Чайка на проводе
Часть третья
Продолжение
Первая часть Чайка на проводе
Вторая часть Чайка на проводе
Сейчас Мишка был почти счастлив. Выпал ранний снег, прикрыл ладошкой дыры и ямы с тусклыми лужами. Его класс потянулся на школьный стадион сдавать нормативы. Мишка же, со своим извечным освобождением от физкультуры, должен был протирать штаны на скамейке. Но кто не знает о дыре в заборе? Знают все, начиная с первоклассников. Даже Мишка.
Он еле дождался, когда отвернётся Роман Алексеевич, учитель физкультуры, затесался за спинами одноклассников и вот она, свобода!
Остались позади панельные пятиэтажки. Один-в-один, как бабушкин дом. Слева от него, через двор с ржавыми качелями – дом-близнец, и с другого боку, ещё два. Заблудиться среди серых стен – как рубль потерять.
Недалеко от школы протекала река Кодьма. Узкий вертлявый ручеёк, будто выкопанный в пляжном песке шалуном-мальчишкой. В зимнюю пору эти крутые берега, покрытые высоким тростником-»метёлочкой», плотно облепляли местные жители. Малышей в разноцветных комбинезонах пасли чинные мамы да бабушки, реже – папы. Папы, те стоять не умели. Седлали «ватрушку» или пластиковый снегоход, найденным отпрыском под новогодней ёлочкой, и – «Побереги-ись!» – неслись с горы под визг малышни. Рядом захлёбывается звонким лаем короткопалый Оскар, Бусинка или Фишка.
Сразу от речки редкие деревья густели, и начинался лесок.
Бывать одному в лесу Мишке строго-настрого запрещено! Бабушка узнает – уши отдерёт!
Поэтому Мишка бегал в лесок при каждом удобном случае.
На дорожке и рассыпающихся от неё во все стороны тропинках прятались под ёлками наспех сколоченные скамейки, фанерные столы, кормушки. В кормушках всегда многоптично: синицы, например, совсем не боятся людей. Если набрать полную ладошку семечек и стоять неподвижно, то через некоторое время сядет на ладонь наглая птаха, оглядит пуговицей-глазком и утащит семечку.
Вот поваленное дерево. Упавшее давным-давно, растопырило когти-корни. В яме корнями вполне может поместиться медведь. Или даже два. Другое дерево кривое, как жизнь соседки Ивановны. Она так и причитала: – Косенькая моё жизнь! – вот и дерево косенькое. На кочках выглядывали капли подмороженной брусники. Белая дымка едва покрывала жухлую траву.
Зимой тропа превращалась в лыжню. На деревьях приколочены старые лыжи – указатели. На фанерках цифры «2», «3» – это километры. Сколько пробежал зимой на лыжах любитель физических упражнений на свежем морозном воздухе. А ещё таблички.
Вдоль узеньких троп шутники-смотрители лыжни развесили надписи вроде «Молодец, добежал!», «Присядь, отдохни», шуточные правила. Бодрое воззвание «Берегись!» – там, где две неразлучные дорожки совершали неожиданный поворот, а на пути разогнавшегося любителя поджидала кривая, но крепкая берёза.
Сугробы около берёзы всегда хранили отпечатки чьи-то колен, а то и обломки лыж.
Мишка радовался. Всё шло отличнейшим образом.
Пальцы ног начали подмерзать. Утром он из чистой вредности выскочил из дома в кроссовках, хотя бабушка выставила в прихожую его начищенные ботинки на меху.
Он прибавил скорости. Уже недалеко. Пират Джек Воробей на «Чёрной Жемчужине» достиг желанного острова и откопал волшебное сокровище. Гарри Поттер открыл Тайную комнату и заколол василиска.
На скамейке под навесом уже ждет Мишку его воображаемый друг Плутарх, или, по-свойски, Плут. Плут, как обычно, в клетчатых штанах.
Мишка небрежно, как бы между делом, расскажет про новенькую девочку в классе. Соня Зефиркина. Умора, что у неё за фамилия: Зефиркина. Соня Зефиркина-Конфеткина!
– От такой фамилии кое-что слипнется, – пошутит Мишка.
Кстати, нормальная такая девочка, две косички. Не воображала. Утром обычно кивает Мишке. А он – ей.
Соню посадили наискосок от Мишкиной «камчатки». Всего через две парты. Можно хоть все уроки пялиться на Зефиркины косички. А девчонка-то целые уроки то на учителя смотрит, то в тетрадке строчит. Строчит и строчит! Шоколадной пастой что-ли намазано, в этой тетрадке?! Одним словом – Зефиркина! Хоть бы разок оглянулась!
