В сентябре 1837 г. император Николай Павлович вместе с императрицей и цесаревичем прибыли в Севастополь, намереваясь ознакомиться с состоянием дел на Кавказе, Закавказье, а заодно и в Крыму. К этому времени в Петербурге уже была подготовлена реформа управления и нового устройства обширных южных районов Российской империи. Однако, нововведения встретили неожиданное противодействие со стороны должностных лиц на местах.
Так, командир Отдельного Кавказского корпуса и главноуправляющий гражданской частью и пограничными делами Грузии, Армянской области, Астраханской губернии и Кавказской области генерал от инфантерии Григорий Владимирович Розен всячески противился продавливаемой сверху реформе, считая, что планы грандиозных преобразований подготовлены без учёта местных реалий и требуют серьёзного пересмотра. При этом, сам того не ведая, генерал Розен разворошил осиное гнездо – предваряющий реформу титанический труд большого количества сановников получил высочайшее одобрение, а денежные премии, звания, титулы и ордена уже были вручены. Действия Розена были расценены многими как чистое вредительство, поэтому в заоблачных кулуарах появилось мнение, что неплохо бы избавиться неуживчивого генерала.
На Кавказ была послана инспекция во главе с отцом реформы сенатором Павлом Ганом и генерал-лейтенантом Илларионом Васильчиковым, по всей видимости, имевшая главной целью вскрыть злоупотребления и дискредитировать барона Розена.
Герой Отечественной войны 1812 г. генерал от инфантерии Г.В.Розен. Государственный эрмитаж. Мастерская Дж.Доу. Изображение из открытых источников.
Одновременно, флигель-адъютант Пётр Катенин положил на стол Николаю Павловичу рапорт своего брата полковника Павла Катенина, служившего ранее в Эриванском полку под началом князя Дадианова (зятя генерала Розена). Причиной отправки жалобы послужил личный конфликт между Павлом Катениным (тоже далеко не подарком) и Дадиановым. Причём последний, пожаловался на «дурное поведение» подчинённого своему тестю барону Розену, а тот сослал Катенина служить в Кизляр. В поданных на имя императора документах описывались многочисленные хозяйственные злоупотребления полкового командира. Николай Павлович, сторонник насаждения жёсткой армейской дисциплины, читал и только хватался за голову.
В качестве небольшого отступления здесь будет уместно сказать несколько слов о командире Эриванского полка полковнике Александре Леоновиче Дадианове. Он был выходцем из симбирской ветви грузинского княжеского рода Дадиановых. В 16 лет князь начал службу подпрапорщиком лейб-гвардии Преображенского полка. В 1821 г. был назначен адъютантом к генералу Паскевичу, с которым участвовал в войнах против Персии и Турции на Кавказе.
За время службы Дадианов зарекомендовал себя как блестящий офицер и бесстрашный солдат. Князь был награждён за боевые отличия при осаде Сардар-Абада золотой шпагой, при взятии Эривани – орденом святой Анны 3-й степени, при взятии Карса – орденом святой Анны 2-й степени. Алмазные знаки к ордену Дадианов заработал уже за взятие Ахалциха.
В 1829 г. Дадианов был отправлен в Петербург с донесением о взятии Эрзурума и разгроме турецкой армии. В столице к князю отнеслись весьма благосклонно, он был произведён в полковники, пожалован флигель-адъютантом к императору и, в неполные 29 лет, получил под начало Эриванский полк.
Столь быстрая карьера, по всей видимости, вскружила голову Дадианову. Прибыв на новое место службы, князь был буквально ослеплён возможностями, которые открыла перед ним полновластная должность на окраине империи, далеко от столичного надзора и строгостей гвардейских частей российской армии. Как впоследствии установила комиссия 1837 г., Дадианов направил все ресурсы полка на личное обогащение. Конечно, корни злоупотреблений уходили во времена прежнего командира, но именно Дадианов поставил незаконную хозяйственную деятельность на широкую ногу.
По приказу командира полка солдаты и рекруты выгонялись рубить лес и косить траву, а добытые таким образом дрова и сено сбывались на рынках Тифлиса. Вместо постройки казармы князь на казённые деньги оборудовал мельницу и отписал её в своё владение. Две сотни рекрутов без обуви и обмундирования вовсе не обучались военному делу, а пасли стада овец, волов и верблюдов принадлежащих князю Дадианову. Солдатские жёны также были определены на работы, а при малейшей провинности женщин нещадно секли розгами.
«…занимаясь поставкою провианта и постройкою разных в казну строений, от всех хозяйственных оборотов [Дадианов] имел важные денежные выгоды, никогда не употребляя наемных рабочих, а одних нижних чинов вверенного ему полка, не производя им часто никакой платы, или плату не согласную с утвержденными сметами. Таковое незаконное употребление нижних чинов, сопряженное с большим для них трудом, лишило полковника Дадианова заняться нравственным и фронтовым образованием полка, который в сих отношениях находится в весьма слабом состоянии…»
Как ни странно, все эти вопиющие подробности были не известны командованию в Тифлисе. Да и кто бы дерзнул доложить наверх о злоупотреблениях – удачная женитьба в 1836 г. на дочери генерала Розена возводила князя в ранг неприкасаемых. Однако, вечно такое продолжаться не могло и информация о безобразиях в полку попала на стол к Николаю Павловичу.
