Мания раздевания
Всю жизнь живу в двух часах езды от побережья Азовского ̶л̶у̶ж̶и̶ моря, частенько ездим отдыхать в Должанку с палатками. Я думаю, что многим было бы кайф искупаться в теплом ночном море голышом, а кто-то это и практикует, как и я. Не помню, когда сделал это впервые, но теперь каждая наша групповая (человек 10-15 друзей и знакомых) поездка на море с ночевкой, сопровождается обильным употреблением горячительных напитков, орущими из колонок и наших глоток песен КиШа, ГРОБ, Пневмослона и Голоса Омерики. И ни одна такая поездка не обходится без моего "голого заплыва", а позже и голой беготне по пляжу. Когда поются матерные песни, окружающие бабки не совсем в восторге, мягко говоря. Думал я, что женюсь и все пройдет, но не тут то было. В очередной раз осуществив нагое дефиле по людному, но ночному пляжу, моя супруга решила объяснить соседским бабулькам, что я напился и, мол, простите нас всех. Завидев из воды толпу пенсионерок и мою жену в центре сего собрания, я аки Посейдон вышел из воды и уверенно пошел в их сторону, размахивая тем самым. Меня пытались увести, но я решил, что мою любимую обижают бабули и встав перед ними в позу супермена я объявил, что моя супруга уходит вместе со мной, на что моя жена начала меня прогонять, а бабули раздобрели и просто пялились, говоря жене: "все хорошо, ничего страшного".
Как итог: больше жалоб на громкие песни и мат не поступали, на следующее утро бабки были счастливы и довольны, приветливо улыбались и интересовались моим самочувствием, жена на утро тоже раздобрела, давние друзья сказали: "как всегда".
Мораль: если на пляже к вам пристают бабки, покажите им что-нибудь, чего они давно не видели (это конечно же шутка, а не призыв к действию)
Криминальный талант
В то лето я был в пионерском лагере на Азовском море.
Мы жили в маленьких синих домиках на четыре человека, а к морю ходили через сосновую рощу, усыпанную сухими иголками, там еще по пути было маленькое озеро с коричневой водой. Азовское море оказалось мелким и очень соленым, а по песчаной косе, куда нас, конечно, не пускали, можно было дойти до его середины.
Это было лето бумажных бомбочек.
Святой Ильич, благослови жару и воду. Я был мастером бомбочек -- всех размеров и форм. Я их сотни в то лето сделал. Я работал на себя и на заказ. Я мог свернуть бомбочку из одного листа бумаги, из двух, из четырех. Мои бомбы прекрасно держали воду и взрывались с гулким хлопком, гарантированно забрызгивая радиус поражения. В бумажном мире я был бы самым ценным бойцом Бумажной Ирландской Республиканской Армии (БИРА).
Когда я сидел и рисовал в свободное время, ко мне подошел пацан из отряда на два года старше. Он заглянул мне через плечо и кивнул.
- Ты умеешь рисовать, - сказал пацан из старшего отряда. Это был не вопрос, а утверждение. - А лепить ты умеешь?
- С какой целью интересуешься? - так надо отвечать, когда тебя собираются втянуть в явно криминальное дело, но тогда я не осознал угрозы.
- Умеешь?
- Да, - сказал я. И все заверте...
Пацан из старшего отряда рассказал, что ему нужно. Это был такой Дэнни Оушен, который сразу после отсидки затевает новое дело, а я при нем Брэд Питт, который жует арахис и работает голосом разума. "Ты хочешь ограбить казино?" "Четыре казино". Тут надо задумчиво пожевать арахис, но я даже не знал, что он так называется.
Дано: домик на четверых. Девчонки из отряда Дэнни, то есть старше меня. И мы должны их напугать. Клево!
Вообще-то, в идеале мы хотели достать фосфорной краски, чтобы нарисовать скелет на оконном стекле. Чтобы когда стемнело, скелет начал светиться, а девчонки увидели и завизжали. Но это план сорвался, потому что достать фосфорную краску было негде. Тогда мы приступили к плану Б. Лягушка из мыла!
Сначала мы придумали паука, но у него постоянно ломались ноги. Мышь? Нет, мышь не годится. Лягушка! Да. Все девчонки боятся лягушек. Ее должен был слепить я, потому что я талантливый, рисую, леплю, делаю бумажные бомбы, и теперь мой талант оценили по достоинству. Так сказал Дэнни.
Наконец-то.
А лягушку нужно подбросить в комнату девчонкам, чтобы...
"Смотри", учил меня Дэнни. "Девчонки испугаются, закричат, выбегут, будут дрожать и бояться. И прижиматься к тебе от страха. Там уж не теряйся". В общем, это была стратегическая цель великого проекта.
