"Земля Санникова" времен Древней Греции
Серьезные писатели хотят войти в историю литературы и поэтому пишут о чем угодно - у нормального человека часто мозгов не хватит такое завернуть, как они разворачивают.
Авторы развлекательной литературы всегда и во все времена пишут об одном и том же.
Даже на заре человечества.
Практически все сохранившиеся древнегреческие романы - от «Дафниса и Хлои» Лонга до «Эфиопики» Гелиодора сегодня назвали бы "дамской прозой". Вспыхнувшая любовь, препятствия в любви, множество приключений влюбленных и в финале счастливое соединение - вот их непременное содержание и другого не надо!
Но это только для одной половины человечества. Второй необходимы фантастика и боевики.
Они и появляются, но немного позже.
Назвав в начальных главах "Путешествие на Запад" первым фэнтези на Земле, я, конечно же, изрядно преувеличил.
Первой известной нам фантастикой на Земле является книга Антония Диогена под названием "Невероятные приключения по ту сторону Туле", написанная в 100-х годах предыдущего тысячелетия.
Нет, формально это тоже любовный роман, рассказывающий о двух влюбленных - Динии и Деркиллиде, причем Деркиллида может жить только ночью, а днем лежит без признаков жизни как каматозница.
Ночами она и рассказывает Динию о своих фантастических приключениях, что роднит ее со знаменитой Шахерезадой, которую, впрочем, землянам предстоит придумать только через несколько веков.
Но любовь - это последнее, что интересует автора "Приключений по ту сторону Туле". Гораздо больше его занимает практически детективный сюжет, а также странствия и приключения героев, преследуемых злобным египетским жрецом Паапидом. Этот нехороший человек в прямом смысле слова наплевал в лицо Деркиллиде и ее брату Мантинию, из-за чего те и вынуждены постоянно умирать днем и возрождаться к жизни с закатом.
Пакости, чинимые колдуном Паапидом, и загнали их на край света, где Деркиллида встретила Диния.
Да, любезный читатель, остров Туле, где встретились эти странные возлюбленные – это эдакая легендарная "земля Санникова" древних греков, находящаяся, по их мнению, на самом северном рубеже Земли.
В честь этого острова, между прочим, была названа немецкая оккультная организация, связанная с НСДАП, которая была создана в Мюнхене примерно в то же время, что и нацистская партия. Вот эмблема "Острова Туле".
Остров Туле - это последняя условно цивилизованная и - шире - человеческая земля, а за ней уже все совсем не для людей.
Знаменитый древнегреческий путешественник Пифей, например, уверял всех, что по ту сторону Туле не существует собственно суши, моря и воздуха, а только "некая смесь этих элементов, консистенция которой сравнима с желе и в которой нельзя ни идти, ни плыть".
Впрочем, это не было единственным разделяемым мнением, предлагались и альтернативы. В романе Диний, например, все-таки ушел за Туле и - вы будете смеяться - пешком пришел на Луну. Да-да-да, книга "Невероятные приключения по ту сторону Туле" является первым известным нам сочинением, рассказывающим про путешествие на Луну, где герой, разумеется, "узрел такие чудеса, которые во многом превзошли все прежние фантастические истории".
Впрочем, это уже практически конец романа, а начинается все как детектив: по наводке таинственного воина великий полководец Александр Македонский в компании с Гефестионом и Парменионом находит в городе Тире несколько каменных саркофагов, украшенных весьма своеобразными надписями:
"Лисилла прожила 35 лет"
"Мнасон, сын Мантиния, из 71 года прожил 66 лет"
"Аристион, дочь Филокла, прожила из 52 лет 47"
"Мантиний, сын Мнасона, прожил 42 года и 760 ночей"
"Деркиллида, дочь Мнасона, прожила 39 лет и 760 ночей"
"Диний, аркадянин, прожил 125 лет"
А рядом обнаруживается шкатулка из кипарисового дерева с рукописью романа, герои которого и покоятся в саркофагах.
Роман "Невероятные приключения по ту сторону Туле", кстати, был весьма объемным и состоял из 24 книг.
Но к сожалению, до нас он дошел только в пересказе (причем весьма кратком) константинопольского патриарха Фотия, сделанном столетия спустя - в IX веке нашей эры, примерно за век до крещения Руси.
Книга "Невероятные приключения по ту сторону Туле" патриарху, кстати, очень понравились и он ее искренне хвалит: «Книги полны действия, слог их так ясен и чист, что почти не нуждается в истолковании, только отступления от основного повествования не достаточно ясны. Способ изложения у автора чрезвычайно приятен, он умеет так расположить свой материал и придать ему такую форму, что сказочные и невероятные события кажутся правдоподобными».
