхкомнатной маюсь? И вам спокойнее будет — присмотр всё-таки. А через три месяца я решу, кто достоин... — Вера Павловна выдержала паузу. — Моего особого внимания.

— Это что за новости? — возмутился Борис. — У меня бизнес, я не могу...

— А у меня муж, дети! — подхватила Нина. — Как я их брошу?

— Ничего, справятся как-нибудь, — отрезала Вера Павловна. — Не маленькие. А если не хотите — я найду, кому квартиру отписать. Может, кошачьему приюту. Или вон, Татьяне, соцработнице моей. Она хоть искренне заботится...

— Я согласна! — вдруг выпалила Маша.

Все обернулись к девушке.

— Ты-то куда лезешь? — прошипела Нина. — У тебя учёба!

— А я на удалёнку перейду, — Маша упрямо вздёрнула подбородок. — Рисовать я и здесь могу. К тому же... — она посмотрела на бабушку, — я давно хотела научиться твоим фирменным пирогам с яблоками.

Вера Павловна прикрыла глаза, пряча улыбку. Всё шло именно так, как она и предполагала.

— Что ж, — она спрятала завещание в карман халата. — Решайте. Даю время до завтра. А сейчас идите. Устала я что-то...

Когда все, кроме Маши, наконец ушли, Вера Павловна тяжело опустилась в кресло.

— Ну что, артистка? — Маша присела рядом на подлокотник. — Как тебе спектакль?

— А ты думала, зря я сорок лет в самодеятельном театре играла? — подмигнула старушка. — Видела, как они переполошились?

— Бабуль, — Маша нахмурилась. — А ты правда завещание переписывать собралась?

Вера Павловна достала конверт и помахала им перед носом внучки:
— А ты как думаешь?

— Думаю... — Маша прищурилась, разглядывая конверт. — Думаю, что он пустой.

Старушка расхохоталась, вытирая выступившие слёзы:
— В кого ты такая проницательная, а? Ох, насмешила старуху!

— Знаешь, Машенька, — Вера Павловна поднялась с кресла и, шаркая тапочками, направилась к серванту. — А я ведь не всегда такой вредной бабкой была.

Она достала старый фотоальбом в потёртой бордовой обложке. Тот самый, который внуки в детстве называли "сокровищницей".

— Да ты и сейчас не вредная, — Маша подошла, обняла бабушку за плечи. — Ты... находчивая!

— Ишь ты, дипломат! — усмехнулась старушка. — А знаешь, почему я весь этот балаган затеяла?

Она открыла альбом. С пожелтевшей фотографии улыбалась молодая женщина с двумя детьми — Борей и Ниной.

— Вот, смотри. Твоему папке тут восемь было, а тёте Нине — четыре. Каждое воскресенье в парк ходили, мороженое ели. Боря всегда своё до конца не доедал — половину сестрёнке отдавал. А теперь... — Вера Павловна тяжело вздохнула. — Теперь из-за денег готовы друг друга со свету сжить.

— А что случилось-то? Почему они такими... — Маша замялась, подбирая слово.

— Жадными? — подсказала бабушка. — А вот слушай. Месяц назад прихожу я с рынка, а у подъезда Борис с Ниной стоят, меня не видят. И такой разговор у них... — она поджала губы. — Борис говорит: "Надо квартиру продать, как только мать... того. Район-то престижный стал, цены взлетели". А Нина ему: "Да погоди ты, может, она ещё при жизни подарит, если правильно подойти..."

Маша ахнула:
— Не может быть!

— Может, внученька, может, — Вера Павловна захлопнула альбом. — Вот тогда-то я и решила им урок преподать. Чтоб опомнились, пока не поздно.

В дверь позвонили. На пороге стояла запыхавшаяся Нина.

— Мам, я тут подумала... — она теребила ремешок сумки. — Я первая могу пожить с тобой. Прямо с завтрашнего дня!

— Ну надо же, какая жертвенность! — всплеснула руками Вера Павловна. — А как же муж, дети?

— Справятся как-нибудь, — Нина натянуто улыбнулась. — Ради тебя, мамочка...

— А не ради четырёх комнат в центре? — ехидно уточнила старушка.

Нина побледнела:
— Как ты можешь так думать! Я же...

— Что ты? — перебила её мать. — Договаривай уж. Только давай честно, без этих твоих театральных вздохов.

— Знаешь что! — Нина вдруг распрямила плечи. — Да, я хочу эту квартиру! Потому что заслужила! Я тебе звоню каждый день, в поликлинику записываю, в магазин хожу...

— За деньги, — спокойно заметила Вера Павловна. — Которые я тебе каждый месяц плачу. Как социальному работнику. Неплохая прибавка к зарплате мужа, правда?

Маша переводила взгляд с бабушки на тётю, не веря своим ушам. А Нина вдруг разрыдалась:

— Ты всегда Борьку больше любила! Ему и образование, и связи свои... А я что? Я так, на подхвате...

— Ох, Нина, Нина, — Вера Павловна покачала головой. — Бориса я любила не больше. Просто он старший был, ему труднее пришлось. Отец нас бросил, я на трёх работах пахала... А ты была маленькая совсем, тебя и жалела больше... — она вдруг осеклась, прижала руку к сердцу.

— Бабуль! — Маша метнулась к аптечке. — Сейчас, таблетку дам...

— Мама? — в голосе Нины мелькнуло беспокойство. — Может скорую?

— Не надо скорую, — Вера Павловна с трудом перевела дыхание. — Идите обе. Мне отдохнуть нужно.

Когда за Ниной закрылась дверь, старушка устало опустилась в кресло:

— Машенька, и ты иди. Завтра тяжёлый день будет. Борис явится, как пить дать...

— Никуда я не пойду, — отрезала внучка. — Буду с тобой ночевать. И не спорь!

Вера Павловна улыбнулась. В упрямо вздёрнутом подбородке внучки она узнавала себя в молодости. "Может, не зря я всё это затеяла, — подумала она. — Может, хоть детям моим глаза откроются..."

А за окном сгущались сумерки, и где-то вдалеке громыхал гром, предвещая грозу.

ЧАСТЬ 2: "МАСКИ СБРОШЕНЫ"

Утро началось с телефонного звонка. Вера Павловна только успела заварить свой любимый чай с чабрецом, как в прихожей раздалась трель городского телефона.

— Алё, мам? — голос Бориса источал мёд. — Как самочувствие? Я тут подумал... может, заеду? Привезу твои любимые пирожные из "Севера".

— Ох, сынок, — вздохнула Вера Павловна, подмигивая задремавшей на диване Маше. — Что-то сердце пошаливает. Да и Машенька у меня ночевала, не хочу её беспокоить...

— Машка там? — в голосе сына появились металлические нотки. — И давно она у тебя окопалась?

— Не окопалась, а осталась присмотреть за бабушкой, — Маша, оказывается, уже не спала и теперь стояла рядом, прижавшись ухом к трубке.

— Ты смотри, какая заботливая! — хмыкнул Борис. — Мам, я через час буду. Есть серьёзный разговор.

В трубке раздались короткие гудки.

— Началось, — Вера Павловна поправила воротник домашнего халата. — Машенька, будь добра, достань из верхнего ящика серванта папку с документами. Красную такую, потрёпанную.

Пока внучка рылась в серванте, старушка задумчиво помешивала ложечкой остывший чай.

— Бабуль, это? — Маша протянула увесистую папку, перевязанную бечёвкой.

— Она самая, — кивнула Вера Павловна. — А теперь слушай внимательно. Если со мной что случится...

— Бабуль! — перебила её Маша. — Не говори так!

— Не перебивай старших! — прикрикнула бабушка. — Так вот, если что — здесь все документы на квартиру. И ещё кое-что интересное... — она загадочно улыбнулась. — Спрячь-ка её пока в свой рюкзак.

Не успела Маша выполнить бабушкину просьбу, как в дверь позвонили. На пороге стоял Борис — в дорогом костюме, с коробкой пирожных и натянутой улыбкой.

— Мама, ты неважно выглядишь, — с порога начал он, критически оглядывая старушку. — Может, врача вызвать?

— Да что ж вы все с этими врачами! — отмахнулась Вера Павловна. — Сначала Нинка, теперь ты...

— Нина уже приходила? — Борис резко развернулся к матери. — И что она хотела?

— То же, что и ты, сынок, — усмехнулась старушка. — Место забронировать.

