Сегодня речь пойдёт о поморах – представителях самых северных русских популяций Беломорья. Считается, что это потомки новгородцев, расселявшихся с XII в по берегу Белого моря от Онеги до Кеми, а также по берегу Баренцева моря. Поморы адаптировали свой быт и культуру к суровым природным условиям северных морей, занимаясь рыболовством, морской охотой, предпринимательством и мореходством на Белом море, в Северном Ледовитом океане и на его островах, конкурируя с норвежцами.

И хотя поморы отличались по быту от северных русских, они всё же сохранили черты древнерусской культуры, при этом взаимодействуя с населением Северной и Северо-Восточной Европы. Поэтому население этого региона крайне своеобразно, что и заинтересовало учёных наряду с нюансами эволюции популяций на самой периферии этнического ареала.

Заселение Беломорья началось около 8 тысяч лет назад ещё в мезолите. В неолите свои следы оставили представители «каргопольской» и «беломорской» культур.

А в бронзовом веке, около 3-4 тыс. лет назад, в регион прибыли мигранты, которых связывают с финно-угорскими популяциями (прежде всего, с группами, говорившими на языках, близких к саамским). Последней была славянская волна мигрантов. И первые упоминания о постоянных русских поселениях на беломорском побережье в конце XIII — начале XIV века связаны с Новгородской колонизацией северных земель. Где, согласно летописям, переселенцы встретили племена "заволочской чуди", как в летописях называли финноязычное население, часто ассоциирующееся с современными вепсами. Проживание на самом севере ареала русского народа, где в топонимике прочно сохранились следы дославянского населения, совместно с уникальной культурой и бытом, предполагает также и разнообразие генофонда поморов.

В предыдущих работах — по крайне узким панелям маркеров Y-хромосомы и мтДНК с небольшими выборками — поморы рассматривались в составе популяции «северных русских», а особенности их генофонда объяснены возможной ассимиляцией урало- или балтоязычного населения славянским. Данные об аутосомном геноме поморов Мезенского района Архангельской области также указывают на сходство с финноязычным населением, причем больше с финно-пермским, чем с финно-волжским.

На рисунке: данные об аутосомном геноме поморов Мезенского района Архангельской области

Однако в исследованиях не поморов, а обширного круга популяций Русского Севера, выявлена их близость по мтДНК и аутосомным ДНК-маркерам к населению Северной Европы.

А разнообразие линий Y-хромосомы обнаружило сходство генофонда жителей Русского Севера с населением от Прибалтики до Печоры и объяснялось наследием древнейших палеоевропейских популяций.

Интригу к вопросу о происхождении поморов добавляет и тот факт, что у жителей самого севера Архангельской области не обнаружена «новгородская» предковая компонента по широкогеномной панели аутосомного генома.

В новой работе детально изучены наиболее сохранившиеся и труднодоступные популяции поморов Белого моря. В ходе экспедиции 2021 г. обследованы практически все населенные пункты Онежского полуострова (Онежский и Летний берега), а также западного (Прионежского) фрагмента Зимнего берега. И только для краткости все три популяции названы «онежскими поморами».

Авторы надеялись, что столь трудно добытые новые данные о генофонде поморов, изученном по современным панелям маркеров, смогут дать ключ к пониманию значительного генетического разнообразия и своеобразия популяций Русского Севера. Принимая во внимание традицию патрилокальности у поморов, авторы работы изучили маркеры Y-хромосомы для того, чтобы создать «генетические портреты» трёх впервые исследованных популяций поморов и попробовать найти в их генофонде генетическую память о новгородской колонизации.

Разнообразие гаплогрупп Y-хромосомы у поморов

У онежских поморов самыми частыми оказались три гаплогруппы: 26% R1a (три ветви); 25% I1 (одна ветвь), 24% N3a (две ветви). А всего у исследованных мужчин было выявлено 14 линий Y-хромосомы: I1-M253, N3a4-Z1936, R1a-CTS1211, R1a-PF6202, R1b-L51, I2-P37.2, R1a-Z92, N3a3-CST10760, E-M78 и T1a-M70, встречающиеся с частотами от 25 до 1% (перечислены по убыванию) и линии I2-M223, J2-M92, J2-M67, N2a-Y3205 с частотами менее 1%.

При этом, несмотря на небольшое расстояние между тремя популяциями поморов (от 80 до 170 км,) заметно отличаются частоты их гаплогрупп:

– у поморов Зимнего берега снижена частота гаплогруппы N3a4 и повышена частота I2;

– у жителей Онежского берега наоборот, снижена частота гаплогруппы I2 и повышена частота N3a4.

– а у находящихся между ними представителей Летнего берега не обнаружена гаплогруппа R1a-PF6202, характерная для двух других популяций, но повышена частота гаплогруппы R1b.

Примечательно, что у поморов Летнего берега встречается линия R1b-L51, более характерная для народов Северо-Западной Европы, в отличие от другой линий R1b, обнаруженной у русских из Пинежского района Архангельской области.

