Кирилл Бабаев голоден, вымотан и вообще хочет спать. Только что слез с 8-часового рейса из Хабаровска, теперь ещё пересадка. Даже на улицу не выйти на пару тяжек вейпа. Надо держаться. Майский воскресный вечер, а у него адвокатская командировка. Жёсткий джетлаг. Как Джордж Клуни в фильме «Мне бы в небо», Кирилл практически живёт в перелётах и знает секреты. Например: на этих рейсах в Мурманск последние ряды в салоне обычно заполняются хуже всего, и если очень попросить заранее — тебя пересадят туда, где можно разлечься во весь рост.
Сейчас у Кирилла билет в 11-й ряд, на крыле. В этом ряду не выживет никто: по нему пройдёт линия, разделяющая салон маленького суперджета на кресла живых и кресла мёртвых. На стойке регистрации «Аэрофлота» Кирилла разочаровывают: хвост раскуплен. Там пламя прожжёт фюзеляж насквозь, а пол провалится в багажное отделение, увлекая за собой около двадцати пристёгнутых людей без сознания. У Кирилла «привилегированный уровень», ему любезно предлагают поменяться на место 6С: повышенной комфортности, с увеличенным пространством для ног, прямо перед бизнес-классом. Вокруг этого кресла найдут четыре трупа. Кирилл соглашается, забирает посадочный и садится у гейта слушать альбом Good Will Prevail («Добро восторжествует») диджея GRiZ, попивая американо без сахара.
Олег и Юля Молчановы тоже где-то здесь — но после одиннадцатичасового перелёта из Вьетнама они хотя бы успели поспать в гостинице. Молчановы летят домой из отпуска, их места в 12-м ряду, прямо на крыле.
Обычный салон суперджета «Аэрофлота»
73 человека поднимаются на борт. Краем уха Кирилл слушает инструктаж по безопасности, потом разувается и включает на телефоне фильм. 18:03 — взлёт. 18:08 — яркая вспышка на высоте 2700 метров. Молчанов всё это время глядит на тучи, поэтому замечает, как по крылу пробегают электрические огоньки. Объявление: «По техническим причинам наш борт возвращается в аэропорт Шереметьево». «Никакого испуга не было, сразу ясно, что это из-за молнии, — вспоминает Кирилл. — Пока делали разворот, я спокойно обулся».
Первое касание земли. Сильный, но упругий удар — Кирилл вцепился во всё, во что только можно. Ощущение невесомости. Некоторые багажные полки открылись сами, вещи залетали по салону, кое-где выпали кислородные маски. Затем второй удар — гораздо сильнее. Женщины закричали на ультразвуке. «В реальности скачки заняли считаные секунды, но для меня время замедлилось. Мы с соседом переглядываемся: “Какого хрена происходит?” Потом третий удар. Моя рука уже на ремне. Мозги в этот момент так работают, что если самолёт взорвётся — то всё. Если не взорвётся — я должен успеть отстегнуться и быстро выскочить».
Прямо за Кириллом — Юлия Марченкова с двенадцатилетним сыном Сашей: вскакивают с мест ещё на скорости больше 100 километров в час, женщина сразу выталкивает ребёнка вперёд, она не ждёт ничьих указаний. Все, кто сделают так же, — выживут. В 12-м ряду Олег Молчанов говорит жене «Сиди, не вставай», — потому что боится попасть в давку и думает, что ещё есть время. Он видит, как из-под крыльев снаружи струится пламя, а работающие двигатели сбивают его дальше к хвосту. И тут прозрачное стекло иллюминатора само начинает плавиться, стекать вниз и таять на глазах. Ждать больше нельзя: жену Олег толкает вперёд, но сам роняет телефон на пол.