– Между прочим, – скажет Мишка Плуту, – мама и папа за одной партой сидели. С шестого класса. Папа всем говорил про маму – ну тогда она ещё мамой не была, а была школьницей… «Лёня – моя принцесса, – всегда шутил папа».
– Ну, и где они сейчас? – насмешливо спросит Плут. Его левый глаз не похож на правый и чуть-чуть косит. Отчего вид у Плута придурковатый.
– Дурак ты, – ответит ему Мишка. – И не лечишься.
Там, где на лыже-табличке бурой краской намалёвано «1 км» и «Трасса неутомимых ветеранов» ныряет вправо тропинка. Она огибает стройную, почти «новогоднюю» ёлочку, затем муравейник и выскакивает на полянку.
Сейчас и так незаметная тропинка скрыта тонким свежим снегом. По нему бежала цепочка следов. Кто это? Мышь? Белка? Маленькая собачка?
Вот и поляна. Переломанное, вероятно, ещё в стадии ростка, оно вымахало толстым, изогнутым два раза, отчего походило на застывшего любопытного динозавра. Динозавра с шершавой шкурой.
Сбоку динозавра притулился наспех сколоченный стол. Поваленный ствол служил скамейкой. Сидеть на нём было неудобно, косо, но чья-то заботливая рука приколотила к бревну дощечку.
Сначала Мишка подумал, что под столом валяется чья-то рабочая куртка.
Он подошёл ближе.
Нет, это не куртка. Под столом лежал человек.
Из-под досок торчала голова с растрёпанными волосами, с другой стороны – потрёпанный ботинок. Свежий снег вокруг густо усеян бумажными стаканчиками, пакетами и пустыми бутылками.
Птицы и белки растащили остатки трапезы. Их следы густо усеяли легкий снежок вокруг.
Мишка рассердился. Это его секретная поляна! Его таинственный остров! Здесь нет места для сна всяким пьяным!
Сердце билось гулко где-то в горле.
– Как бы ни выскочило, – отстраненно подумал Мишка. – Как жить с дыркой?
Он повернулся и пошёл, загребая снег кроссовками. Есть другие беседки. С кормушками для белок. Синицы так же радостно воруют зерна с твоих рук.
Нужно успокоиться… Хорошо бы сейчас оказаться дома, в старом доме в Санкт-Петербурге. Забраться с ногами на диван, приткнуться к маминому тёплому боку…
Постой, отдышись… Как там учил школьный психолог? Глубоко вдыхать и медленно выдыхать? Может, наоборот? Но дыхание не помогало. Тяжёлый воздух повис и колыхался, как тяжёлый занавес на сквозняке.
Мишка остановился: нет, так неправильно! Так не должно быть! Он ушёл, а там – человек.
Мишка со всей мочи рванул назад, на поляну.
Мужчина был там. Под столом.
– Эй, – позвал Мишка. Он уставился на торчащую из-под стола ногу. – Э-э-э… Здравствуйте.
В ответ ни храпа, ни всхлипа.
– Вы спите? – спросил Мишка, чувствуя себя глупо. – Что с вами?
В ответ заругались в кустах воробьи, недовольные Мишкиным вторжением.
Мужчина лежал ничком. Носом, глазами и всем, что на лице, прямо на земле. И, по-видимому, уже давно. На левой отставленной руке пальцы покраснели и скрючились.
– Надо бы проверить пульс, – подумал Мишка, но испугался. Как это – прижать пальцы к красной и разбухшей шее?
Он даже вспотел.
– Знаете что? – придумал Мишка. – Я приведу кого-нибудь!
– Ты видел здесь людей? – влез Плут. – Собачников? Бегунов? Хоть кого-нибудь?
Мишка задумался. Да, сейчас утро и лес пустой. На тропе никаких следов.
До города больше километра. Ну, добежит, Мишка до людей, позовёт на помощь. Взрослые обычно отмахиваются. У них всегда дел под завязку.
– Кто тебе поверит? – насмешливо спросил Плут. – «Спасите-помогите, там человек в лесу!» Ха-ха! Учителя скажут: «Фуфлонов, это было последнее предупреждение! Как ты оказался лесу во время уроков? Заблудился по дороге в школьный туалет?»
– Что же делать? – растерялся Мишка.
Плут ободряюще улыбнулась и приставила ладонь к уху.
– Позвони…
– Но мой телефон у бабушки, – растерялся Мишка. Да и кому звонить? Он не помнит ни одного номера. Только свой.
Плут скривился. «Что, чувачок, не врубаешься?» – говорил его вид.
– Ты думаешь? – догадался Мишка.
– Давай! – Плут оттянул и щёлкнул резинкой клетчатых штанов. – Или опять трусишь?
