Когда встречаются Дама и Мужландос, возникает два пути, рискнуть и пойти по Пути Силы, или пойти по Пути семейных традиций. Где Мужчинка будет принесён в Жертву для создания новой семьи, созданию новых людей. За всю жизнь другого не встречал. Красиво это будет, с Загсом, оркестром и цветами, или некрасиво, с Любовью или без Любви, с дорогой продажей или дешевой, с насилием или за сто рублей - неважно. Часто Мужчинки жалуются, их жизнь пуста и никчёмна, это не так, они были привнесены в Жертву семьи, их жизнь это создание и питание новых существ. "Семья и Работа", это их выбор. "Не можешь взрастить "Сознание", стань пищей для других".

Женская часть вселенной, чтобы вывести потомство Даме нужна дополнительная сила, именно так, Мужчинка и является такой силой. Можно сожрать его полностью, а можно прикрепить его к себе, к семье, к новому потомству, чтобы он его питал. Ничего такого в этом нет, если вы приоткроете чуть глаза, вы это увидите - повсюду, без красивых картинок. Мужчинка знает, что его "Привлекли", чтобы вырастить новое "Потомство." Что его балуют, дают ему, не просто так и не потому что он такой Умный и Красивый. Он послужит пищей для нового потомства. Вселенная, выращивает разные существа, как и выращивает: Сознание. "Не можешь взрастить сознание, стань пищей другим".

«Ученик убийцы» – первый роман трилогии Робин Хобб «Сага о Видящих» из масштабного цикла «Мир Элдерлингов». Это погружение в живой и меняющийся мир Шести Герцогств, история взросления, полная боли, предательств, одиночества и редких проблесков тепла. Это мое первое знакомство с автором, и прошло оно очень успешно.

Главный герой – Фитц – внебрачный сын наследного принца Чивэла. Даже его имя переводится как «бастард» или «ублюдок», и это ключевое слово его существования. Он лишён не только статуса, но и самого имени отца. Внутренний мир Фитца – это постоянная борьба за место под солнцем, за любовь и признание, за понимание своей сущности. Его боль, растерянность, гнев, редкие моменты счастья и глубокое, пронизывающее одиночество – все это подано с потрясающей достоверностью. Мы проживаем каждый удар судьбы вместе с ним. В начале романа Фитц внезапно появляется в Баккипе – столице Шести Герцогств. Его родной дед по матери отдает мальчика во дворец, как ненужную и надоевшую вещь. Однако и там он никому не нужен, ведь порочит честное имя своего отца. Его отдают на попечение сурового конюха Баррича, где он постигает науку ухода за животными. Жизнь Фитца резко меняется, когда король, родной дед мальчика, забирает его ко двору. Фитца не ждёт жизнь, положенная принцу, – его судьба отныне стать теневым оружием короны, Королевским Убийцей под началом холодного и загадочного наставника Чейда. Параллельно с этим в нем просыпается запретная магия Дар – связь с животными, и он начинает обучение Силе – королевской магии телепатии и внушения, что вызывает страх и недоверие у многих. Фитц – один из самых пронзительных и правдоподобных героев в фэнтези. Мы проживаем с ним каждое унижение, каждое мгновение боли и страха, каждую крошечную радость. Он не супергерой, он уязвимый, часто нерешительный и совершающий ошибки подросток, вынужденный нести непосильную ношу. Его связь со щенком через магию Дара – прекрасный пример трогательной и искренней дружбы.

Второстепенные персонажи также получились отлично. Чейд – загадочный, строгий, но не лишенный глубины наставник. Его прошлое окутано тайной, и его моральные компромиссы делают его невероятно интересным. Баррич, кажущийся на первый взгляд просто мрачным конюхом, раскрывается как человек со своеобразным кодексом чести и непреложной честностью. Его отношения с Фитцем сложны и полны недосказанности. Принц Верити – мудрый, добрый, но обременённый долгом человек. Его привязанность к Фитцу и попытки защитить в жестоком мире королевского двора играют в романе существенную роль. Другие персонажи (леди Пейшенс, принц Регал, король) прописаны отлично и обладают понятной мотивацией.