Борис покраснел, но быстро взял себя в руки:
— Мам, давай начистоту. Ты же понимаешь, что одной тебе тяжело в такой большой квартире? Давай я тебе однушку куплю, уютную, в новом доме. А здесь ремонт сделаем, будешь к нам в гости приходить...

— К вам? — переспросила Вера Павловна. — То есть ты уже решил, что квартира твоя будет?

— Ну а чья же ещё? — Борис начал терять терпение. — Я старший сын! Я всю жизнь вам помогал! А Нинка что? Только ныть и умеет!

Маша, молча наблюдавшая эту сцену, вдруг начала расстёгивать рюкзак.

— Машенька, не надо, — остановила её бабушка. — Рано ещё.

— Что рано? — насторожился Борис. — Вы что задумали?

— А вот это уже не твоё дело, сынок, — Вера Павловна вдруг распрямила плечи, став как будто выше ростом. — И знаешь что? Иди-ка ты домой. И пирожные свои забери.

— Мама...

— Я сказала — иди! — в её голосе зазвенела сталь. — И пока не научишься думать не только о деньгах, можешь не приходить!

Когда за Борисом захлопнулась дверь, Вера Павловна обессиленно опустилась в кресло:

— Открой-ка папку, внученька. Кажется, пришло время...

Маша развязала бечёвку. Среди пожелтевших документов лежал конверт, надписанный знакомым бабушкиным почерком: "Вскрыть после моей смерти".

— Бабуль, — Маша сглотнула комок в горле. — Зачем ты так?

— Затем, милая, что дети мои совсем совесть потеряли, — Вера Павловна достала из кармана халата носовой платок. — Но ничего, может, ещё одумаются. А пока... — она лукаво подмигнула, — пока мы с тобой поиграем в детективов. Хочешь узнать, что в конверте?

Маша вертела конверт в руках, не решаясь открыть.

— Давай-давай, не робей, — подбодрила Вера Павловна. — Только печать не порви, она нам ещё пригодится.

Внучка осторожно извлекла сложенный вчетверо лист бумаги. Развернула, пробежала глазами и ахнула:

— Бабуль, это же... Это правда?

— А ты как думала? — хмыкнула старушка. — Я ж не просто так библиотекой заведовала. Это тебе не книжки по полкам расставлять!

В документе значилось, что Вера Павловна Кузнецова является владелицей не только четырёхкомнатной квартиры в центре, но и небольшого домика в пригороде. Того самого, где раньше жила её мать и куда они всей семьёй ездили на выходные.

— Но ты же говорила, что дом продала ещё в девяностых! — Маша растерянно смотрела на бабушку.

— А я много чего говорила, — усмехнулась Вера Павловна. — Когда твой отец с тётей грызться начали, я и решила – пусть думают, что ничего, кроме этой квартиры, нет. А дом... — она прикрыла глаза, улыбаясь каким-то своим воспоминаниям, — дом я берегла. Для того, кто действительно поймёт его ценность.

В дверь снова позвонили. На пороге стояла взъерошенная Нина.

— Мам! — с порога начала она. — Борька всё врёт! Я сейчас от соседки узнала – он риелтору твой адрес дал! Квартиру уже показывать собрался!

— Да ну? — Вера Павловна приподняла бровь. — А ты, значит, прибежала меня защищать?

— Ну... да! — Нина замялась. — То есть... В общем, я не допущу, чтобы он тебя обманул!

— А сама обмануть не хочешь? — старушка прищурилась. — Думаешь, я не знаю про твои планы? Про то, как ты с мужем обсуждала, что меня в дом престарелых можно определить?

Нина побледнела:
— Кто тебе...?

— Да стены в этом доме уши имеют, доченька, — Вера Павловна покачала головой. — И знаешь, что самое обидное? Не то, что вы меня поделить не можете. А то, что вы даже не спросили – а чего я сама хочу?

— И чего же ты хочешь? — глухо спросила Нина.

— А вот этого! — Вера Павловна резко выпрямилась в кресле. — Чтобы вы наконец очнулись! Чтобы поняли – жизнь не в деньгах измеряется! Вон, Машка племянница твоя, — она кивнула на внучку, — в однушке с подругой ютится, на подработках перебивается. А счастлива! Потому что занимается тем, что любит. А вы... — она махнула рукой.

В этот момент в квартиру без звонка ворвался Борис:

— Ага! Так и знал, что ты уже тут! — он ткнул пальцем в сестру. — Интриги плетёшь?

— Это ты интриган! — взвилась Нина. — Квартиру продать удумал!

— А ты в дом престарелых маму сплавить хотела!

— Дети! — Вера Павловна стукнула палкой об пол. — А ну, тихо!

Борис и Нина замолчали, как нашкодившие школьники.

— Значит так, — старушка поднялась с кресла. — Раз уж вы оба здесь, скажу сразу: никто из вас эту квартиру не получит.

— Как это? — хором воскликнули брат с сестрой.

— А вот так, — Вера Павловна кивнула Маше. — Доставай бумаги, внученька.

Когда дети увидели документы на дом, в комнате повисла звенящая тишина.

— Этот дом, — продолжала Вера Павловна, — я завещаю тому, кто докажет, что достоин. Не деньгами, не угодничеством, а душой. А квартира... — она усмехнулась, — квартира пойдёт на благотворительность. Детскому хоспису, если хотите знать.

— Но мама...

— Никаких "но"! — отрезала старушка. — А теперь все вон отсюда. Мне отдохнуть надо.

Когда за детьми закрылась дверь, Вера Павловна обессиленно опустилась в кресло:

— Ну что, Машенька, как думаешь – подействует?

Маша присела рядом, обняла бабушку за плечи:

— А знаешь, бабуль... По-моему, уже подействовало.

ЧАСТЬ 3: "ПОСЛЕДНЕЕ СЛОВО"

Прошла неделя. Вера Павловна сидела у окна, перебирая старые фотографии, когда зазвонил телефон.

— Мам, — голос Бориса звучал непривычно тихо. — Можно к тебе зайти? Поговорить надо.

— Заходи, — просто ответила она. — Я дома.

Через полчаса в дверь позвонили. На пороге стоял Борис — не в привычном дорогом костюме, а в простой клетчатой рубашке и джинсах. В руках он держал потрёпанный чемодан.

— Это что ещё такое? — удивилась Вера Павловна.

— Твои письма, — он прошёл в комнату, поставил чемодан на пол. — И папины. Я их тогда... в девяносто седьмом забрал. Когда ты в больнице лежала.

— Мои письма? — старушка подалась вперёд. — Те самые?

Борис кивнул:
— Прости, мам. Я думал... думал, так будет лучше. Чтоб ты не расстраивалась.

Вера Павловна молча открыла чемодан. Пожелтевшие конверты, перевязанные выцветшей лентой, хранили историю её жизни. Письма мужу в армию, его ответы, поздравительные открытки...

— Знаешь, — Борис присел рядом, — я вчера впервые их перечитал. Все, от начала до конца. И понял... — он запнулся. — Понял, какими мы с Нинкой дураками были.

В дверь снова позвонили. На пороге стояла Нина с огромным пакетом.

— О, и ты тут, — буркнула она брату. — А я вот... — она достала из пакета старый альбом. — Помнишь, мам? Ты всё искала его...

— Альбом с дачи? — ахнула Вера Павловна. — Тот самый, где все наши летние фотографии?

— Ага, — Нина смутилась. — Я его тогда стащила. Думала, раз дом продали, хоть память останется...

— А дом-то не продали, — усмехнулась старушка.

— Да уж, — Нина присела на краешек дивана. — Знаешь, мам... Мы с Борей вчера полночи проговорили. Первый раз за сколько лет...

— За пятнадцать, — подсказал Борис. — С тех пор, как из-за наследства бабы Кати рассорились.

В комнате повисла тишина. Только ходики мерно отсчитывали время да шелестели страницы альбома, который Вера Павловна осторожно перелистывала.

— А помните, — вдруг улыбнулась она, — как на этой даче крыжовник воровали у соседки? Боря, ты ещё банку разбил...

— А Нинка ревела, что в колючки залезла, — рассмеялся Борис. — А помнишь, мам, как мы там театр устраивали? Простыни на верёвку вешали...

— И "Красную Шапочку" показывали! — подхватила Нина. — Ты всё волком был, а я...

В дверь снова позвонили. На пороге стояла Маша с мольбертом.

— Ой, а вы все здесь... — она растерянно замерла.