В зависимости от географического положения популяций поморов наблюдается снижение частот гаплогрупп N3a4 и E1 с юго-запада на северо-восток, а частоты гаплогрупп I1 и I2a наоборот возрастают в этом направлении. Однако этой тенденции нет у ветвей гаплогруппы R1a, частота которой высока в генофондах Зимнего (29%) и Онежского берегов (36%), но в два раза ниже на расположенном между ними Летнем берегу (причем только ветви R1a-CTS1211 (13%) и R1a-Z92 (2%)). Зато на Летнем берегу наблюдается аномально высокая частота R1b-L51 (20%), что может быть результатом миграций и дрейфа генов.

Сходство онежских поморов с другими русскими популяциями Архангельской области наблюдается по частотам гаплогрупп R1a и N3a4 (кроме Зимнего берега, где N3a4 редка). А различия наиболее выражены по частоте гаплогруппы I1: у онежских поморов она составляет в среднем четверть генофонда (25%), но для других северных русских не характерна (в Красноборском районе Архангельской области – 12%, в Пинежском – 1%, а в Лешуконском не обнаружена вовсе).

При оценке сходства разных генофондов суммарно по всем гаплогруппам наиболее примечательны значительные генетические расстояния между тремя популяциями онежских поморов, вопреки их географической близости.

Но ещё более значительны расстояния от поморов до других русских популяций. Есть лишь два исключения. Во-первых, сходство поморов Онежского берега с географически далекими русскими Красноборского района Архангельской области. Во-вторых, их сходство с русскими из района Мологи Ярославской области. Причём ранее было показано, что среди ярославских популяций именно представители Мологи сохранили явный генетический след дославянского населения (предположительно мери). Однако поморы Онежского берега ещё ближе к северным карелам, а также финнам и саамам, чем к этим русским популяциям. Поморы Летнего берега также близки к саамам, но ещё они близки и к шведам с датчанами, причём до них генетические расстояния меньше, чем до коллег по быту. Похожая картина у поморов Зимнего берега, только они более близки к саамам и шведам по генетическим расстояниям.

В целом онежские поморы демонстрируют наибольшее генетическое сходство с народами Северной Европы.

Причём расстояние до генофондов финнов и саамов уменьшается по мере движения на юго-запад - от Зимнего берега к Онежскому в 4 раза, а генетическое расстояние до скандинавов уменьшается к Летнему берегу от Зимнего и Онежского берегов. При этом поморы Летнего берега помимо близости к датчанам, норвежцам и шведам, также близки и к немцам с англичанами, хоть и не настолько, как к скандинавам. Также представители Летнего берега генетически ближе к ирландцам и французам, чем к соседним русским популяциям.

Среди других народов России к онежским поморам наиболее генетически близки вепсы и северные карелы, причем в основном за счет поморов Онежского берега, которые сами ближе к финноязычным соседям, чем к другим популяциям поморов.

А наиболее генетически удалёнными от поморов оказались удмурты – представители восточного крыла финноязычных народов, что входит в противоречие с выводами предыдущих публикаций о сходстве геномов финно-пермских народов с поморами.

На графике многомерного шкалирования (построенном по 14 «поморским» гаплогруппам Y-хромосомы) выделяются 5 кластеров, с условными названиями:

1. «Славянский» кластер, в него вошли белорусы, украинцы, поляки, а также русские Смоленской и Ярославской областей.

2. «Новгородский» кластер, близкий к «Славянскому», объединил все три популяции Новгородской области и Порхов Псковской области, который входил в Новгородские земли. К ним присоединились также финноязычные популяции – вепсы и южные карелы.

3. «Прибалтийский» кластер, помимо латышей, литовцев и эстонцев, включил население Островского района Псковской области.

4. «Архангельский» кластер объединил популяции Пинежского и Лешуконского районов Архангельской области с Мологой Ярославской области и тверскими карелами.

5. «Поморский» кластер, из-за значительных расстояний между популяциями поморов, оказался лишь немногим меньше суммы расстояний предыдущих четырех кластеров, включивших финноязычные, балтоязычные и славянские популяции.

При этом авторы подчёркивают, что вопреки значительным различиям между поморскими популяциями, все вместе они занимают своё собственное «поморское» место среди популяций Северо-Восточной Европы.

Более точно определить регионы, с которыми сходны генофонды поморов, и значительно расширить круг популяций сравнения помогают карты генетических расстояний по методу Масатоши Нея, рассчитанные по 26 гаплогруппам Y-хромосомы, характерным для всего региона.

Суммарный генофонд поморов помимо некоторых соседних популяций генетически более близок к южной части Финляндии, а не к северной, представленной саамами.

Генофонд поморов Онежского берега на карте генетических расстояний демонстрирует близость к популяциям на обширных географических участках, охватывая почти всю Финляндию на западе, кроме крайних северных и южных участков, а также от рек Сухона и Северная Двина на востоке России до Ярославской и Ленинградской областей на юге и юго-западе.

