В начале 90-х в Казахстане было неспокойно в том числе по национальному вопросу. Поэтому никто не стремился пойти служить в армию, дедовщина была лютая, не служба, а ад. Один мой знакомый получил повестку, пригорюнился, но не знал, как можно откосить — денег и связей у семьи не было.
Делать нечего, надо по старой доброй традиции собрать корешков на проводы и на следующий день пойти на призывной, заранее побрившись наголо и прихватив с собой туюсок с мыльно-рыльными, да ещё какой нехитрой снедью. Но друзья на то и даны нам, чтобы дать толковый совет. Вот и тут, во время застолья кто-то говорит: Артур, я знаю, как тебе откосить!
План в целом был дикий, но если ты маханул водочки и тебе 18-ть лет то можно на многое пойти.
В общем, друг предложил свою помощь в приобретении перелома ноги Артуру. А Артур не будь дураком согласился. Естессно, на след день ни в какую армию он не пошел, а что было через полгода, в следующий призыв, я уже и не припомню.
Очень часто при просмотре фильмов о войне, об армии СССР и армии России слышу от бывших и действующих танкистов, солдат и офицеров претензии к создателям кино по поводу качества работы военных консультантов и других специалистов. Мол, где они вообще взяли такую форму? Откуда эти комбинезоны? Почему вооружение экипажа не соответствует уставу?.. Претензий множество. Действительно, странно слышать от специалиста, который иногда прослужил не один десяток лет в танковых войсках, такие выражения. Особенно где-нибудь на даче или в гараже, где на каждом крючке висит что-то, полученное от родной армии. От шлемофона до старого комбинезона с ромбиком и желтым Т-62 на груди. Чтобы как-то успокоить критиков военных консультантов, пришлось мне закопаться в военную историю. Оказалось, что простой вопрос об одежде солдата или офицера может быть не менее интересен, чем хороший детектив. Даже открытия были.
Танкисты РККА
Мы привыкли к тому, что в советских фильмах о довоенном и военном времени танкисты выглядят одинаково. Черный комбинезон, шлемофон и пистолет на поясе. Увы, разочарую вас, первые комбинезоны были синими. Точнее, темно-синими. И назывались они так: комбинезон механика-водителя. Просто потому, что выдавались водителям практически всего, что могло ездить. Экипаж же носил обычную полевую форму. Куртка и брюки были просто пришиты друг к другу по поясу. Соответственно, застегивался такой комбинезон на пуговицы сверху до низу. С тканью промышленность тоже не особо экспериментировала. Обычная х/б ткань. Да и предназначен был этот элемент военной одежды просто для того, чтобы уберечь форму механика от технической грязи при ремонте техники.
Отсюда некоторые особенности этого элемента одежды. Прежде всего клапаны. Это специальные накладки на пуговицы и карманы, которые прикрывали пуговицы на груди и поясе и карман сверху. На карманах клапаны застегивались на пуговицу. Дальше затяжные хлястики на рукавах и внизу брюк. Они использовались для утяжки одежды на запястьях и щиколотках. Третий элемент — наколенники. Несколько непривычные для современного военнослужащего — ромбовидные. Карманы. У комбинезона было всего два кармана. Один на левой стороне груди и второй на правом бедре. В отличие от более поздних советских комбинезонов карман на груди был действительно карманом, а не кобурой для пистолета.
В принципе, комбинезон был достаточно удачным. За исключением некоторых деталей. Прежде всего цвет. Темно-синий не скрывал пятен от масла и смазок, которые появлялись при ремонте машин. Поэтому достаточно быстро темно-синий цвет был заменен на черный. Однако даже в начальный период Великой Отечественной войны в армии было достаточно много и темно-синих танкистов. Второй недостаток достаточно пикантный. Комбинезон был совершенно не приспособлен для отправления естественных надобностей танкиста. Если «по маленькому» ещё как-то можно было сходить, то «по большому»… Именно поэтому ещё в предвоенный период сзади был сделан отстегивающийся клапан. Кстати, прыжковые комбинезоны в Советской Армии копировали танковые и тоже пошиты были с клапанами. Ветераны-парашютисты помнят тот «комфорт», который предоставлял комбинезон для оправления этих самых надобностей. Особенно на площадке перед посадкой на борт многие испытали такое «наслаждение» на личном опыте.
Небольшое отступление от главной темы
Самым узнаваемым элементом танкиста и, как мне кажется, самым любимым элементом, является танковый шлемофон. Хотя сегодня такими шлемами пользуются не только танкисты, но и пехотинцы, артиллеристы, моряки и даже десантники. Правда, в последнем случае шлем несколько упрощен. Шлем, точнее, шлемофон, имеет очень удачную конструкцию. Именно потому и практически не меняется до сих пор. История данного аксессуара танкиста началась в середине 30-х годов прошлого века. Необходимость разработки специального головного убора была вызвана бурным развитием танковых войск. Шился шлемофон из кирзы. Правда, к сапогам солдатским эта ткань имеет отношение только по наименованию завода-изготовителя. Обычная ткань, прорезиненная каучуком. На шлем нашивались валики, набитые конским волосом или другими компонентами. Прямо напротив ушей нашиваются специальные клапаны для наушников. Подкладка плисовая (лето) или натуральный мех (зима). Регулировка по размеру головы танкиста производится с помощью ремешков сверху и на затылке.