— Заходи, внученька, — Вера Павловна похлопала по дивану рядом с собой. — Ты вовремя. Тут как раз вспоминаем, как твой папа волком был...

Следующие два часа пролетели незаметно. Они рассматривали фотографии, читали письма, смеялись и плакали. А потом...

— Дом-то, — вдруг сказал Борис, — он ведь совсем развалился, наверное?

— Да нет, — Вера Павловна загадочно улыбнулась. — Татьяна, соцработница моя, присматривает. Крышу перекрыла, окна поменяла...

— Слушай, мам, — Нина переглянулась с братом. — А давай мы его всей семьёй восстановим? Как раньше было...

— И театр сделаем! — подхватила Маша. — Я декорации нарисую!

Вера Павловна обвела взглядом родные лица. Морщинки у глаз Бориса — совсем как у отца. Нинкина привычка теребить прядь волос. Машенькина улыбка — точь-в-точь как у неё в молодости...

— А знаете что? — она достала из кармана халата уже знакомый конверт с завещанием. — Давайте-ка я его порву. А вместо него новое напишу. Такое, чтобы всем поровну досталось. И дом, и квартира. Только с одним условием...

— Каким? — хором спросили дети.

— Чтобы каждое воскресенье — всей семьёй, за одним столом. Как раньше. Идёт?

Вместо ответа они просто обняли её. Крепко-крепко, как в детстве.

А за окном шёл тёплый летний дождь, умывая город и унося с собой все обиды, недомолвки и горечь прошлых лет.

КОНЕЦ

• — Надо же, какая щедрость за мой счёт! — возмутилась хозяйка, узнав о планах мужа

• Ещё рассказы

Часть 1. У вас будет ребёнок

– Поздравляю, у вас будет ребёнок! - сказала врач, а муж побледнел - мы не спали вместе уже два года.

Светлана Петровна, гинеколог с тридцатилетним стажем, привыкла к разным реакциям на новость о беременности. Но чтобы муж стал белее больничной простыни – такое она видела впервые.

– Тут какая-то ошибка, – выдавил из себя Андрей, вцепившись в подлокотники кресла. – Пересдадим анализы?

Марина сидела, опустив глаза. Ее аккуратный серый костюм и идеальная укладка вдруг показались неуместными, как праздничное платье на похоронах.

– Анализы точные, срок восемь недель, – Светлана Петровна перевела взгляд с одного супруга на другого. – Что-то не так?

– Всё так, – Марина встала, одёрнув юбку. – Спасибо, доктор. Пойдём, Андрей.

Он поднялся механически, как робот. В коридоре поликлиники было людно – обеденный перерыв, все спешили урвать время для визита к врачу. Кто-то толкнул Андрея плечом, он даже не заметил.

– Только не здесь, – тихо сказала Марина, когда он открыл рот. – Дома поговорим.

– Дома?! – он резко остановился. – Ты что, серьёзно думаешь, что я смогу ждать до дома?

Пожилая женщина с палочкой с любопытством уставилась на них. Марина схватила мужа за рукав и потащила к выходу.

– Давай хотя бы до машины дойдём, – в её голосе звучала усталость. – Я всё объясню.

– О да, будь добра, объясни! – Андрей практически выплюнул эти слова. – Объясни, как так получилось, что моя жена, с которой я не спал два года, вдруг оказалась беременной!

На парковке было тихо. Андрей сел за руль, но не спешил заводить мотор. Его руки дрожали.

– Кто? – спросил он глухо.

Марина смотрела прямо перед собой.

– Какая разница? Ты же давно живёшь своей жизнью. Работа, командировки, вечные совещания. Когда ты последний раз спросил, как у меня дела?

– Не переводи стрелки! – он ударил ладонью по рулю. – Я спросил – кто?

– Кирилл. Из айти-отдела, – она говорила тихо, но твёрдо. – Мы встречаемся четыре месяца.

Андрей закрыл глаза. Перед внутренним взором всплыло улыбающееся лицо молодого айтишника, который недавно настраивал его рабочий ноутбук. "Классный у вас макбук, Андрей Викторович!" Сопляк. Лет на десять младше.

– И давно ты... – он запнулся, подбирая слова, – давно ты решила, что наш брак тебе не нужен?

– А он есть, наш брак? – Марина горько усмехнулась. – Мы просто живём в одной квартире. Как соседи. Ты приходишь поздно, уходишь рано. В выходные – "срочные проекты". В отпуск я езжу одна, потому что у тебя "горят сроки".

– Я работаю, между прочим, чтобы ты могла позволить себе эти поездки!

– Да кому они нужны, эти поездки?! – её голос сорвался. – Я хотела просто быть вместе. Говорить, гулять, ходить в кино. Помнишь, как раньше?

Андрей помнил. Их первое свидание в парке, когда они проговорили до трёх ночи. Совместные путешествия в первые годы брака. Ужины при свечах по пятницам...

– А потом что-то сломалось, – продолжала Марина. – Ты всё больше времени проводил на работе. Я пыталась достучаться – ты отмахивался. "Не сейчас, давай потом". И это "потом" длится уже несколько лет.

– И ты решила утешиться с молодым любовником? – желчно спросил он.

– Нет. Я просто... – она замолчала, подбирая слова. – Я просто поняла, что ещё жива. Что могу чувствовать, смеяться, радоваться. Кирилл... он видит во мне женщину, а не функцию, не предмет мебели.

Андрей завёл машину. Руки всё ещё дрожали.

– И что теперь?

– Не знаю, – честно ответила Марина. – Правда, не знаю.

Они ехали молча. За окном мелькали витрины магазинов, спешащие куда-то люди, собачники с питомцами. Обычный день, будто ничего не случилось. Будто их жизнь не рассыпалась только что на осколки в кабинете гинеколога.

– Я подам на развод, – наконец сказал Андрей. – Ты же этого хочешь?

Марина не ответила. По её щеке скатилась одинокая слеза.

Часть 2. Разговор на кухне

– И долго ты собираешься вот так сидеть и пялиться в окно? – Марина стояла в дверях кухни, нервно теребя пояс домашнего халата.

После возвращения из больницы прошло три часа. Андрей не проронил ни слова, только сидел у окна и курил одну за другой. Пепельница уже была переполнена.

– Знаешь, – он затушил очередной окурок, – я тут вспоминал. Помнишь, как познакомились?

– При чём тут это? – она раздражённо дёрнула плечом.

– Да нет, просто... – он невесело усмехнулся. – Ты тогда сказала: "Терпеть не могу врунов". А я ответил...

– "Значит, нам по пути", – тихо закончила Марина.

В кухне повисла тяжёлая тишина. Где-то на верхнем этаже надрывался дрелью сосед, за окном сигналили машины.

– Андрюш, – она присела на краешек стула. – Давай поговорим нормально.

– Нормально? – он резко развернулся. – О чём? О том, как ты трахалась с этим... айтишником? В нашей квартире, небось? В нашей постели?

– Прекрати! – Марина вскочила. – Не смей...

– Что, правда глаза колет? – он тоже поднялся. – А может, мне ещё извиниться, что помешал вашей идиллии?

Звонок телефона прорезал воздух как нож. На экране высветилось "Кирилл". Андрей схватил телефон быстрее, чем Марина успела среагировать.

– Алё, любовничек! – в его голосе звенела ярость. – Что, соскучился по чужой жене?

– Андрей, отдай телефон! – Марина пыталась выхватить трубку.

– Значит так, сопляк, – Андрей отпихнул жену свободной рукой. – Через час. В "Старом парке". У фонтана. Не придёшь – сам найду.

Он нажал "отбой" и швырнул телефон на стол.

– Ты с ума сошёл? – Марина смотрела на него расширенными от страха глазами. – Что ты задумал?

– Спокойно, – он криво усмехнулся. – Просто поговорим по-мужски.

– Андрей, пожалуйста... – она схватила его за рукав. – Не надо никуда ходить. Кирилл тут ни при чём.

– Ни при чём? – он аккуратно отцепил её пальцы. – Залез в чужую семью – будь добр ответить.

– Какую семью, Андрей? – её голос дрожал. – Ты сам всё разрушил. Своим равнодушием, своим... отсутствием. Знаешь, сколько вечеров я ждала тебя с ужином? Сколько раз засыпала одна?

– Я работал! – заорал он. – Чтобы ты могла не думать о деньгах! Чтобы...

– Мне не нужны были деньги! – крикнула она в ответ. – Мне нужен был ты! Живой, настоящий! А не этот... зомби с ноутбуком!