Нам хуже, поскольку приходится судить о романе по принципу "Мне Изя напел".
Но сравнительно недавно... Ну как "недавно" - в 1931 году. Правда, в сравнении с возрастом книги - это практически "только что"...
В общем, в 1931 году был найден небольшой фрагмент книги, написанный на папирусе (PSI № 1177) и названный историками «Немая Мирто» — по имени главной героини рассказанного там эпизода, служанки Деркиллиды. Это единственный образец, по которому можно получить хоть какое-то представление о романе в его оригинальном виде. К сожалению, совсем короткий, всего 29 строк.
Тем не менее, как я уже говорил, книга об острове Туле была очень популярной, и, в частности, по словам Фотия, именно она послужила источником вдохновения для второго фантастического романа в истории человечества.
Это был уже не гибрид фантастики и любовного романа, как "Туле" - а фантастика в чистом виде.
Книга эта, написанная Лукианом, носит очень подходящее для фантастики название - "Правдивая история".
Но о ней - уже в следующей главе.
________________________
Моя группа во ВКонтакте - https://vk.com/grgame
Моя группа в Телеграмм - https://t.me/cartoon_history
Моя страница на "Автор.Тудей" - https://author.today/u/id86412741
Профессор Кораблев
Бодро поднявшись по ступеням, профессор Кораблев толкнул дверь университета и, не обращая внимания на приветствия коллег и студентов, поспешил вперед. Он не собирался тормозить, но металлодетектор издал противный писк, и перед Кораблевым вмиг возник невысокий и серый, как плитка в университетском туалете, охранник и, нахмурив густые брови, медленно произнес:
— Телефон, ключи, ремень положите на стол, подготовьте пропуск или документы.
— Опять за свое? — вспыхнул Кораблев, словно пропитанная бензином тряпка.
Профессор уже с утра был на взводе. Сначала кофе на себя пролил, потом заметил под днищем машины черную масляную лужу, а еще куда-то подевалась его любимая фирменная ручка-перо, которой так приятно было выводить «неуд» в зачетках всяким лентяям и бездарям. Пришлось переодеваться, записываться на диагностику, ехать в канцелярский магазин…
— Пропуск или паспорт, можно водительское удостоверение, — не меняя интонации, монотонно произнес охранник.
— Ты совсем больной? Я тебе уже в тысячный раз говорю, что ничего показывать не буду. Вон туда свои глаза направь! — показал Кораблев на Доску почета, где его огромная фотография выделялась на фоне остальных прямо по центру. — Ничего не смущает?
Старик-охранник, словно не слыша истерических выкриков профессора, продолжал преграждать путь. Но и Кораблев не мог упустить случая козырнуть авторитетом.
— Не смог в жизни ничего добиться, нормальную специальность получить, устроился на три копейки и теперь пытаешься из себя что-то изображать?
Оскорбленный страж порядка продолжал стоять молча.
— Запомните, господа студенты! — громко обратился Кораблев ко всем, кто был в зоне голосовой досягаемости, и в шумном вестибюле тотчас повисла тишина. — Если вы на лекциях вместо того, чтоб на доску смотреть, будете в свои телефоны таращиться или в блузки заглядывать однокурсницам, станете вот таким же бесхребетным, бесполезным, бесперспективным увальнем, как этот вахтер, который уже год тут работает и никак не может запомнить профессора физики в лицо! — показал он рукой на охранника.
— Я три года работаю.
— Да ты тупее, чем я думал, — обрадовался такому ответу Кораблев.
— Ключи и телефон на стол. И предъявите документы.
— На, подавись! — профессор бросил на стол телефон и ключи, а затем ткнул охраннику прямо в нос своим паспортом. — Доволен?!
— Проходите, — сделал шаг в сторону мужчина.
— Ты здесь последний день, я тебе слово даю! — не поворачивая головы, голосил Кораблев, направляясь к лестнице.
Поднявшись на третий этаж, он первым делом зарулил на кафедру, где, как обычно, в это время пил чай декан Ноздрин.
— Григорич, ты же с ректором на короткой ноге? Можешь помочь удалить охранника? — налетел с порога Кораблев на товарища.
— Как это — удалить? — поинтересовался декан, отхлебывая чай и улыбаясь новенькой секретарше, что поедала его глазами, параллельно поедая кексы.
— Буквально: удалить, убрать, уволить! Задолбал этот идиот. Он же не работает, только кроссворды свои разгадывает или пишет что-то целыми днями в тетрадку. Тупой как пробка. Зачем он вообще нужен?
— Ну… для безопасности…
— Григорич, двадцать первый век! Давно придуманы камеры с распознаванием лиц, турникеты. Если надо, можно даже турель с автонаведением установить! Мы же университет — двигатель науки! У нас студенты роботов проектируют, зачем нам старый бестолковый охранник? Я сто раз говорил: пора всё автоматизировать.
