В сумерки, когда белесый туман укрывает студеные воды Баксана, истребители возвращаются на базу из последнего дневного полета. Они пересекают пологие склоны безымянной степной балки, огибают ореховую рощу и устремляются на юг, туда, где легли богатые пастбища горной Кабарды. Они идут высоко над землей, осторожно озираясь, словно зоркие степные птицы, готовые встретить врага.
И когда ровную гладь лугов рассекает тонкое лезвие горной реки, от стаи отваливает самолет и уходит на юго-запад, где раскинулось у скрещения трех дорог большое кабардинское селение. Самолет влетает в пределы селения, - стремительный, неудержимый, и люди обращают к нему свои лица, едва успев вымолвить одно слово:
- Кубати!
А вечерами, когда черное небо, словно полог бурки, укрывает селение, кабардинцы рассказывают:
- Кубати - наш земляк. Он был учителем в здешней школе. Он учил наших детей русской истории. А сейчас Кубати - летчик. Очень большой летчик. Сталин дал ему три ордена.
А тем временем самолет Кубати покинул земли Кабарды, вошел в пределы Северной Осетии и мчался к подножию Кавказского хребта, туда, где раскинулся горный аэродром…
Прошла ночь…
А едва наметился рассвет, на аэродроме началась горячая боевая работа. Сегодня в полночь в штабе был получен боевой приказ. В терских степях, у излучины небольшой реки, немцы создали крупную авиационную базу. Необходимо было взять ее под удар. Но прежде чем нанести его, генерал созвал руководящий состав полков. Вместе с другими был вызван и командир эскадрильи старший лейтенант Кубати Карданов.
Прославленный кабардинец оказался человеком невысокого роста, лет 24-25, с чуточку сутуловатой фигурой. Лицо его, на первый взгляд, было мало выразительно, и только глаза, глубокие, бархатисто-черные, выдавали большую внутреннюю силу. Он говорил на хорошем русском языке, но держался как-то несмело. Казалось, что внимание, которое оказывали ему здесь, внушало ему робость. В конце совещания генерал огласил план операции. В нем коротко было сказано: «Ударную группу поведет Карданов».
Эскадрилья Карданова первой покинула аэродром. В воздухе к ней подошли три группы сопровождающих истребителей. Вся эта группа еще раз прошла над аэродромом и легла на курс.
Самолеты ушли, и на аэродроме наступили минуты ожидания. Все, кто остался на земле, собрались у входа в степной шалаш, где помещался штаб полка. Беседа коснулась Кубати. Говорил летчик капитан Середа - один из боевых друзей Карданова. Середа рассказал, что Карданов служит в полку с первого дня войны. У Карданова уже свыше 500 боевых вылетов. Он сбил 15 немецких самолетов, уничтожил полторы сотни автомашин, до двадцати орудий. Правительство наградило его двумя орденами Ленина и орденом Красного Знамени.
Потом разговор коснулся личных качеств Кубати. Середа говорил, что это храбрый и вместе с тем умный командир, обладающий большим чувством такта. Из многообразной боевой работы, которую приходится повседневно вести летчику-истребителю, Кубати больше всего любит штурмовые налеты. Штурмовки с их удалью и стремительностью ближе всего сердцу горца. Кубати горячо любит Кабарду, глубоко предан ей. Иногда путь боевой машины Кубати лежит над родным селением, и он делает круг над ним. Как-то командир полка спросил Кубати, почему он так поступает. Летчик сказал тогда, показывая в сторону кабардинских степей: «Я хочу, чтобы меня видели там. Пусть знают, что в это тяжелое время Карданов с ними».
Время шло. По всем расчетам летчики должны были уже возвращаться на аэродром, но их все не было. Значит, что-то произошло с ними в пути. Середа поднялся и ушел в шалаш. Он позвонил на командный пункт и попросил сообщить, что известно о летчиках. Потом капитан возвратился. Некоторое время он сидел молча, устремив глаза вперед, где освобождались от утренней дымки горы. Потом сказал:
- Видите вон ту гору с ярко-синими склонами? Там наши летчики ведут бой.