Андрей замер. Что-то в её словах царапнуло память. Он вспомнил их последний настоящий разговор, года полтора назад. Она тогда тоже кричала что-то похожее. А он отмахнулся – дедлайн горел...

– Я ухожу, – он взял куртку. – И даже не пытайся остановить.

– Андрей, – она преградила ему путь. – Умоляю, не делай глупостей.

– Отойди.

– Нет! – она упрямо мотнула головой. – Не пущу!

Он просто отодвинул её, как вещь. Хлопнула входная дверь.

Марина бросилась к телефону. "Абонент временно недоступен" – равнодушно сообщил голос в трубке. Кирилл не отвечал.

"Господи, что я наделала?" – она сползла по стене на пол, обхватив колени руками. В животе шевельнулось что-то – то ли тошнота, то ли... Она вспомнила слова врача: "Срок восемь недель". Восемь недель назад они с Кириллом впервые...

Звонок в дверь заставил её вздрогнуть. На пороге стояла Ленка – лучшая подруга и коллега.

– Ну и что у вас тут происходит? – с порога спросила она. – Андрюха твой только что пронёсся мимо как танк, чуть с ног не сбил!

В следующей части будет кульминационная сцена встречи Андрея с Кириллом, а также важный разговор Марины с подругой, который заставит её иначе взглянуть на ситуацию.

Часть 3. Встреча с Кириллом

Ленка хозяйничала на кухне, громыхая чашками.

– Так, подруга, колись, – она поставила перед Мариной чай с мятой. – Что стряслось?

– Я беременна, – глухо ответила Марина.

Чашка замерла на полпути к Ленкиному рту.

– Офигеть! А чего тогда Андрюха... – она осеклась, вгляделась в лицо подруги. – Погоди-ка. Это что, от...

– От Кирилла, – Марина обхватила горячую чашку ладонями. – Андрей узнал сегодня. У врача.

– Ёпрст! – Ленка плюхнулась на стул. – И что теперь?

– А теперь мой муж поехал "разговаривать по-мужски" с отцом моего ребёнка, – Марина истерически хихикнула. – Прям сериал какой-то.

***

Андрей увидел его издалека. Кирилл сидел на бортике фонтана – взъерошенный, в растянутой футболке с какой-то супергеройской символикой. Сопляк сопляком.

– Значит так, – Андрей навис над ним. – Вставай.

– Андрей Викторович, я...

– Заткнись! – рявкнул Андрей. – Просто заткнись и слушай. Ты залез в мою семью...

– У вас не было семьи! – Кирилл вскочил, глаза сверкнули. – Вы просто... существовали рядом! Марина умирала от одиночества, а вы даже не замечали!

– Да что ты можешь знать о семье?! – Андрей схватил его за грудки. – Тебе сколько лет, щенок?

– Достаточно, чтобы любить её по-настоящему! – Кирилл не отводил взгляд. – И заботиться о ней. И слушать. И...

Удар пришёлся в челюсть. Кирилл отлетел к фонтану, схватился за лицо. Из разбитой губы потекла кровь.

– Андрей Викторович! – окликнул знакомый голос.

У фонтана собирались коллеги – это же был их обычный обеденный маршрут. Бухгалтерия в полном составе, айтишники, менеджеры...

– Господи, Кирилл! – кто-то бросился к парню. – Что случилось?

– Ничего, – он утёр кровь. – Всё нормально.

– Да вызывайте полицию! – верещала главбух. – Это же самое натуральное нападение!

***

– И ты его любишь? – Ленка внимательно смотрела на подругу.

– Не знаю, – Марина крутила в руках пустую чашку. – Он... он делает меня живой, понимаешь? С ним я чувствую себя женщиной, а не роботом-домохозяйкой.

– А Андрей?

– А что Андрей? – она горько усмехнулась. – Знаешь, когда он в последний раз говорил мне "люблю"? Три года назад. На дне рождения тёщи, после пяти рюмок коньяка.

Звонок телефона заставил обеих вздрогнуть.

– Алё, – Марина схватила трубку. – Что?! Какая полиция? Господи... Еду!

В отделении было шумно. Андрей сидел на скамейке, глядя в одну точку. Рядом причитала главбух Тамара Степановна:

– Как же так, Андрей Викторович! Вы же всегда такой спокойный были...

"Спокойный", – усмехнулся он про себя. Да, чёртов трудоголик, который променял жизнь на Excel-таблицы.

Кирилл давал показания в соседнем кабинете. Его разбитая губа опухла, на футболке темнели пятна крови.

– Заявление писать будете? – спросил усталый опер.

– Нет, – Кирилл мотнул головой. – Не буду.

– Точно? – опер скептически приподнял бровь. – Тут все свидетели побоев.

– Точно.

В этот момент в отделение влетела Марина. Увидела разбитое лицо Кирилла, замерла на секунду. Потом перевела взгляд на мужа.

– Что ж ты наделал... – прошептала она.

И в этот момент Андрей наконец заплакал.

Часть 4. Точки над i

Домой они ехали на такси – все трое. Кирилл сначала отказывался, но Марина настояла. "Нам нужно поговорить. Всем."

В квартире их встретила Ленка.

– Ни хрена себе! – присвистнула она, увидев разбитое лицо Кирилла. – Ладно, я пойду. Звони, если что.

В комнате повисла тяжёлая тишина. Марина принесла аптечку, начала обрабатывать Кириллу губу.

– Не надо, – он мягко отстранил её руку. – Сам справлюсь.

Андрей сидел в кресле, ссутулившись. Постаревший лет на десять за один день.

– Знаете, – вдруг сказал он. – А ведь я правда думал, что всё делаю правильно. Работа, карьера, деньги...

– Никто не говорит, что это неправильно, – тихо ответила Марина. – Просто... это не всё.

– А я забыл об этом, – он невесело усмехнулся. – Совсем забыл, что есть что-то кроме дедлайнов и отчётов.

– Андрей Викторович... – начал Кирилл.

– Помолчи, – устало перебил Андрей. – Дай договорить... Знаешь, что самое паршивое? Я даже злиться на тебя толком не могу. Ты просто оказался там, где должен был быть я. Рядом с ней.

Марина прерывисто вздохнула.

– Я подам на развод, – спокойно продолжил Андрей. – Квартира пусть будет твоей, Марин. Ребёнку нужен дом.

– Мы можем... – она запнулась.

– Нет, – он покачал головой. – Уже не можем. Слишком поздно.

– Я люблю её, – вдруг сказал Кирилл. – И ребёнка буду любить. Это не просто... увлечение.

Андрей поднял на него взгляд:
– Береги её. Лучше, чем я.

Он встал, пошёл в спальню. Через десять минут вышел с дорожной сумкой.

– Вещи потом заберу. И... прости меня, Марин. За всё.

Дверь закрылась тихо, почти беззвучно. Марина стояла у окна, глядя, как муж идёт к остановке. Ссутулившийся, с поседевшими висками...

– Поехали ко мне, – тихо сказал Кирилл. – Тебе нельзя сейчас одной.

– Подожди, – она прижала ладонь к стеклу. – Давай просто... постоим так.

За окном моросил мелкий дождь. Андрей сел в автобус, не оглянувшись. Марина почувствовала, как тёплые руки Кирилла легли ей на плечи.

– Всё будет хорошо, – шепнул он.

"Будет", – подумала она. Положила руку на живот. – "Обязательно будет. Просто по-другому."

Где-то в глубине души шевельнулась тоска по прошлому – светлому и безвозвратно ушедшему. Но впереди была новая жизнь. И это пугало и радовало одновременно.

КОНЕЦ

• — Я выхожу замуж за твоего мужа! — заявила лучшая подруга, — Можешь остаться на свадьбе официанткой

• ЕЩЁ

ЧАСТЬ 1: "ПРИЗНАНИЕ"

— Я не твоя жена, а её сестра-близнец! — призналась она после года брака. — Настоящая Аня погибла в тот день.

Михаил замер с поднятой чашкой кофе. На кухне повисла удушающая тишина, нарушаемая только тиканьем часов и шумом дождя за окном. Он медленно поставил чашку, и та глухо звякнула о блюдце.

— Что за бред ты несёшь? — его голос прозвучал хрипло, будто простуженный.

— Я — Катя. Всегда была Катей, — она обхватила себя руками, словно пытаясь согреться. — Прости. Я больше не могу врать.

Миша смотрел на женщину перед собой — такое родное лицо, каждую чёрточку которого он знал наизусть. Или думал, что знал? В голове зашумело, как будто он разом опрокинул стакан водки.