— Иваныч, остынь. Если всё автоматизировать, то где простому человеку работать?
— Учиться надо, чтобы таких вопросов не возникало. Половину профессий вроде этого вахтера давно пора упразднить, они клещи на наших шеях.
— Нельзя так, — замотал головой декан.
— Льзя, Григорич, очень даже льзя! Прогресс не остановить. Еще немного, и, увидишь, пропадут эти вахтеры, контролёры и прочие старпёры.
— Хорошо-хорошо, я тебя услышал, поговорю с ректором. Ты лучше скажи, что там с теорией?
— Я близко, — гордо сказал Кораблев и, уставившись куда-то в окно, замолк.
Прошла пара минут, прежде чем Ноздрин снова спросил:
— И что? Думаешь, получится совместить мозг и процессор?
— Не мозг, Саш, лишь определенные участки. Этого достаточно, — произнес он тихо, почти шепотом.
— Ты же понимаешь, что это невозможно? — аккуратно спросил старый друг Кораблева.
— Всё возможно, Григорич. Мир не стоит на месте. Одна лишь переменная осталась в уравнении — и всё. И я найду ее.
— Может, пронесет, а? Ну бывает же, что наследственные болезни обходят стороной…
— Это неизбежно, — замотал головой профессор. — Я не хочу сидеть и ждать сложа руки. Короче, убери вахтера, мир должен автоматизироваться. А с меня ящик коньяка, — металлическим голосом подытожил Кораблев.
— Другой разговор! — расплылся в довольной улыбке декан. — Считай, его уже нет.
Этим же вечером старого охранника Петра Семеновича Рыбку уволили по какой-то высосанной из пальца причине. За ним приехал сын и помог загрузить в машину десять коробок с какими-то бумагами: то ли кроссворды, то ли какие-то тетради в крупную клетку, которые днями напролет заполнял старик, сидя на своем посту.
Через день Кораблев, как и обещал, принес в университет ящик коньяка, и в деканате случилась громкая пьянка, по итогу которой Кораблев и смог найти ту самую переменную для своего уравнения, после того как ударился виском о писсуар. Его словно осенило. Будучи еще в стельку пьяным, профессор ворвался в свою аудиторию и начал размашисто писать на доске уравнение, а когда закончил и был удовлетворен результатом, уснул прямо на одной из парт. Разбудил его чей-то незнакомый голос.
— Филипп Иванович, просыпайтесь. Филипп Иванови-и-и-ч!
Кораблев разомкнул больные с похмелья глаза и, откашлявшись желудочным соком вперемешку с проспиртованной мокротой, спросил:
— Ты кто?
— Моя фамилия Бочкин, зовут Сергей Константинович, я из отдела безопасности «Бюро судеб». У нас ЧП.
— Чё-ё-ё? — протянул Кораблев, поднимаясь на локте. Голова гудела, к горлу подступал коньяк и переваренное канапе, которое в него весь вечер пихала методистка. — Какое, к черту, бюро судеб? Какое еще ЧП?
— Ты — наше ЧП. Скажи, уравнение помнишь? — спросил серьезным голосом незнакомец, чей облик никак не мог сформироваться в мутном взгляде профессора.
— У-рав-не-ни-е? — промямлил Кораблев, взглянув на пустую доску. И тут его как током ударило. — Где оно?! Где уравнение?! Стерли? Зачем?!
— Ага! Забыл?
— Хрена с два! Всё помню! Вот тут оно, — постучал пальцем по лбу профессор. — Не дождетесь!
— Значит, придется память стирать, — тяжело вздохнул Бочкин.
— Чё-ё-ё? С какого это перепугу? Ты кто такой?! — трезвел на глазах Кораблев.
— Я из отдела безопасности, — строго повторил мужчина. — Ты вывел формулу, которую нельзя было выводить. Рано еще. Через пятьдесят лет только можно будет. А то весь мир в труху.
— Да чего ты мне тут лапшу на уши вешаешь! Я открыл формулу! Я! — профессор показал дулю. ― Хрен вам, а не пятьдесят лет!
— Увы, но такие правила. Судьба не дураками написана, а компьютерами, — пожал плечами Бочкин.
— Судьба? Компьютерами? — протер текущий нос Кораблев. — Компьютеры я уважаю. Слушай, не знаю, кто ты такой, но мне эта формула нужна, иначе… Иначе еще год-два, и я начну тупеть, пока не превращусь в овощ. У меня наследственное заболевание, и оно уже начинает проявляться. Понимаешь?