Иногда в комплект шлемофона включали специальные очки. Единой конструкции очков не существовало, но в большинстве случаев они представляли собой полумаску с двумя боковыми и двумя передними стеклами. В РККА очки были достаточно редким явлением просто потому, что стекло постоянно разбивалось. И ещё один интересный факт. Связан он с личным оружием экипажа. Пистолеты, в начальный период револьверы, а затем ТТ были у всех членов экипажа. Кстати, кобуры были специально созданы как комбинированные. Для ношения обоих пистолетов. Носились они поверх комбинезона на ремне. Однако при посадке экипажа в машину часто случались заминки из-за того, что кобура застревала.
Именно тогда и появился особый шик советских танкистов. Кобура с ремешком для ношения через плечо. Внешне этот способ ношения не особо отличался от поясного, но давал огромные преимущества во времени в случае застревания. Дело в том, что поясной ремень выполнял совсем другую функцию. Он прижимал ремешок кобуры к телу танкиста. И в случае застревания достаточно было расстегнуть ремень. И последний интересный факт. Советским танкистам никогда не выдавались кирзовые сапоги! Согласно приказам наркома обороны, танкистам выдавались только яловые или юфтевые сапоги! Никаких кирзовых сапог или ботинок танкистам не выдавали.
Война и форма
Великая Отечественная война внесла некоторые коррективы в одежду танкистов. Прежде всего комбинезон стал обязательным для всех членов экипажа. Вызвано это было желанием сохранить экипаж при поражении машины. Дополнительный слой ткани теоретически должен был уберечь тело танкиста от ожогов. Что, в принципе, вполне логично. Однако на практике дело выглядело полностью наоборот. В ремонте и обслуживании боевых машин участвовали практически все члены экипажа. Естественно, при такой работе обмундирование пропитывалось каплями горючего и масел. Получалось, что через определенное время комбинезон не только не спасал от огня, а наоборот, становился дополнительным фактором гибели танкистов. Особенно страдали механики-водители. Немногие знают, но эту проблему попытались решить уже в ходе войны. В 1943 году был создан специальный огнезащитный танковый костюм. Он состоял из куртки с капюшоном, брюк, маски и перчаток. Создан он был из двухслойной кирзы, пропитанной ОП. На испытаниях костюм показал достаточно серьезную защиту. От 10 до 20 секунд.
Однако в боевых условиях костюм мешал экипажу выполнять боевую работу. Потому и не любили его танкисты. Но костюм не «потерялся». По крайней мере, в советское время такие костюмы часто использовались при работе сварщиков. Даже сегодня найти такой костюм не проблема. А что же танкисты? Танкистов военной поры спасало тоже средство, что спасает сегодня от коронавируса и поноса. Хозяйственное мыло! Комбинезоны стирали при любой возможности. Насколько это было эффективно, сказать не могу, исследований не проводилось, но, думаю, солдата не обманешь. Если он вместо отдыха стирает обмундирование, это что-то значит.
Время испытаний и поиска
Послевоенное время характеризуется частыми экспериментами с формой одежды. Танкисты наконец-то отказались от классического комбинезона. Танковый комбинезон стал костюмом. Брюки и куртка стали самостоятельным элементом одежды. Плохо это или хорошо, сказать не могу. В определенных случаях лучше костюм, в других — комбинезон. Главное, что было сохранено для танкистов, — это черный цвет. Куртки и брюки периодически меняли фасон, количество карманов, пуговицы на молнии, но оставались черными. И продолжалось это до 1980 года. То есть до начала активных боевых действий в Афганистане. Дело в том, что танкисты и механики-водители боевых машин и САУ были хорошо воспитаны Советской Армией и гордились своими черными комбинезонами. Однако после того как противник стал активно использовать ПТС, выяснилось, что даже практически целый экипаж или механик после покидания подбитой машины становился чуть ли не главной мишенью душманов. Черный цвет не особо маскировал его среди других солдат.
Механики-водители боевых машин уже в 1981-82 году практически отказались от черных комбинезонов и воевали в обычной полевой форме. Танкисты же оставались верны своему цвету. Те, кто в начале 80-х побывал за речкой, помнят, сколько «эксперименталок» было тогда. Форму испытывали в боевых условиях практически постоянно. Испытывали все. И пехота, и ВДВ, и танкисты в том числе. Тогда-то и появились первые камуфлированные танковые комбинезоны и первые песчанки. Кстати, песчанки прижились именно тогда. Увы, простое решение, которое просто напрашивалось тогда, найдено не было.
Современное решение проблемы живучести экипажа боевой машины
Есть ли решение проблемы выживания танкового экипажа при поражении боевой машины? Что бы ни говорили конструкторы, какие бы системы защиты ни устанавливали на танки, боевая машина заведомо находится в проигрышной ситуации перед ПТС. Просто потому, что в бою танк должен быть в первом эшелоне, на самом острие атаки. Да и действует он чаще всего против хорошо подготовленной обороны противника. Если сейчас спросить танкистов, служивших в последние 10-15 лет, о форме одежды в танковых войсках, картина получится не хуже калейдоскопа. Советские комбинезоны, камуфляж, черные российские комбинезоны. Кто-то расскажет о «ковбоях». И все скажут правду. Я уже написал выше о простом решении, к которому мы должны были прийти ещё в 80-90-е годы прошлого века. Вполне возможно, что к этому решению тогда и пришли, но катавасия в стране, все эти перестройки, гласности и прочие переломы общества через колено не позволили реализовать задуманное.