— Катя погибла пять лет назад. Разбилась на мотоцикле в Таиланде, — он говорил медленно, чётко проговаривая каждое слово. — Ты была на её похоронах. Мы вместе были.

Она покачала головой, закусив губу — этот жест, такой знакомый, вдруг показался чужим.

— Это Аня погибла. А я... я просто воспользовалась тем, что ты был в командировке. Когда ты вернулся, я уже заняла её место.

— Заткнись! — он резко встал, опрокинув стул. — Просто заткнись!

Флэшбек накрыл его, как волна.

...Год назад. Он возвращается из трёхмесячной командировки в Сингапур. Аня встречает его в аэропорту — немного другая причёска, чуть похудела. "Решила сменить имидж, пока тебя не было". Первые недели она кажется непривычно рассеянной, путает какие-то мелочи из их общего прошлого. "Последствия стресса", — объясняет семейный врач. "Бывает, память шалит после сильных переживаний"...

— Год, — прошептал Миша. — Целый грёбаный год.

— Я люблю тебя, — тихо сказала она. — По-настоящему люблю. Не как сестра мужа, а...

— Заткнись! — он впечатал кулак в стену. На обоях осталось тёмное пятно. — Ты... ты понимаешь, что ты натворила? Это же... это статья!

Она вздрогнула, но продолжала говорить:

— Помнишь тот вечер, когда я впервые не смогла вспомнить имя нашей школьной учительницы? Ты ещё так удивился... Или как забыла про твою аллергию на клубнику и купила клубничный торт?

— Прекрати...

— Или когда перепутала, какое платье было на мне в день нашей свадьбы? Ты списывал это на стресс, на усталость. А я просто... не знала. Не могла знать.

Миша опустился на пол, привалившись к стене. В голове крутились обрывки воспоминаний — странности, мелкие несостыковки, на которые он закрывал глаза. Не хотел замечать? Или не хотел знать правду?

— Зачем? — только и смог выдавить он.

Она присела рядом, но не решилась дотронуться.

— Я любила тебя. Ещё до вашей свадьбы. Всегда любила, с того дня, как Анька привела тебя знакомиться с семьёй. Но ты выбрал её. Она была... правильной. Надёжной. А я — взбалмошная художница, вечно в поисках приключений.

Дождь за окном усилился, барабаня по карнизу как обезумевший.

— Когда это случилось... авария... я первая узнала. Позвонила её телефон, какой-то таец... Я рванула туда, сразу, даже никому не сказав. Думала, успею, спасу... — её голос дрогнул. — Не успела. А потом... потом я просто не смогла. Не смогла позвонить и сказать, что она погибла. Я знала, как ты её любишь. И я... я подумала...

— Что сможешь её заменить? — горько усмехнулся Миша. — Как куклу? Одну сломали — возьмём другую, похожую?

— Нет! То есть... сначала да, наверное. Но потом... потом всё стало по-настоящему. Наши вечера, разговоры до рассвета, твои объятия по утрам... Я влюблялась в тебя заново, уже не как Анина сестра, а как...

— Как самозванка, — он резко встал. — Как чёртова самозванка, которая украла чужую жизнь!

Она осталась сидеть на полу, сгорбившись, обхватив колени руками.

— Что теперь? — спросила тихо.

Миша подошёл к окну. За мутными от дождя стёклами расплывались огни вечернего города.

— А ты как думаешь? — он обернулся, и она поёжилась от его взгляда. — Заявить в полицию? Рассказать всем правду? Что ты год водила всех за нос — меня, родителей, друзей?

— Родители знают, — прошептала она.

Он замер.

— Что?

— Они узнали через месяц. Мама... она же чувствует. Всегда нас различала, даже в детстве, когда мы специально путали их...

Новая волна ярости накрыла его.

— То есть все знали? Все, кроме меня, да? Развлекались, наблюдая, какой я идиот?

— Нет! Они хотели рассказать, но я умоляла... Клялась, что сама признаюсь, только... только попозже. Когда будет подходящий момент...

— И это, значит, подходящий момент? — он схватил куртку. — Год спустя?

— Миша, пожалуйста... — она вскочила, протянула к нему руки.

— Не трогай меня! — он отшатнулся как от прокажённой. — Просто... не трогай.

Входная дверь хлопнула так, что задрожали стёкла. Катя медленно опустилась на пол, прижимая к груди его забытый шарф. Пахнущий его одеколоном, такой родной...

— Прости, Анька, — прошептала она в пустоту. — Прости меня, сестрёнка. Я всё испортила. Как всегда...

ЧАСТЬ 2: "ПРОШЛОЕ"

Дождь хлестал по капоту, дворники едва справлялись. Михаил гнал машину по пустынным улицам, не особо разбирая дороги. В висках стучало: "Не Аня, не Аня, не Аня..."

Память услужливо подкидывала воспоминания, складывая их в новую, жуткую мозаику.

...Десять лет назад. Первая встреча с сёстрами на дне рождения общего друга. Аня — в строгом платье, волосы убраны в гладкий хвост. Катя — растрёпанная, в драных джинсах, с татуировкой на щиколотке.

— Мы с Катькой как инь и ян, — смеялась тогда Аня. — Она творческий хаос, я — вечный порядок.

Визг тормозов — Михаил едва успел затормозить перед светофором. Красный свет походил на кровавое пятно в пелене дождя.

...Их первое свидание с Аней. Тихий ресторанчик, неспешный разговор. А через окно видно, как Катя носится по улице с этюдником, пытаясь поймать закатное солнце на холст. "Чокнутая художница", — фыркнула тогда Аня, но с такой нежностью...

Телефон разрывался от звонков — сначала Катя (или уже не-Аня?), потом тёща, потом снова Катя. Михаил отключил звук.

...Их свадьба. Катя была подружкой невесты. Немного пьяная, она поймала букет и расхохоталась: "Теперь твоя очередь, сестрёнка! Найди себе такого же классного мужика!"

Миша резко развернул машину. Он знал, куда нужно ехать.

Старая мастерская на окраине города выглядела заброшенной. Но окна светились тусклым светом, и из трубы шёл дым. Катя всегда приезжала сюда работать, когда было паршиво на душе.

Настоящая Катя. Не его жена.

Он толкнул дверь. В нос ударил знакомый запах краски и скипидара.

— Я знал, что найду тебя здесь.

Она вздрогнула, но не обернулась. Стояла перед огромным холстом, где в бешеном вихре красок угадывались два женских силуэта.

— Расскажи мне всё, — его голос звучал глухо. — С самого начала.

Катя отложила кисть. На потёртых джинсах расплывались пятна краски — прямо как тогда, при первой встрече.

— Мы с ней всегда были разными, — начала она, всё ещё не оборачиваясь. — Даже удивительно, как из одной яйцеклетки вышли такие противоположности. Аня — отличница, гордость родителей. Я — вечная заноза в заднице.

Она наконец повернулась, и Миша с удивлением заметил, что она накрасила губы той же помадой, что носила раньше. Не той, что использовала, изображая Аню.

— Знаешь, что самое паршивое? — горько усмехнулась она. — Я ведь правда тогда улетела в этот чёртов Таиланд. Не разбилась, как все думали, просто... сбежала. От её идеальной жизни, от вашей идеальной любви, от собственной влюблённости в тебя...

Она подошла к захламленному столу, достала из-под вороха эскизов потрёпанную папку.

— А потом она прилетела за мной. Нашла каким-то образом, прилетела в эту дыру... Мы поругались. Сильно. Я наговорила ей... всякого. А она психанула и уехала на этом проклятом байке.

Катя протянула ему папку. Внутри были фотографии — две одинаковые девочки в разных нарядах, две девушки-подростка, уже непохожие, две взрослые женщины...

— Я не сразу поняла, что случилось. Думала, она просто обиделась и не отвечает на звонки. А потом позвонили из больницы... — её голос сорвался. — Знаешь, что она мне сказала напоследок? "Ты всегда хотела быть мной. Так попробуй! Посмотрим, справишься ли!"

Миша молча листал фотографии. Вот они втроём на его дне рождения. Вот в парке развлечений — Аня держит его под руку, а Катя корчит рожи на заднем плане...

— Когда я узнала, что её не спасли... что-то во мне сломалось, — Катя закурила, глубоко затягиваясь. — Я просто поехала домой, к нам домой, взяла её документы, телефон... А ты был в командировке, и я подумала... подумала...