Бесспорным плюсом романа, на мой взгляд, является качественно прорисованный мир. Хобб больше показывает нам его, чем рассказывает. Подаёт это она через быт, запахи, звуки, ощущения. Мы чувствуем холод стен замка, запах конюшен, освежающий ветер с моря, атмосферу королевского двора с его интригами и условностями. Мир ощущается реальным и живым. Магия органично вплетена в повествование. При этом Сила является почетной и практически полностью принадлежит королевскому двору, а вот Дар – запретен и «нечист». Когда Баррич узнает о том, что Фитц владеет даром, он жестоко наказывает его.

Хобб не щадит своего главного героя. Фитц сталкивается с настоящей жестокостью, предательством, несправедливостью, одиночеством и тяжелейшими моральными дилеммами. Здесь нет лёгких путей и побед без потерь. Травмы, как физические, так и психологические, имеют долгосрочные последствия. Политические интриги показаны не как грандиозные заговоры, а как повседневная борьба за влияние, зависть, мелкие пакости и сложные договоренности, среди которых юный Фитц чувствует себя потерянным.

Одной из основных тем романа является поиск идентичности. Кто такой Фитц – бастард, убийца, принц? Где его место в этом мире? Немало места уделено и теме предательства. Оно прослеживается на всех уровнях, от государственной измены, до личного предательства доверия. Перед Фитцем встаёт непростой вопрос: «Как остаться человеком, выполняя грязную работу для «высшей цели»?».

Что же можно отнести к субъективным минусам? Во-первых, медленный темп. Это не боевик с обилием экшена. Автор тщательно выстраивает мир, характер героев и атмосферу. Экшен тут все же есть, но он – не главное. Основное внимание сосредоточено на внутреннем мире Фитца и сложных взаимоотношениях. Любителям бешеной динамики роман может показаться затянутым. Во-вторых, книга не подойдёт слишком эмоциональным людям из-за своей жестокости. Я сейчас не про реки крови, грязь и расчлененку, а про те психологические испытания, которые пришлось пережить главному герою. В-третьих, пассивность Фитца в начале повествования: юный Фитц часто кажется жертвой обстоятельств, что может отпугнуть читателей, предпочитающих более активного главного героя. Однако стоит помнить, что перед нами совсем ещё мальчик, а не Конан из Киммерии или Калам Мехар.

Итог: «Ученик убийцы» – это не история великих битв, а роман взросления, выживания, поиска себя. Книга оставляет глубокий след, заставляет сопереживать Фитцу на каждом шагу его тернистого пути. Это важный роман для любого ценителя фэнтези, готового к сложному, но безусловно богатому опыту. А я продолжу знакомство с циклом.

Так же подписываемся на мой ТГ-канал. Там ещё больше интересного!

Вернувшись в город с мерхонским торговым караваном из города Эр, Гликерия первым же делом направилась к Леандру. Внешне, это выглядело бы странно, если бы молодая девушка без причины гуляла по всему континенту, притом не имея дохода с имущества, от рабов или работы, поэтому для всех Гликерия была учеником Леандра, который кроме магии активно занимался медициной, как наукой, и которому нужны были травы, растущие в отдалённых частях материка. Как и все ученые той эпохи, Леандр занимался сразу целым калейдоскопом направлений, от создания новых доспехов для легионеров до сочинения пасторалей, воспевающих образ жизни подневольных гоблинов посреди красоты континентальных владений Мерхона. Но для Гликерии прикрытием была помощь Леандру в магии и медицине.  

Знал ли комитет псиоников о том, что Гликерия шпион… Возможно знал. Но среди членов комитета считалось, что лучше знать, кто шпион сейчас, чем схватить одного из них, чтобы гадать, кто новый. О замыслах мага не догадаться из общения с людьми, слишком сильно маги полагаются на технологии, нежели на человеческие отношения, так полагали псионики, довольно низко оценивая политические способности магов. Большей опасностью они считали влиятельные купеческие семьи, которые регулярно мутили воду, обвиняли легатов в привилегированном положении, обвиняли псиоников в непомерных налогах, магов в том, что они своей магией пытались отнять у рабов их рабское положение, гораздо лучшее чем то, которое было у гоблинов на земле. Дескать, если маги продолжат развивать своих технологии, то магические станки заменят людей в мануфактурах, и рабы за ненадобностью отправятся на поля, пахать землю и дергать репу, совсем как презираемое людьми гоблинское отродье.