Видео пассажира из салона во время пожара
Самолёт заносит и разворачивает. В иллюминаторе Кирилла появляется огненная дорожка горящего керосина, которая тянется по полосе. «На мне только рубашка, брюки. На полке сверху — сумка, набитая важнейшими документами. Мысль пробегает: я сейчас встану — успею ли хоть что-то достать? Но как руку поднял — меня буквально вынесло потоком людей. Наушники куда-то слетели и испарились. Дальше всё как стоп-кадры: бац — и ты уже в бизнесе. Бац — и ты скатываешься по надувному трапу из самолёта, как на детском батуте».
В нос бьёт резкий химический запах. «Мы бежим до первой зелёной зоны, навстречу какой-то сотрудник аэропорта, говорит: “Бегите дальше, он может рвануть”». Кирилл оборачивается и замирает, глядя на полыхающий суперджет — эта картинка станет предметом его кошмаров на следующие несколько лет. Олег Молчанов всё ещё внутри — он умудряется выползти вперёд из дыма по светящимся полоскам в проходе. Прислоняется спиной к кабине пилотов, чтобы перевести дух, и видит, как из густой темноты салона к нему тянутся руки людей. Рядом стоят стюардесса и молодой человек в форме — это сам главный пилот Денис Евдокимов, — вместе они по очереди хватают руки, вытаскивая из дыма троих: двух обгоревших мужчин и женщину, их буквально кидают за шкирку из самолёта. Следом прыгает и сам Олег — последний из пассажиров.
Кирилл смотрит на это со стороны и думает, что ему делать дальше. Звонит друг, который работает в авиакомпании: «Я уже всё знаю. Ты живой, всё. Это главное». На Дальнем Востоке ночь: там спят жена и ребёнок, спит мама. «У телефона мало заряда. Жену будить не стал, ей скажут утром, но маме надо точно звонить: чтобы она узнала новости сразу от меня».
Отзвонился. Подгоняют автобус, одному мужчине становится плохо — кажется, у него сердечный приступ, ему помогают забраться. Кирилл просит закурить у какой-то женщины с клатчем. Они снова смотрят на самолёт в облаках дыма: «“А где другие люди?” — она спрашивает. Я гляжу по сторонам и только тут понимаю, что нас реально слишком мало».
Видео пассажира сразу после эвакуации
Только в полночь после допроса Кирилл выходит из терминала D. Его забирают друзья: «Спать мне абсолютно не хочется, я в состоянии шока, просто ещё этого не осознаю. Прыгаем в тачку, прошу заехать на квартиру переодеться, потому что от меня пахнет, — и погнали сразу в бар». Пока едут, Кирилл листает соцсети: официальное Шереметьево и «Аэрофлот» почему-то вывешивают только списки выживших. На трёх главных федеральных каналах катастрофе уделили суммарно 9 минут 47 секунд, сетку вещания никто менять не стал. Траур в России не объявят.
Снова звонит друг, который работает в авиакомпании:
— Там больше половины пассажиров погибло.
— Я не верю.
— Ну чё, скажи, правда, что в падающем самолёте атеистов нет? — спрашивает другой приятель.
— Я о боге вообще ни разу не подумал. Мне хотелось выжить. Если умру, я просто больше не увижу родных. Поэтому умирать не надо — вот об этом думал.
В баре играет громкий рок, Кирилл пьёт всё крепкое: джин-тоник и какие-то коктейли с виски. К двум часам ночи начинают появляться первые списки погибших. «И вот тут-то меня накрыло. Я поверил. Вышел из бара, сел на лавку и просто заревел. Я чуть не помер. У меня подрастает дочь. Я вообще-то хочу видеть, как она растёт. После этого у меня поменялось отношение к работе и к семье. Командировки — только при крайней необходимости. Пришлось походить к врачу, из-за панических атак: по ночам просыпаешься в холодном поту, тебя трясёт, не можешь понять: ты в самолёте или в кровати». Следующие пять лет Кирилл не летал.
Выспавшись после катастрофы, Олег Молчанов с женой решили всё же лететь в Мурманск следующим рейсом — таких «смельчаков» оказалось всего пять человек. На автобусе до трапа их провезли прямо мимо остова сгоревшего суперджета. Семьи погибших засыплют деньгами: страховая компания выплатит компенсации в размере до 19 миллионов рублей — самые крупные в истории страны.