Не то, что тесные объятия девчонок казались мне в тот момент интересными, но сама мысль, что они увидят лягушку, испугаются, завизжат и начнут голышом выскакивать из домика, мне показалась забавной. Да животики надорвать!
Я слепил лягушку из розового мыла (ну, какое было). Из мыла очень сложно лепить, даже трудно сказать, с какой попытки я справился. Не помню, почему не из пластилина. Может, его у нас не было -- я был в двух лагерях, но нигде не помню, чтобы я лепил. Впрочем, покажите мне человека, который испугается лягушки из советского пластилина...
Очень похоже получилось, за исключением цвета. Лягушка была полупрозрачная и словно вареная. Или больная. Так было даже лучше, потому что девчонки никогда не возьмут в руки ничего больного, если это не котенок. Мы пошли на дело. К этому времени о готовящейся афере уже знали все мальчишки моего отряда, и всем это дико нравилось, поэтому на дело вместо двух человек пошли пятнадцать. Это все равно как если бы взрывать маленький мост через ручей пришла вся партизанская бригада Ковпака. И "Красная капелла" заодно. И Зорге.
Мы подкинули лягушку в домик и затаились в ожидании. Пятнадцать человек разбежались по кустам вокруг и стали ждать, подхихикивая и пихая друг друга локтями.
Прошло пять минут.
Прошло десять. Никакого эффекта.
Никто не кричал, не визжал в ужасе, не выбегал из домика в одном белье...
В общем, что-то пошло не так.
Мы с друзьями переглянулись, я пожал плечами. Дэнни напряженно смотрел сквозь заросли. Лицо у него закаменело.
Вдруг дверь в полной тишине распахнулась. Мы вздрогнули. Сейчас! Сейчас побегут девчонки! Да!
На порог неторопливо вышла девчонка, взрослая и, как мне показалось, наглая. Волосы у нее были короткие, до плеч. Наглая девчонка огляделась. Вряд ли она собирается к кому-то прижиматься, подумал я.
- Дэнни! - крикнула она в окружающие кусты. (может, его звали Денис? Не помню) - Дэнни, я знаю, ты здесь! Слышишь!
Дэнни привстал, потом сел. Но молчал.
- Трус! - крикнула наглая девчонка.
Дэнни молчал.
- Как хочешь! - она выбросила на дорожку розовую лягушку из мыла. Мою лягушку. Фигурка развалилась на куски. Меня как ножом по сердцу резануло.
Наглая девчонка помахала красной расческой-массажкой.
- Ты все равно ее не получишь!
Дэнни сжал зубы, я видел, как он разозлился. Но Дэнни молчал, только уши багровели. Девочка покричала еще, затем ушла.
Все было кончено.
Дэнни и его пятнадцать юных друзей ушли ни с чем. Дэнни шел рядом со мной, хмурый и задумчивый.
- У тебя есть еще бомбы? - спросил он наконец.
- Только одна.
- Дай мне.
- Ладно, - сказал я. Хотя это была моя лучшая работа и мне было жаль расставаться с этой бомбой. Она казалась мне идеальной. Я сделал ее из двух тетрадных листов. Я разрисовал ее под атомную бомбу "Толстяк" и подписал. Не было ничего на свете, чего бы я боялся больше атомной войны (разве что собак), и я изживал свой страх через творчество. По оболочке в клеточку тянулись нарисованные шариковой ручкой защелки и швы.
Мне было жаль расставаться с этой бомбой, но чего не сделаешь для человека в беде?
Дэнни забрал бомбу, кивнул мне и ушел. Мне показалось, он шагал как-то по-особому решительно.
Когда мы сели ужинать, пришла вожатая. Рядом со ней стояли двое пионеров с красными повязками дежурных и в голубых пилотках. Пионеры ухмылялись. Я отложил ложку и встал.
За мной пришли.
Позже я узнал, как было дело. Дэнни взял бомбу, наполнил водой и, проходя, мимо домика девчонок, закинул внутрь. Бомба гулко лопнула и гарантированно залила водой радиус поражения. Девчонки визжали и выбегали из домика. И наглая девчонка тоже. Дэнни стоял рядом и смеялся.
В общем, фирма веников не вяжет.
В наказанных сидели мы оба. Не думаю, что Дэнни меня сдал. Наоборот, когда я вошел, он посмотрел на меня с удивлением. Меня подвело тщеславие художника. Бомба была аккуратно подписана моим именем.
Мы сидели в дисциплинарной комнате со сломанными стульями, потом нас отправили подметать двор.
- А зачем тебе расческа? - спросил я, орудуя метлой. Я наконец, сообразил, что было на самом деле целью Дэнни. Но зачем ему женская расческа? Массажки тогда считались женскими.
- Низачем, - буркнул он и смахнул волосы с глаз. - Дурацкая штука, терпеть ее не могу. Мать положила с собой. Если бы эта дура ее не взяла, потерял бы где-нибудь.
