"Нам приказал быть счастливыми наш командир.
Мы постоянно рушим, создавая новый мир.
Все будет хорошо, и точно лучше, чем сейчас.
Рай на семи холмах, но уже без нас."
Как вы думаете, сколько нужно совершить убийств конкретному человеку, чтобы превратить планету в наихудший из вариантов апокалипсиса?
Я стою на крыше опустевшего небоскрёба. В сотнях метрах подо мной валяется тысячи мёртвых тел. Где-то на горизонте виднеются пожары, разносящие чёрные клубы дыма по воздуху. Ветер звенит в ушах, мелкие противные капли дождя падают на лицо. Но это всё ничто по сравнению с тем, что в паре метров от меня стоит человек, направивший на меня дуло пистолета. В моей руке зажат 17-ый Glock. В руке человека напротив, насколько я могу различить — кольт М1911. Выглядим мы, как на какой-нибудь дуэли, с которой может никто не уйти живым. Уставшие, голодные, грязные, с налипшей на руках кровью, взъерошенными волосами и синяками под глазами, мы смотрим друг на друга, боясь даже моргнуть. Мы — последние люди на Земле, которые не могут поделить эту планету между собой. Казалось бы, что нам стоит бросить оружие, улыбнуться друг другу, познакомиться, начать разъезжать по опустевшим городам и искать смысл в собственном существовании? Но нет, мы не уйдем отсюда, пока кто-нибудь из нас не умрёт. Почему? Потому что это у нас вошло в привычку.
Привычку убивать.
Рука предательски дрожит. Свободной рукой я быстро протираю лицо от дождя. Я не помню, сколько мы уже так стоим. Минуту? Десять? Несколько часов? Время уже давно перестало иметь какое-либо значение. Я просто хочу, чтобы всё это закончилось. Отвести от него пистолет и выстрелить себе в висок уже не кажется мне такой плохой идеей.
— Сколько? — вдруг спрашивает парень, перекрикивая ветер и шум дождя.
Его глаза пылают ненавистью, длинные каштановые волосы то и дело спадают на лицо. На нём белая футболка, запачканная в крови и промокшая от дождя, тёмные джинсы и старые поношенные кроссовки.
— Безлимит, — вру я, смотря ему в глаза.
— Сколько человек ты убил?
Точки на моём запястье говорят, что сорок девять. После каждого убийства я делал себе маленькую татуировку — чёрную точку, чтобы знать, когда пора остановиться и не превышать лимит. Парень передо мной — скоро станет такой же чёрной точкой на моём запястье.
— Много, — отвечаю я, — но это не имеет значения.
— Ещё как имеет, — человек напротив начинает смеяться, — может, ты уже превысил свой лимит.
— И кто же меня осудит, если я убью ещё и тебя?! Полиции больше нет, — улыбаюсь я, — людей больше нет. Ничего больше нет. Мы стоим на горе из трупов.
Воздух в городе пропитан вонью от разлагающихся тел, запахом отходов, смерти и одиночества. Это последствия войны. Последствия вируса, который носит гордое название «Человек». После того, как убийство стало легальным — оно стало обыденным. Каждый был волен выбрать своё число убийств, которые он способен совершить — от одного до пятидесяти. Но можно пойти дальше — и не ограничивать себя. Но тогда рискуешь умереть сам, как только тебе исполнится тридцать пять. Я выбрал максимум — пятьдесят. Достаточное количество, чтобы разобраться со всеми, кто тебе неприятен, и к тому же нет риска умереть от разрыва сердца после тридцати пяти.
Ну что, что вы на меня так смотрите? А какое бы число назвали вы? Один? Два? Может быть ноль? Господи, не смешите меня. У каждого найдётся как минимум пять людей из близкого окружения, которым вы с радостью проломили бы черепушки. Шеф-неврастеник? Изменившая вам невеста? Друг, который однажды предал? Все бы они пошли под нож, если бы вы не боялись быть пойманным. Проблема только в том, что в этом мире, в мире, который скатился к тому, что два человека стоят с пистолетами на крыше, такая возможность появилась у каждого. Точно также, как вы могли отнять у кого-то жизнь, её с такой же лёгкостью могли отнять и у вас.
***
Громкая музыка, орущая из колонок, давит на уши, я не могу услышать, что говорит мне Кейт. На ней — красное платье в обтяжку, туфли на высоких каблуках. Она сидит за барной стойкой, закинув ногу на ногу. Накручивая свои светлые кудрявые волосы на палец, словно спагетти на вилку, она улыбается и рассказывает мне о какой-то ерунде. Что-то про учёбу, планы на будущее, парней-мудаков. Она берёт стакан с коктейлем и делает несколько глотков из трубочки.
— Пошли потанцуем! — вскочив с высокого табурета, она берет меня за руку и тянет за собой.
— Что? — улыбаюсь я. — Я не пойду. Я не умею.
— Да брось, — она наклоняет голову набок, — пошли.
Невозможно устоять перед этой искренней улыбкой. Перед этим родным взглядом. Перед тёплыми прикосновениями.