Судя по всему, император прибыл на Кавказ с уже готовым планом мер по отношению к барону Розену и князю Дадианову. Как писал впоследствии Николай Павлович:
«…Розен исполнен благих намерений; но его непомерная слабость причина большей части зол; ибо хорошо делают те только, кои из собственного подвига что-то делают, взыскивать же он не умеет. Однако надо ему отдать справедливость, что на него лично никто не жалуется, но все говорят про его слабость…»
Дадианов здесь сыграл роль инструмента, с помощью которого отстранили от дел неуживчивого генерала.
Всё шло своим чередом и ничего не предвещало грозы, когда император изъявил желание провести смотр Эриванского полка. Смотр, так смотр, и ничего не подозревающий командир прибыл с полком в Тифлис.
11 октября 1837 г. Эриванский полк был выстроен на Мадатовской площади в ожидании Его Высочества. После проведения смотра, падкий на позёрство Николай Павлович, подозвал к себе Розена и Дадианова. Император хмуро посмотрел в глаза князю, после чего публично, громко и с расстановкой стал выговаривать ему своё крайнее неудовольствие.
Обернувшись к генерал-губернатору Тифлиса Михаилу Брайко, император распорядился снять с Дадианова эполеты полковника, флигель-адъютантские аксельбанты и ордена. Однако Брайко, находясь в страшном волнении, слишком долго и церемонно отстёгивал знаки отличия. Тогда, раздражённый Николай Павлович, приказал сорвать регалии, что было выполнено генерал-адъютантом Алексеем Орловым, который «всегда готовый в таких случаях сыграть роль палача, подбежал и начал рвать так, что клочья полетели в разные стороны». К месту экзекуции подлетела фельдъегерская тройка, куда быстро затолкали поникшего, оборванного и обесчещенного князя Дадианова. После чего арестант под конвоем был препровождён в Бобруйскую крепость.
Интересно, что вся эта история развернулась на глазах супруги Дадианова и её матери, Елизаветы Дмитриевны Розен, приглашённых на смотр в качестве почётных гостей. Обе дамы были настолько впечатлены развернувшимся действом, что попадали в обморок. Сам барон Розен «почернел и изменился до неузнаваемости». Тем не менее, Николай Павлович решил подсластить горькую пилюлю, пожаловав флигель-адъютантское звание старшему сыну генерала – поручику Александру Розену. Хотя всем было понятно, что после такого публичного унижения отставка командующего Отдельным Кавказским корпусом не за горами. Барон Розен был уволен с должности по собственному прошению 30 ноября 1837 г.
Обозлённый император сразу же отписался светлейшему князю генерал-адъютанту Ивану Фёдоровичу Паскевичу:
«Общая зараза своекорыстия, что всего страшнее, достигла и военную часть до невероятной степени, даже до того, что я вынужден был сделать неслыханный пример на собственном моём флигель-адъютанте. Мерзавец сей, командир Эриванского полка кн. Дадиан, обратил полк себе в аренду, и столь нагло, что публично держал стада верблюдов, свиней, пчельни, винокуренный завод, на 60 т. пуд сена захваченный у жителей сенокос, употребляя на всё солдат; в полку при внезапном осмотре найдено 534 рекрута, с прибытия в полк неодетых, необутых, частью босых, которые все были у него на работе, то есть ужас! За то я показал, как за неслыханные мерзости неслыханно и взыскиваю…»
Следственное дело по злоупотреблениям Дадианова продолжалось до 1840 г. Решением военного суда полковника приговорили к лишению чинов, орденов, княжеского и дворянского достоинств и отданию в рядовые. Император, ознакомившись с приговором, смягчил наказание, определив князю в качестве места пребывания город Вятку. По ходатайству генерала Розена вскоре ему было дозволено воссоединиться с семьёй и безотлучно жить в Москве. В 1856 г. император Александр II, по случаю коронации, возвратил Дадианову чин полковника в отставке, ордена, дворянство и княжеский титул.
P.S. Остался последний вопрос: Что же стало с реформой Закавказья? Как и предсказывал барон Розен, она полностью провалилась. Отец преобразований сенатор Павел Васильевич Ган был отправлен в отставку. Как впоследствии говорил Николай Павлович: «вижу, что Ган всегда меня обманывал; я всегда убеждён был в одном: что он человек с отличнейшими дарованиями, но заносчивый хитрец, недостойный доверия…»
"Кузен Вилли", он же германский император Вильгельм II считался шефом 85-го Выборгского пехотного полка и во время редких заездов в Россию с удовольствием надевал соответствующий мундир. Во время царскосельских маневров Вильгельм II в превосходных тонах отзывался о действиях и выучке "своего" полка:
На фото кайзер Вильгельм II в форме Выборгского полка.
- Прекрасно! Превосходно! Я горжусь тем, что состою шефом Выборгского полка. Лично буду ходатайствовать перед государем о присвоении полку какого-нибудь отличия!
- Полк уже имеет отличие, Ваше Величество, - бойко доложил полковник.
- Знаю, знаю: серебряные трубы, - неуверенно пробормотал Вильгельм II, - Но, не припомню за что...
- За взятие Берлина в Семилетнюю войну в тысяча семьсот шестидесятом году, - четко и браво отрапортовал полковник.