Иногда Мишке хотелось врезать Плутарху кулаком в нос. Или в насмешливо косящий глаз. Слишком часто придуманный друг оказывался прав.
– Трусишь! – косил глазом Плут. – Трусишки намочил!
– Исчезни, – прошипел Мишка. – Без тебя справлюсь!
Первым делом Мишка приподнял мужчине голову и подсунул под неё свою вязаную шапку.
– Не на мёрзлой земле лежать, – выдохнул Мишка. Ему стало легче. Первое дело сделано! – Она тёплая... и вообще. – Он добавил с невольной гордостью: – Подарок бабушки!
Сейчас подарок, так уж вышло, защищал голову незнакомца от замёршей земли.
Дальше он приподнял ногу мужчины за грязную штанину. Но руки соскользнули с обледеневшей ткани. Тогда Мишка покрепче ухватился обеими руками, широко расставил ноги и потянул со всей силы.
Мужчина не сдвинулся с места. Он казался тонким и лёгким, а на деле вытащить из-под стола – та ещё задачка..
Раскачивание ноги в тяжёлом ботинке тоже не дало результата.
Мишка помедлил и полез под стол.
Нужно повернуть лежащего. Для этого пришлось упереться ногами в мужчине в бок, спиной опереться о ножку стола.
Мишка весь взмок, пока удалось сдвинуть мужчину. На ширину ладони. Этого хватило засунуть руку в чужой карман.
Сигареты, ключи от квартиры, пластиковая карта, скомканный чек из магазина…
Телефон обнаружился в нагрудном кармане. Исцарапанный корпус, истёртые кнопки. Но экран послушно засветился. Мишка с трудом попал замёршими пальцами по нужным цифрам – 112.
После гудков в трубке ответил робот:
«Введите цифру на клавиатуре телефона для переключения на нужную службу: 1, 2 или 3».
Пока Мишкина голова лихорадочно вспоминала номер скорой помощи, пальцы нажимали кнопки.
– Представьтесь, – отозвался телефон серьёзным мужским голосом. – Назовите причину звонка.
– Это я, – промямлил Мишка. Ему пришла мысль назваться чужим именем. Так его не накажут. – Я, это… Федя. Феодосий, то есть. Я в лесу…
– Феодосий, спокойно. Ты заблудился? Есть рядом кто-нибудь?
– Есть! Вернее, нет…
Мишка сбивчивым тоном объяснил, что вот, он, пришёл, а тут, под столом, лежит мужчина. Без сознания. Лежит давно, наверное. Рука вывернута – пальцы красные, обмороженные, куртка грязная, нога в ботинке, а лицо в земле.
– Пострадавший дышит? – спросила трубка. – Пульс имеется? Документы проверил?
– Э-э-э… Я не знаю, – Мишка совсем пал духом: зря, всё зря. Но голос в трубке не умолкал:
– Федя, ты молодец, что позвонил. Внимательно меня слушай и делай так, как я скажу!
– Я слушаю!
– Молодец! Значит так: ты сейчас переве…
Тут телефон хрюкнул и погас.
Всё стихло.
«Сел аккумулятор, – Мишка потряс аппарат и зачем-то подышал на него. – Всё. Каюк мышонку».
– Феодосий?! – Плут вперился глазом-пуговицей. – Фео-до-сий?!
– Сгинь в туман, – рявкнул Мишка. – Плутарх – соплёй об землю бах!
Он растерялся и назвал по телефону первое, что пришло в голову. Странное и необычное имя Феодосий. Это была их семейная байка: мама лежала с Мишей в роддоме. Сначала в роддоме, потом в детской больнице. Три месяца лечились, а папе поручено сходить в ЗАГС и записать новорождённого сына. Папа и назвал сынишку в честь римского императора Феодосия Первого Великого.
Мама охала:
– Наш сын – Феодосий?! – хваталась она за сердце.
За сердце, голову и другие части тела хватались и её товарки по больничной палате. Их детей, как у благоуважающих гражданок, кликали Матвеями, Тимофеями, Настями, Миленами…
– Фуфлонов Феодосий! Потрясающе! Звучит как! Чувствуешь!? – Радовался папа и мечтательно добавлял: – Вот бы меня звали Фаддеем! А тебя – Феофила! А что? Весьма незаурядная старина!
Мама бранила папу, ругала. Может, даже плакала. Пока не узнала, что это очередная шутка. В свидетельстве о рождении их мальчик записан Михаилом. Михаилом Валентиновичем, как ей и мечталось.
Позже они, конечно, смеялись над папиной шуткой. Папа всегда сокрушался и обещал завести щенка. Здоровенного пса в горошек или в клеточку! Вот его-то точно назовёт Феодосием!