Вновь наступило молчание. Оно продолжалось до тех пор, пока в воздухе не раздался рокот моторов. Наши самолеты возвращались.
Небо теперь было безоблачно, и на его светло-голубом фоне темные черточки самолетов обозначались все четче. Мы пересчитали их: недоставало одной машины. Они уже подошли вплотную к аэродрому, а одной машины все не было. Они пошли на посадку. Вот первый упруго коснулся земли. Совершив небольшую пробежку, он развернулся и направился к стоянке. Летчик выключил мотор, выпрыгнул из самолета, бросил короткий взгляд в небо. Потом быстро зашагал возле машины, изредка останавливаясь и нервно поглаживая обшивку вздрагивающей ладонью. Казалось, он еще весь во власти только что происходивших событий, и высокое волнение боя еще не улеглось в нем. К нему подбежали те, кто находился на этой стороне аэродрома.
- Как бой?
Летчик сдвинул шлем на затылок и неторопливо ответил:
- Сбили одиннадцать… Потеряли одного…
На минуту он осекся, потупил взор.
- Кого потеряли?
Он назвал фамилию погибшего. Это был бывалый воздушный боец. Все опустили головы. Кто-то тяжело вздохнул и снял с головы пилотку. Летчик тоже снял свой шлем и угрюмо оглядел всех. Русые пряди его волос шевельнул ветер.
Летчик теперь обратил взгляд на аэродром, и все посмотрели туда. С дальней окраины аэродрома сюда шел человек. Он медленно шел по зеленовато-пепельному полю аэродрома, тяжело передвигая ноги, словно пересекал течение быстрой реки. Это был Кубати. Он прошел поодаль, не проронив ни слова, достиг края летного поля и лег в сухую сентябрьскую траву, бросив подле себя планшет и шлем и припав всем телом к земле.
Летчик посмотрел на Кубати, и глаза его вновь загорелись огнем боевой тревоги, ожесточающей сердце. И он стал говорить об отгремевшем воздушном бое:
- До цели оставались минуты лету. Я приготовился принять сигнал: «Стройся в кильватер - атака!» Вдруг впереди по курсу обозначилось облако, и из него вывалились «Мессершмитты». Они с хода атаковали нашего ведущего. Снаряд попал в радиатор. Самолет качнулся дважды, как человек, потерявший равновесие, и рухнул. Самой тяжелой в этом бою была первая минута после гибели ведущего…
На мгновение он умолк, как будто вспоминая детали трудного боя, посмотрел на лесистые склоны гор, озаренные уходившим на запад солнцем, и продолжал ровным, спокойным голосом:
- Потом вперед вырвался Карданов со своей группой. Он с хода предложил немцам бой на виражах, и немцы приняли бой. Карданов пошел на хитрость. Усиливая темп боя, он сковал противника, взял весь его огонь на себя, отвлек внимание немцев от нашей первой группы. Он дал время подойти остальным сопровождающим бипланам и заставил их бить по немцам, которые вплелись в наш строй.
Темп боя все нарастал. Дымные трассы гибнущих немецких самолетов исчертили небо. И когда, казалось, бой достиг высшего ожесточения, Кубати разомкнул кольцо и повел свою группу на юг. За ней последовали бипланы. Победа осталась за нашими летчиками.
В предвечерние сумерки, когда горы оделись густыми тенями и далекая вершина Казбека окрасилась в нежно-розоватые тона, - в моздокской степи, у самой линии фронта, летчики предавали земле тело погибшего товарища. И, казалось, что вместе с вечерней темью глубокая печаль легла на равнины Северного Кавказа - на всю степь у рубежа обороны, и на подножье Кавказского хребта, и на просторное поле аэродрома. Смолк рокот моторов, прекратили свой бег самолеты, и люди остановились, обнажив головы. В памятный этот час Кубати Карданов прошел с одного конца летного поля в другой, сел в свою машину и поднялся в воздух. Трижды его машина прогудела над вечерней, остывающей землей, словно Кубати отдавал салют незабвенному другу.
С.Дангулов
«Красная звезда» №249
22 октября 1942 года