Первый пассажирский самолёт, созданный в России после распада Союза, — на его разработку за 11 лет потратили от 46 до 100 миллиардов рублей. Главная российская авиакомпания. 41 труп после жёсткого приземления. Почему это случилось? Самые ранние показания пилота Дениса Евдокимова Baza опубликует ещё в день катастрофы: «Неполадки на борту начались в момент посадки. <...> Из-за молнии у нас произошли потеря радиосвязи и переход самолёта в упрощённый, минимальный режим. <...> Не могу сказать точно, почему произошёл удар о землю». По словам отца командира, Александра Евдокимова, когда он первый раз увидел сына после трагедии, тот сразу сказал: «Папа, это не моя вина».
На кону престиж всей российской авиации. Искать виновных поручили звёздному авиаследователю Ивану Сибулу: до этого он вёл дела о крушении частного джета Falcon 50 во Внуково, когда погиб глава французского нефтяного гиганта Total Кристоф де Маржери, ещё расследовал падение Ан-148 в Подмосковье с 71 жертвой, а в 2023 году именно ему отдадут взрыв Embraer под Тверью, в котором погиб Евгений Пригожин.
Сразу исключают «версию про сумки», которые якобы забирали пассажиры бизнес-класса с верхних полок, создавая давку, — эта теория завирусилась в сети благодаря видеороликам и блогерам. Все пассажиры должны покинуть самолёт за 90 секунд — это эталон. Эвакуация суперджета заняла 55 секунд. Давки не было. Ни один выживший не подтвердил, чтобы хоть что-то тормозило людей в проходе.
Очень скоро станет ясно, что у найденных в салоне трупов не сломана ни одна кость, — пассажиры погибли не от перегрузки или удара. Их убил огонь. Как в центральном аэропорту страны столько людей могли так быстро сгореть прямо на полосе, сидя в самолёте?
— Летим к шарику Со мной все хорошо не волнуйся — Развернулись ? Где летите ? Почему у тебя сеть есть? Номер рейса дай — Люблю тебя
Это последнее сообщение, которое отправил бортпроводник Максим Моисеев своей невесте Ксюше, тоже стюардессе на другом самолёте.
18:24 — в суперджет уже ударила молния, развернулись. Максим сделал предложение месяц назад, а свадьба должна была быть в июне. Он ещё долго выбирал кольцо, очень переживал и советовался с мамой. Максиму было десять, когда он вернулся из школы и сказал: «Я обязательно стану лётчиком». Про первые полёты и прыжки с парашютом в кадетской школе Монино он рассказывал с таким упоением, что «казалось, был абсолютно счастлив в эти моменты», — вспоминала его мать в интервью. Парень пробовался сразу в лётное училище, но не вышло — ушёл в армию. Вернувшись, поступил на заочку в Питер, а параллельно как раз и устроился бортпроводником в «Аэрофлот», чтобы не сидеть на шее у родителей в 20 лет, но уже быть в небе. Мама всегда была убеждена, что её старший сын — герой по натуре: в 15 лет в Крыму он спас тонущего мужчину, вытащив его на берег за волосы. Потом как-то раз спас друзей из пожара в доме. Поэтому, когда «Аэрофлот» заявит, что Моисеев героически погиб, спасая пассажиров суперджета, мать сразу в это поверит. Якобы уже во время посадки парень поменялся с другой стюардессой и сам ушёл в хвост, в будущий очаг пожара. Власти даже предложат наградить бортпроводника орденом Мужества посмертно.
