Он спрыгнул, сапоги хлюпнули в луже розоватой воды, и взгляд его уперся в Гилена.
— Рубиновый. Ты-ы… — капитан растянул слово, будто пробуя его на вкус. — Ничего не замечаешь?
Гилен стоял чуть в стороне, копье в руке, черные очки скрывали его взгляд. Он не торопился отвечать.
— Поблизости всегда кто-то есть, — сказал он наконец. Голос ровный, без колебаний.
Капитан хмыкает, затем резко поворачивается к команде и кричит, чтобы все строились. В этот момент из-за камней выскакивают новые монстры — на этот раз не утопцы и не ползуны, а что-то другое. Гилен видит их ауры, но пока не говорит об этом. Команда в панике, капитан ругается, но быстро берет ситуацию под контроль.
Капитан Мейер выругался так, что даже самые бывалые моряки вздрогнули.
— Король, сука, в этот раз лютует! В прошлый раз хоть передышка была, а теперь — как черти из табакерки!
Гилен молча наблюдал, как из трещин в базальтовых плитах сочится мутная вода, а за ней — тени. Его Алый Взгляд улавливал движение в темноте: десятки, нет, сотни мерцающих аур, ползущих к ним.
— Появилась переменная — новые монстры, — сказал он тихо, но капитан услышал.
— Охрененная новость, Рубиновый! — рявкнул Мейер, выхватывая абордажный топор. — Щиты вперёд, копья наготове! Кто отобьётся — тому жопа в стиле «шведский стол»!
Команда сбилась в каре, щиты сомкнулись в стену, копья торчали, как иглы дикобраза. Но усталость давала о себе знать — руки дрожали, дыхание было тяжёлым, а глаза слипались. Третий бой подряд. Третий ад только за это проклятое утро.
И тогда из воды полезли они.
Запах стоял тяжёлый, густой и сладковатый одновременно — будто прогорклая гниль медленно сочилась из каждого угла, смешиваясь с влажностью болотной сырости. Земля чавкала под ногами утопцев — синевато-серых тел, распухших от влаги и разложившихся настолько, что даже кости едва различимы сквозь рыхлую массу.
Звуки сопровождали их неуклюжие шаги — булькающий шорох лопающейся кожи, приглушённое хлюпанье каждый раз, когда эти чудовища пытались пошевелиться. Гнилостный туман поднимался над поверхностью земли, окутывая всё вокруг густым покровом затхлости.
Водяные же были совершенно иными. Гигантские жабы с огромными пастями, перепончатыми пальцами-лапами, скользкими, покрытыми слизью поверхностями. Они шипели резко, пронзительно, выплевывая тонкую водяную струю прямо в лица врагов. Вода эта была отравлена особым образом — один её удар мог буквально содрать кожу до мяса, оставляя зияющую рану, быстро покрывающуюся чёрной коркой некроза.
Но самое страшное было впереди. Языки водяных вытягивались стремительно далеко вперед, подобно длинному гибкому канату или сетям рыболовов, ловко обвивая добычу. Липкая поверхность удерживала жертву намертво, затягивая внутрь, где ждало нечто гораздо хуже смерти — вечная пытка в утробе существа-жабы.
И вот, пока гниющая земля тихо ворчала, пока воздух наполнялся смрадом распадающейся плоти, начался танец ужаса...
Один из матросов, тот самый, что дразнил Гилена на тренировках, не успел отпрыгнуть. Язык обвил его шею — и рывок. Человек взвизгнул, его подняло в воздух, ноги дрыгались, как у повешенного.
— Дерьмо! — заорал кто-то, но было уже поздно.
Тело матроса шлёпнулось в стаю утопцев, и они набросились на него, как пираньи. Кровь брызнула фонтаном.
Капитан Мейер орал, рубил, топор его взлетал и опускался, разбрасывая куски мяса. Но врагов было слишком много.
Гилен стоял чуть сзади, копьё в руках, дыхание ровное. Медленный вдох. Выдох. Кровь в его жилах текла спокойно, без паники. Он видел слабые места — там, где ауры мерцали тоньше.