— Понимаю и сочувствую. Но чему быть, того не миновать, — с этими словами Бочкин выудил из кармана своего пиджака какое-то устройство, напоминающее мобильный телефон, только тонкий, как лист бумаги. — Слушай-ка, — загадочно улыбнулся он, — тебе, похоже, повезло.
— В каком смысле? — слез наконец с парты Кораблев.
— Судя по моим данным, у вас в университете работает один из наших ведущих и, я бы даже сказал, легендарных специалистов, который всё еще считает судьбы вручную.
— Ничего не понял, — поморщился Кораблев.
— Краткий экскурс, — прочистил горло Бочкин. — До автоматизации су́дьбы всегда высчитывались вручную. Раньше были специально обученные люди: профессора, академики и просто талантливые специалисты, которые, исходя из данных каждой вверенной им души, высчитывали судьбы. Эти расчеты влияли потом на общий фон мироздания. Короче говоря, вот встал ты с утра, а тебе на ногу стул упал, или там машина у сама собой сломалась за ночь, к примеру.
— Бывало такое, — подтвердил Кораблев.
— Это всё начало определенной цепочки в твоей судьбе. Стул на ногу упал, а вечером ты встретился с будущей женой или, наоборот, не встретился. Ну так вот, всё это не случайности, а результат работы нескольких человек: сборщика информации о каждом клиенте, мастера, который передает данные в бюро; потом идет расчет, а после в работу включается назначенный тебе техник, который и стул подкручивает, и машину ломает, пока ты спишь.
— Я тебе не верю!
Тут Бочкин заглянул в свой гаджет и, что-то там пролистав, сказал:
— Через пять секунд тебе придет сообщение от жены. Она спросит, где ты и почему не отвез в химчистку ковер?
— Да это всё херн… — начал было Кораблев, но тут его телефон пиликнул, и на экране появилось то самое сообщение. — Быть не может! — округлились его красные глаза.
— Может. Так о чем это я? Ах да! У вас работает один из немногих людей, кто высчитывает судьбы вручную. Представляешь, один человек считает судьбы целому университету!
— Не представляю, — признался Кораблев, — нереальный объем.
— Так и человек — легенда, — подмигнул Бочкин. — Можно попробовать уговорить его подкорректировать кое-что у тебя в судьбе. Умрешь в тот же год, что и должен был, но зато в своем уме. Вообще странно, что он допустил решение этой твоей формулы… — задумался Бочкин. — Это явная ошибка в расчетах и грубое нарушение. Его же теперь могут уволить. Эх, последних спецов на компьютеры заменят. Никаких больше корректировок…
— А кто этот человек? Я его знаю? — загорелись глаза у Кораблева. — Наверное, один из наших профессоров? Я же всех их… как облупленных! А тут такая тайна, оказывается. Любопытно теперь у него или у нее расспросить обо всем. Какой же мозг! Какой размах! Только не говори, что это Ноздрин, умоляю, я же ему не прощу!
— Нет, — замотал головой Бочкин, — фамилия у него Рыбка. Петр Семёнович
— Понятия не имею, кто это, — фыркнул Кораблев.
— Он у вас охранником числится.
— Что-о-о?! Вахтер?! Этот любитель кроссвордов и растворимого кофе? Этот хам?! Этот, этот…
— Этот великий человек, — закончил за него Бочкин. — Он тут уже три года работает. Раньше за ним целая область числилась. Стареет… Пойдем, познакомлю. Думаю, вам будет о чем поболтать.
— Не получится, — пожевал пересохшие губы Кораблев.
— Он на больничном, что ли?
— Уволили. С моей помощью, — траурно произнес, словно зачитал приговор самому себе, профессор.
— Да ну? Наверное, у меня данные не обновились, — тыкал без конца в свое устройство Бочкин. — Ну что я могу сказать. Только то, что говорю тысячу раз на дню: не судьба! Это вообще у нас фирменный слоган, — улыбнулся он. — Значит, у вас тут уже стоит компьютер, и он высчитывает судьбы. Боюсь, его мы не уговорим, — развел мужчина руками. — Прогресс дело такое, против него не попрешь. Ладно, мне пора. Завтра ты проснешься и ничего не вспомнишь, включая свою формулу. Аривидерчи.
Сказав это, он вышел в приоткрытое окно аудитории.
Кораблев решил, что всё это ему лишь привиделось. Белая горячка, и надо бы срочно ехать прокапываться, но в душе у профессора всё равно что-то не давало покоя. Он нутром чувствовал, что всё было взаправду. И если так, то он совершил самую серьезную ошибку в своей жизни. А ведь человек просто выполнял свою работу, следовал инструкциям, требуя пропуск или документы…
Выйдя из аудитории, профессор всё острее ощущал себя виноватым, а еще формула начинала потихоньку выветриваться из головы вместе с градусами. Кажется, он понимал, что печальный конец неизбежен.