Максим Моисеев (третий слева, в свитшоте «Антихайп») с друзьями
18:26 — суперджет идёт на посадку и внезапно подаёт сигнал «семь—семь—два нуля»: общий аварийный, для кучи разных случаев. Диспетчер аэропорта ничего не уточняет, ведь несколько минут до этого он уже спрашивал пилотов о какой-либо помощи. «Нет, пока всё нормально, штатно», — ответил второй пилот. Именно поэтому пожарные не ждут самолёт у полосы, а просто отдыхают в депо: они не знают, что произойдёт дальше. На месте 13А — Мария Кирсанова, проснулась после объявления о возврате. Она сидит прямо за Олегом Молчановым из первой главы. Юристка мурманского правительства, маленькая женщина сорока лет — дома её ждет сын. Пока внутри салона всё спокойно, Мария не спеша надевает кроссовки, её сосед Василий Киселев следует примеру: вдруг придётся бежать? После этого женщина замирает, начинает креститься и шёпотом читать какую-то молитву.
Удар. Затем второй. Третий. Василий отстёгивает ремни и вскакивает к выходу один их первых. Марию Кирсанову с этого момента больше никто не видел. Где был бортпроводник Максим Моисеев после касания, тоже неизвестно: все рассказы о его героизме — это слухи. Точно так же журналисты растиражировали и историю про Альбину Пилипчук, единственную погибшую с 9-го ряда: Mash написал, что, вместо того чтобы бежать вперёд за подругой, девушка якобы услышала детские крики и побежала назад, чтобы спасти какого-то ребёнка. В реальности протиснуться против потока людей было бы физически невозможно. Альбина просто задохнулась, её тело найдут в передней части прохода. Слухов будет ещё много, а документов — очень мало, но полагаться нужно именно на них.
18:30:38 — охваченный огнём самолёт останавливается. Через пять секунд после того, как стюардесса выбила ногой переднюю дверь для эвакуации, кто-то сумел открыть ещё и заднюю левую дверь суперджета, прямо под струёй огня, — датчики зафиксировали это, сам механизм люка был найден в открытом положении. Тот, кто это сделал, не мог не видеть сияние пламени снаружи: двигатели всё ещё работали и раздували огонь прицельно в это место. На одном из первых допросов пилот Евдокимов будет утверждать, что именно открытая задняя дверь стала главной причиной сверхбыстрого распространения огня в салон и гибели людей: по простой бытовой логике это создало убийственный сквозняк. Что Евдокимов контролировал, так это работу двигателей: и фотографии кнопок и рычагов из кабины чётко подтвердят, что он выключил их, — но турбины почему-то продолжили вращаться. Да, двигатели всех современных лайнеров устроены так, что, даже обесточенные, они сами засасывают нужный им керосин. Важно здесь, что клапаны подачи этого керосина из баков не были перекрыты электроникой — и расследование так и не сможет установить почему.
Ещё один удивительный факт: суперджет при создании вообще не проверяли на скорость горения снаружи — только на пожар внутри. Этого просто нет в современных требованиях к конструкторам пассажирских авиалайнеров. В итоге его фюзеляж прогорает насквозь за 3 минуты, хотя эвакуация должна занимать полторы, а иллюминаторы под прямым огнём плавятся всего за 40 секунд. Значит, секунды решают всё.
«Пожарное звено» на месте трагедии
18:32 — первая пожарная машина тормозит у крыла. Пожарный Макеев видит, что хвост суперджета к этому моменту уже прогорел насквозь. Он сразу же начинает тушить. Три человека на одной машине — это минимум, чтобы вообще управлять ей. Формально бойцы добрались вовремя, за 1 минуту 33 секунды с того, как в аэропорту была объявлена тревога. Но всё дальнейшее идёт абсолютно не по плану, потому что плана нет: начальник всего караула в этот день, Горбачёв, приедет к самолёту только третьим, хотя должен быть первым. Никто не руководит тушением, не расставляет расчёты — Макеев сам решил, куда направить лафет. Пожар не разделили на внутренний и внешний, не локализовали оба одновременно. Вторая машина почему-то начнёт тушение только через три минуты после остановки — ещё и в неправильном месте. Но самое страшное: за следующие пять минут никто из пожарных не поднимется на борт горящего суперджета. Газодымозащитники — это те самые супергерои в масках и с кислородными баллонами, которые врываются в пекло с приоритетной целью: спасти людей. Их называют пожарным звеном, и по всем правилам они должны проникнуть внутрь самолёта одновременно с началом тушения — но шереметьевские сделают это только в 18:37. Источники Baza заявляют, что, даже поднявшись, пожарные не станут искать живых и никого не вытащат наружу.