- А зачем тогда хотел забрать?
Дэнни пожал плечами. И мы продолжили трудовое воспитание.
На следующий день пришла наглая девчонка, смотрела, как мы подметаем. Дэнни упорно ее не замечал, мел и мел, поднимая пыль. Я чихнул, затем еще. Девчонка долго не уходила, даже окликнула Дэнни. Теперь она не казалась такой наглой. Дэнни поднял голову, посмотрел на девчонку и тут же отвернулся. Но что-то в нем изменилось.
Видимо, тут дело все же было не в расческе. Я так думаю.
На следующий день меня вернули в отряд, а Дэнни остался на штрафных работах. Бомбочек я больше не делал (именных точно). С Дэнни мы виделись пару раз, кивнули друг другу издалека, как старые подельники, а через несколько дней закончилась лагерная смена. Я без задних ног продрых "королевскую ночь", еле отмыл зубную пасту, вернулся в Вартовск и привез младшей сестре игрушечную плиту (увы, плита оказалась бракованной, лампочки не горели, но сестре все равно понравилось), а через неделю улетел к деду в Кунгур на остаток лета. Вот и конец истории.
Это было последнее дело Дэнни Оушена.
===
Фото: Пионеры в лагере "Орленок", 80-е.
Ответ на пост «Ангел-хранитель?»
Навеяло) мы как-то с приятелем прыгали с тарзанки в реку. Я тогда ещё плохо плавал, а в реке ещё и водовороты. В общем, мозгов нихуя, каюсь, 15 лет было. Прыгали мы прыгали и, в какой-то момент (как неожиданно) меня стало затягивать в водоворот. И чувствую я - тону, и хочется закричать "ПАМАГИТИ!!!", а выходит обрывистое "памаги!" и после этого опускаюсь под воду. И так несколько раз. Смотрю я на Макса, и тут у меня раскадровка началась: Макс медленно затягивается сигаретой, смотрит на меня, даже мне показалось улыбается, на улице солнце, жара. Я думаю: хорошо ему там на земле, хотел бы я тоже там оказаться. Но неужели он ничего не предпримет?!
Думаю, что прошли секунды, прежде чем он прыгнул в воду, но мне они показались вечностью.
Макс подплыл ко мне и... я тут же начал забираться на него и топить. Тогда он резко сказал мне успокоиться и я, как ни странно, так и сделал. Он схватил меня и поплыл к берегу.
Берег кстати был в виде бетонных плит под углом 45 градусов. Я себе все пальцы в кровь расхуярил, когда пытался забраться по ним. Вылез, лёг на землю, посмотрел на солнце и подумал: да, хорошо тут на земле. И еще долго не мог отдышаться. Сказал Максу спасибо, ты спас мне жизнь. Но Макс как-то спокойно это воспринял. Ну спас, и спас. Делов-то. Спасибо тебе, Макс!!!
Воспитание детей или как я ошибся
Гуляя по берегу рыбхозного пруда удалось понаблюдать за любопытной сценой.
На грозном указателе сначала сидел слёток речной крачки (крайний справа на первом фото). Сидел себе и орал глядя куда-то вдаль. Поэтому я решил остановиться и подождать родителей. Потому что они ещё продолжают кормить мелкого.
Потом появился первый родитель. Взрослая птица прилетела без рыбы и просто села рядом со слётком. Чуть погодя они заорали противным дуэтом.
Чуть позже объявился и главный добытчик с рыбой. Но, как ни странно, рыбой он не делился. Летал мимо дитяты, словно дразня его и провоцируя. Но мелкий не вёлся, а только возмущёно орал.
Сначала я было подумал, что отец решил уклонится то ли от родительских обязанностей, то ли от алиментов. А потом в голову пришла идея, что это родители побуждают мальца завязывать со своей мальцовской жизнью. Мол давай, хочешь жрать-шевелись. Так и не отдал рыбу. При мне точно.
Хотя, надо сказать, молодой крачк поднимался в воздух. И делал вид, что кого-то ловит. Даже 2-3 раза спикировал к воде и выловил оттуда какую-то ветку.
Родители наблюдают за полётами потомства.
Всё семейство в сборе. Слёток справа внизу.
Гости бл.. из ближайших дружеских стран
На детской площадке поставили мангал, люди молчали. Начали готовить шашлычок, походе с маринадом . Ладно. Но когда они потащили с детской площадки лавочки и аккуратно расположились своей сворой на теннисном столе... Их попросили убрать. Гости: да, да сейчас уберем.
проходит пол часа : вы что шутите убирайте давайте.
г (пиздючка в черной футболке): сейчас доедим и уберем, и мусора за собой не оставим.
...им были сказаны определенные слова, начали убираться...
Блядь что у них в головах...
Может попозже посмотрю, что после себя оставили, культурные люди...