Один утопец рванулся к нему — и получил копьё в горло. Другой попытался плюнуть кислотой — Гилен уклонился, будто заранее знал траекторию.
Но даже его выдержки хватало ненадолго. Руки начинали ныть, а в висках стучало.
Капитан, весь в крови и слизи, отступил к нему, тяжело дыша.
— Ну, Рубиновый… — хрипел он. — Может, у тебя есть ещё одна переменная, которая нас спасёт?
В этот момент раздаётся грохот — и из глубины руин появляется нечто большее, чем просто утопцы...
Команда «Жгучей Мэри» еле держалась на ногах. Кто-то хрипел молитвы Заруксу, богу морей, другие залпом осушали фляги с обжигающим зельем — хоть капля сил перед концом. Раненых волокли в центр построения, где корабельный лекарь, сам весь в крови, пытался зашивать рваные раны грубыми нитками.
Из черных разломов выползло оно.
Громадный, покрытый буграми хитина, словно сросшийся из десятка трупов, краб медленно вылезал из глубины. Его панцирь был усеян вросшими в него лицами — мертвецы кричали беззвучно, их рты растягивались в вечных муках. Клешни, каждая размером с мачту, щелкали, разрезая воздух с шипящим свистом. Из пасти капала слизь, разъедающая камень.
А вокруг — сотни утопцев, ползунов, водяных. Анцыбалы, похожие на помесь козла и утопленника, скалили острые зубы, размахивая кривыми ножами.
Капитан Мейер вытер окровавленный топор о бедро и хрипло рассмеялся:
— Ну вот... Проклятие морей и штормов!.. Теперь весело.
Гилен стоял неподвижно. Потом медленно снял очки, убрал их в карман. Его глаза вспыхнули в полумраке — два кровавых рубина, светящихся изнутри.
— Переменная есть, — сказал он тихо, но так, что слышали даже самые дальние. — Но если кто-то расскажет… монстры Горла покажутся вам детским утренником.
Копьё в одной руке, в другой — когти. Длинные, тонкие, из сгустков крови, они сверкали, как лезвия. Вокруг него заклубилась алая дымка, будто туман из мельчайших капель.
— Краб — мой. Остальных — держите.
Воздух гудел от предсмертных криков и щелканья хитиновых лап.
Щиты, изрешеченные ударами, трещали под новым натиском. Утопцы лезли волнами — синие, раздутые трупы с пальцами-щупальцами, цепляющимися за края щитов. Их гнилостный запах смешивался с кислым душком водяных, которые, шипя, выплевывали струи едкой жидкости.
— Держать строй, ублюдки! — орал боцман, всаживая абордажный крюк в глазницу ползуна.
Один щитовик, молодой парень с перебинтованной головой, не удержался — язык водяного ударил его в грудь, пробив кожу, как гнилой пергамент. Он захрипел, упал на колени, и тут же три утопца набросились на него, рвя зубами.
Двое матросов бросились вперед, копья наперевес. Один проткнул водяного, но второй не успел — анцыбал рванулся сбоку, кривой нож вспорол матросу живот. Кишки, горячие и скользкие, вывалились на камни.
И все это — под вой ветра, который гудел в руинах, как похоронный рог.
Гилен стоял на мгновение неподвижно.
Кровь в его жилах ответила.
Кровавые когти вспороли первого утопца от ключицы до паха. Второй рванулся к нему — Гилен развернулся, копье пронзило глотку, черная жемчужина вылетела вместе с обрывками плоти.
Но их было слишком много.
Ползун прыгнул со спины — Гилен присел, пропуская его над собой, и в тот же миг когти взрезали брюхо монстра. Кишки, липкие и переливающиеся, шлепнулись ему на плечо.
Алая дымка вокруг него сгущалась, реагируя на каждое движение. Где-то она превращалась в щит, принимая удар клешни, где-то — в нити, опутывающие ноги врагов.
Но даже его выносливость давала трещину.
Краб зашипел, и из его пасти хлынула струя слизи. Гилен кувыркнулся в сторону — кислота прожгла камни там, где он стоял секунду назад.