Нельзя объять необъятное! Нельзя соединить в одной, даже идеальной форме все нужные качества. Что, танкисты прекратят заправлять и обслуживать свои боевые машины? Или не будут на себя капать горючим, вытирать промасленные руки о комбинезон? Конечно, нет. Танк — это не только боевая машина экипажа, это его дом. Но это и машина, которая всегда требует внимания. Разве грязь, пыль и погодные условия изменились? «Танки грязи не боятся» отменили? Или болотины и поломки в дороге больше не встречаются? Значит, нужен комбинезон. Именно для ремонта и обслуживания машин нужен. Для маршей нужен. Для повседневной боевой учебы нужен. И будет этот комбинезон немногим отличаться от тех, что были на танкистах в 1941-1945 годах. И гореть будет так же. Только почему танкист должен учиться, обслуживать технику, проходить марши и стрельбы и воевать в одном и том же обмундировании? Черный цвет танкисты выбрали не от собственных амбиций, а просто потому, что он самый практичный при учебе и обслуживании танков. А в обычную песчанку в бою они переодевались просто потому, что это дает дополнительный шанс выжить.
В первый день службы в армии я и еще один солдат потерялись.
Привезли в общем нас новобранцев с поезда в часть. Мероприятия все провели (проверка, документы, медосмотр, распределение и т.д.) и повели обедать. Столовая огромная. Мы с еще одним солдатом были в конце строя и пока шла раздача как то упустили из виду куда сел наш взвод, а в лицо то почти никого еще не знает, так еще и все лысые и одинаково одетые. Ну прошли мы по раздаче еды и не знали куда садиться. Сели за свободный стол, казалось наши там сидят в этом ряду. Поели и тут поступает команда этому ряду что приём пищи закончен, встать, на выход. Ну мы и пошли с ними. Выходим на улицу, движемся в строю в конце и тут до нас начинает доходить что взвод то не наш, и идут они куда-то не в ту сторону. А часть то большая. Ну мы втихую строй покинули и пошли в казарму.
Спустя минут 15 приходит наш взвод. А сержанты узнали что два бойца потерялись лишь когда взвод заводили в расположение. Наругали нас, перед взводом отчитали. А в наказание нам сказали что днём мы спать не будем (а мы даже не знали что тут тихий час).
А вечером после похода на ужин мы узнали что оказывает взвод в курилку ходил, и может быть это даже наш взвод и был.
- Беглов, ты вообще ебанутый? Ты считаешь, что нас здесь учили, тренировали зря? Что я, пулемётчик, лазил по сугробам с гранатомётом просто так, набившимся снегом? А кто защитит страну, если не мы, Беглов? -Там убивают людей. -Ты охуел, эти "люди" у нас метро взорвали. - Весь народ? - Блядь, так никто тебя и не призывает карать весь народ, мы лишь застрелим врагов, тех, кто творит зло. -А как ты их отличишь. -Беглов, ты идиот? Кого командование, которое гораздо разумнее нас, назовёт врагами, того и уничтожим. -А это командование действительно разумное? -Слушай, друган, если бы с подобными вопросами лезли солдаты к командирам,то мы бы и ВОВ не победили.
Пришёл завтрашний день, на "выйти на шаг вперёд" я отозвался незамедлительно , Беглов остался на своём.
Прошло много лет. Знаешь, Беглов из Ульяновска, я тебя не осуждаю, ты держал правильную позицию . Фамилия не изменена, любые связи с нынешними гомосексуальными политиками исключены .
Попасть на автоКПП бывшего объекта космической отрасли, на базе которого теперь штамповали сахар из песка в кубики было большой сложностью и удачей. Выучив и сдав комменданту зачёты, я занял своей тушкой заветное место: тут и "подшива" от дальнобойщиков нахаляву, и сигареты для дедов, и ещё тонны плюшек, о которых можно только мечтать. Бытность разбавил местный работник: давай мы через тебя сахар пронесём? Тебе мешок. Мешок сахара для солдата, это как мешок денег для капиталиста. Сказано-сделано. Ночь, с внешней стороны ворот, распахнув пятую дверь, подъезжает четвёрка, из темноты выходят двое с телегой, полной мешками сахара. -Ворота высокие, тяжело поднимать, давайте снизу попробуем через щель? -Ребята, только быстрее, я своей головой рискую! Надо знать, что ворота оснащались системой безопасности в виде провода с штекером на их сочленении, т.е. открыть ворота не разомкнув штекер невозможно. Когда этот контакт размыкался, шёл непрерывный звонок в коммендатуру, где дежурил прапорщик-ответственный. При первых же попытках перекинуть мешок через ворота этот разъём был разомкнут, чего я не заметил. Звонок прапорщика: -Чё у тебя там происходит? -Да всё как обычно, всё нормально. -Нормально, говоришь? И тут я запаниковал -Бросайте последний мешок, бегите! Четвёрка дала по газам, а двое грузивших - в рассыпную. Навстречу мне твёрдой армейской походкой шёл дежурный. -Тов. прапорщик, у мен... Мой отчёт прервал удар по ебалу. "Следовало ожидать"- подумал я. Челюсть болела, но желание оправдаться оставалось. -Бери мешок! Я достал оставшийся сешок из-под ворот и взвалил его на плечо. -Пошли. Я не мог идти молча. - Тащ прапорщик, что теперь будет? -Сухари суши, что будет,- передразнил он меня. Зашли в коммендантскую комнатку. Всё аскетично: кровать, телевизор, стол. -Суй мешок под кровать! -Тащ прапорщик, у меня баба на гражданке. Ну, в смысле, ждала, а теперь не ждёт. Но ждут тысячи других, может это, не будем меня выдавать? -6yxou, пошёл вон отсюда! Чтобы такого больше не было, понял?! -Так точно. -Ты ещё здесь? Чудом я съехал из этой заварухи. И надо полагать, что она стала только началом. Ведь солдата-дебила жизнь ничему не учит.