на то что эти люди расставят лавки как было, желать не приходится..буду держать в курсе))
Язык мой, чей ты?
На каждого орущего начальникаНахрапов Василий Адамович, сын израилев, слыл человеком вспыльчивым и недалеким, что, в общем-то, не мешало ему, вот уже десять лет к ряду, занимать должность начальника участка в крупном строительном тресте. И никакого секрета рядом тут не было, просто этот невысокий, но пузатый мужчина владел золотым законом мелкого управленца: «к начальству подлижись, с подчиненным – наори», таких заместителей начальники любят, таких начальничков вышестоящие уважают.
Есть свой дед Куалык
Орал он всегда и сразу, по поводу и без оного, тут тоже крылось золотое правило, - «чем чаще орешь, тем меньше пристают с вопросами», да и по вопросу повышения премии лишний раз не заикнуться, что в целом, так же устраивало вышестоящее руководство, - «повышать зарплату любой дурак может, а ты попробуй грамотных специалистов за просто так работать заставить».
В это утро июльского четверга Василий Адамович на работу пришел рано, собственно, в этом плане раннее утро от других дней недели ничуточки не отличалось, и сразу же наорал на подчиненного. Какой-то морщинистый, загорелый старик подметал двор у открытых ворот, ведущих на стройку.
- Тебя подметать обезьяна научила? – набросился он на несчастного дворника, - ты как метлу держишь, паскуда?
- Зачем шумишь, начальника, посмотри, какой двор чистый?
- Чистый, как твоя задница? – не сбавлял голоса взмокший начальник, - так ты тогда, либо ее прочисть, либо уши свои вымой, сказано тебе – грязно, значит засунь язык себе в зад и, давай, лучше мети!
- Эй, слушай, зачем у тебя такой поганый язык? – укоризненно спросил старый дворник.
Василий Адамович хотел выкрикнуть какое-то оскорбление, но с языка сорвалось, - «иди, учи географию!», - впрочем шутка получилась смешная. Вся начальственная свита, которая повсеместно сопровождала Нахрапова, неподдельно смеялась, поглядывая на пожилого оплёванного дворника, старик укоризненно качал головой, говоря что-то неразборчивое.
Работать в кабинете было комфортно, целых два кондиционера охлаждали настрой пылкого руководителя, впрочем, без особенного успеха. Нет, Вася в детстве был славным мальчуганом, но руководящая должность, таки, сотворила с ним неповторимые перемены, Василий Адамович стал «лицом, недовольным по жизни». В дверь кратко постучали и не дождавшись ответа, на пороге появилось испуганное лицо секретарши Софьи Ивановны:
- Василий Адамович, уделите мне минутку? – краснея и заикаясь пролепетала молоденькая секретарша.
Нахрапов не удостоил девушку ответом. В общем-то, если зреть в корень, Василий Адамович мыслил рационально, - «в рабочее время здесь нет ни мужчин, ни женщин, на рабочем месте находятся подчиненные», а на подчиненных нужно орать, иначе они работать не будут, - последнее всегда всплывало перед глазами товарища Нахрапова, подобно пресловутой красной материи. Только вот, орать на Софью Ивановну пока было не за что, и Вася решил повременить с этим делом.
- Василий Адамович, у меня к вам просьба, - видя, что руководитель, как всегда, к беседе не расположен, секретарша попыталась выдохнуть свою просьбу, - Василий Адамович, ну пожалуйста, я же вам служебную записку писала, отпустите меня на две недели в счет отпуска! Видите ли, муж достал путевку, и мы с детьми очень хотели бы съездить на море, а у меня отпуск, как всегда, в ноябре… Ну Василий Адамович, ну войдите в положение…
Нахрапов мысленно похвалил себя за терпение, теперь повод наорать у него был и находился он сейчас прямо перед разъяренным начальником.
- Тебе что, дорогуша, заняться не чем? Ну ничего, я сейчас найду тебе работу! А не хочешь работать, так проваливай отсюда на все четыре стороны, поняла – нет? Ворота открыты, и я здесь никого держать не стану! – Нахрапов попытался вспомнить имя –отчество секретарши, хотя бы первое, но решил ограничиться банальной «дорогуша», по его глубочайшему убеждению, подкрепленному многолетней руководящей должностью, большего его секретарша, как и все прочие работники данного аппарата, не заслуживала.
- Ну Василий Адамович, ну пожалуйста, у нас же путевки, - роняя с ресниц крупные капли, пролепетала бледная секретарша.
- Я вам не отец родной, ты меня поняла, ДОРОГУША? График отпусков уже давно составлен и утвержден, и я из-за каких-то там плаксивых девок ничего в графике менять не собираюсь!