Комитет псиоников крайне снисходительно относился к магам. Ничто не предвещало беды. Относительно большое, но абсолютно не самое великое сообщество магов считалось лояльным к власти сословием, как любили называть друг друга социальные группы в Мерхоне, хотя законов, закрепляющих их положение не существовало. В Мерхоне было два настоящих сословия, граждане и рабы, свободные и несвободные. Псионики были гражданами, более того, они тоже были магами, но работающими не с энергией, а с мыслями и чувствами людей, поэтому чувствовали с магами родство, некоторую общность, что было взаимно со стороны весомой части магов.

Но другая часть магов, подобных Леандру была против псиоников. Это была радикально настроенная прослойка, которая к концу второго десятилетия после телепортации была уже оформлена в группировку со своей иерархией и правилами, и самое страшное, со своим проектом будущего Мерхона, который им виделся не таким, каким его представляли псионики. 

Сами по себе псионики были сбалансированными людьми, любившими гармонию и порядок. Это были чиновники распавшейся межпланетной империи, которые поддерживали телепатическую связь между мирами. Через них осуществлялось управление этой империей, когда она существовала. Что теперь происходило на других планетах не было ведомо жителями Мерхона, оставшимся космическими сиротами. Исчезнувшая межпланетная государственность оставила свой след и на стиле руководства, свойственном псионикам. Империя контролировала свои владения не только через увеличивающуюся мощь, но и через сбалансированность собственных составных частей, стабильность считалась в ней основой процветания. И поэтому псионики осознанно замедляли рост и расширение города, стремясь контролировать на самом высоком уровне все то, что уже имелось в их власти. Контроль и порядок внутри города виделся псионикам реальным показателем развития.

Что думали об этом маги вроде Леандра… Тошнило их от этого. За двадцать лет оторванность от большого центра и действительно масштабной государственности, маги стали мыслить гораздо более провинциально. Теперь не было ничего кроме их родного города. Не было общей великой цели, не было стремления создать нечто подлинно сложное в масштабах солнечной системы или даже целого созвездия. Осталось желание выжить и стать сильнее на этом враждебном куске материи, вращающемся вокруг газового гиганта очень далеко от настоящей родины. Многие маги и купцы считали, что городу требуется расширение, что Мерхону нужно больше полков в легионе, затем больше владений, затем больше рабов, затем больше производства, больше торговли, больше власти и богатства. А такие маги, как Леандр хотели этим рвением воспользоваться, потакать ему, распалять его, владеть им, чтобы возвысить себя. Леандр и ему подобные маги отлично понимали чувства и мышление псиоников, но решили для себя, что могут обойтись без столь сложного порядка и дисциплины в обществе, подумали, что своим обаянием и силой смогут удержать город под контролем.

Отдельные особенно проницательные маги гадали обо всем этом, они думали, что возможно псионики знали, что существует и такой взгляд на ситуацию с настроениями в различных прослойках, но и они в свою очередь оценивали свои силу и обаяние высоко. Казни и преследования не были в духе комитета.

И зная все это Гликерия с хорошим настроением купила себе свежую и хрустящую булочку без начинки, с наслаждением позавтракала ею, запив горьким кофе в первой и единственной в городе кофейне, открывшейся месяц тому назад. Кофе был новым напитком в Мерхоне, завезенным с плантаций на западе от города Эр. Бодрость без опьянения, ясность ума без огранки в виде телесной тупости. Это нравилось Гликерии.

Триба магов днем дышала чем-то вроде преддверия праздника. Такое ощущение, словно скоро все эти карнизы в виде поедающих друг друга драконов будут украшены разноцветными флажками, а на виадуке вдруг появится целая толпа шутов. И вот это Гликерию временами утомляло, ей больше нравилась триба легатов с её более строгой атмосферой, или правительственная триба. До участия в заговоре, в отрочестве Гликерия одно время мечтала стать судьей.

— У тебя все хорошо? — спросил Леандр.

И наконец развеялись размышления Гликерии, которая мгновенно и ярко вспомнила всю суть дела и все необходимые детали. Память была её сильной стороной.

— Он согласен.

— Отлично.

В комнате царила полутьма, ставни были приоткрыты лишь у одного окна.

Леандр, погруженный в полутьму, сидел в деревянном кресле за резным роскошным столом, на котором не было ничего, ни одного письма, ни одного свитка, даже чернил и перьев. Этот стареющий человек с длинными седыми волосами отдавал приказы только устно и всегда помнил все, что говорил. У него тоже была сильная память.

"Не хорошая, а именно сильная…" — мельком подумала Гликерия, едва заметно улыбнувшись.

— Что он хочет?