2018 год, мне 19 лет. В колледж, в который я хотел поступить на бюджет, мне не хватило буквально пары баллов, а это значит что? Правильно! Армия!
Когда тебе 18+ лет, ты только вышел из школы во взрослую (нет) жизнь и получил там первый смачный поджопник и в итоге оказался ни с чем. В общем военкомат это то, что не даст твоему году пропасть за даром и в люьом случае найдет тебе применение
Так и вышло. Не успел я увидеть список и свою фамилию с припиской Давай, до свидания! Военком тут же постучался, но не в дверь, а в телефонную трубку и не ко мне, а к бате. Там серьезный мужской голос заявил отцу, что мол Вашему сыну необходимо явиться и все в этом духе. Даже повестки не было
Ну а что? Надо так надо. Потому что гаситься где-то смысла не было, да и позорно как-то, а так хотя бы какой-то документ на руках будет. Придя в военкомат меня тут же отправили проходить местный поселковый медосмотр, мол проставь там и там и тут и вот там, да и все собственно. Естественно везде мне проставили -"жалоб нет, годен"
Военком уже ехидно потирал ручки предвкушая очередную галочку, а соответственно и прибавку к зарплатп или премию (ну не за просто так же они стремятся отправить в армию как можно больше народу). Но не тут то было. Пассажир для этого армейского купе, я оказался достаточно геморройным, но об этом позже
Поскольку первый этап я прошел успешно, меня отправили на второй. Областной военкомат. То место, где вас загоняют в одних труханах в длиннющие коридоры, где вы показываете все свои пречиндалы и не только тем людям, которые не рады смотреть уже даже на свои
А у меня еще как назло был подтвержденный синдром Рейно, с которым в армию не берут и этот факт негативно возбуждал сопровождающего нас контрактника
И вот когда очередь дошла до хирурга, который как раз может выписать ненавистный бланк (забыл как называется) и не поставить годен, рядовой контрактник начал затирать мне какие-то немыслимые для сознания призывника вещи. Мол, ничего не говори, а мы тебя отправим куда захочешь, да и вообще, будешь кататься там как сыр в масле, и если что отправишься в больничку и будешь уже кататься там, но не как сыр в масле, а как капли в капельнице
И хоть такой вариант меня не устроил, я кивнул, мол все сделаем как надо и под довольное выражение лица контрактника, отправился покорять просторы кабинета хирурга
Там я конечно же вывалил все и про синдром Рейно (позже стала болезнь) и наблюдал красное, как помидор, лицо контрактника, но сделать он уже ничего не мог. Хирург пощупав и пропальпировав участки кожи и убедившись, что кровь приливается так себе, выписал мне бланк, сказав контрактнику, что это формальность и что тут и так в принципе все ясно и отправил меня к сосудистому хирургу из города, к которому я к слову ездил 8 раз и даже несколько раз ночевал в военкомате, но все равно не мог к нему попасть из-за операций. Чуть позже этот же контрактник проявил наглядный пример армейского братства. Когда в больнице в очереди мне стало не очень, он тупо превратился в воздух и исчез в неизвестном направлении, а ведь это даже не какая-то военная часть...
Яркий осенний день. Печет солнце. Я бегу среди разрушенных глиняных домов с миномётной плитой за плечами. Лицо моё покрыто липким жирным потом, кровью, слоем пыли и гари. Глаза лезут на лоб от нехватки воздуха. В груди бешено колотится сердце от бега и страха одновременно. Недалеко от меня то и дело вжикают пули. Каждый раз, как по нервам. Я – миномётчик. В каком страшном сне мне могло такое привидеться? Как меня угораздило? ЧПОК!!! ВЖ-Ж-ЖИК! Очередная тяжелая пуля выбила фонтан пыли, щебенки и мелкой глиняной крошки, отрикошетила от спекшейся под солнцем почвы. Из-за удара закрутилась, как циркулярка. Вжикнула, спела свою страшную песню. Это душманский ДШК. Пытается уничтожить наш расчет. Бьёт издалека. Я быстро бегу, я успеваю выбежать из зоны поражения. Иначе ДШК уже свалил бы меня. Именно поэтому я задыхаюсь. Лучше я буду задыхаться от бега, чем от полученной в грудь пули.
На фото я, где-то на перевале Саланг.
Я много лет занимался лыжным спортом, я здоровый лосяра. Я добегу. Это первая моя боевая операция. Идёт третий день, а я всё ещё жив. Сегодня я снова добегу! - Блинковский! В укрытие! Ко мне бегом марш! – Это орёт сержант. Командир моего расчета. - Миномёт к бою! – Не снижает рёва сержант.