Видя, что секретарша вот-вот разревется, Василий Адамович впал в экстаз, слезы подчиненных вводили его в неистовое блаженство, нужно было как-то добить несчастную и руководитель подбирал нужные слова. Нужного эффекта он все-таки добился, но таких слов говорить не планировал. Были, были в его жаргоне и «почище» словечки, да чего-там, этот начальник легко и непринужденно мог часами изъясняться, используя целый язык из нелитературных слов и выражений, но слова, слетевшие с его языка, на секунду его озадачили:
- Хочешь денег – обмусоль!
Рыдающая Софья, он наконец вспомнил как зовут его секретаршу, размазывая по лицу помаду и тушь, убралась восвояси, - «что это со мной сейчас приключилось? Видимо, это все последствия жары», - успел подумать Василий Адамович, но тут же выкинул мысль из головы. В общем и целом, ничего страшного сейчас не случилось, - не в первой ему оскорблять подчиненных, а уж если не орать на них – за что тогда ему такие деньги платят? И Вася, откинув лишние сомненья, углубился в сметы и отчеты, в таких делах пролетел день, почти до обеда.
Перед обедом к нему заглянула главный бухгалтер Галина Геннадьевна, по совместительству, гражданская жена товарища Наобина – первого заместителя начальника Треста.
- Василий Адамович, тут вводную руководство прислало, ознакомьтесь и поставьте автограф!
Бегло пробежав глазами предлагаемый документ, Нахрапов сделал вывод, что вышестоящему руководству снова понадобилась очередная пачка денег, - «ну а чему удивляться, на носу сезон отпусков! Не все же в санаторий едут, как эта… как ее… ДОРОГУША, кое-кто и на Бали слетать хочет, а там знаете, какие цены?». В накладной стояла сумма о шести нулях, значит строительный участок Василия Адамовича должен «закупить» «нужные» материалы, но на чем-нибудь сэкономить, чтобы уложиться в выделенный бюджет. «Не в первой», - подумал Нахрапов, - «наору на подчиненных, обвиню в разбазаривании средств Треста – еще раз на дорогушу наору. Вот вам и причина, пожалуйста, - пишут заявления в счет отпуска, а к этому заявлению полагаются отпускные. А несвоевременная выплата отпускных – нарушение заложенного бюджета! Сами допустили – сами и компенсируйте! Пишите заявления не целую неделю – без сохранения заработной платы, а в это время – работайте! Производство само себя не наладит!» И вот, когда дорогая позолоченная авторучка коснулась бумаги, Василий Адамович хотел сделать комплимент главному бухгалтеру в лице несравненной Галины Геннадьевны, но с его языка опять сорвались ненужные слова:
- Хочешь денег – обмусоль!
Галина Геннадьевна пристально и с интересом посмотрела в оправу дорогих очков товарища Нахрапова, а сердце Васи пропустило сразу несколько ударов. Да и как же тут не испугаться, можно сказать, что этими словами он плюнул на честь товарища Наобина, а Михаил Иванович подобного не простит.
- Гуленька Геннадьевна, матушка, не взыщите – бес попутал! – Василий Адамович сделал тщетную попытку выпасть с кресла, да прямо на колени, но уперся животом в край стола, да так и застыл в такой позе.
- Ну знаете ли, Василий Адамович! – конец фразы грудастая бухгалтер закончить не успела, но в Васиных глазах зияла такая тоска и безысходность, что женщина уступила и сжалилась, - ну, знаете ли! – повторила она и громко хлопнула дверью, не забыв захватить перед выходом подписанный документ.
-«Не должна рассказать. Надеюсь, что не расскажет»! – впервые в жизни Нахрапова обуял страх за то, что он оскорбил порядочную женщину, тем более – гражданскую жену своего начальника.
Случившийся инцидент не давал ему покоя до вечера, в этот день товарищ Нахрапов избегал встреч с подчиненными, но ночью спал без кошмаров.
Утро следующего дня окончательно испортил телефонный звонок, он принес начальнику тоску и страдание. Тоску по комфортабельному салону служебной иномарки, благоухающему, в такую жару, прохладой кондиционера и дорогими духами Галины Геннадьевны, которая не редко использовала служебный автомобиль в личных целях и деловых поездках. Удобно развалившись на заднем сиденье дорогой иномарки, отделяющем Василия Адамовича от неудачников, бегущих по улице в сторону остановки, можно было громко и с матерком, не опасаясь, что его слова кто-нибудь услышит, сквозь толстые тонированные стекла автомобиля, комментировать все и каждого, за сделанное и не сделанное, - «ну куда ты прешь, баран хромоногий, не видишь, что ли, что машина едет? Научились, понимаешь ли, по переходам дороги переходить!» или «куда ж ты грудастая, в автобус полезла? Тебя сперва подоить нужно, там на твой бампер места уже не осталось». Водитель всегда и во всем соглашался с Василием Адамовичем, впрочем, как и все прочие, сопутствующие ему подчиненные. И вот теперь Вадим заболел, - «горло у него и температура, как же! Небось, вчера девок лапал, да пиво с ними холодное пил, бандит небритый!» - в пустые стены выругался товарищ Нахрапов, но деваться было не куда, пришлось вызывать такси.