Знакомясь с документами прошлого, из быта царской армии, лучше всего понимаешь, почему произошла революция. Далее - про питание в русской армии.
...Была созвана особая комиссия, под председательством профессора Данилевского, для выработки правил, как улучшить солдатскую пищу. Почтенный ученый, стоящий, однако, далеко от войск, выработал целый ряд раскладок и объемистую пояснительную записку, коей проектировалось кормить нашего солдата, комплектуемого преимущественно из крестьян, котлетами, рагу, студнем и т.п.
По испытании в войсках проекта профессора Данилевского он был отвергнут по двум причинам. Прежде всего он вызывал бы новый и совершенно непосильный уже расход для казны, так как очевидно нельзя же было за даже недавно увеличенный приварочный оклад кормить солдат котлетами и рагу. Сверх того, военное начальство признало, что если простолюдина в течение трех лет службы приучать к подобным яствам, доступным даже не всем относительно зажиточным горожанам, то служба вместо воспитательного значения для крестьянской молодежи развратит ее, ибо кто же после казенных рагу, котлет и студня захочет вернуться в деревню, где часто, за недостатком средств, едят хлеб с мякиной, а мясо видят не более двух раз в году.
Правда, солдаты получили чай, который они пьют очень охотно и который позволяет им согреть желудок перед утренними занятиями. Но обед, главная еда солдата, совершенно не изменился; ужин же стал несколько лучше, так как ныне его варят с мясом, для чего в котел, обыкновенно в крошку, кладут 1/4 фунта мяса на человека. Иногда эти 1/4 фунта мяса заменяют 1/2 фунта сбоя, который, однако, не прибавляет питательности пище и не улучшает ее вкусовых качеств.
...
1) В некоторых частях заведены простейшего типа дробилки для костей. Когда мясо вынуто из котла, чтобы нарезать его на порции, и с этой целью снято с костей, их при помощи названного аппарата дробят на более или менее мелкие части и опять кладут в котел. Раздробленные кости и свободно выделяемый ими костяной жир дают щам хороший вкус и навар.
2) Из опасения, что мясо разварится в лохмотья и из него нельзя будет нарезать порции, его редко доваривают как следует. Через это мясные порции по большей части очень тверды, да сверх того для щей пропадает и часть мясных соков, которые не успели из мяса выделиться.
Чтобы этому горю помочь и вместе с тем людям раздать не холодные малоаппетитные осклизлые, а теплые мясные порции, их после нарезки кладут в особые проволочные сетки, которые и навешивают в котел со щами так, чтобы они не прикасались к самой жидкости. Все это герметически закрывается крышкою котла. Порции, находясь все время в котле под влиянием пара, постепенно доходят, делаются мягкими; ранее недоварившиеся мясные соки, под влиянием того же пара, капают в котел, увеличивая питательность щей, а людям раздаются горячие, еще дымящиеся порции, ничуть не утратившие свои хорошие вкусовые свойства.
3) В некоторых частях 20-го арм. корпуса, по системе покойного ген. Мевеса, каша варится особым паровым способом. Для этого в кашный котел вставляется второе, внутреннее дно, местами нарешеченное, с приделанной к нему трубою. Между обоими днами наливается вода, а поверх внутреннего дна кладется крупа. При нагревании вода постепенно выпаривается, и под влиянием пара получается роскошная красная рассыпчатая каша.
4) Кашевары охотно льют в котел лишнюю воду, чтобы оставалось больше помой, которые они затем продают в свою пользу. Чтобы избежать этого зла, сильно отражающегося на качестве пищи, ротному командиру один раз необходимо в своем присутствии положить в котел продукты и влить туда же положенное число ведер воды. После этого нужно глубину котла измерить палкой, на которой и сделать соответствующую метку. Затем, заперев котел на ключ (который взять с собой), приказать варить пищу. Когда щи будут готовы и часть влаги выкипит, вторично сделать промер котла, который вновь отметить на палке. При запертом на ключ котле эти две метки на палке отобьют у кашевара охоту заботиться о помоях.
5) Кашу кашевар накладывает особым совком на глаз. При этом одним попадает больше, другим меньше. Фельдфебелю (особенно живущему в казармах с семьей и довольствующемуся из котла) и прочему начальству - всегда попадает больше.
Чтобы этого избежать, нужно совершенно отдельно сварить 32 золотника крупы (это ротный командир может сделать и у себя дома), а затем точно по объему готовой каши заказать особую кружку, которая и должна служить меркой при раздаче каши. Пришли получать кашу на 5 человек, кашевар должен насыпать 5 таких полных кружек, на 3 человека - 3 кружки, и т. д.
6) Необходимо безусловно воспретить семейным нижним чинам, живущим в казармах и даже вблизи их, а также живущим в лагерях с семьями, держать коров, свиней, уток, кур и т.п., так как все это несомненно кормится за счет артельного котла. Опыт показал, что солдатская пища много хуже там, гдке это не преследуется с неумолимой строгостью.
Далее идет еще много интересных бытовых подробностей, например:
И тут сионистский заговор!)