На улице уже было темно, время близилось к двум часам ночи. Кораблев подошел к машине, чтобы бросить в нее свой портфель, и тут увидел недалеко под фонарем его — охранника.
Чувствуя себя на седьмом небе от счастья, Кораблев подскочил к пожилому мужчине и пустился с жаром извиняться и объяснять, что он всё знает: и про бюро судеб, и про то, что перед ним стоит настоящая легенда, и вообще он, Кораблев, идиот и хамло.
— Вы не идиот, вы умный. Очень умный, — произнес беззлобно охранник, когда профессор закончил исповедоваться. — А мне пора на покой. Я устал, хочу отдохнуть. Но у меня для вас предложение. Я могу вам помочь избежать болезни, а заодно узнать многое о судьбе.
— Я на всё готов! — твердо заявил Кораблев, не веря собственной удаче.
— Тогда завтра вы занимаете мою должность.
— Вахтера? — поморщился Кораблев.
— С официальной работой сами решайте, — махнул рукой старик, — я имел в виду работу с судьбами, расчеты.
— Я? Считать судьбы? — испугался профессор. — Да вы что… Да это же…
— Я вас отрекомендую, как серьезного кандидата. Не переживайте. После вашей формулы это покажется ерундой. Но это не ерунда, а очень достойная и важная должность. Самая важная должность! Я не хочу, чтобы всё заграбастали компьютеры. Не доверяю я машинам, судьбы — это не только нули и единицы.
— А если я не справлюсь? — голос Кораблева дрогнул.
— Тогда весь мир в труху, — пожал плечами Рыбка, — но так даже интереснее, бодрит, знаете ли, и не дает заскучать. Ну, что скажете?
— И я проживу в сознании?
— Иначе и быть не может.
— Тогда согласен.
— Вы только будьте готовы к тому, что жизнь круто изменится. Возможно, вы даже станете изгоем из-за того, что не сможете раскрыть свою истинную миссию близким и знакомым, да и времени она отнимает уйму, почти всегда нужно что-то считать.
— Но ведь это важная работа?
— Самая важная, — кивнул охранник, — а еще очень интересная, хотя порой и выглядит как обычное разгадывание кроссвордов.
Попрощавшись, довольный Кораблев поспешил домой.
***
— Петр Семёнович, вы же не подстроили это всё, чтобы на пенсию пораньше уйти? — спросил Бочкин, появившись из тени, когда профессор пропал из виду.
— Нет-нет, как можно. Это судьба у него такая, — хитро улыбнулся охранник.
— Ну-ну, — усмехнулся Бочкин. — Ладно, пусть работает, я и сам против всех этих автоматизаций. А тебе хорошего отдыха на пенсии.
Александр Райн
Приходите в мой канал https://t.me/RaynAlexandr там я делюсь рассказами, новостями о выходе книг, творческих встречах и пишу заметки о жизни
Запоздалое о Снежной деве и Кощее
Писатель отличается от других, приличных, людей тем, что охотно дает ответы на вопросы, которых перед ним никто не ставил, а на другие, интересующие всех и каждого, напротив, ответов не дает.
И я туда же! Рассказывала вам тут с месяц назад историю о Иване-дураке и вскользь упомянула о конфликте между снежной девой и Кощеем. Все, конечно, встрепенулись и стали ждать, когда я напишу по этому поводу сказку, но так и не дождались. А когда уже все позабыли, я и написала.
На самом деле, история выеденного яйца не стоит. Снежная дева жила в горах Швейцарии и хотела любви и замуж, а Кощей был известен по всем сказочным государствам своим необыкновенным талантом свата. Все его воспитанницы Василисы находили себе завидно удачных женихов, и понятно, кто им в этом способствовал.
Вот снежная дева перекинулась русской красавицей и заявилась к властелину тридесятого. Тот тут же ее разоблачил. Да и как не признать: от живой девки веет теплом и сдобными булками, а от этой — льдом и коктейлями. В общем отказал по множеству причин, из которых главной была та, что Василис себе он привык выбирать сам по одному ему известным признакам, каковым вы, милая барышня, отнюдь не соответствуете.
Чрезвычайно вежливый и обидно смягченный тон, который Кощей использовал в разговоре со снежной девой, ужасно ей не понравился. Будучи особой эмансипированной, она поклялась отомстить всему роду мужскому, что и принялась осуществлять в жизнь с завидной скоростью. И горе было встреченным ей на горной тропинке одиноким путникам, коли они ей приглянуться! Бессчетное количество несчастных Гансов, Петеров и Якобов замёрзли насмерть, вкусив ее леденящих поцелуев.