С размаху впечатываю миномётную плиту в грядку за глинобитным дувалом. Плиту обязательно надо в мягкую почву. С твердой поверхности стрелять плохо. Устойчивости миномёта хватит только на несколько выстрелов. Если придётся вести беглый огонь, то твёрдая поверхность не годится. Из лямок плиты я на бегу вывернулся, как уж. Приподнял плиту над правым плечом, со всей дури вогнал зубья плиты в почву. - Я понял! «Ноль двадцать» на восток от белого дувала! - Сержант по рации получил данные о цели. Это какая-то важная цель. Мы не стреляем по одиночному бойцу противника. Наша цель - существенные огневые точки (вражеский миномет, ДШК, пулемет в укрытии), а также большое скопление пехоты, укрепление, окоп. Я не вижу цель, в которую сейчас буду стрелять. Наш сержант тоже не видит. Корректировщик видит. - Ориентир - белый дувал! Прицел 6-40. Угломер 30-20. Мина осколочно- фугасная, заряд основной! – Орёт сквозь грохот боя наш сержант. Наводчик «в темпе вальса» наводит орудие по указанному сержантом ориентиру. - Одна мина огонь! Это мне команда. Я закинул в ствол мину. Только успел сдёрнуть предохранительнй колпачок. БАХ! - Перелет! – Сержант в едином потоке боя получает корректировку от связиста, выкрикивает команды наводчику и всему расчету. - Угломер минус три, прицел больше два. Огонь! БАХ! - Недолет! Угол плюс один! Колпачок не снимать (значит перекрытие надо пробить, значит в укреплённую огневую точку стреляем) одна мина огонь! БАХ! - Есть попадание! Расчет, отбой! Меняем позицию! Бегом, пока нас не накрыли! Я снова бегу с плитой на спине. Бегу через какие-то развалины. Вбегаю в дым. В дыму меня не возьмут на прицел. Это хорошо. Однако, в дыму я не увидел глиняные глыбы. Налетел на них. Миномётная плита опрокинула меня на развалины. В который раз я падаю на этой операции! При каждом падении плита выбивает из меня душу как штамповочный пресс. Даже если падать на спину, на плиту, то эта с-сука, своим весом придает ускорение. После падения на спину перехватывает дыхание, подниматься тяжело, бежать очень тяжело. Со сбитым дыханием далеко ты не побежишь. А ещё неудобно с плитой. На бегу она мотает тебя при каждом шаге. Ты бежишь, как пьяный гусь – зигзагами из стороны в сторону. А тебе надо успевать за горными стрелками, отстать от них нельзя. Вперед них тоже нельзя. Там впереди грохочет бой. Там впереди мужики воюют по полной программе: очередями лупят пулемёты и автоматы, рвутся ручные гранаты, хлопают подствольники. Даже самоходки дают залпы с закрытых позиций. Там впереди – там полное мочилово! - Миномёт, к бою! – Сержант снова подаёт команду. На карачках, с низкого старта, с кровью из разбитого подбородка, я бегу на голос сержанта. Да что там подбородок! У меня разбито лицо, у меня сбиты в кровь костяшки на руках. Я даже не заметил, когда и как это произошло. Некогда осматривать себя и ощупывать. Если остановиться, если снизить темп перемещения, то патологоанатом в морге будет тебя ощупывать. Поэтому я не залёживаюсь в развалинах. Я подскочил, бегу к сержанту. Мы должны в считаные секунды собрать составляющие миномета, чтобы открыть огонь. Если нет хотя бы одной составляющей, то миномёт превращается в груду бесполезного железа. Я не могу подвести расчет. Я не могу подвести сержанта. Плевать на разбитый подбородок. Плевать на сбитые костяшки. Миномёт – к бою! Моя задача - вовремя и четко выставить плиту и потом опускать мину в ствол, предварительно сдернув предохранительный колпачок. Я останавливаюсь, впечатываю миномётную плиту в землю, закидываю в ствол мину. БАХ! Нельзя мешкать ни секунды, ни одному из членов расчета. Пару выстрелов и опять бегом, опять на новую позицию. Иначе накроют духи в ответку. Душманы боялись нас, миномётчиков. Естественно, охотились за нами. В нас со стороны духов стреляло всё дальнобойное, что только было у душманов: ДШК, духовские миномётчики, системы залпового огня, снайперы, пулемётчики – всё. Мы не махаемся с пехотой противника в первых рядах. Мы движемся метров в 500 – 800 за первой линией наших горных стрелков. Миномет — очень мощное и страшное оружие на такой дистанции. Огонь можно вести из любого укрытия: из-за заборов и строений через головы своих подразделений, идущих впереди. Мы можем поражать противника в окопах, щелях, укрытиях. Хороший расчет миномета способен нанести охеренный урон противнику. Поэтому уничтожить расчет советского миномета было огромной удачей для душманов. А для нас это было – бег наперегонки со смертью. Очередная смена позиции. Заскакиваю в небольшой дворик. На земле лежат раненые бойцы. Их перевязывает санинструктор. Рядом суетятся несколько солдат. Не останавливаюсь. У меня приказ — занять позицию левее и впереди в следующем дувале. Кровавые бинты и стоны раненых, подстегивают, придают ускорение. Я выскакиваю со двора. Впереди опять вижу спину своего первого номера расчета. Это старослужащий, теперь уже почти родной человека. Я – «молодой». До этой операции я настороженно относился к старослужащим. Они борзые, они вечно что-то требуют от «молодых». Сегодня я понял – хорошо, что требовали! Хорошо, что борзые! Страх от увиденной кровищи отпускает меня: я не один, меня защитят! Я не буду лежать вот так в кровавых бинтах. Борзые, наглые «старики» защитят меня. Я сам в тот момент был в таком состоянии, что я не смог бы воспользоваться своим автоматом, который болтался у меня за спиной. Я думаю, что, если бы на меня выскочил душман из развалин, то я бы кидался минами в него. Я настолько сильно ощутил себя минометчиком в том бою, что не сообразил бы применить автомат. Реально, больше ни о чем думать не мог. Бой всегда несётся с такой бешеной скоростью, что думать у тебя нет времени. Ты либо выполняешь то, чему научился в учебке, либо лежишь окровавленный перед санинструктором. Снова вбегаю в какие-то развалины. Развороченный дувал. Преграда несущественная, перепрыгнуть легко, всего-то несколько десятков сантиметров над землей. До армии я занимался лыжным спортом, выступал на соревнованиях, показывал отличные результаты. Сейчас я перемахну через это препятствие! А не тут-то было! Вес плиты, не позволил «взлететь». На этот раз плита впечатывает меня в глыбы обломков. Резкое приземление. ЫЫЫХ — с хрипом и свистом вылетел воздух из легких. В глазах потемнело. Ещё одно такое падение и у меня краем глыбы будет проломлена грудная клетка. - Миномёт, к бою! Который раз за сегодня звучит эта команда? Третий день подряд я бегу, больно падаю, поднимаюсь и снова бегу. Вокруг разбитые постройки, дым, копоть. В нескольких разрушенных дувалах, было много крови. Были трупы людей и животных. Я все это видел, но как-то отстраненно. Это были страшные картинки, но в тот момент, от усталости, грохота и напряжения было как-то похер. Как будто в стороне от тебя, как будто нереальное что-то. Третий день подряд я бегу в этом проклятом ущелье. За три дня я уже понял, что надо делать. Надо не тупить, надо чётко и резко выполнять команды сержанта. И не отставать. Сержант всё умеет, он все знает. Именно поэтому я до сих пор жив и даже не ранен. Вот только ссука-плита скоро в землю вгонит. Прибьет при очередном падении. Пули не надо вражеской, как же она мне осточертела!
Афганистан Ущелье Исталиф. Ущелье расположено на юг от Чарикарской зелёной зоны. Шесть почти одинаковых долин, укрытых в горах. Наши офицеры перед операцией высказались, что в этих шести долинах находится «страна не пуганных душманов». Потому что со времени ввода контингента Советских войск на территорию этих долин не упал ни один снаряд. Душманы жили здесь по «законам гор». Никому не подчинялись, законов Республики Афганистан не соблюдали. Торговали наркотой, выходили грабить на «большую дорогу», на вырученные деньги закупали ещё больше оружия, вооружались, сколачивали ещё бОльшие банды. Задолбали уже всех вокруг.
По просьбе местных Афганских властей Советское командование запланировало провести Армейскую операцию в районе особо «засветившегося» бандитизмом населённого пункта Исталиф. Для проведения данной операции было задействовано много разных подразделений. Я не могу ничего рассказать о действиях этих подразделений. Я рассказываю про те события, в которых принимал участие наш горнострелковый батальон. Про те события, свидетелем и участником которых был лично я. Наш горнострелковый батальон Из Джабаль-ус-Сараджа выдвинули через Чарикарскую зелёнку на БТРах. В долину Исталифа мы вошли по северной дороге. Далее, покинув бронетехнику, пошли по горам.
По горам мы шли, чтобы прикрыть колонну, идущую по дороге. Дорога проходила через кишлак, через зону плотных построек. Душманы могли устроить там засаду против колонны.
Двигались мы ночью, в плотной темноте. Передвижение по горам было изматывающим. Ночь, горы, сплошная темнота. Мы шли с соблюдением свето и звукомаскировки. Ходить по горам в полной боевой готовности, ночью, по неизвестному маршруту - это сущий ад. Каждый камень, скала, уступ представляет не только тяжело преодолимое препятствие, но и в любой момент может превратиться в поливающее свинцом укрытие душманов. А мины. Кто знает сколько их и где они здесь есть? Как мне в тот момент хотелось быть внизу на технике! Но, судьбина закинула меня в горнострелковый батальон. Поэтому я из последних сил, едва передвигая ноги, тащил свою артиллерию по тёмным, ночным горам. Тащил и ощущал, что в любой момент эта артиллерия может утянуть меня за собой в пропасть. Руки, ноги, все дрожало, каждая мышца была натянута как струна. Дыхание – отдельная тема. Дышать было очень тяжело. Воздух ртом хватаешь, а он не проходит дальше горла, как будто кто-то сдавил шею и не позволяет дышать. Мы спустились с одной горы, должны были начать подъём на следующую гору. В нашем батальоне один боец выбился из сил. Идти он больше не мог. Было принято решение оставить этого бойца внизу. С ним оставили добровольца на охрану. Утром их должна забрать проезжающая мимо броня. Техника ночью не ехала, она остановилась. Техника шла потом, утром. Нам ночью пришлось опять подниматься в горы. Мы должны были занять позицию, чтобы утром обеспечить свободный проход внизу технике и войскам. На наше счастье эта часть операции была выполнена без боестолкновений с противником. Огромнейшая благодарность командованию, разведке, провидению или еще каким-то силам, подарившим нам возможность преодолеть этот маршрут по горам без обстрелов. Утро нас застало на лысой, пыльной горе. С этой горы открывался роскошный вид на огромную зелёную долину.