В пост нижние чины пробавляются воблой и подобной дрянью, нарочно для сего Бог где подбираемой евреями, а в остальное время наши люди никогда не получают рыбы. В качестве перемены она была бы вкусна и очень полезна. А ведь нередко читать, что мы обладаем громадными рыбными богатствами. И к этому делу строевому начальству, а лучше интендантству, следовало бы приложить руки; наверное, дело бы наладилось. Чуть ли не в каждом номере "Инвалида" читаем объявления, что войскам предлагается выписывать кету - сибирскую семгу.
В общем, как-то так. Далее автор изначальной статьи бухтит на матросов, которых кормят гораздо лучше, чем пехотных солдат, и требует солдат с матросами уравнять в пайках.
Правда, остается неясным, за счет увеличения солдатских или уменьшения матросских. Подозреваю, что скорее второе...
Василий Чапаев - герой многих анекдотов. Но многие подзабыли, что Василий Иванович был храбрым бойцом и умелым командиром, воевавшим в Первой Мировой и в Гражданской войнах…
Василий Чапаев
Василий Чапаев родился 28 января 1887 года в деревне Будайка Казанской губернии в семье крестьян. Учился в церковно-приходской школе. Пел в церковном хоре. Родители Василия мечтали, что их сын станет священнослужителем. Но с этим не задалось…
Затем, юный Василий работал с отцом плотником. Позже, пошел работать в лавку местного купца. Но так как не хотел воровать, долго там не задержался.
С началом Первой Мировой войны Василия Ивановича призвали в армейские ряды. В 1915 году попал на фронт. Сражался на Волыни и в Галиции. Участвовал в осаде Перемышля и в Брусиловском прорыве. Был награжден нескольким орденами и наградами. Запись в одном из наградных листков гласила:
«Фельдфебель Василий Иванович Чапаев в бою 15 июня 1916 года у города Куты руководил подчинёнными примером личной храбрости и мужества, проявленными при взятии занятого неприятелем укреплённого места, ободрял и увлекал за собой подчинённых, и, будучи опасно ранен, после сделанной ему перевязки вернулся в строй и снова принял участие в бою».
Во время Гражданской войны Василий Чапаев сражался в рядах Красной Армии. 6 сентября 1918 году был назначен командиром дивизии. Василий Иванович погиб 5 сентября 1919 года в бою с белогвардейцами.
Русский генерал Михаил Милорадович и французский маршал Иоахим Мюрат
Стоя с арьергардом в Вязовке, Милорадович встретился на передовой с Мюратом, и оба начали шутить. «Уступите мне вашу позицию», – попросил Мюрат. «Извольте ее взять, я вас встречу», – отвечал Милорадович, показав противнику опасное место – болото, где тот, решись он на кавалерийскую атаку, мог бы утопить добрую часть своей кавалерии.
Два завзятых храбреца-бахвала ездили без свиты друг другу «в гости». Когда Мюрату вздумалось под выстрелами русских часовых откушать кофе, то Милорадович тут же выехал за передовую линию солдат: «Что это?! Мюрат хочет удивить русских! Стол мне сюда! Прибор! Здесь я буду обедать!»
Так в жарком деле под Чириковом с Мюратом Милорадовича спасло лишь чудо: он повернулся к кому-то из свитских офицеров отдать какой-то приказ, когда мимо него пролетело ядро, и если бы он остался в прежнем положении, то был бы непременно убит.
После стычек с кавалеристами Мюрата Милорадович разрешал французам забирать своих раненых бойцов, оказавшихся позади русской передовой линии. Мюрат, в свою очередь, приглашал его к себе и заводил с ним разговоры о прекращении войны. На что получил от Михаила Андреевича однозначный ответ:
«Если заключим теперь мир, я первый сниму с себя мундир»
Генерал от инфантерии Милорадович на Бородинском поле
Увидев на Бородинском поле, что Барклай де Толли там, где ложилось множество ядер, Милорадович поехал еще дальше на передовую, где перекрещивался огонь вражеских батарей, и даже велел именно туда подать себе завтрак.
Один из его ординарцев возил за ним кисет с табаком. «Набей мне трубку!» – сказал Милорадович ему и подал докуренную трубку. Трубка, набитая до половины, выпала из руки убитого ординарца: ему ядром оторвало голову!
Тогда другой ординарец подобрал трубку, набил как положено, и генерал продолжил воодушевлять солдат, хотя пули сшибли султан с его шляпы и убивали под ним лошадей. А он, ничуть не смущаясь, переменял их, закуривал очередную трубку и поправлял вокруг шеи шаль.
Под деревней Вороново пуля впервые сбила с Милорадовича эполет, и он со смехом отметил:
«Ну вот, первый раз в моей жизни пуля осмелилась прикоснуться и ко мне».
Материал подготовлен телеграм-каналом Praetorian Cohort⚔️. Больше таких исторических эпизодов здесь.
Сегодняшний пост – продолжение рассказа о том, как жилось и служилось офицерам в Российской армии. На этот раз речь пойдет о том, сколько они зарабатывали и сколько тратили.
Говоря о финансовой стороне дела, стоит учитывать, что траты и доходы заметно отличались в зависимости от региона, рода войск и множества других факторов. Офицер мог служить в армии, а мог в гвардии. Служить в гвардии было гораздо престижнее, гвардейцы продвигались по карьерной лестнице быстрее, у них было выше жалование. Однако у них были значительно выше, как сказали бы сейчас, представительские расходы. В гвардии в большинстве случаев служили люди, которые имели иные доходы, а служба их была престижной, но убыточной. Возлюбленный Анны Карениной Вронский жил отнюдь не на жалованье. С другой стороны армейский офицер, служивший в провинции, получал меньше, но и трат у него тоже было меньше.