Одна клешня рухнула вниз, как гильотина.
Гилен отпрыгнул, но вторая уже летела сбоку — он пригнулся, и клешня просвистела в сантиметре от его головы.
Он рванулся вперед, копье вонзилось в сустав. Хитин треснул, но не поддался.
Краб взревел и рванулся всем телом.
Гилен полетел, ударился о землю, катился, едва уворачиваясь от следующих ударов.
Копье вонзилось в глаз краба.
Гилен прыгнул на него, когти вспарывали плоть, рвали ткани.
Краб бился, кричал (да, он кричал — звук, похожий на скрежет металла по стеклу).
И запах крови, который теперь везде.
Капитан Мейер, опираясь на топор, хрипло рассмеялся:
— Ну… теперь я верю в твои переменные, Рубиновый.
Тишина после боя была густой, как смола.
Команда «Жгучей Мэри» стояла, переводила дыхание, вытирала окровавленные лица. Их глаза были прикованы к Гилену — кто-то смотрел с восхищением, кто-то с страхом, а кто-то — с глухой настороженностью, словно перед ними стоял не человек, а что-то другое.
— Чёрт возьми… — прошептал молодой матрос с перекошенным от ужаса лицом.
— Так вот почему капитан его взял… — пробормотал другой, потирая рану на плече.
— Это не магия… Это что-то похуже.
Гилен медленно надел очки, скрыв рубиновые глаза. Кровавые когти растворились, будто их и не было. Он тяжело дышал, но голос его был ровным, лишь с легкой хрипотцой усталости:
— У меня есть секреты. И причины их скрывать.
Капитан Мейер хрипло рассмеялся, вытирая окровавленный топор о штанину.
— Есть древнее правило, Рубиновый. Всё, что происходит в Горле — остаётся в Горле. — Он оглядел команду, и в его единственном глазу вспыхнула железная искра. — Кто язык распустит — тому я его сам вырежу. Понятно?
В ответ — молчаливые кивки.
И тут раздался резкий голос:
Это был Дирк, копейщик средних лет, лицо его было бледным.
— Боцман… Вилльям Кук. Он там.
Он кивнул в сторону груды тел утопцев.
Капитан замер. Потом медленно пошёл туда, его шаги стали тяжёлыми, будто по колено в воде.
Он опустился на колени рядом с телом.
Боцман лежал на спине, его лицо было спокойным, будто он просто спал. Только черный жемчуг, торчащий из глазницы, напоминал, что это не сон.
Капитан положил руку на плечо друга.
— Вилльям… — его голос стал тихим, почти шёпотом. — Сколько их было… Сколько боев. Помнишь, у Чёрных скал? Ты тогда сказал, что если выживешь — бросишь пить. Врёшь, как всегда.
Он замолчал, сжал кулаки.
— Но я запомню. Всех. Каждого павшего. Боги благоволят смельчакам, а мы будем помнить подвиг каждого воина. Быть воином — значит жить вечно, брат.
Команда стояла молча. Даже самые грубые, самые чёрствые из них опустили головы.
Потом капитан встал, и в его голосе снова появилась сталь:
— Собирайте трофеи. Жемчуг, всё, что найдёте. А этот ублюдок… — он пнул лапу мёртвого краба. — Разделать. Внутри должно быть что-то стоящее.
Одни пошли собирать жемчуг, другие, вооружившись ножами, принялись разделывать тушу краба.
А Гилен стоял в стороне, по его лицу было невозможно прочитать какие-либо эмоции или мысли.
Но теперь команда смотрела на него иначе.
День выдался долгим. После битвы с Крабом было еще несколько стычек — с блуждающими утопцами, с ползунами, выползавшими из трещин в камнях. Но это уже не было тем адом, что случился утром.
Потерь больше не было, если не считать раненых. Среди них оказались близнецы Дин и Вилли — оба с глубокими порезами от клешней, но, к счастью, живы.
Лагерь разбили в разрушенном доме — вернее, в том, что от него осталось. Стены, наполовину обрушенные, все же давали хоть какую-то защиту от ветра, который гудел между камнями, как призрак.