Сладкоголосая девушка на том конце телефона, ответила Василию Адамовичу, что все машины заняты, но, если он не спешит, она обязательно найдет для него машину с кондиционером в течении двадцати минут. Но Вася спешил, о чем известил «нагловатую дорогушу» в своей изысканно-начальственной манере, не стесняясь в выражениях и не скупясь на эпитеты, - «тебе б твоим ртом удовольствия делать, а не обещания обещать, понимаешь ли?» - самое вежливое, что услышала юная дева. Пришлось брать дорогой портфель в руки и идти пешком в сторону остановки, - этим было вызвано утреннее страдание.
Народу на остановке было прилично, не смотря на жару и начало июля, - «да что ж они все на курорты-то не поехали? Все жмутся, жмутся, как свиньи к кормушке! Небось, начальство не отпускает, как я вчера эту, как ее… Дорогушу! Ну а как вы хотели? Денег нет – сидите дома! А еще лучше – денег нет – пешком ходите», - последнее показалось Василию Адамовичу весьма умным и уместным в то утро, и действительно, - разве можно лицо начальственное с простым смертным в один автобус запихивать?
Запихиваться в автобус ему, все-же, пришлось. На правах простых смертных. Места никто не уступит, пролезть без очереди народ не позволит, в последнем Вася наглядно убедился. Не помогли матюки и начальственный бас, дорогой портфель и дизайнерский галстук, также в расчёт не брались.
- «Куды, барбос-эдакий, без очереди полез? Щас тебе рога поотшыбаю!» - ругалась на Васю дородная пенсионерка.
Василий обернулся, чтобы сказать старушке пару ласковых, но в этот момент его глаза встретились со взглядами иных простолюдинов, стоящих в очереди, и Вася понял, - «могут и рога обломать, ума и сил у них хватит!» Не справедливо, но ничего не попишешь, пришлось в то утро стоять в очереди.
В душном автобусе дышать было нечем, да еще и народ облепил Васю со всех сторон, - «ах вы ж бараны бестолковые, не иначе, как, нарочно жметесь, норовите своими грязными рубахами мой костюм испачкать, да лаптями мне туфли оттоптать. Ничего, я возьмусь за вас, что б вам пусто было!» - эти мысли легко читались у Василия Адамовича в глазах, его счастье, что вежливые и интеллигентные пассажиры в чужие глаза не заглядывали.
На перекрестке застыла пробка, Вадим-водитель, объехал бы ее по обочине, разогнав сигналом клаксона «обозревших прохожих», бредущих по тротуару, но водитель автобуса ехал по светофору. Посмотрев на часы, Вася понял, что на совещание опоздать – риск увеличился, он хотел крикнуть водителю-пенсионеру, что ему только кобыл водить, но вместо этого, Вася запел:
- Вечерний звон, бом-бом, Вечерний звон, бом-бом! Как много дум, - твою же мать, - успел вставить Вася в свое песнопение, поняв, что поет вслух, да не просто так, а в голос – на весь автобус и закончил мотив, - приносит он, бом-бом!
Сдавленные смешки и косые взгляды укутали Васеньку со всех сторон, потом автобус просто разорвался от хохота, смеялся, даже, водитель, пересекая злосчастный перекресток, в веренице автобусов.
-«Конфуз! Какой конфуз!», - краснея до ушей, подумал Нахрапов, но на этот раз, исключительно – про себя.
- Ты сделал мой день, дядя! – с нагло ухмыляясь и рассматривая Васин портфель, сказал на выходе какой-то юнец, лет пятнадцати, с белыми волосами.
На этом конфуз был окончен.
На работе Василий Адамович вновь почувствовал себя человеком: с ним здоровались, кланялись и заискивающе улыбались, а глаза «дорогуши» до сих пор не высохли от слез, - «так тебе, будешь знать, как просить в счет отпуска!», - злорадно подумал Нахрапов и решительно отбросил все тяготы и неудобства, оставленные этим утром. Но первый заместитель начальника Треста покосился на него, мягко говоря, - не добро, -«или за опоздание злиться, или эта грудастая про разговор ему рассказала», - подумал Василий Адамович и впал в беспокойство.
Нужно было как-то приструнить свой язык, как раньше, - «на подчиненных – ори, с начальством – подлизывайся!» и Нахрапов решил вечером обо всем случившимся трезво пораздумать, а тут еще и этот дворник-Куалык уволился, возле въездных ворот валялся мусор.