Доход офицера складывался из жалованья и дополнительных выплат, которые могли быть до трети основного жалованья. К этим выплатам относились в том числе «столовые» (на питание), «квартирные» (компенсация стоимости аренды жилья, если офицер не был устроен на постой) и не только.
В 18 веке по сравнению с другими профессиями профессия офицера считалась хорошо оплачиваемой. В Петровские времена на службу старались активнее привлекать иностранцев, и им платили больше. Потом зарплаты сравнялись. В первой половине 18 века была огромная разница в окладах высших и нижних чинов. Жалованье генерала превосходило жалованье прапорщика более чем в 40 раз, в середине 19 века — не более чем в 6–7 раз. В 19 веке размер жалованья офицера относительно расходов снизился, хотя его не раз поднимали вслед за растущими ценами. В книге Л. Л. Ивченко «Повседневная жизнь русского офицера эпохи 1812 года» приводятся такие данные: «В русской армии в начале XIX века годовое жалование в рублях ассигнациями у офицеров армейской пехоты было таким: прапорщики — 125, подпоручики — 142, поручики — 166, штабс-капитаны — 192, капитаны — 200, майоры — 217, подполковники — 250, полковники — 334 рубля. В артиллерии и кавалерии офицерское жалование было примерно на 10% выше, чем в пехоте. В гвардии жалование соответствующих чинов и родов войск было выше, чем в армейской пехоте, на 20 — 50%. Насколько обеспечены были русские офицеры, получая такое жалование, можно судить по некоторым традиционным статьям расходов. До Отечественной войны 1812 года, в начале века, аршин (71,12 сантиметра) офицерского сукна на мундир стоил 5 рублей 50 копеек, а полное обмундирование армейского пехотного офицера стоило более 200 рублей».
М. Зичи. Гусары
В книге А. И. Бегуновой «Повседневная жизнь русского гусара в царствование императора Александра I» приводятся данные за 1802 год, которые выглядят более оптимистично. Полковник - 1800 рублей в год + 480 рублей «рациона» (компенсация питания), подполковник 730 рублей (+ 240 рублей «рациона»), майор – 464 (+ 156), ротмистр – 375 (+ 120), штабс-ротмистр 375 (+ 120), поручик – 311 (+84), корнет – 200 (+48). В лейб-гвардии Гусарском полку должностные оклады были гораздо выше и «рационы» — больше. Например, ротмистр получал 651 рубль жалованья и 240 рублей на «рацион», штабс-ротмистр — 526 и 192 рубля, поручик — 502 и 156 рублей, корнет — 276 и 84 рубля соответственно. Иногда вместо «столовых» были «порционные» - 20-50 копеек в день на питание. В 1872 году увеличили «столовые» выплаты, которые теперь делились на 12 разрядов и могли составлять от 180 рублей до 2400 в год. Появилось «прибавочное содержание» для некоторых чинов. Командирам полков было определено по 1500 рублей столовых и 1200 прибавочных выплат, батальонным и ротным командирам — по 600 и 300 рублей столовых соответственно. Всем младшим офицерам, не получавшим столовых денег, определены порционные — по 96 руб. в год. Пособие портупей-юнкерам армии при производстве их в офицеры увеличено со 100 до 150 руб. Пособия армейским офицерам отменены, а суммы эти направлены на улучшение их быта (в том числе 50% на устройство и содержание офицерских собраний и столовых и 25% на офицерские библиотеки). Из-за прибавочных выплат между доходами обычных и высокопоставленных офицеров разница стала значительно больше.
Пиратский К. К. Штаб-офицер Лейб-гвардии Уланского Его Величества полка. 1855 год
Довольно сложная система жалованья существовала на флоте. Оклады офицеров сильно различались в зависимости от характера службы: для береговой (во время пребывания на берегу), для внутреннего плавания (в прилегающих морях) и для заграничного плавания. Кроме того, существовали три разряда в зависимости от места службы. Жалованье 1-го разряда (наименьшее) получали офицеры Балтийского и Черноморского флотов (т. е. более 90% всех морских офицеров), 2-го — Каспийской флотилии и 3-го — служившие на Тихом океане. Все заграничное плавание приравнивалось к 3-му разряду. Также морские офицеры могли получать пособия на детей, для чего надо было прослужить определенное число лет и «сделать несколько морских кампаний», — так, чтобы сумма их равнялась 24 (например, прослужить 20 лет и за это время «сделать» 4 кампании, или за 19 лет — 5 кампаний и т. д.). На раненых офицеров это право распространялось независимо от выслуги. Были и иные выплаты.
Часть офицеров имела служебное жилье, в том числе при казармах, но его на всех не хватало. Проблему государство частично решало с помощью «постойной повинности», то есть, размещая на постой к местным жителям. Также офицеры могли получать вместо этого «квартирные», чтобы арендовать жилье самостоятельно. Но иногда эти суммы были ниже рыночной стоимости, и приходилось доплачивать из своего кармана. Например, в Петербурге в 1860-х младшие офицеры получали в год 114 рублей, в Вильно — 168, на Кавказе по I категории женатые — 246, неженатые — 162, по II категории женатые — 126, неженатые — 78. Штаб-офицеры — соответственно 284, 200–300, 408, 324, 204 и 156 руб., генерал-майоры — 857, 1000, 720, 636, 396 и 288 рублей соответственно.