— Что сможешь стать ею?

— Что смогу исправить! — она резко обернулась, и в глазах блеснули слёзы. — Хоть что-то исправить! Я ведь виновата в её смерти. Если бы не моя истерика, если бы не моя дурацкая ревность...

— Ревность? — Миша замер. — К чему?

Катя горько усмехнулась:

— К вашему счастью. К тому, что ты выбрал её, а не меня. Что она, как всегда, получила всё самое лучшее...

Она подошла к холсту, провела пальцами по красочным разводам.

— Знаешь, что самое страшное? Я ведь почти поверила. Почти стала ею. Научилась говорить как она, двигаться как она... Только вот любить как она — не получилось. Потому что я люблю тебя по-своему. Как Катя, а не как Аня.

Михаил смотрел на неё — растрёпанную, с пятнами краски на одежде, с дрожащей в пальцах сигаретой. Такую непохожую на его идеальную, аккуратную Аню.

Или это Аня была непохожа на настоящую Катю?

ЧАСТЬ 3: "ВЫБОР"

В мастерской повисла тишина, нарушаемая только шумом дождя по жестяной крыше. Михаил разглядывал последнюю фотографию из папки — три улыбающихся лица на фоне новогодней ёлки. Всего два месяца до трагедии.

— Почему родители согласились молчать? — спросил он наконец.

Катя нервно усмехнулась, закуривая новую сигарету:

— А ты не догадываешься? После той истории с таблетками...

— Какими ещё таблетками?

Она осеклась, прикусив губу — и вдруг Михаил понял, что этот жест принадлежит именно ей, Кате, а не Ане. Просто год назад он убедил себя в обратном.

— Ты не знал? — она как-то сразу сжалась. — Чёрт. Прости. Я думала... Аня же всегда всё тебе рассказывала.

— Договаривай, — его голос стал жёстким.

— За полгода до свадьбы Аня пыталась... — Катя запнулась. — В общем, передоз антидепрессантов. Её еле откачали.

Миша почувствовал, как земля уходит из-под ног. Он опустился на продавленный диван:

— Что ты несёшь? Аня никогда...

— Никогда не пила таблетки? — Катя горько рассмеялась. — Ещё как пила. Года три, не меньше. Прятала ото всех свои приступы паники. Ты же знаешь нашу маму — "В приличных семьях не бывает психических расстройств".

Она подошла к столу, вытащила из ящика помятый конверт:

— Вот. Нашла у неё в вещах, когда... ну, когда всё случилось.

Михаил развернул сложенный втрое лист.

"Катюша, сестрёнка.
Прости, что всё так вышло. Я знаю, ты любишь его — может, даже сильнее, чем я. И он бы полюбил тебя, если бы не я. Я ведь всегда была твоей тенью, правильной девочкой, которая делает всё как надо. Знала бы ты, чего мне это стоило...
Я устала, Кать. Устала притворяться идеальной. Устала глотать эти чёртовы таблетки, чтобы соответствовать. Устала бояться, что однажды маска треснет.
Береги его. И прости меня, если сможешь.
Аня"

— Это... это предсмертная записка? — хрипло спросил Миша.

— Не знаю, — Катя покачала головой. — Может, просто записка. Может, план побега. Может... — она замолчала.

— Договаривай!

— Может, она специально погнала тот байк на повороте, — еле слышно закончила Катя. — Местные потом говорили — там каждый год разбиваются. Особенно в дождь.

Михаил смотрел на фотографию в руках. Аня улыбается, идеально уложенные волосы, безупречный макияж. Всегда такая правильная, такая собранная...

"Знала бы ты, чего мне это стоило..."

— Зачем ты мне всё это рассказала? — он поднял глаза на Катю. — Почему именно сейчас?

Она затушила сигарету:

— Потому что устала притворяться. Как и она когда-то. Мы с ней правда были как инь и ян — только наоборот. Она пряталась за маской идеальной девочки, я выставляла напоказ свой бардак. А в глубине души...

— В глубине души вы были похожи.

— Да. И знаешь, что самое паршивое? — Катя подошла к холсту, провела пальцем по линии, разделяющей два силуэта. — Этот год с тобой... Он был настоящим. Каждый поцелуй, каждое "люблю", каждый момент. Просто...

— Просто ты любила за двоих, — тихо закончил Михаил. — За себя и за неё.

Она кивнула, не оборачиваясь. По щеке скатилась слеза, оставляя дорожку в пятнах краски.

Миша встал, подошёл к ней. Развернул за плечи:

— Посмотри на меня. Нет, просто посмотри.

Она подняла глаза — заплаканные, без привычной подводки. Глаза Кати, не Ани.

— Я не знаю, что делать дальше, — честно сказал он. — Не знаю, смогу ли простить обман. Не знаю, смогу ли...

— Понимаю, — она попыталась отвернуться, но он удержал.

— Но я знаю точно: ты не Аня. И никогда ею не была. Даже этот год... ты просто не могла ей быть.

— Почему?

— Потому что я любил не её. Я любил тебя. Такую, какая ты есть — с этими твоими дурацкими татуировками, с пятнами краски на одежде, с вечным бардаком в голове. Просто... просто мне понадобился год, чтобы это понять.

За окном наконец перестал барабанить дождь.

ЧАСТЬ 4: "НОВОЕ НАЧАЛО"

В предрассветных сумерках мастерская казалась другой — будто декорации сменились за ночь. Тусклый свет превращал холсты в молчаливых свидетелей, а пятна краски на полу напоминали следы каких-то неведомых существ.

Они просидели так до утра — на продавленном диване, среди разбросанных фотографий и недопитого остывшего кофе.

— Знаешь, что я вспомнил? — Михаил вертел в руках пустую чашку. — Тот день, когда "ты" вернулась. Я ещё подумал: "Что-то в ней изменилось".

Катя грустно усмехнулась:

— И списал всё на стресс?

— Нет. То есть да, но... — он помолчал. — Я подумал: наконец-то она живая. Настоящая. Понимаешь?

— Не очень, — она подтянула колени к груди, обхватила их руками.

— Аня всегда была как фарфоровая статуэтка. Красивая, безупречная и... холодная. А ты... ты была тёплой. Живой. Я думал, это она наконец оттаяла, а на самом деле...

— На самом деле это была другая женщина, — закончила Катя. — Удобное объяснение, да?

В её голосе прорезалась горечь. Михаил повернулся к ней:

— Нет. Это была ты. Просто ты. Со своими дурацкими привычками, которые пыталась спрятать. С этой дурной манерой разговаривать во сне. С любовью к острой еде, которую Аня терпеть не могла...

— Прекрати, — она дёрнулась. — Не надо...

— Надо, — он взял её за плечи. — Потому что я хочу знать — где настоящая ты? Та, которая рисовала до рассвета, плевав на режим? Которая могла сорваться в три ночи за вдохновением? Которая смеялась как ненормальная и плакала над глупыми мелодрамами?

Катя всхлипнула:

— Она здесь. Просто... запуталась. Заигралась. Знаешь, как в театре — сначала играешь роль, а потом...

— А потом роль начинает играть тебя? — он невесело усмехнулся. — Как Аня со своей маской идеальной девочки?

Она кивнула, размазывая слёзы по щекам:

— Только я хотя бы знала, что играю. А она...

— Она заигралась до конца, — тихо закончил Михаил.

Они помолчали. За окном занимался рассвет, окрашивая небо в нежно-розовые тона.

— Что теперь? — спросила Катя, глядя в окно.

— Теперь... — он встал, подошёл к холсту. — Теперь мы начнём сначала. Ты, я. Без масок. Без ролей. Без призраков прошлого.

— А если не получится?

— Тогда не получится, — он пожал плечами. — Но мы хотя бы попробуем по-честному. Как думаешь, сможешь?

Катя поднялась с дивана, подошла к нему — неуверенно, будто боясь спугнуть момент.

— Я могу начать прямо сейчас, — она глубоко вздохнула. — Привет. Я — Катя. Художница-раздолбайка, люблю острую еду и ненавижу ранние подъёмы. И я... я безнадёжно влюблена в мужа своей покойной сестры.

Михаил протянул ей руку:

— Привет, Катя. Я — Миша. Зануда-архитектор, который год прожил с одной потрясающей женщиной, думая, что она — другая. И знаешь что? — он слабо улыбнулся. — Кажется, я тоже в неё влюблён. В настоящую её.