А потом наступила эра паровозов и прочей механики, прогресс понесся с бешеной скоростью и снежная дева, подпав под влияние суфражисток, принялась бороться за женские права с необыкновенным жаром. И вот как-то на митинге против корсетов, кажется, произнесла столь пылкую речь, что натуральным образом растаяла.
Впрочем, что о ней жалеть! Во-первых, пренеприятная была особа. А во-вторых, в Швейцарии этих дев снежных и так избыток.
Нейро озвучка
Тестирую озвучку нейронками на своей книге. Озвучку делал в elevenlabs. Картинки Леонардо + Фотошоп и Крита. Озвучка стоковская. Текст: "Осколок Шигира" пролог.
Бесплатно книгу можно почитать тут - https://author.today/work/345763
Если желаете поддержать копеечкой то можно купить электронную или печатную версию тут - https://ridero.ru/books/oskolok_shigira/
А Н Е К Д О Т
На окраине густого леса стоял замок, а нем жил дракон. Каждую пятницу он выходил из замка с блокнотом и ручкой в лес, что бы записывать зверей к себе на ужин в качестве еды. Однажды, в пятницу, он как обычно ходил по лесу и записывал зверей. Увидит зверя, подзовет к себе и запишет, например: Волк серый придешь ко мне на ужин, я тебя съем. И волк, понурый, уходил. Однажды попался дракону Заяц. Первый подзывает его к себе и говорит:
-- заяц белый, приходи ко мне на ужин, я тебя съем. Заяц спрашивает:
-- а можно не приходить? Дракон отвечает:
Можно! ВЫЧЕРКИВАЮ!..
Дурная кровь
Вообще в герцогстве, где в то время располагался лес, отношение к колдуньям и магам всех мастей было нейтральное. Да Алая и не стала бы селиться там, где лютуют белые отряды, а ведуний побивают камнями за то, что они лечат скот и людей (и успешно лечат!). Однако везде бывают темные времена. Случилось так, что молодой герцог, пришедший на смену одышливому и добродушному отцу, влюбился в одну неприступную красавицу насмерть. Та же в ответ только насмеялась над ним. Сколько не пытался пылкий юноша вытравить страсть из своего сердца, ему не удалось, и он, естественно, заподозрил тут недоброе колдовство. А заподозрив, принялся лютовать.
И какую манеру взял! Выберет в какой-нибудь местности самую безобидную старушку, придумает для нее кару попозорнее и велит всем остальным знахаркам и гадалкам присутствовать при казни. Так сказать, в назидание.
И вот Алая вместе с другими ведуньями, из которых, правду сказать, половина была обыкновенными мошенницами, а другая - более-менее удачливыми травницами, стояла на главной площади ближайшего к лесу города и наблюдала, как со скромной и боязливой Антипы снимают платье, нижнюю юбку, исподнее, и выставляют бледное старческое оплывшее тело напоказ всем местным похабникам и острословам. Но этого было мало! Несчастную привязали к столбу, а потом принялись надрезать кожу, норовя задеть самые нежные места, тонким лезвием. Капли крови появлялись то тут, то там, а старушка боялась даже вскрикнуть, пока над ней творили это непотребство, и только тихо крякала, когда боль была уж совсем нестерпимой.
На приятный запах, меж тем, слетелись мухи и оводы. Черной тучей они окружили тело и набросились на дармовую пищу. В это время глашатай звучно выкликал что-то про то, что, дескать, смысл наказания в том, чтобы божьи твари выпили всю дурную кровь из черной ворожеи, так что в результате она очистится от зла, которое в ней поселилось. Если, конечно, выживет, - "а выживет она вряд ли" - читалось в бесстрастном взгляде палача, который стоял поодаль, перебирая агатовые четки.
Между тем творилось странное: оводы и мухи, напившись крови старухи, жирели и разбухали на глазах. А разбухнув до невероятных размеров, вдруг поднялись разом в воздух с грозным жужжанием, выдвинули ставшие невероятно длинными жала и кинулись на стражников, глашатая, палача и толпу зевак.
Визги, крики, грохот переворачиваемых скамеек, свист мечей, которыми ополоумевшие стражники пытались отогнать насекомых... Через семь минут площадь была пуста. На ней осталась только окровавленная Антипа и невозмутимая Алая. Хозяйка леса достала из кармана небольшой перочинный ножичек и аккуратно разрезала веревки, стягивавшие тело старушки. В одном только месте разрезала, и они кольцами опали на землю. Алая взвалила беспамятную Антипу себе на плечо и подтащила к колодцу. Опустила тело на землю, выудила ведро воды и вылила на старушку.