Постойная повинность считалась одной из самых неприятных. Жителям приходилось пускать в дом иногда солдат, иногда офицеров, которые нарушали привычный быт и иногда весьма досаждали. Из воспоминаний В. В. Лапина: «При квартирах солдаты и драгуны так не смирно стоят и обиды страшные чинят, – говорит современник, что и исчислить их не можно... А где офицеры их стоят, то и того горше чинят: дрова жгут нагло, а буде дров недостанет, то и надобно хозяевам для них лес рубить; а буде кто станет говорить, что де вам по указу великого государя велено дрова свои жечь, то жесточае будут чинить; и того ради многие и домам своим не рады, а в обидах их суда никак сыскать негде: военный суд, аще и жесток учинен, да и жестоко доступать его, понеже далёк он от простых людей: не токмо простолюдин не доступит к нему, но и военный человек не на равного себе не скоро суд сыщет». Надежда Дурова вспоминала разных хозяев, у которых ей доводилось останавливаться, в том числе весьма недружелюбных. Со временем постой был вытеснен фиксированными выплатами.
О. Кипренский портрет Давыдова
В 1866 г. офицерам и военным чиновникам стали выплачивать суточные деньги при передвижении в течении более чем трех дней по 2,5 руб. генералам, 1,5 руб. штаб-офицерам и 0,75 руб. обер-офицерам и на лагерных сборах (по 60 коп. штаб — и 30 коп. обер-офицерам).
В 1890 г. введены правила о выдаче пособий офицерам на воспитание детей в отдаленных местностях: в низших учебных заведениях — по 120 руб. в год на ребенка, в средних — 240 и в высших — 360. Эти пособия отпускались из казны по требованию командиров частей, опекунов или учебных заведений, где учились офицерские дети. Выплата могла производиться и по полугодиям, и раз в год. Для отпуска денег требовалось представить копию послужного списка и удостоверение учебного заведения о том, что дети воспитываются на казенный счет. Помимо пособий на образование назначались и пособия на пропитание детей, состоящих при родителях в отдаленных местностях: до 13 лет — по 100 руб. в год, от 13 до 18 лет — 150. Подъемные пособия для переезда в эти местности также выдавались офицерам (по приказу 1887 г.) с учетом состава семьи.
Отдельный корпус пограничной Стражи Российской империи
Еще одна возможность заработать – различные премии и выплаты за участие в боях. Из воспоминаний H. Е. Митаревского о войне с Наполеоном: «Выдали за сражение всем нижним чинам по пяти рублей ассигнациями, а офицерам, не в зачет — третное жалование. Эта награда была очень кстати: мы до того дожились, что не на что было купить и табаку». Иногда в качестве поощрения могли предоставить отпуск или иные награды.
В качестве особого поощрения могли отправить в качестве гонцов с радостной вестью. 11 июня 1812 года московский генерал-губернатор граф Ф. В. Ростопчин писал министру полиции графу А. Д. Балашову после заключения Бухарестского мира: «Адъютант Вашего превосходительства господин Протасьев приехал в трое сутки, что отменно скоро, судя по скверным лошадям Смоленской и здешней губерний. Он хотел было отправиться назад через два дня, но я его уговорил с трудом еще остаться на один день… Вот что мы просили его принять в знак благодарности города, им обрадованного. Дворянство — табакерку с бриллиантами, купечество — 200 червонных и блюдо, Обрезков — табакерку золотую, а я ему подарил на память мои брегетовые часы». К концу 19 века доходы обычных офицеров значительно снизились. С одной стороны рост жалованья не поспевал за инфляцией. С другой стороны среди офицеров было все больше лиц не дворянского происхождения, да и само дворянство начало беднеть в силу объективных причин.
Михаил Осипович Микешин (1835-1896) - Лейб-гусары у водопоя
Также офицеры могли рассчитывать на пенсии. В 1764 году для военных и гражданских чинов за 35-летнюю службу введены пенсии в размере половинного оклада жалованья, если за время службы не было серьезных взысканий. Если офицер оставлял службу при неблаговидных обстоятельствах, его могли оставить без выплат. 21 мая 1803 года вышел указ, согласно которому офицеры, прослужившие беспорочно 20 лет, получали инвалидное содержание, 30 лет — половинное по чину жалованье, а 40 лет — полное жалованье в виде пенсии. При этом ставших неспособными к службе из-за полученных в боях ранений положено было обеспечивать «приличным службе» содержанием независимо от выслуги. Инвалидное содержание сначала составляло треть жалованья, а затем было введено несколько его классов, поэтому цифры разнились в зависимости от конкретной ситуации. Срок выслуги считался с момента поступления на действительную службу (время пребывания в кадетском корпусе не засчитывалось). Уставом 1827 г. подтверждалось, что вдовы и дети офицеров имеют право на пенсии, если мужья и отцы их: 1) убиты и умерли от ран; 2) умерли на службе, выслужив определенный срок; 3) умерли в отставке, имея пенсию или право на нее. Владение семьей умершего офицера какой-либо недвижимостью не было препятствием для получения пенсии, но зато важнейшим условием выплаты пенсии было беспорочное поведение самих наследников: бывшие под судом, а также ведущие, по донесениям губернаторов, сомнительный образ жизни пенсий лишались.