За окном окончательно рассвело. Первые лучи солнца упали на холст, и два силуэта на нём вдруг показались не разделёнными, а слившимися в один.

— Знаешь, что сказала мне Аня в последнюю нашу встречу? — Катя прислонилась к его плечу. — "Иногда нужно потерять себя, чтобы найти настоящую себя". Тогда я не поняла. А сейчас...

— А сейчас?

— А сейчас, кажется, начинаю понимать.

КОНЕЦ

• – Твоя беременная любовница звонила, просила передать привет! — холодно сообщила жена

• Другие рассказы про семейные ценности

Часть 1. Заявление сестры

– Отдай ключи от дачи! Я там жить буду, пока квартиру не купишь мне! – раздался требовательный голос в прихожей.

Марина замерла с чашкой кофе, не донеся её до губ. В их квартиру, словно ураган, ворвалась Лариса – сестра мужа. Растрёпанная, с размазанной тушью под глазами и в помятом бежевом плаще.

– Ларис, ты чего? – Сергей выглянул из ванной с полотенцем на плечах, капли воды стекали по шее. – Что случилось-то?

– А то ты не знаешь! – она швырнула сумку на банкетку, отчего та жалобно скрипнула. – Этот козёл всё отсудил! Всё! Квартиру, машину... – Лариса разразилась рыданиями. – Я на улице теперь, понимаешь?

Марина поставила чашку на стол и незаметно выдохнула. Начинается. Опять драма, опять Лариса в роли жертвы. Интересно, на этот раз какую версию расскажет? Что муж-тиран отобрал всё нажитое или что коварные юристы обвели вокруг пальца?

– Погоди-погоди, – Сергей наконец-то вышел из ступора. – Присядь, расскажи по порядку.

– Чего рассказывать? – Лариса плюхнулась на банкетку рядом со своей сумкой. – Я же тебе говорила, что он документы какие-то мутные подсовывал. А я, дура, подписала! Думала, любит... Восемнадцать лет коту под хвост!

"Ага, значит, сегодня версия про мутные документы", – Марина отвернулась к окну, пряча усмешку.

– Слушай, сестрёнка, – Сергей присел рядом, – но ведь ты сама хотела развода. Говорила, что Димку с собой заберёшь, что...

– Димка! – Лариса вскочила, заметалась по прихожей. – Этот предатель к отцу переехал! Представляешь? Мой родной сын! Сказал, что я... что я его достала своим контролем! – она снова разрыдалась, на этот раз как-то надрывно, по-настоящему.

Марина почувствовала, как что-то ёкнуло в груди. Шестнадцатилетний Димка, вечно ссутулившийся, с длинной чёлкой, прячущей глаза... Он и правда в последнее время совсем замкнулся.

– Так, ладно, – Сергей потёр виски. – Давай чай попьём, подумаем...

– Нечего думать! – Лариса резко вытерла слёзы. – Дача ваша всё равно пустует, только на выходные приезжаете. А мне жить негде! Я твоя сестра или кто?

Марина развернулась так резко, что чуть не опрокинула чашку.

– Подожди-ка, – она впервые подала голос. – Какая дача? Наша дача - это наша дача. Мы там ремонт затеяли, мастерскую мою достраиваем...

– Ой, можно подумать! – Лариса скривилась. – Подвинется твоя мастерская! Не барыня – в городской квартире порисуешь.

– Лариса, – Марина почувствовала, как внутри всё закипает, – ты что несёшь? Какое "подвинется"? Это наш дом, мы его купили...

– Вы? – Лариса издала какой-то истерический смешок. – Милочка, это я Серёжке на первый взнос денег дала! Из своих, кровных! Так что имею право!

Марина перевела взгляд на мужа. Тот стоял, опустив голову, и молчал.

– Серёж? – тихо позвала она. – Это правда?

– Ну... да, – он наконец поднял глаза. – Лариса тогда помогла... Но мы же всё вернули!

– Конечно-конечно, – протянула Лариса. – Только вот долг платежом красен. А я теперь на улице.

В прихожей повисла тяжёлая тишина. Марина смотрела на мужа, тот – в пол, а Лариса переводила торжествующий взгляд с одного на другого.

– Нет, – твёрдо сказала Марина.

– Что "нет"? – вскинулась Лариса.

– Нет – значит нет. Ты не будешь жить на нашей даче.

– Серёжа! – Лариса повысила голос. – Скажи своей... жене, что она не имеет права так со мной разговаривать! Я тебя вырастила! После смерти родителей я горбатилась, чтобы ты в люди выбился!

Сергей дёрнулся как от удара. Марина знала это выражение его лица – когда старые шрамы начинают болеть.

– Лариса, хватит! – она шагнула вперёд. – Ты не можешь вечно давить на эту мозоль! Сергей давно вернул тебе всё – и деньгами, и заботой. Хватит спекулировать прошлым!

– Да как ты!.. – задохнулась от возмущения Лариса. – Да ты!.. Сначала окрутила его, а теперь указываешь? Да я...

– Хватит, – вдруг тихо, но твёрдо сказал Сергей.

Обе женщины замолчали, удивлённо глядя на него.

– Ларис, – он поднял голову, – ты же знаешь, я всегда помогу. Но... не так. Не криком, не шантажом. И Марина права – дача наша. Общая. Я не могу решать такие вопросы в одиночку.

– Вот значит как? – Лариса как-то сразу сгорбилась, постарела. – Значит, променял сестру на...

– Не начинай, – оборвал её Сергей. – Давай так: пойдём, поговорим спокойно. Подумаем, как тебе помочь. По-настоящему помочь, а не...

Звонок телефона разрезал воздух как нож. Лариса вздрогнула, достала мобильный из кармана.

– Дима, – прошептала она, глядя на экран. И вдруг снова расплакалась – но как-то иначе, беспомощно. – Сынок звонит... А я даже ответить боюсь.

Марина и Сергей переглянулись. День обещал быть долгим.

Часть 2. Корни проблемы

Марина заварила уже третий чайник. Лариса сидела на кухне, нервно крутя в руках телефон. Звонок Димы остался без ответа.

– Я ведь ради него всё, – она говорила тихо, будто самой себе. – Чтоб у него всё было. А он... он сказал, что я его душу.

Сергей примостился на подоконнике, его плечи были напряжены. Марина знала этот взгляд мужа – когда он проваливается в воспоминания.

– Слушай, Лар, – он потёр переносицу, – а помнишь, как ты мне в пятнадцать лет велосипед запретила? Сказала – опасно, убьёшься...

– Ну началось! – фыркнула Лариса. – То было другое! Ты после травмы...

– После царапины, – перебил её Сергей. – Обычной царапины. А ты три месяца меня со двора не выпускала. Всё "опасно" да "опасно".

Марина села рядом с золовкой, подвинула ей чашку с чаем:
– Лариса, может... может, стоит к психологу сходить? Вместе с Димой?

– Чего?! – Лариса отшатнулась. – К мозгоправу? Чтоб меня ненормальной записали?

– Да никто тебя... – начала Марина.

– Нет, ты посмотри! – Лариса вскочила. – Она ещё и учит! Сама-то без детей, а туда же – советы раздаёт!

Марина побелела. Сергей дёрнулся:
– Ларис, ты переходишь границы...

– Я? Границы? – она истерически рассмеялась. – Это вы все... все против меня! Дима, ты... – Лариса схватила сумку. – Ну и живите тут! А я... я сама справлюсь!

Она метнулась к выходу. Хлопнула входная дверь.

– Господи, – выдохнула Марина, – как с ней Димка-то жил...

Сергей сполз с подоконника, обнял жену:
– Прости за это всё. И за... ну, про детей...

– Да ладно, – Марина уткнулась ему в плечо. – Слушай, а может, правда надо что-то делать? Она же... она реально не в себе.

Звонок в дверь заставил обоих вздрогнуть.

– Опять она? – прошептала Марина.

Но на пороге стоял Дима. Длинная чёлка, руки в карманах, взгляд в пол.

– Тёть Марин, дядь Серёж... мама у вас?

– Только что ушла, – Сергей впустил племянника. – Заходи. Рассказывай.

Дима прошёл на кухню, плюхнулся на стул:
– Она... она квартиру заложила. Ещё год назад. Говорила – бизнес начать хочет. А сама... – он замялся.

– Что сама? – тихо спросил Сергей.

– В казино спускала, – выдохнул Дима. – Я случайно узнал. Выписки её нашёл. Там... там огромные суммы, дядь Серёж.