Я залпом допиваю коктейль, оставшийся в стакане, и иду за ней.
Под мигающий свет софитов мы двигаем телами в ритм хаотичной музыки. Кейт поднимает руки и вращает бёдрами, мотает головой из стороны в сторону. Она горит ярким пламенем внутри и снаружи. Она зажигает им остальных. Она — живёт.
Танцуя, я не замечаю, что за моей спиной оказывается кто-то ещё. Я оборачиваюсь и вижу перед собой девушку, стоящую с коктейлем в руках, половину из которого она пролила на своё голубое платье.
— Какого хера?! — верещит она, поднимая на меня испепеляющий взгляд.
— Оу, простите, — отвечаю я, подняв руки в сдающейся позе.
Как бы был хорош мир, если бы все конфликты можно было уладить простым «простите». Сколько бы ссор, драк и смертей можно было бы избежать, если бы люди были чуть менее принципиальны. Но всегда найдётся «герой», который захочет экшена. Возможно, из-за таких людей мир скоро и превратится в пепелище.
Огромный бугай вклинивается между нами, толкая меня в плечо.
— Что «простите»? — орёт он. — Иди и купи её новую выпивку.
— Парень, слушай, я не хочу проблем, — отвечаю я, — и я никуда не пойду.
Лысый амбал под два метра ростом смотрит на меня совершенно тупым взглядом, словно я разговариваю с ним на совершенно другом языке.
— Ты че, не понял?! — он делает шаг в мою сторону и хватает меня за воротник.
— Послушайте, — вклинивается между нами Кейт, — оставьте нас в покое. Я куплю ей выпить.
— Кейт, нет, — говорю я, сохраняя полное безразличие ко всему происходящему, — эти двое дебилов и сами справятся.
В следующее мгновенье я лечу на пол. Публика расходится, словно освобождая место для драки. Отовсюду слышатся вскрикивания. Кто-то из толпы подзадоривает нас.
Встав с пола, я подхожу вплотную к этому быдлу.
— Пошли на улицу, — говорю я, — здесь шумно.
Он кивает головой в сторону, давая понять, чтобы я шёл первым.
— Кейт, всё будет в порядке, — говорю я девушке, — подожди здесь.
Я толкаю перед собой дверь, и холодный ночной воздух отрезвляет меня. Задний двор бара освещают фонари, где-то вдалеке слышится шум от машин. Вспомнив, что я пришёл сюда не на перекур, я разворачиваюсь и резко впечатываю кулак в челюсть амбала, идущего позади меня. Он хватается за лицо и отстраняется. Не теряя ни секунды, я бью ему под дых. Он складывается пополам.
— Сука! — орёт он, пытаясь наброситься на меня.
Отойдя в сторону, я ставлю ему подножку, и здоровое тело падает на асфальт. Накидываясь на него сверху, словно голодная гиена, я с размаху бью его по лицу. Изо рта у него сочится кровь. Он пытается что-то сказать, но уже слишком поздно. Через пару секунд его лицо превращается в кашу. Я слезаю с него, садясь на мокрый асфальт.
Дверь бара распахивается, и я уже успеваю испугаться, что люди сейчас увидят это зрелище, вызовут полицию. Я ведь его даже не убил. У меня ещё не было лицензии на убийство, в отличие от большинства живущих на земле. Вышедшим из бара оказывается пожилой мужчина в красивом красном костюме и туфлях. Он делает несколько шагов и останавливается возле меня и полумёртвого тела. Тяжело вздохнув, он достаёт сигарету. Когда он слегка наклоняется, чтобы зажечь её, я замечаю на его голове маленькие рога.
— Сколько? — равнодушно спрашивает он.
— Что? — тяжело и часто дыша, переспрашиваю я, смотря на него снизу вверх.
— Сколько тебе нужно убийств? — мужчина затягивается сигаретой и выпускает дым изо рта.
Я молчу, не зная, что ответить. Мне рассказывали, что всё это происходит именно так. К тебе приходит человек и задаёт один единственный вопрос. Но вот только… человек ли?
— Если я дам тебе одно, ты закончишь начатое? — он кивает на амбала, захлебывающегося в крови.
Я пожимаю плечами.
— Давай так. Два, и ты ещё его нервную подружку убиваешь. Согласен?
Убить человека. Насколько это просто? Могу ли я, имея на это полное право, прямо сейчас добить лежащего передо мной человека?
— Сколько максимум? — спрашиваю я.
— Пятьдесят. Если хочешь больше — придётся умереть в тридцать пять, — человек в красном не смотрит на меня. Он поднимает взгляд в небо и выпускает кольца дыма.
— Хочу пятьдесят, — после небольшой паузы говорю я.
Человек начинает смеяться.
— Пятьдесят?! Зачем тебе столько?
— Про запас, — нервно улыбаюсь я.
Тот лишь пожимает плечами и затягивается сигаретой.
— Пятьдесят, так пятьдесят, — говорит он, — действуй.
— Что? — удивляюсь я. — И всё? Не будет никакого соглашения? Подписания бумаг? Клятвы на крови?