Осень. Начало октября. В этих широтах, в начале октября, днём стоит настоящая жара. Долина огромная, на её территории находится не один кишлак. В этих кишлаках живёт много народа. Часть этого народа организовало незаконные вооруженные формирования. Мы должны их разоружить. Утром по дороге у подножия гор прошла колонна с нашей техникой и войсками. Наш батальон спустился с хребта к подножию гор. Мы оказались у входа в зеленую долину. Долина поразила взор: впереди были разбросаны кишлаки, несмотря на осень, было много какой-то причудливой зелени.
Дома-дувалы сильно отличались от серости кишлаков Чарикарской зелёнки. Здесь были цвета, яркие краски. Некоторые дома в кишлаках были покрашены голубыми и белыми красками. Несмотря на ночной марш, усталость и непосредственную близость противника, я испытывал восторг от пейзажей, открывшихся моему взору. Не заметить уют кишлаков и привлекательную красоту этой местности было невозможно. Я не могу сказать за всех солдат, но лично я пребывал в состоянии тихой эйфории. Мой глаз в любом, даже самом черном месте, всегда обнаружит цвет. А тут не просто цвет. Тут море насыщенных красок, причудливые формы улочек и зданий, монументальные громадины гор. Я застыл в немом восторге. Потому что у меня, как у настоящего миномётчика, тонкая и ранимая душа. Вот тут кто-то из офицеров и сказал: - «В эту зеленку, с начала ввода советских войск в Афганистан, не упал ни один снаряд, не была проведена ни одна боевая операция. За эти годы здесь разрослись многочисленные бандформирования. Они держат под своим контролем обширные территории и проводят много террористических акций. Наша задача разворошить это осиное гнездо, уничтожить и разоружить многочисленные банды». Наш батальон занял позиции на некотором удалении от входа в ущелье. Начинать боевые действия было невозможно, из-за присутствия на территории, занятой душманами, мирного населения. Душманам были предоставлены трое суток, для того, чтобы вывести детей и женщин из зоны боевых действий. Либо сдать оружие и самим сдаться. В течении этих трёх суток, батальоны держали долину в осаде. За эти трое суток, то тут, то там завязывались кратковременные бои, банды пытались выйти из «котла» в горы. Днем в долине стояла жара. Вечером, как только солнце заходило за гору, сразу же резко темнело. Как будто кто-то щелкнул выключателем. И сразу же накатывал холод. Под утро были заморозки. Все-таки, особенности погоды в горных условиях довольно причудливые и далеко некомфортные. Спать ночью меня к себе взяли «деды». Ночевали мы под броником (БТР), в спальниках. Я хорошо помню, что спал посередине между Сергеем Безбожным и Юрой Герлицом. Благодаря им, у меня было удобное, защищенное и относительно теплое место ночлега. На посту я ночью не стоял, вот тут «деды», получается, что как бы опекали, согревали и оберегали меня (дай бог им здоровья, кстати недавно общался и с одним, и с другим: оба живы-здоровы, один на Украине, второй в Германии). Сон, конечно же, все равно был тревожный: вокруг долины велись перестрелки в разных местах. Спать было относительно тепло, но голова почему-то мерзла и казалось промерзала до самого мозга с болью, с каким-то гулом и постепенно этот холод расползался по всему телу. Проснувшись с утра, от холода, я вылезал из-под брони, напяливал на себя, все что можно было напялить. Затем устраивался на позиции у своего миномета. Солнце появлялось внезапно. Первые же его лучи, ласково начинали согревать. Минут через пятнадцать, я снова засыпал. На этот раз засыпал в тепле. Это было так здорово и приятно. Менее чем через час, я просыпался от жары. Все тело чесалось от липкого, противного пота. Ощущение было такое, как будто ты в парилку зашел в ватнике и бронежилете. Зной, жарища, а на тебе одежды, как на капусте. А еще ведь грязный весь после ночного марша по горам с родным минометом на горбу. До того противно быть грязнючим-потнючим, что не приведи Господь! Такие вот сюрпризы горного климата. Но, были и более приятные сюрпризы. Недалеко от наших позиций мы обнаружили обширные виноградники. Такое количество и разнообразие винограда я никогда ни до, ни после не видел. Это был настоящий райский сад. Но, где-то на второй или на третий день, эти же виноградные угодья, превратились в сплошной туалет. Наши молодые организмы не выдержали такого обильного угощения. Потом кто-то подсказал где взять «антидот». За ближайшей горкой прямо на скальной поверхности лежал изюм. Местные «добывают» из винограда изюм таким простым способом – сушат на раскалённом скальнике. Площадка была довольно большая. Мы начали лечиться изюмом. Это лекарство оказалось действенным. И слава Богу! Потому что началась «война», начались боевые действия. Если бы мы не привели себя в порядок, то за десять дней операции мы умерли бы в жутких конвульсиях от истощения. Вместе с осадой кишлаков и зачисткой операция длилась более десяти дней. С расстроенным пищеварением мы не вытянули бы все эти напряженные дни.
Это была первая для меня боевая операция. Душманы в долине были не пуганные. Они были хорошо вооружены. Из-за своей наглости и самоуверенности они решили, что могут противостоять регулярным частям Советской Армии. Как бы ни были они вооружены, какую бы поддержку им не оказывало ЦРУ, а выиграть современный армейский бой, у них не было ни единого шанса. Для того, чтобы одержать победу в таком бою, душманам для начала надо создать соответствующие армейские структуры и подразделения, вооружить их современным оружием, снабжать надлежащим образом! А для этого надо создать промышленность хоть чуть-чуть сопоставимую с промышленной мощью Союза! Пока всего этого у душманов нет, единственное, что они могут сделать – это нанести нам некоторый (больший или меньший) урон, а затем погибнуть смертью шахида. Во имя свободы грабить и терроризировать мирное население.