Почему они не поспешили? Они знали, что внутри остались больше половины пассажиров? Из радиопереговоров служб аэропорта Шереметьево следует, что нет: на полосе был хаос, выжившие разбежались в разные стороны, сколько успело выбраться — не знали ни диспетчер, ни спасатели, их никто не считал:
— Доложите обстановку, что случилось?
(...)
— Прибыли к месту, пассажиров не наблюдаю, обстановку не могу пока сказать по людям
— По людям 73 пассажира. Они на месте, нет? Ответьте
(...)
— Уточните у бортпроводников, кто-нибудь есть там из адекватных, может, подскажут, всех пассажиров эвакуировали?
— Сейчас попытаемся
(...)
— Второй командир разговаривал с ними, приблизительно половина пассажиров успели выйти, остальные не знаю
— Часть пассажиров эвакуировалась, но пока точную цифру сказать не могу, экипаж эвакуировался через форточку, две бортпроводницы тоже эвакуировались
(...)
— Уточненная информация. 73 пассажира на борту, 73, экипаж 3+2
— Один погибший
— Бригада медицины центра катастроф прибыла
— Просто на первый взгляд дайте информацию по пострадавшим, по не пострадавшим?
— Пострадавшие есть, вы их наблюдаете?
— А сколько вышло, вы их по головам пересчитайте
— У нас часть пассажиров где-то на перроне, нужно спасать… они все разбежались куда-то
(...)
— Обнаружено внутри самолета около 10 трупов, произошло обрушение фюзеляжа, его обследуют еще, пока точное число сказать не могут, 1 погибший находится рядом с самолетом
— Ясно
Следователь Иван Сибул захочет проверить работу пожарных в первую очередь. Экспертизу их действий закончат к концу июня 2019-го, за два месяца. Baza ознакомилась с ней, и результаты ошеломительны со всех сторон.
Во-первых, эксперты подтвердят все уже названные ошибки, но назовут их «частными» и «тактическими». Во-вторых, выяснится, что бойцов службы аэропорта не тренируют, как требуется, в условиях пожара — ни физически, ни психологически. В-третьих, начальники пожарной службы Шереметьева вообще не были аттестованы, чтобы руководить тушением. В-четвёртых, причина, почему пожарные не сразу зашли внутрь фюзеляжа, до боли примитивна: их якобы было слишком мало. В самом развитом аэропорту столицы пожарные машины были укомплектованы по разрешённому минимуму и не оказалось свободных ног, чтобы собрать «звено» сразу. Но из всего хаоса эксперт Воронцова внезапно делает вывод, что на «исход пожара» это не повлияло, потому что в самолёте уже и так были «условия, несовместимые с жизнью человека».
Понять, что происходило внутри в самые страшные пять минут, — теперь принципиальный вопрос. Свидетели мертвы, поэтому экспертиза использует компьютерное моделирование огня и дыма по уравнениям Навье—Стокса: так умеет американская программа Fire Dynamics Simulator (FDS). В ней, как в игре, создают примерную карту салона суперджета и запускают симуляцию. Важно тут, что за точку отсчёта взят момент, когда салон уже начал гореть внутри, — хотя заднюю дверь кто-то открыл на пару минут раньше. Точный очаг возгорания экспертиза тоже установить не сможет — только «где-то в хвосте».