Марина охнула. Сергей побледнел:
– Погоди... а как же суд? Муж? Документы эти...

– Нет никакого суда, – Дима наконец поднял глаза. – Отец давно всё знал. Пытался её вытащить, в клинику определить... А она сбежала. И меня забрать хотела. Но я... я не могу больше, понимаете?

В кухне повисла тяжёлая тишина. Где-то капала вода из крана – кап-кап, словно отсчитывая секунды.

– Так, – Сергей решительно встал. – Дим, у тебя есть её последний адрес?

– Есть, но...

– Марин, – Сергей повернулся к жене, – звони в клинику, ну ту, где твоя подруга работает. Психологом.

– Думаешь, она согласится? – Марина уже доставала телефон.

– Придётся, – Сергей стиснул зубы. – Иначе мы её реально потеряем.

Дима вдруг всхлипнул:
– Я не хотел... не хотел, чтоб так. Она же мама. Но я...

Марина обняла племянника за плечи:
– Тише, малыш. Тише. Мы что-нибудь придумаем.

За окном накрапывал дождь. Где-то там, в промозглом апрельском вечере, бродила женщина, потерявшая себя. Женщина, которая так и не смогла отпустить своих близких в свободное плавание. И теперь тонула сама.

Часть 3. Точка кипения

– Куда она подевалась? – Сергей нервно мерил шагами кухню. Прошло три часа с момента ухода Ларисы, телефон был недоступен.

Дима сидел, обхватив колени руками, и выглядел совсем ребёнком. Марина накинула ему на плечи плед:
– Может, к подругам поехала?

– К каким подругам? – парень горько усмехнулся. – Она всех распугала своими... проблемами. Последняя тётя Света год назад отвернулась, когда мама у неё денег назанимала и не отдала.

Звонок в дверь заставил всех подпрыгнуть.

– Я открою, – Марина поспешила в прихожую.

На пороге стояла соседка по даче – Анна Петровна. Встрёпанная, в наспех накинутом пальто:
– Мариночка! Там это... ваша родственница на даче буянит!

– Что?! – Сергей выскочил в коридор. – Как она туда попала?

– А запасные ключи! – всплеснула руками соседка. – Помните, вы нам оставляли, когда в отпуск уезжали? Она приехала, представилась сестрой, сказала – вы разрешили... А потом я смотрю – окна бьёт!

– Господи... – прошептала Марина. – Серёж, поехали скорее!

– Я с вами! – Дима вскочил.

– Нет, – твёрдо сказал Сергей. – Ты оставайся здесь. Мало ли что...

Дорога до дачи показалась бесконечной. Марина вцепилась в руль, то и дело поглядывая на мужа. Тот сидел бледный, с желваками на скулах.

– Знаешь, – вдруг сказал он, – я ведь всегда знал, что с ней что-то не так. Ещё в детстве. Но... закрывал глаза. Она же старалась как лучше...

– Серёж...

– Нет, правда. Она после смерти родителей как с цепи сорвалась. Всё контролировать, всех опекать... А я молчал. Боялся её расстроить. Вот и домолчался.

Подъезжая к дачному посёлку, они увидели зарево.

– Нет... – выдохнул Сергей. – Гони!

На их участке полыхала мастерская. Языки пламени лизали недостроенную крышу, а на крыльце основного дома стояла Лариса с канистрой в руках.

– Не подходите! – закричала она, когда машина затормозила у ворот. – А то и дом спалю!

– Лариса, – Марина медленно вышла из машины, подняв руки, – давай поговорим...

– Нечего говорить! – в глазах золовки плескалось безумие. – Раз вы меня предали – ничего у вас не будет! Ни мастерской твоей, ни...

– Мама, хватит.

Дима. Каким-то образом он всё-таки добрался сюда. Стоял у калитки – прямой, решительный.

– Сынок... – Лариса пошатнулась. – Ты зачем...

– Хватит, мам. Опусти канистру. Ты же не такая. Ты просто больна. Тебе нужна помощь.

– Я? Больна? – она рассмеялась, но в смехе слышались слёзы. – Это вы все больные! Вы не понимаете! Я должна защищать вас, оберегать...

– От чего, мам? – Дима сделал шаг вперёд. – От жизни? От свободы? От счастья?

Сирены пожарных машин разрезали воздух – видимо, соседи вызвали. Лариса дёрнулась, канистра выпала из рук.

– Я так старалась... – прошептала она. – Так старалась быть хорошей...

Ноги у неё подкосились, и она осела на крыльцо. Сергей бросился к сестре, обнял:
– Тише, сестрёнка. Тише. Теперь всё будет по-другому.

Марина смотрела, как пожарные борются с огнём в мастерской. Странно, но она не чувствовала ни злости, ни отчаяния. Только бесконечную усталость и... облегчение? Теперь-то точно всё встанет на свои места.

Дима подошёл к ней, взял за руку:
– Тёть Марин... прости за мастерскую.

– Ерунда, – она сжала его ладонь. – Главное – твоя мама получит помощь. А мастерскую... новую построим. Вместе.

Часть 4. Примирение

Прошло три месяца.

Марина сидела на новой веранде дачного дома, задумчиво помешивая кофе. Свежий сентябрьский ветер играл занавесками, а в саду шуршали первые опавшие листья.

– Мам скоро привезут, – Дима выглянул из кухни. Он теперь часто называл Ларису "мам" вместо привычного раздражённого "мать".

– Думаешь, ей понравятся изменения? – Марина обвела взглядом участок.

Вместо сгоревшей мастерской теперь стояла просторная беседка – со столом для рисования, удобными креслами и полками для книг. "Место для всех" – так они решили её назвать.

– Должно понравиться, – Дима присел рядом. – Врач говорит, она стала... спокойнее. Приняла ситуацию.

Три месяца в клинике изменили Ларису. Регулярные сеансы с психотерапевтом, правильно подобранные лекарства... Она наконец-то призналась себе в игровой зависимости и начала бороться с навязчивым желанием контролировать близких.

Шорох гравия на дорожке возвестил о прибытии машины. Сергей помогал сестре выйти, поддерживая под руку. Она похудела, но выглядела... светлее, что ли.

– Здравствуйте, – Лариса остановилась у крыльца, неуверенно улыбнулась. – Можно к вам?

– Брось, мам, – Дима спустился, обнял её. – Свои же.

Марина заметила, как дрогнули губы золовки от этого простого "мам".

– Проходите, – она распахнула дверь. – Чай как раз готов. И пирог с яблоками – твой любимый, Лариса.

– Я... я не знаю, как... – Лариса замялась на пороге. – После всего, что я наделала...

– Слушай, – перебила её Марина, – давай без этого? Просто... просто попьём чаю. Как семья.

– Как семья, – эхом отозвалась Лариса. И вдруг улыбнулась – по-настоящему, как когда-то давно. – А знаете... я ведь записалась на курсы флористики. В клинике посоветовали найти хобби и...

– Серьёзно? – оживился Сергей. – А у нас как раз клумбы пустые. Может, что посоветуешь?

– Ой, тут главное не переборщить! – Лариса оживилась. – Вот если многолетники...

Она осеклась, испуганно глянув на остальных – не слишком ли командует? Но Марина уже достала блокнот:
– Рассказывай! Только учти – полный контроль над клумбами не отдам, – подмигнула она. – Максимум – творческое сотрудничество.

Все рассмеялись. А Лариса... Лариса впервые за долгие годы почувствовала, как отпускает этот тугой узел внутри. Ей больше не нужно было держать всё под контролем. Достаточно было просто... быть рядом.

– Знаете что? – вдруг сказал Дима. – А давайте сделаем здесь зимний сад! Ну, в беседке. Мам будет цветы выращивать, тёть Марин – рисовать...

– А я? – притворно возмутился Сергей.

– А ты, братик, – Лариса осторожно тронула его за руку, – будешь просто приходить сюда отдыхать. Без моих нравоучений. Идёт?

Сергей накрыл её ладонь своей:
– Идёт.

За окном кружились листья – красные, жёлтые, оранжевые. Осень раскрашивала мир всеми цветами, напоминая: иногда нужно отпустить старое, чтобы начать новую главу.

И в этой главе у каждого была своя роль, свой голос и своё место. Без права единоличного владения, но с обязательным условием – быть семьёй. Настоящей семьёй.

КОНЕЦ

• Сестра мужа хотела побыстрее продать квартиру 'ушедшей' матери, но я не позволю

• Любовь и верность | Вишневская