Чтобы трезво рассудить – нужно, сперва, здорово выпить, так здраво рассудил Василий Адамович, и свернул на перекрестке в сторону ближайшего супермаркета. За рулем сидел он, захватив из гаража служебную иномарку. «Хорошо, не жарко, по ногам никто не топчется», - думал Нахрапов, с удовольствием сигналя зазевавшимся пешеходам, - «куда прешь, животное? Не видишь, что ли, я еду!».
В супермаркете народу было не мало и в очереди на кассе пришлось постоять. Для трезвых раздумий Нахрапов решил взять сразу две бутылки, а заодно и закуску из крабов и огурцов. «Медленно, как медленно ползет очередь!», - размышлял Василий Адамович, прикидывая, что такими темпами стоять ему еще минут двадцать. От нечего делать он стал смотреть по сторонам. Слева от него две юных девицы выбирали в коротеньких платьях колу и прочие напитки, - «молодежь!», - подумал Нахрапов, проводя маслянистыми глазками по загорелым коленкам вчерашних школьниц, - «молодежь, понимаешь! Жизни не знают! Мужиков не видали! Эх мне б сейчас их…», - одна из школьниц поймала взгляд на своих ягодицах и скорчила Нахрапову ехидную рожицу, - «молодёжь, понимаешь!». Позади него стоял здоровенный детина в куртке байкера, открывающей цветные наколки на загорелых бицепсах, внушительного размера. Росту в байкере было метра под два, как показалось товарищу Нахрапову, а такими ручищами можно было запросто менять без домкрата колесо на его внедорожнике. Байкер встретился с ним глазами, но без злобы, посмотрел – как на пустое место. И в тот момент, когда вежливость и простой здравый смысл требовали от Нахрапова перестать пялиться на здоровяка в мотоциклетной куртке, язык опять подвел его. Мужчины на секунду встретились глазами, дальнейшие события удивили обоих джентльменов.
- Ух и здоров же ты, скотина! Да я ж тебя сзади имел! – сказал Адамыч и мысленно охнул.
- Чего-чего? – насупился байкер.
Хвала проведению, наделившему Нахрапова умом и смекалкой, - «не зря же он десять лет в начальниках прожил?» - пока здоровяк водил взад-вперед квадратным подбородком, Вася, оставив на кассе неоплаченные товары, вместе с достоинством и авторитетом, что есть мочи, припустил бежать к выходу, приподняв руками солидный живот, чтобы на ходу не бил по коленкам.
- А ну стой, гнида, повтори еще раз! – смысл сказанного до здоровяка дошел лишь тогда, когда за Васей закрывались автоматические стеклянные двери супермаркета.
За спиной послышалось тяжелое топанье башмаков, подбитых набойками, на ходу байкер пыхтел как паровоз, - «догонит – сомнет!», - понял Нахрапов и припустил в сторону пункта полиции, расположенного в непосредственной близости от торгового супермаркета.
Петляя между многочисленных рядов припаркованных машин, Василий Адамович выжимал из себя последние силы, бежать было нужно, бежать было жизненно необходимо. Стоит ли удивляться, что, открывая дверь милицейской будки, товарищ Нахрапов весь взмок и запыхался. Он хотел изъясниться с полицией жестами, потребовав от двух дежуривших полицейских немедленно угомонить наглого здоровяка, но и тут его язык говорил и действовал по собственному усмотрению.
- Стволы на пол, это ограбление! – изрек Василий и волосы его встали дыбом, - «позвольте, что же я творю, что делаю?».
Ситуацию еще можно было взять под контроль, если бы не поганый язык Василия Адамовича, который действовал быстрее хозяина:
- Руки в гору, завалю обоих! По лицам дежуривших полицейских было видно, что подобное обращение для них, несколько, необычно, но что такое ограбление, видимо, они уже знали. Патрульные нерешительно переглянулись и замерли в удивлении, увидев, что в руках у Василия ничего нет.
Уж как он хотел извиниться, у Васи из глаз брызнули слезы, - «как Дорогуша, ни дать – ни взять», - но что же бедняга в тот момент мог поделать?
- Граната в кармане! Взорву сейчас обоих! К такой-то матери! – Говорил Нахрапов и плакал.
В полицейском участке его заверили, что синяк под глазом и два выбитых зуба, - меньшее из бед при попытке нападения на блюстителей порядка, но прибывший на место адвокат в строгом деловом костюме утверждал обратное, - вы, Василий Адамович, персона важная и значительная, а посему, и обращаться к вам нужно, соответственно, с уважением и по чину! Услышав привычное обожание в чужом голосе, касаемо собственной персоны, Нахрапов воспарил и взбодрился, – теперь-то дела наладятся, при таком адвокате. Главное дело – приструнить свой язык, чтобы дров не наломать, виданное ли это дело, чтобы угрожать полиции?