В итоге симуляция показала, что «потеря видимости» в задней части салона происходит уже на первых 10 секундах пожара. Потом толща раскалённого чёрного дыма собирается под потолком, но уничтожает она не только то, чего непосредственно касается: это смертоносное облако излучает тепло даже на расстоянии. В узком замкнутом пространстве, достигнув температуры выше 600 градусов, облако нагревает все поверхности под собой до точки самовоспламенения материалов — пластика, резины, человеческой кожи, — и тогда предметы в салоне, тела оставшихся пассажиров в хвосте загораются сами в одно мгновение, по всей площади. В пожарной науке это явление называется «общая вспышка».
Фактически моделирование утверждает, что у оставшихся внутри якобы не было шансов выжить — а значит, и спасать их не было смысла. Если бы не одно но — то, в каких местах люди встретили свою смерть на самом деле. Baza впервые публикует карту расположения тел, найденных в суперджете.
Контур авиалайнера в виде сигары, внутри отмечены кресты тремя группами, подписанные просто как «М» или «Ж» под номерами. Каждый из них — это буквально проигранная борьба. Семеро человек остались в центре салона: кто-то в проходе, кто-то — прямо в креслах. Три человека лежат вокруг 9-го ряда, где по билетам погибший всего один. Последняя группа из пяти тел найдена в проходе шестого ряда, прямо перед бизнес-классом, где по билетам выжили все, — именно здесь сидел Кирилл Бабаев из первой главы. Эти люди тянулись к выходу с других рядов и почти добрались до него, но теряли сознание и спотыкались друг о друга.
Самое близкое к носу тело Ж1 — это женщина 40 лет с длинными русыми волосами в красной толстовке с капюшоном, джинсах и ортопедических кроссовках: Baza изучила её медицинскую экспертизу. На шее — цепочка с крестиком, но черты лица описать «не представляется возможным из-за обгорания мягких тканей <...> резиновой плотности серо-чёрного цвета с наложением копоти». Она лежит на спине, но руки и ноги согнуты в локтях и коленях вверх: это называется позой «боксёра» — ни в коем случае не гуглите, как это выглядит. Женщина горела, и мышцы сами среагировали так на пламя, непроизвольно сократившись.
Ж1 — это Мария Кирсанова, та самая юристка с места 13А, которая читала молитву. Она не умерла сразу, а сумела пробраться сквозь дым через семь рядов и упала в обморок всего в каких-то трёх метрах от выхода, куда огонь ещё только подступал, — это покажет обилие копоти в её гортани и бронхах.
Мария Кирсанова, ей был 41 год
Но самое главное — это кровь. Гемоглобин в составе делает её красной: он прилепляет к себе кислород и переносит по телу на кровяных тельцах. Если же вместо воздуха вдыхать угарный газ, получается карбоксигемоглобин, — а расщепляется он в десять тысяч раз медленнее. Однозначно смертельной считается концентрация более 70% карбоксигемоглобина в крови, но у Кирсановой найдут лишь 42,5% — это не летальная доза. Судмедэксперт сделает однозначный вывод: «Смерть наступила от термических ожогов II степени 60% поверхности тела и ожога дыхательных путей, <...> [которые] возникли непосредственно перед смертью при воздействии открытого пламени. <...> Учитывая обстоятельства дела, полагаю, что гр-ка Кирсанова М. В. находилась живой в очаге пожара». Кирсанову ещё можно было вытащить из этой части самолёта, если бы спасатели сразу вошли внутрь. А ведь даже рядом с ней лежат ещё четыре тела. Адвокат потерпевших Игорь Трунов опубликовал на «Ютубе» ролик — на 17 миллионов просмотров — с камеры видеонаблюдения Шереметьева, к которому он приложил заявление о халатности в отношении пожарных. Реакции на него так и не последовало.