— Я тебе кто, по-твоему? Адвокат?
— А кто ты?
Он снова пожимает плечами.
— Дьявол. Ни больше, ни меньше.
— Смешная шутка, — отвечаю я.
Человек замолкает и достаёт что-то из внутреннего кармана пиджака. Развернув мягкую красную ткань, он берёт в руки пистолет и протягивает его мне.
— Ну так ты посмейся, — говорит он и подмигивает мне.
На его лице морщины. На голове — короткий ёршик волос, сквозь которые виднеются рога. Он улыбается действительно дьявольской улыбкой.
Я медленно беру пистолет из его рук.
Осматривая его, словно редкую вещицу, я спрашиваю:
— И что мне с ним делать?
Но когда поднимаю взгляд, вижу перед собой лишь пустой задний двор. Дьявол исчез также неожиданно, как и появился. Оставив меня с телом без сознания и пистолетом в руках. Я смотрю на этого парня, который нажил себе сегодня вечером слишком много проблем. Достоин ли он жизни? Как странно, что как только у тебя в руках оказывается оружие и возможности, тут же начинается игра в бога.
Кто я такой, чтобы вершить человеческие судьбы? Позже я все меньше буду задаваться этим вопросом. Потому что пойму главный принцип этой жизни — либо ты, либо тебя.
"Было бы глупо залезть по уши в дерьмо и стараться не испортить прическу. Жизнь — вовсе не постоянная проблема выбора. Жизнь — проблема постоянного следования однажды сделанному выбору."
***
И вот он — финал этой истории.
И ответ на главный вопрос — сколько человеку нужно убийств, чтобы стать богом — получен. Пятьдесят. Я дошёл до финала этой игры совершив сорок девять убийств. Пятидесятая жертва сейчас стоит передо мной.
Дождь лил всё сильнее. И либо всё закончится через минуту, либо не закончится никогда. Время нажать на курок.
— Зачем тебе эта жизнь?! — спрашиваю я. — Ты умрёшь через неделю от любой другой причины. Тебя сможет подкосить обычная простуда.
— Пусть так! — кричит парень. — Зато я умру счастливым.
Помните я говорил про привычку убивать? Так оно и есть. Нами сейчас движут не принципы, ненависть или жажда мести. Нами движет привычка убивать. Мы уже не можем по-другому. Этот мир закалил нас. Превратил в садистов. В людей, которые разрушают всё на своём пути.
— Предлагаю сделку! — говорю я. — Мы сейчас опускаем оружие и уходим отсюда. Разъезжаемся в разные стороны. Больше мы никогда не увидимся. Будем считать, что это боевая ничья, — словно мы и правда играем в какие-то игры. Игры на выживание.
Парень молчит несколько секунд.
— Согласен, — наконец отвечает он, — давай насчёт три.
Я киваю.
— Раз! — говорим мы в унисон.
Мы уже не люди. Мы — звери, которые не отпустят просто так свою добычу.
— Два!
Мы и вправду могли бы бросить оружие и уехать. Могли бы. Но не станем.
"Я не хочу переделать этот мир, я просто хочу, чтобы он погиб вместе со мной." – крутилась у меня в голове цитата из какой-то книги.
— Три! — выкрикиваем мы в один голос, и я нажимаю на курок.
Мы с самого начала были обречены. Я — с того момента, как выпустил пулю в лоб парню за баром. Человек напротив, вероятно, ещё раньше.
Рука дёргается от отдачи. И то, что я понимаю в последний момент своей жизни — с крыши этого небоскреба раздаётся не один выстрел, а два.
***
Сид склонился над двумя мёртвыми телами, во лбу которых красовалась дырка от пули. Два последних человека на земле, одержимые только им известными желаниями, не смогли договориться и продолжить жить. Сид поправил свой красный костюм, достал сигарету из пачки и закурил.
— Нэл! — крикнул Дьявол. — Выходи. Ты проиграл.
Отряхиваясь от пыли, на крышу залез кудрявый парень в чёрном костюме.
— Сука! Сука! Сука! — выкрикивал он, сжимая кулаки от злости, словно маленький ребёнок. — Два долбоёба!
— А я тебе говорил, что это плохая идея. Говорил, что имея лицензию на убийство, люди превратят мир вот в это вот, — обратился Сид к Богу.
— Грёбаные черти! — продолжал психовать Бог. — Не могут найти ни капли хорошего в этом мире.
— Нет, — сказал Дьявол, — черти — это у меня в аду. А это, — он кивнул на двух мёртвых парней, не перестающих сжимать пистолеты, — гораздо хуже.
— Сука! — Нэл поправил свои круглые очки, болтающиеся на переносице. — Ты победил!
Дьявол засмеялся заливистым смехом и выпустил дым изо рта.
— Давай, — он хлопнул бога по плечу, — отстраивай этот мир заново. Быть может, в нём будет поменьше дерьма.
"
У нас у всех это есть, эта темная сердцевина. Она делает нас людьми. И если мы узнаем, что это, если нам хватит духу поднести ее к себе и признать своей, мы станем больше, чем людьми."