Я помню, в какой ужас меня вгонял мамин крик.
Я была уверена, что мама меня любит.. И тем страшнее было, когда она кричала. Нет, я все понимала-я понимала и про усталость, и про все остальное. Я просто не понимала, зачем так громко и страшно.
Иногда я кричу на детей. Редко. Объективно редко. Пользуясь вежливыми формулировками, но все равно повышаю голос.
И извинения потом начинаю со слов «я была неправа». Я объясняю, почему кричала, и повторяю, что я не имела права, и даже не прошу меня понять.
Я не говорю «вы меня довели»
Я пытаюсь объяснить детям, что крик — НЕ-норма и что если я еще раз так сделаю, то пожалуйста остановите меня…
Это отрезвляет мгновенно.
Как мне было больно, когда мама кричала. Хуже всего было пульсирующее ощущение в ушах. Мне казалось, что в моей голове катается железный шарик, и я просто терпела и иногда плакала.
Я не хочу, чтобы у моих детей было ощущение катающегося в голове шарика.
Я могу защитить их от кого угодно. Могу ли я защитить их от меня же?
Я не кричу на посторонних людей, мне не позволяют моральные рамки. Почему я могу кричать на детей? Я не могу. Потому что на меня кричали. Кричали, чтобы убедить. Наказать. Я не знаю, что еще. Мне казалось, что цель была сделать мне плохо.
Я слушалась не потому, что мама была убедительна. Я была согласна на что угодно, лишь бы на меня не кричали. Крик научил меня говорить «да, мама». Да, мне нравится Влад Сташевский. Да, с родителями спорить нехорошо. Да, я верю в Бога.
«Мамочка, не кричи на меня», — спокойно говорит мой сын, и я затыкаюсь на полуслове. Видимо, я не успела превратить повышение голоса в свое личное оружие против моих собственных детей.
Я сегодня видела сжавшегося в комок мальчика лет восьми, которого мама распекала на всю улицу.
Он что-то бормотал, а мама его не слышала из-за своего крика. Он бормотал: «Мама, пожалуйста, не кричи, ну пожалуйста, мама, не кричи»…