Сгоревшая часть Суперджета
Но где остальные погибшие, если крестами на схеме отмечено только пятнадцать тел? В правой части «сигары» есть зона с 16-го по 20-й ряд, которая обведена квадратным контуром и подписана: «Место обнаружения трупов в хаотическом порядке». Единственный выживший из этого «адского квадрата» — Сергей Кузнецов с места 18A: он вместе с другом Александром Сороколитом летел в Мурманск порыбачить на майские. Вот что он рассказал Baza:
«Когда начался пожар, все стали ползать на четвереньках и жадно хватать ртом воздух. В этот момент у меня было видение. Это было зелёное поле, озарённое солнцем, на котором стояла моя девятилетняя дочка. Она была с белыми волосами и в белом платье. Доча кричала: “Папочка, не умирай”. В этот момент я ощутил какой-то бешеный прилив сил. Понимал, что смерть рядом, но знал, что любым способом должен выжить. В проходе была очередь из людей, и я осознал, что выбраться не получится. Тогда решил пойти на риск. Набрал в лёгкие воздух и пополз по спинкам кресел, которые были свободны. <...> Вокруг уже горел пластик, всё заволокло чёрным дымом. Я упирался ногами в спинки кресел, а руками хватался за те, что впереди. Так и полз с кресла на кресло».
Вид изнутри хвостовой части, от которой ничего не осталось
Что случилось с другом, Сергей не видел, но Сороколит погиб — его тело настолько сильно обгорело, что родственников даже не звали на процедуру опознания. В «адском квадрате» огонь проплавил дно салона насквозь в багажное отделение снизу — 24 трупа найдут вперемешку с чемоданами и сумками. Но что действительно важно, это их количество: ведь по билетам здесь было занято только 20 кресел. Получается, ещё четверо пассажиров побежали в хвост намеренно. Стюардессы Ксения Фогель и Татьяна Касаткина на допросе упомянули, что громкая связь внутри салона почему-то не работала, — они не смогли сказать людям эвакуироваться только в переднюю часть. Что же заставило их двигаться в самое пекло?
Ответ на это может дать маленький крестик под номером М21 на схеме, отмеченный прямо на фюзеляже суперджета снизу, между 19-м и 20-м рядами. Это и есть тот самый потерянный бортпроводник Максим Моисеев. Его нашли снаружи, на взлётной полосе, на расстоянии полуметра от задней двери, с ожогами 90% поверхности тела. Вероятно, Моисеев всё-таки открыл люк и вспыхнул практически мгновенно, как под газовой горелкой работающих двигателей, после чего выпал наружу — в озеро полыхающего керосина на земле.
Погубили ли его действия больше людей — сказать сложно. С одной стороны, пассажиры в хвосте могли ждать эвакуации оттуда, потому что видели усилия бортпроводника. С другой стороны, то же самое компьютерное моделирование парадоксальным образом установило, что открытая задняя дверь не могла повлиять на распространение огня и дыма в салоне. Следствие закроет этот вопрос, пусть защитники пилота Евдокимова и считают симуляцию бездоказательной.
Главный убийца здесь — керосин. Откуда он брызнул и почему?
Суперджет действительно возвращался в Шереметьево с полными баками, но это не проблема: в инструкции есть вариант посадки при превышении максимальной массы, и пилоты следовали ему. Топливные баки находятся в крыльях — там же, где и шасси. Любые современные самолёты должны проектироваться так, чтобы никакая нагрузка на колёса не вызывала опасную течь топлива: об этом прямо написано в 25-й части «Авиационных правил» — библии всей российской авиации. 14 июня 2019 года Межгосударственный авиационный комитет (МАК) опубликовал предварительный отчёт о катастрофе: именно МАК независимо от органов должен расследовать любое, даже самое маленькое авиационное происшествие в России: не для того, чтобы наказать виновных, а чтобы установить причину. В их первом — и единственном — шереметьевском отчёте полно белых пятен. Но ещё там будет фотография останков самолёта крупным планом, где чётко видно, как крепление шасси от удара буквально вырвало кусок топливного бака, из которого начал хлестать керосин. Если это ключ к катастрофе, то её можно было предотвратить: создатели суперджета уже знали об этом уязвимом месте и до трагедии 5 мая. Потому что оно уже ломалось.
Продолжение в первоисточнике