— Господин Тонг желает монополизировать торговлю между Мерхоном и городом Эр.

— Ты обещала ему это?

— Да, — Гликерии стало неуютно от предчувствия собственной ошибки.

— Странно с его стороны было поверить в такое обещание, род Нарума небольшой, но очень влиятельный.

— Я пришла к нему одна и без охраны, — деловито и быстро объясняла Гликерия на лице которой появилась умеренно самодовольная улыбка, — Я проявила смелось какую могла при ведении этих переговоров, я обещала остаться у Тонга в заложниках на время похода.

— И зачем? — раздраженно сказал Леандр, немного подавшись вперед и сцепив руки.

Стало видно лицо мага, широкое, с тонкими губами, серые глазки из-под больших надбровных дуг выражали эмоции очень ограниченно.

— Вы сказали мне договориться, и я договорилась, — произнесла Гликерия, стараясь скрыть ощущение достоинства в этих словах.

Она испытывала смешанные эмоции, рассчитывая одновременно на понимание и вместе с тем зная, что сомнительно ожидать этого от начальника в таких вопросах, где требовался выгодный результат.

— Если потребует, то останешься у Тонга на время его похода, — буркнул Леандр и откинулся назад. 

На сегодня Гликерии была свободна.

Решение было не идеальным, но Гликерия знала, что добилась успеха, пусть и такого, какой не был по нраву её господину. Но какое это имело для неё значение… Гликерии всегда важнее было знать, что она все сделала правильно. Леандр не раз замечал такое поведение у неё и говорил, что это весьма по-женски, но в общем он ценил Гликерию, как самого лучшего своего подручного для подобных дел.

На какое-то время она стала свободна, до следующего распоряжения. Организация никогда не спит. И вскоре ей вновь придется выполнять очередное поручение, добывая своими хрупкими руками все больше незримого, но очень тяжелого могущества для своего господина.

В трибе ремесленников жила мать Гликерии, и она была рада увидеть её после месяца разлуки. Их квартира располагалась в одной из многих башен, где жили граждане умеренного достатка. Эти башни были из кирпича теплых тонов, располагались на границе с трибой магов и таили семейный уют внутри. Гликерия окунулась в этот уют, как в теплую ванну, которую она позже обязательно примет. Но сейчас она главным образом ощущала свежесть возвращения. В гостиной её встретила мать и младший брат, которому стукнуло шесть, пока Гликерия была в поездке.

Выбежав к ней, он тут же закричал и потребовал объятий.  Гликерия бросила на пол сумку и опустилась на колени, чтобы обнять брата. 

— Глерия! Глерия! — так он её сокращенно называл.

Объятия дают ощущения мягко изъятые из всей остальной реальности. Люди знают, что внутри у них небольшой мир, и такие же небольшие миры есть внутри всех других людей, и никакое другое прикосновение к каким-либо поверхностям и предметам, будь то камень или даже шерсть живого существа, не давали того, что приносили объятия именно человека, прикосновение к границе другого небольшого мира.

— Ох, тебя так долго не было, — заговорила мать. 

— Я была в Эр. Прямо очень далеко отсюда. 

— Надо же, как долго.

— И я привезла ткани с юга!  

И Гликерия достала из походной сумки сверток, который тут же развернула, демонстрирую шелк тончайшей работы. Возникший тогда же милый блеск в глазах матери был не лишен толики гордости.

— А мне! Мне? Мне. Мне, — затараторил брат.

И тогда она достала ему из сумки маленький волчок, покрытый серебром, довольно дорогая игрушка, с привкусом континентальной задумчивости. 

Этого малого Гликерия любила самого, как игрушку, которой только предстояло стать человеком, и ей иной раз сложно было сказать, сколько действительного родства она видела в этих маленьких чертах, смягченных невинной мимолетной капризностью, которая спустя минуту сменится ничем, потом увлеченностью, потом снова ничем.

А когда радость воссоединения с близкими чуть остыла, взгляд девушки прошелся неминуемо по родной обстановке. И она ощутила, сколь они бедны, несмотря на все её усилия. Деревянные и каменные поверхности, немногая простая мебель, никаких ковров или металлической утвари. Конечно, здесь в Мерхоне, они были несомненно более богаты, чем обычные жители континентальных городов, но Гликерию интересовало достоинство по человеческим меркам.

"Куда в следующий раз… куда… Континент, снова континент," — лениво проплывали мысли.