Нет, бедная женщина не обрела вновь молодость и красоту и не ушла с площади, призывно виляя бедрами и дразня жителей города, прильнувших к окнам, роскошной рыжей косой, как потом рассказывали и пели в трактирах по всему герцогству. Но раны ее затянулись, ноги окрепли, и она уже сама, подобрав свои платье, нижнюю юбку и исподнее, принялась довольно споро одеваться, тихо ворча про себя, что ни за какие деньги, больше никому и никогда.
Алая же просто вернулась в свой лес и жила себе там так, будто ничего и не было. И юный, но враз помудревший герцог больше не пытался навести свои порядке в сложном и опасном колдовском мире. А потом вообще встретил какую-то пухленькую блондинку, дочь шестого марк-графа, благополучно женился на ней, потолстел и обрюзг, как когда-то его отец, и все вернулось на круги своя.
Поиграем в бизнесменов?
Одна вакансия, два кандидата. Сможете выбрать лучшего? И так пять раз.
Русская былина в стихах «Добрыня Никитич и Змей Горыныч»
Как во городе Хвалыни
Жил-был богатырь Добрыня
Вместе с матушкой родной –
Марфой, старою вдовой.
При всей силушке огромной
Был Добрыня тихим, скромным,
Никого не обижал,
Даже пташек не пужал.
Но Добрыне надоело
День-деньской сидеть без дела,
Ведь негоже молодцу
Быть привязанным к крыльцу,
Чай не красная девица.
Стал у матушки проситься:
«Я поеду погулять
Да из лука пострелять!
Даст Бог, конных или пеших
Встречу силушку потешить!
Так и чешется рука
Нехристям намять бока!»
Марфа сыну отвечала:
«Обещай ты мне сначала,
Что от дома вдалеке
Не пойдешь к Пучай-реке.
Ведь Пучай-река сердита,
Пышет дымом ядовитым,
Посреди огнем течет,
По краям, как меч, сечет!»
Ей Добрыня обещался,
В путь-дорогу собирался,
Сел на Бурушку-коня
И скакал четыре дня.
Красно злато не ржавеет,
Всадник мчится – не стареет.
Солнце жаркое печет.
Пот с Добрынюшки течет,
Застилает ясны очи.
Жарко молодцу, нет мочи.
С ветром наперегонки
Доскакал он до реки
И решил в ней искупаться,
Думая: «Чего бояться?
Ведь тиха Пучай-река
И совсем не глубока.
Не в таких купался прежде!»
Снял Добрынюшка одежду,
Бурку в поле отпустил,
В речку прыгнул и поплыл.
Но огнем вдруг полыхнуло,
Громче грома громыхнуло,
Потемнели небеса,
Словно началась гроза.
Но на небе нет ни тучи.
Глядь, а это змей смердючий,
Трехголовый троглодит
Над Пучай-рекой летит.
Страшен, аж кровь в жилах стынет.
Как увидел змей Добрыню,
Начал похваляться он:
«Захочу, возьму в полон!
Захочу, съем с потрохами
Иль повешу вверх ногами!
В пепел обращу и в прах!
Ты теперь в моих руках
И спастись никак не сможешь!
Без коня и без одёжи,
Да без острого меча
Для меня ты – саранча!
Я сейчас ногою топну
И тотчас тебя прихлопну!»
Богатырь ему в ответ:
«Не хвались вперед побед,
Как брехучая собака!
Хочешь драки? Будет драка!
Мы посмотрим, кто кого!»
Налетел змей на него,
А Добрыня – Нырь! – под воду,
Выплыл к берегу и ходу.
Кличет Бурушку-коня:
«Выручай, дружок, меня!»
Только Бурушка не слышит.
А Горыныч жаром пышет
И, догнав богатыря,
Бьет крылами почем зря.
Богатырь-то безоружен.
Меч ему для битвы нужен,
Пусть простой, не кладенец,
А не то придет конец.
Но Добрынин меч далече.
Бить ему злодея нечем.
Так бы и пропал совсем,
Но взял богатырь свой шлем
И, набив его землею,
Стал сражаться со змеёю.
Весил шлем аж десять пуд,
И злодей не сдюжил тут –
Одолел его Добрыня,
Жизнь того гляди отнимет.
Змей взмолился: «Пощади!
На свободу отпусти!
Знай, добра я не забуду
Впредь на Русь летать не буду,
И не стану брать в полон
Тех, кто во Христе рожден.
Ты же обещай, что боле
Не поедешь в чисто поле
К берегам Пучай-реки
Уговору вопреки!»
Богатырь ему поверил,
Боевой свой пыл умерил,
Змей Горыныча простил,
На свободу отпустил.
Змей немедля в небо взвился
И за облаками скрылся.
А Добрынюшка коня
Во поле искал три дня,
Наконец, с ним повстречался
И назад в Хвалынь помчался
От змеиной прочь реки
С ветром наперегонки.