Но приструнить своя язык у Васи не вышло, его языком теперь можно было, разве что, дрова колоть, - держите себя в руках, уважаемый, все отрицайте и ничего не подписывайте, во всяком разе – без моего ведома, - стращал Василия Адамовича дородный адвокат с хитрыми глазками, - ничего, и не такие дела выигрывали! И Нахрапов старался, старался, что есть мочи, но одними стараниями проблемы-то не решаются…
«Увидел вас и все былое», - заиграл в голове у Василия разухабистый мотив, и он уже догадывался, что беда не подоплёку.
- Примите, пожалуйста, ваш комплект документов, - молодая, стройная девушка, приветливо улыбаясь, протянула товарищу Нахрапову копию документов, - «видимо тут изложено то, в чем, собственно, меня обвиняют», - подумал Адамыч и, вопреки его воле, глаза опустились на пышный бюст секретарши.
-«Бывает же такое – сама стройная, а грудь ого-го!», - подумал Василий Адамович и услышал голос собственного языка, обращавшегося, по всей видимости, все к той-же секретарше, - обнажи сиськи, животное!
Суд кончился еще, не начавшись..., - «в какой стране мы живем», - размышлял Нахрапов, трясущийся в перевозке, - «пять лет за оскорбление личности»! но все слова были сказаны, после чего, как гром, среди ясного неба, по столешницы громыхнул деревянный молоток и с этого молотка, Василий Адамович пошел по этапу.
Новая одежда казалась несколько тесноватой и пропахла клопами, этот приторно-кислый запах заползал в ноздри, путаясь в мыслях, такое, даже, нафталин не исправит, - «не к добру это, ох не к добру», - размышлял испуганный Вася, когда его вели коридором в общую камеру под номером тринадцать, - «я только поздороваюсь, и стану молчать!», - да не тут-то было…
Два десятка любопытных глаз уставились на вошедшего сразу и не стесняясь, - «ждут чего-то», - подумал Нахрапов, - «а чего они ждут? Точно – поздороваться нужно!». Его наметанный глаз начальника отыскал среди заключенных самого значимого и солидного, судя по многочисленным татуировкам, сидел он давно и надежно, - «своего рода, тоже руководитель!», - подумал Адамыч и поприветствовал нового соседа.
Беда в том, что язык более Васеньке уже не принадлежал и, вместо задуманного: «здравствуйте уважаемый», Нахрапов выдал, - «у тебя и на заднице наколки имеются?». О том, что в ту ночь приключилось с Василием, бывший начальник старался не вспоминать.
Но не все плохо, что кажется – Василия Адамовича полюбили и приняли, да не просто так, а таким – коков есть. Не обошлось, конечно, даже тут без нюансов – о занимаемой в прошлом должности, товарищ Нахрапов более не памятовал, как забыл он и имя с отчеством, - Поганый Язык, - стал его позывным. Вася ежеминутно говорил соседям разные гадости, но тут же кланялся и начинал хлестать себя ладонями по щекам, - «злой, злой, поганый!», - причитал Васенька, - вымаливая у надзирателей одиночную камеру.
- Может тебя в бронированную заключить? – хохотал над Нахраповым начальник караула.
- В бронированную не нужно, мне б в одиночную, вашу мать – извините, - отвечал Васенька на одном дыхании.
Но в любой заразе есть свой талант, - как говаривал в прошлом, начальник треста. И, как ни странно, прав оказался Наобин, - открыл и Вася свой талант.
- Поганый Язык, запусти анекдот! – просили его соседи по нарам.
Нахрапов сперва-то стеснялся, ну а после втянулся, - правду говорят, не всякому дано анекдоты рассказывать. А над его историями начинали смеяться уже заранее…
- Собрал как-то царь зверей вес лес, ну и говорит, - «сегодня мы съедим самого трусливого»! Тут заяц из кустов выскакивает и орет, - «падлы, кабана в обиду не дам!».
Так проходили месяц за неделей, и Вася втянулся. Тут он был дома, а до чего его язык может довести с другой стороны забора, Василий Адамыч и думать боялся…
Поиграем в бизнесменов?
Одна вакансия, два кандидата. Сможете выбрать лучшего? И так пять раз.
Речной круиз по Волге!
Июнь месяц.Я в круизе на теплоходе "Михаил Булгаков" Всё прекрасно. Спускаюсь на рецепш, чтобы выбрать вариант из предложенных на выбор экскурсий по городам, которые будем проплывать и наблюдаю такую картину:
У стойки стоит женщина и произносит речь
- Я заплатила такие деньги за круиз! А Вы меня заставляете ещё что-то выбирать! Я не хочу ничего выбирать, пусть выберут за меня! Не надо портить мне отдых! Не хочу думать о выборе, это не моё!!!
Странный народ живёт в России.Или это женщины такие странные. Или мы все так "хорошо" живём, что любим,чтобы выбирали за нас? Решайте сами..