Эта область сходств охватывает финноязычные народы и те русские популяции, в генофонде которых прослеживается существенный вклад дославянского населения.

Генофонд поморов Летнего берега демонстрирует наибольшее сходство со шведами и норвежцами, а также с саамами, но слабее.

Генофонд поморов Зимнего берега, представленный «прионежской» его частью, показывает лишь некоторое сходство с отдельными популяциями финнов и шведов.

Это единственная популяция поморов, для которой можно допустить, что ее генетический портрет в значительной степени сформирован дрейфом генов, однако исследование популяций остальной части Зимнего берега ещё проводится.

Обсуждение и выводы

Учитывая схожий быт и культуру, а также географическую близость трёх исследованных популяций поморов разумно было бы предположить, что и их генофонды будут довольно схожи. Однако эти ожидания не подтвердились, и каждая из трех исследованных поморских популяций продемонстрировала свои уникальные отличия.

Поморы Онежского берега оказались близки к финноязычным народам России и Финляндии, а также к русским популяциям Архангельской области. Поморы Летнего берега продемонстрировали генетическое сходство только с населением Скандинавии. А у поморов Зимнего берега практически нет сходных генофондов за исключением некоторой близости к финнам и шведам.

Различия между популяциями поморов почти столь же велики, как между рассмотренными популяциями, говорящими на разных языках.

Связать такое уникальное своеобразие генофондов поморов с действием лишь дрейфа генов невозможно, хотя не оспаривается, что дрейф генов был важным фактором в генетической истории всех популяций поморов, численность которых в последнее время сокращалась.

Полногеномные исследования в будущем позволят пролить свет на происхождение поморов и на миграционные волны, оставившие след в их генофонде.

Кстати, обращаю Ваше внимание на необходимость дальнейших исследований, чтобы удержаться от поспешных выводов только по однородительским маркерам.

Но и результаты анализа отцовских линий, учитывая патрилокальность поморов прямо указывают, что причина генетического своеобразия популяций онежских поморов заключается в различном генетическом происхождении их отличающихся субстратов, с последующим дрейфом генов, который размывал генетическую память.

Ещё один важный вопрос заключался в поиске сходства генофондов поморов и новгородцев. Но среднее генетическое расстояние между этими популяциями оказалось довольно значительным, почти как между поморами и другими рассмотренными русскими популяциями. Примечательно, что в предыдущей работе авторы сообщали о различии аутосомных геномов новгородцев и русских севера Архангельской области. И в новой работе показаны различия между генофондами новгородцев и поморов по маркерам Y-хромосомы. Оба результата противоречат мнению о том, что генофонд Русского Севера был сформирован за счёт Новгородской колонизацией северных земель.

Здесь важно отметить, что генетические данные не перечёркивают связи поморов с новгородцами - просто культура и генетика порой отражают разные плоскости взаимодействий между разными группами населения. И генетическая память отражает лишь те события в истории народов, которые сопровождались демографическими изменениями.

Источник:

Окованцев, В. С., Пономарев, Г. Ю., Агджоян, А. Т., Агджоян, А. Т., Пылёв, В. Ю., Балановская, Е. В. Своеобразие поморов Онежского полуострова и Зимнего берега в генетическом контексте севера Европы // Вестник РГМУ. 2022. №5. С. –. DOI: 10.24075/vrgmu.2022.046

Дополнительные источники:

1. Генофонд Русского Севера: Славяне? Финны? Палеоевропейцы? Балановская, Д.В. Пежемский, А.Г. Романов, Е.Е. Баранова, М.В. Ромашкина, А.Т Агджоян, А.Г. Балаганский, И.В. Евсеева, Р. Виллемс, О.П. Балановский
2. Two Sources of the Russian Patrilineal Heritage in Their Eurasian Context Oleg Balanovsky, * Siiri Rootsi, Andrey Pshenichnov, Toomas Kivisild, Michail Churnosov, Irina Evseeva, Elvira Pocheshkhova, Margarita Boldyreva, Nikolay Yankovsky, Elena Balanovska, and Richard Villems DOI 10.1016/j.ajhg.2007.09.019. 2008 by The American Society of Human Genetics.
3. Своеобразие Новгородского генофонда в контексте народонаселения европейской части России. Е.В. Балановская, Д.К. Черневский, О.П. Балановский doi.org/10.34680/2076-8052.2021.3(124).51-57
4. The Eurasian Heartland: A continental perspective on Y-chromosome diversity R. Spencer Wells, Nadira Yuldasheva, Ruslan Ruzibakiev, Walter F. Bodmer et. all doi.org/10.1073/pnas.171305098
5. Khrunin AV, Khokhrin DV, Filippova IN, Esko T, Nelis M, Bebyakova NA, et al. (2013) A Genome-Wide Analysis of Populations from European Russia Reveals a New Pole of Genetic Diversity in Northern Europe. PLoS ONE 8(3): e58552. doi.org/10.1371/journal.pone.0058552