Красно злато не ржавеет,
Всадник мчится – не стареет.
Воротился он домой,
К милой матушке родной.
Матушка его встречала,
Головой седой качала:
«Ох, Добрынюшка, сынок,
Ты, забвыши про зарок,
Чуть не отдал Богу душу.
Зря меня ты не послушал,
Зря от дома вдалеке
Ты свернул к Пучай-реке!
Ведь Пучай-река сердита,
Пышет дымом ядовитым,
Посреди огнем течет,
По краям, как меч, сечет!»
Богатырь не стал таиться,
Начал подвигом хвалиться,
Говорит: «Пучай-река
Словно лужица мелка.
Но летает там, как туча,
Трехголовый змей смердючий.
Враз его я одолел
И творить зла не велел.
Он на Русь летать не будет
И вредить не станет людям,
Перестанет брать в полон
Тех, кто во Христе рожден!»
Слух, как он со змеем бился,
По земле распространился.
От холопа до царя
Славят все богатыря.
Только матушка в тревоге,
Ведь сын вызвал зависть многих.
А за завистью всегда
По пятам идет беда.
Как-то утром во садочке
Царская гуляла дочка.
И случилось, что она
Втапоры была одна.
Хороша была Забава:
Грациозна, словно пава,
Брови, словно соболя,
А румянец, как заря.
Змей с небес ее увидел,
Хвать бедняжку! – и похитил,
Позабыв про свой обет,
Ведь куда важней обед.
Он унес царевну в горы
И в свою упрятал нору.
А к Добрыне из дворца
В гневе царь послал гонца.
Тот, добравшись до Хвалыни,
Передал указ Добрыне:
«Дочку царскую вернуть,
Змею головы свернуть!
Потому как ты хвалился,
Что с трехглавым змеем бился,
Что его ты одолел
И творить зла не велел.
Обещал, на Русь не будет
Он летать на горе людям
И не станет брать в полон
Тех, кто во Христе рожден!
Так что ты за речи эти
Нынче пред царем в ответе.
Коль Забаву не спасешь,
То в темницу попадешь –
Там тебя за гибель дочки
Царь порежет на кусочки!»
Огласив указ гонец,
Тут же отбыл во дворец.
Мать заплакала о сыне:
«Что ж наделал ты, Добрыня!
Не хвалился бы тогда,
Не нашла б тебя беда!»
Отвечал на то Добрыня:
«Сокрушаться поздно ныне.
Обманул трехглавый гад.
Я поверил, виноват.
Улети хоть на край света,
Призову его к ответу!
В этот раз не пощажу,
За злодейства накажу!»
Тут он с матушкой прощался,
Воротиться обещался,
Сел на Бурушку-коня
И скакал четыре дня.
Красно злато не ржавеет,
Всадник мчится – не стареет.
Прискакал к Пучай-реке.
Видит гору вдалеке.
В той горе Добрыня скоро
Отыскал змеину нору,
Стал о щит мечом стучать,
Громким голосом кричать:
«Выходи, злодей бесчестный!
Мне доподлинно известно
То, что ты, паршивый пес,
Дочку царскую унес
И наш уговор нарушил!
Не отдашь, здесь всё порушу!»
Вылезал тут из норы,
Из Сорочинской горы
Вероломный змей трехглавый.
«Не отдам, – рычит, – Забаву!
Вот сейчас как налечу,
Растопчу и проглочу!»
Но Добрыня не боится.
Начал он со змеем биться.
Бьется день и бьется два –
Змей Горыныч жив едва,
Хоть огнем еще и пышет,
Но уже почти не дышит.
Змей взмолился: «Пощади!
На свободу отпусти!
Раз она тебе по нраву,
Я отдам тебе Забаву!
Дам сокровищ без числа,
Только не чини мне зла!
Я бесчинств творить не буду,
Как летать на Русь, забуду,
Впредь не стану брать в полон
Тех, кто во Христе рожден!»
Отвечал ему Добрыня:
«Нет тебе доверья ныне!
Как солгал ты в прошлый раз,
Так обманешь и сейчас.
Раньше было думать надо.
Не видать тебе пощады!» –
И Горыныча убил –
Все три головы срубил.
Кровью смрадною змеиной
Затопило всю долину,
И в Пучай-реке вода
Стала черной навсегда.
А Добрыня влез на гору,
Разорил змеину нору.
Вывел на свет божий он
Всех, кого взял змей в полон.
Вместе с ними и Забаву,
Что ступает, словно пава,
Брови, словно соболя,
А румянец, как заря.
Богатырь в нее влюбился,
С ней в столицу воротился
И пошел с ней под венец.
Тут и сказочке конец.