Виктор Викентиевич Мазуровский (1859-1944) - Дело лейб-гвардии Гусарского полка при селении Телеше в 1877-году (1888) Один из эпизодов русско-турецкой войны 1877-1878 годов
Теперь перейдем к тратам, которых тоже было немало. Например, форма повседневная и парадная. Кавалерист-девица Надежда Дурова вынуждена была покинуть элитный Мариупольский гусарский полк и перевестись в более скромный Литовский в том числе из-за того, что ей не хватало денег на роскошную форму и иные расходы. В воспоминаниях генерала А. А. Игнатьева описано, сколько мук и денег стоил поиск подходящей по всем параметрам лошади, а также заказ формы. «Обыкновенной же походной формой были у нас чёрные однобортные вицмундиры и фуражки, а вооружение - общее для всей кавалерии: шашки и винтовки. Но этим, впрочем, дело не ограничивалось, так как для почётных караулов во дворце кавалергардам и конной гвардии была присвоена так называемая дворцовая парадная форма. Поверх мундира надевалась кираса из красного сукна, а на ноги - белые замшевые лосины, которые можно было натягивать только в мокром виде, и средневековые ботфорты. Наконец, для офицеров этих первых двух кавалерийских полков существовала ещё так называемая бальная форма, надевавшаяся два-три раза в год на дворцовые балы. Если к этому прибавить николаевскую шинель с пелериной и бобровым воротником, то можно понять, как дорог был гардероб гвардейского кавалерийского офицера. Большинство старалось перед выпуском дать заказы разным портным: так называемые первые номера мундиров - дорогим портным, а вторые и третьи - портным подешевле. Непосильные для офицеров затраты на обмундирование вызвали создание кооперативного гвардейского экономического общества с собственными мастерскими. Подобные же экономические общества появились впоследствии при всех крупных гарнизонах. К расходам по обмундированию присоединялись затраты на приобретение верховых лошадей. В гвардейской кавалерии каждый офицер, выходя в полк, должен был представить двух собственных коней, соответствующих требованиям строевой службы: в армейской кавалерии офицер имел одну собственную лошадь, а другую казённую». Во времена Игнатьева в Петербурге лошадь кавалериста стоила 800-1000 рублей рублей. В провинции, где требования были мягче - несколько сотен рублей.
Красное село. Ротмистр Кирасирского полка Её Величества, в зимнем обмундировании, 1892 год
Необходимость купить лошадь могла пробить значительную дыру в бюджете. Кавалеристам полагалась казенная лошадь, но этого было мало, поэтому требовалась как минимум еще одна. При покупке лошадей офицеров нередко обманывали. Из воспоминаний А. Болотова, служившего при Екатерине II: «Иноходца моего я так отделал, что при обратном путешествии с трудом я его догнал до станции моего зятя, а не успел к нему приехать, как пав, он околел. Это было первое несчастье в моей службе, и я очень сожалел о сей лучшей и любимой своей лошади, а особливо, что тогда остался только с двумя, и что третью необходимо мне иметь было надобно. К вящему несчастию моему, где ни возьмись тогда чухна-мужик, продающий тут же в корчме лошадь. Нас тотчас о том уведомили, и мы, осмотрев, положили ее купить. Корчмарь помог нам того ж часа договориться о цене, и ручался в том, что она была не краденая. Лошадь сия была посредственная. Мы заплатили за нее 12 рублей и ни мало не зная, что проклятая скотина сия навлечет на нас колты и хлопоты, отправившись немедленно в путь свой и приехали в Ревель. <…>
Окаянная сия скотина, любезный приятель, в самом деле была краденая и совсем тому чухне не принадлежащая, который нам ее продал. Мы, не зная того, не ведая, положились на поручительство хозяина той корчмы, в которой зять мой тогда стоял; но сей корчмарь был, конечно, либо подкуплен, либо и сам еще сообщником вору, и потому не трудно было им нас обмануть. А легко статься может, что она была и не краденая, но все то дело, о котором я теперь расскажу, основалось на мошенническом комплоте или заговоре между чухнами. Но как бы то ни было, но мы принуждены были ответствовать за нее так, как за краденую, и что того еще хуже, за украденную самими нами. Вы удивляетесь сему, но вы удивитесь еще более, когда услышите все дело. Еще во время самого продолжения путешествия нашего от вышеупомянутой корчмы до Ревеля, приметили наши люди, что один чухна следует повсюду по стопам нашим и власно как нечто за нами примечает. Мы удивились сие услышавши, однако не могли понять, что бы тому была за причина, и ни мало не помышляли о том, что то был прямой хозяин нашей купленной лошади. Сей проклятый мужик не давал тому ни малого вида, но не говоря ничего, следовал за нами назиркою до самого Ревеля. По прибытии нашем к сему главному эстляндскому городу, остановились мы не въезжая в оный, в одной корчме, на большой дороге находившейся, и зять мой готовился ехать к командующему тогда стоящими тут полками, генерал-поручику барону Матвею Гртгорьевнчу Ливену. Но он не успел еще собраться, как увидели мы некоторых из наших