Лишь иногда папа окликал Мишку Федорой или царём Рима Первым и Заключительным.
На Первого маленький Мишутка соглашался, а вот Заключный… Царю, что, нравились ключи? Он собирал их со всего царства в большой кованый сундук?
– История, брат, не имеет сослагательного склонения, – неизменно отвечал папа. – Но зато ты, Михаил, – премьерный и экспериментальный...
Тут папа замолкал и принимал важный и загадочный вид. Он надувал щеки и делал вид, что разучился говорить.
– Кто? Кто? – теребил Мишка папу.
Папа с шумом смешно сдувал щёки.
– Кто? – Мишка уже приплясывал от предвкушения
– Полосатый ослик, вот кто!
Мишка хохотал и прыгал от счастья:
– Папа, а когда мы заведём собаку? Феодосия в клеточку?
Собаку завести они не успели…
– Эй, Фуфа, вернись! – Окликнул его Плут. – Ау! Мы ту-у-у-т!
– Они приедут, – повернулся Мишка к лежащему на земле мужчине. Он постарался придать голосу уверенности, которой не чувствовал. – Все службы уже выехали. Полиция, спасатели. Вы, это, пожалуйста, не уходите никуда...
Но тут он со всей силы хлопнул себя по лбу. Вот он тетёха! Заключный Феофил!
Адрес! Мишка не сказал, откуда звонил! Лес-то огромный. Поляна с пострадавшим в стороне от большой тропы. Как сюда доберутся спасатели? Как их найдут?
Мишка почувствовал, как мороз ползёт под курткой по спине, словно большой паук.
– Спокойно! Сейчас что-нибудь придумаю: я встречу их на повороте с основной тропы! Да! На повороте!
– Думаешь, спасатели не способны отследить звонок сотового телефона? – подсказал Плут. Он снова тут. И смотрит укоризненно.
Мишка отмахнулся. Он огляделся. Его рюкзак остался в школе. На нём – только куртка и тёплые брюки с ботинками. Так, карманы… В карманах всякая мелочь. Зато под скамейкой торчит жёлтый полиэтиленовый пакет.
Жёлтый – это хорошо. Яркий. И красная надпись известного бренда добавляла красок.
Дальше дело техники.
Молодая ёлочка удачно росла у поворота с тропы. Жёлтый пакет, как сигнальный маяк, на её макушке виден издалека.
Мишка торопился. Он укладывал вдоль тропы ветви и палки – это указатели. Но поминутно оглядывался то на мужчину под столом – не пошевелился ли, то на большую тропу – не идёт ли кто.
Время тянулось, словно на уроке математике.
Тут вдали показалось два силуэта. Синяя форменная одежда со светоотражающими полосами далеко просматривалась через кусты и деревья.
– Идут! Двое!
Пешком, по узкой лесной тропе – машина здесь не пройдёт.
Уже ближе. Видна большая оранжевая сумка, вероятно, с инструментами.
– Сюда! – закричал Мишка и замахал руками, как сумасшедший.
Один из мужчин махнул в ответ.
– Помощь уже близко! – прошептал Мишка лежащему под столом мужчине, – Сейчас, потерпите, – а сам нырнул в кусты.
Отбежал от поляны и припал к толстому заснеженному стволу.
Когда на поляне раздались голоса, он осторожно выглянул.
Спасатели в форме наклонились у стола. Действовали быстро и слаженно.
Мишка задержал дыхание и, стараясь не шуметь, побежал прочь.
– Спасатели! – шептал он, скользя на снегу между деревьями. – Герои!
Неожиданно вышло солнце. Серая скользкая тропа засверкала пронзительным снежным светом. Зашевелились деревья. Они вдруг сделались голубыми и потянулись ветвями в небо. Воробьи взлетели, как искры. И скрылись за голубыми ветвями. Буквы на табличке «Трасса неутомимых ветеранов» запрыгали, как Крыши далёких домов стали цветными, будто сказочные. И туда, к этой сказке, стремилась лесная тропа.
Мишка что-то такое почувствовал. Даже остановился.
Вдруг так красиво!
Ему захотелось вобрать в себя и эту тропу, и лес, и далёкие крыши домов. Вобрать и оставить внутри навсегда.
Мишка зажмурился на секунду, а потом широко открыл глаза. Вокруг прозрачно и тихо. Даже воздух затих. Как будто рядом что-то хорошее. Как тёплый свет в родном окне. Ты идёшь и в густом тумане, ничего не видишь, но чувствуешь. Он есть. Тебя там ждут. Вглядываются в окно, волнуются:
– Где же наш Миша? Когда придёт?
И Миша идёт. Он уже близко.
Продолжение следует