Команда расползлась по углам.
Лекарь, худой и вечно бледный, суетился между ранеными, накладывая заклинания лечения — его пальцы дрожали от усталости, но он не останавливался.
Кок, толстый и лысый, с лицом, покрытым шрамами от давнего ожога, разделал мясо Краба и теперь варил его в большом котле. Запах был странный — что-то среднее между рыбой и металлом, но после такого дня даже это казалось пиром.
Гилен сидел у костра, чистя копье. Его движения были методичными — он подтачивал зазубренный наконечник, проверял древко на трещины, укреплял обмотку.
Огромный щитовик, чей ростоподобный щит был испещрен свежими царапинами, а короткий меч — еще короче после сегодняшних схваток, глубоко вздохнул и начал петь.
Его голос был низким, грубым, но в нем была мелодия, знакомая каждому моряку.
«Он ловил ветер в ладони,
Он звал шторм по имени,
Он сказал волнам — «Не бойтесь»,
А они ответили — «Жди»…»
Сначала никто не подхватил.
Потом Дирк — тот самый копейщик, что нашел боцмана, запел вторым голосом.
За ним — молодой матрос, что до этого дрожал от страха.
И вот уже весь лагерь пел, даже капитан Мейер, его голос, обычно резкий, теперь звучал тихо, почти задумчиво.
И, возможно, впервые за долгое время, чувствовал, что он не один.
Здесь, в тишине полуразрушенного дома, пропитанного запахом сырости и затхлости, члены отряда впервые позволили себе расслабиться после тяжелого дня непрерывной борьбы. Тела ныли от усталости, лица выражали одновременно облегчение и печаль: кто-то тихо шептал молитвы, вспоминая павших друзей, другие молча сидели возле костра, уставившись в огонь.
Ночь опустилась быстро, словно накрывая всех густым покрывалом мрака. Ветеран отряда Грегор взял на себя первую смену караула. Его глаза покраснели от усталости, руки дрожали едва заметно, когда он поправлял оружие. Рядом присел молодой новобранец Сорен, еще недавно полный юношеского задора, теперь выглядел подавленным и растерянным. Плечи Грегора слегка сутулились, будто тяжесть пережитого дня давила сверху невидимой массой. Оба молчали, лишь тихий шелест ветра нарушал монотонность ночи.
Изредка раздавался скрип половиц, стук капель воды с потолка, создавая атмосферу тревожного ожидания. Казалось, даже стены старого здания дышат вместе с людьми, храня воспоминания минувших лет и страданий тех, кто раньше здесь жил. Эта ночь обещала быть особенно долгой и полной воспоминаний, ведь каждый понимал, что завтрашний день снова принесет испытания, и неизвестно, смогут ли они вновь пережить такое же жестокое противостояние.
Тишину ночи разрезал короткий свист — сигнал тревоги, резкий, как удар ножа.
Команда вздрогнула, словно по телу каждого пробежал ток. Сонные, изможденные, они поднимались с земли, хватаясь за оружие. Кто-то ворчал, кто-то шептал проклятия, но все понимали — ночной покой кончился.
Часовой Барнс, прижав ладонь к губам, показал в темноту.
Гилен прищурился. Его Алый Взгляд прорезал тьму, отметив сорок семь фигур, замерших среди руин. Их ауры мерцали, как блуждающие огни.
— Около пятидесяти, — тихо подтвердил разведчик, вернувшийся с края лагеря.
Капитан Мейер сжал кулаки, его единственный глаз сверкнул в свете угасающего костра.
— Пожрать бы вам тухлых кишков пикси… — выдохнул он так тихо, что услышали только ближайшие.
Он оглядел лагерь — двадцать девять человек, способных держать оружие. Остальные ранены, обескровлены, еле стоят.
Продолжение следует...
Если хочется узнать, что будет дальше, книга полностью доступна на АТ/ Загляните, обещаю, вам понравится! А если не понравится, уделите ей хотя бы какое-то время и добавьте в библиотеку. Скажу заранее, что это не боярка и не гаремник. Спасибо, что читаете!)