В общем, долина была большая. Кишлаков в ней было много. Душманов в тех кишлаках собралось ещё больше. Пока мы разгромили одну банду, пока разгромили другую, пока взяли штурмом один кишлак, пока взяли другой – прошло несколько дней. На шестой или седьмой день операции до вооруженных и полновластных хозяев долины дошло, что им надо сматываться. Причём, быстро и без оружия. Они попрятали оружие и кинулись наутёк в разные стороны, как тараканы. В этой обстановке командование поставило нам задачу - искать оружие. Мы идём, ищем. Идем по очередному кишлаку. Тихо. Кишлак пустой. Местами видны следы разрушений от снарядов и мин. Чувствуется запах гари. Жарко, солнце пробивается сквозь дымку. Дышать очень тяжело, хочется пить. В голове шумит, мысли путаются. Везде пыль, песок. Этот песок трещит на зубах, он набился в уши, налип на немытую, потную, короткостриженую голову. По пути следования нам попадаются совершенно целые дома-дувалы. Как будто война обошла их стороной. Изнутри эти жилища поражают взгляд своим достатком – много ковров, пуховых перин. В некоторых домах есть даже мебель: кухонные шкафчики с керамической посудой (впредь за все два года службы в Афганистане, я больше не видел таких богатых и красивых кишлаков).
Иногда мы находили колодцы – кяризы. Приходится кидать туда гранаты и только после этого заглядывать внутрь. Какое-то подразделение взяло в плен молодого душмана. У нас, миномётчиков, привал. Мы отдыхаем. Случайно присутствую при допросе этого душмана. Таджик-переводчик, армейский прапорщик и пара бойцов, делают свою «работу». Я лежу в тени, наблюдаю со стороны. Похоже, что ни на один вопрос душман не отвечает. Прапорщик бьет душмана по лицу. Душман падает, затем моментально, как пружина, подскакивает с земли, в каком-то неимоверном прыжке залетает на двухметровый дувал-забор, цепляется руками и ногами за камни, перемахивает через этот забор и моментально исчезает за ним. Мы все подскочили со своих мест. Кинулись за душманом. Так шустро перескочить через дувал ни у кого из нас не получилось. Пока мы карабкались на это препятствие, то от душмана уже и след простыл. Мы открыли стрельбу по кустам. Сразу за дувалом находился осенний сад-огород, даже с какими-то плодами еще. Мы постреляли в этот сад, затем слезли с дувала, осторожно пошли на зачистку. Долго зачищать не пришлось. Удача поджидала буквально за ближайшими кустами. Не зря тут попался пленный. Не просто так он здесь околачивался. В кустах мы обнаружили две бурбухайки (два грузовика), под завязку груженые оружием. Загрузить оружие душманы успели, а уехать-вывезти не смогли. Разглядываем трофеи — чего здесь только нету! Всё, что только изобрело человечество, начиная от современных калашей с подствольниками, до каких-то кремневых ружей и пистолетов. Пока лазили по этой долине, пока собирали по кишлакам оружие, истосковались по нормальной еде. Несколько дней шаримся без горячей пищи. Жрём только сухпай. Тут кто-то нашел целое ведро куриных яиц. Ведро почему-то нёс прапорщик. С ним было несколько бойцов из его роты, связист с рацией и мой минометный расчет. Когда мы повалились на привал, прапорщик стал раздавать нам сырые яйца. Я до армии вообще не любил сырых яиц, а тут попробовал. Ого! Вкусно и даже очень.
Где-то впереди началась стрельба. Наш расчет быстро устанавливает миномет. Прапор принял по связи координаты, сообщил. Мы навели миномёт, открыли огонь. Сделали несколько выстрелов. Стрельба впереди затихла. Прапор переговорил по связи, обращается к нам: "Молодцы! Отлично мины положили". Мы снимаемся с позиции, идем дальше. Который день подряд одно и то же! Когда это уже закончится? Неужели где-то есть другая жизнь? Мне 18 лет, я в прошлом году закончил среднюю школу. Я домой хочу, мне не нужна эта война, эти ущелья, горы. Все, стоп! Я Советский Солдат, я принял Присягу, все будет хорошо. Я Воин - Интернационалист. Я здесь помогаю местным людям и защищаю рубежи СССР. Только бы не сдохнуть, не сломаться, не упасть. Слышу голос Сереги Безбожного: "Димон, чё голову повесил? Не ссы, прорвемся! Я в Афгане уже полтора года! У тебя тоже все будет хорошо". Прорвались, выжил, операция закончилась. Результаты мне конечно же никто не докладывал, но мы справились с поставленными задачами и думаю цели операции были достигнуты.
Подержите мое пиво)) хер кто переплюнет, кто в вмф был мб поймёт узнаёт себя, самый треш это когда ты из за шторма не спал несколько дней но надо держать какие то шины что бы твой корабль не билься о другой короче)) ночь шторм ветер , я привязывал себя веревкой к краю корабля и саму шину и так спал привязанный веревкой к леерам этим во время шторма пиздец в общем но было) минут по 20 спишь пока не разбудят пизды не дадут потом опять продолжаешь процесс… пишу вспоминаю да пизедец но было) весь мокрый зимняя Шанель полностью мокрая а тебе заебись что хотя бы так