людей, бегущих без памяти к нам из города, с неожидаемый и крайне досадным для нас известием, что помянутый шедший за нами чухна, следуя за ними в то время, как повели они в форштат поить лошадей, пред самою генеральскою квартирою закричал караул, и стал отнимать купленную нашу лошадь, называя ее своею, и что наши гренадеры, не давая ему оной, сделали драку и за то, по приказанию самого генерала, забраны все и с лошадьми под караул. Встреча сия была для нас очень неприятна. Я оробел сие услышав, и боялся, чтоб мне за то какой беды не было. Самому зятю моему наводило сие сомнение, и для того поспешал он скорей иттить к генералу. Но пришед туда, нашел дело еще в худших обстоятельствах; мужик имел между тем время нажаловаться на нас генералу, и обвинял нас тем, чего у нас и на уме никогда не бывал, а именно, что лошадь сию никто иной, как мы сами у него украли. А генерал, будучи природный эстлянец и великий всем чухнам защитник и покровитель, пылая тогда гневом и яростию, и в бешенстве своем клялся, что он разжалует меня за то без суда вечно в солдаты. Зять мой ужаснулся, услышав о сем в канцелярии генеральской, куда он прежде зашел, и не знал, что делать и как защитить меня от предстоящего мне толь великого и напрасного бедствия. Он хотя и рассказывал в канцелярии порядок всего дела и о нашей невинности, однако его уверяли, что генерал по горячности своей ничего того не примет, и что я, конечно, претерплю несчастие, если не предпримется какое-нибудь другое средство». Дело удалось спустить на тормоза. 12 рублей - значительная сумма по меркам того времени.
Ситуация с Болотовым была далеко не единичной. Из воспоминаний H. Н. Муравьева, участника войны 1812 года: «Надобно было покупать лошадей, по одной вьючной и по одной верховой каждому. Брат Михаила был обманут на первой лошади цыганом, а на другой шталмейстером какого-то меклен- или ольденбургского принца. Он ходил о последнем жаловаться самому принцу; но немец объявил ему, что никогда не водится возвращать по таким причинам лошадей и что у него на то были глаза. Брату был 16-й год, он никогда не покупал лошадей и не воображал себе, чтобы принц и генерал мог обмануть бедного офицера, но делать было нечего. Итак, деньги его почти все пропали на приобретение двух разбитых ногами лошадей, помочь же сему было нечем». О попытке обмануть вспоминал и А. А. Игнатьев: «Потом мне сказали, что у самого великого князя Николая Николаевича продается за высокую цену, за тысячу пятьсот рублей, его собственная гнедая лошадь. Мы с отцом поехали посмотреть и попали в довольно неловкое положение. Получив разрешение великого князя, я стал пробовать эту прекрасно выглядевшую лошадь в его собственном крохотном манеже при дворце на Михайловской площади. Все шло хорошо до минуты, когда отец стал требовать прибавить на галопе аллюру. Я шел все скорее, а отец требовал еще нажать, пока я сам не услышал, что лошадь сильно хрипит. Мне оставалось поскорее спешиться и попросить передать великому князю благодарность за его сомнительную любезность по отношению к легковерному будущему кавалеристу».
Значительную сумму могли составлять расходы на питание. Чтобы снизить финансовое бремя, некоторые офицеры могли кооперироваться. Иногда высокопоставленные офицеры держали так называемые «открытые столы». На обед к ним могли прийти их менее обеспеченные сослуживцы. Из воспоминаний Н. Н. Муравьева. «Я жил вместе с братом Александром и двоюродным братом Мордвиновым. Случалось нам ссориться, но доброе согласие от того не расстраивалось. Мы получали от отца по 1000 рублей ассигнациями в год. Соображаясь с сими средствами, мы не могли роскошно жить. Было даже одно время, что я во избежание долга в течение двух недель питался только подожженным на жирной сковороде картофелем. Матвей часто приходил разделять мою трапезу, нимало не гнушаясь ее скудостью. Помню, как я в это голодное время пошел однажды на охоту на Охту и застрелил дикую утку, которую принес домой и съел с особенным наслаждением. <…> По воскресеньям бывал я на вечерах у Н. С. Мордвинова, где танцевали».
Также офицеры скидывались на проведение торжественных обедов для высокопоставленных гостей, памятные подарки и иные подобные траты. Суммы зависели от конкретного полка и в некоторых случаях (особенно в Петербурге) были действительно большими.
К этому добавлялись и другие бытовые расходы, ведь и обычные нужды никто не отменял. Добавлялись и расходы на досуг. Офицеры могли посещать театры, при этом сидеть в партере, особенно гвардейскому офицеру, считалось неприличным. Некоторые спускали деньги в карты. Некоторые тратили деньги на прекрасных или не очень дам. У некоторых были многочисленные семейства.
Как видим, среднестатистический офицер не был богатым человеком, если не имел иных доходов.
Источники информации
А. И. Бегунова «Повседневная жизнь русского гусара в царствование императора Александра I»
С. В. Волков «Русский офицерский корпус»
Л. Л. Ивченко «Повседневная жизнь русского офицера эпохи 1812 года»