Сегодня был
первый день убывающей Луны. А это значило, что Мэйдэй собирался в гости к
дедушке Ойшо. Дед его часто ругал за использование лунного календаря, но
мальчик не видел смысла заучивать все эти дни недели, числа, делить время на
будни и выходные дни. Тем более, что все вокруг жили ориентируясь только на
Солнце и Луну, да песочные часы на центральной площади. Давным-давно на вершине
ратуши шли большие механические часы, но они уже давно сломались. Возможно,
лишь только старый Ойшо, древний, как само поселение, и помнил ещё, как их
починить.
А Ойшо был стар.
Дэйтэрия, старшая сестра Мэйдэя, говорила, что деду больше лет, чем пальцев на
руках и ногах у неё, мамы, папы и самого братца. Мэйдэй не знал как называется
такое большое число, но точно знал, что его дед – самый старый человек на
Земле. Во всяком случае, из тех, кто выжил после био-чумы.
Он часто
рассказывал различные небылицы про те времена: про огромных металлических птиц,
которые бороздили небо; про людей, равных по силе богам и способных повелевать
силами природы; про волшебные пилюли, после которых болезни отступали, и можно
было не умирать. Раньше ребятишки помладше часто собирались у крыльца их дома
послушать эти истории.
Правда, по мере
взросления они поняли, что мир устроен по-другому, а дед – просто старый
выдумщик с хорошо подвешенным языком. Случилось это, когда Ной, главный
заводила в их компании, взялся доказать, что никакого электричества не
существует, а магический свет в уличных светильниках и домах по вечерам
появляется благодаря лей-линиям, опоясывающим всё сущее.
К досаде Мэйдэя,
Ной оказался прав. Отойдя всего на пару миль от поселения, они действительно
нашли линии жизни. Перепутать их с чем-то ещё было невозможно – огромные жгуты,
перевитые всполохами молний, протянулись до самого горизонта. С тех пор
послушать диковинные истории дедушки Ойшо приходил только малыш Мэйдэй.
Он часто залезал
к деду на колени и засыпал, убаюканный ровным речитативом рассказа и
равномерным покачиванием кресла-качалки. Собственно, так было бы и сейчас, если
бы родители после последней вспышки сумасшествия не отселили старика на
окраину, в сиротливо стоявший на отшибе сарай.
Вообще, дед
часто вёл себя неадекватно. Так, стоило родителям сесть обсуждать очередное
появление Эль-Чупакабры возле поселения, как дед будто сходил с ума. Он начинал
орать низким старческим голосом – идиоты, имбицилы, полудурки! Это обычный Биохазард,
сколько раз повторять! Но деда не слушали, а если он не унимался – надевали на
него смирительную рубашку и выносили из кухни, чтобы он не бился головой об
стол. Но всё же его терпели – как-никак старший член семьи, единственный, кто
ещё помнил время ДО, пускай и почти выживший из ума.
Но в прошлом
месяце старый Ойшо отчебучил такое, что все решили за лучшее сплавить его
куда-нибудь подальше. Тогда в поселение залетел шмель. Огромный шмель размером
с человеческую голову и двумя парами крыльев – одной под брюшком и второй на
спине. Он смешно и громко жужжал, оставляя за собой зелёный влажный шлейф. Никто
не обратил на него внимание. Ну ещё один мутировавший вид, расплодившийся за
последние десятилетия. Всяко, не Эль-Чупакабра – так чего бояться? А вот дед
будто с цепи сорвался. Он схватил отцовскую охотничью двустволку и начал палить
в шмеля истошно что-то вопя про Анклав и заговор мирового правительства.
Вид полуголого
деда в развевающемся рваном халате, под дождем стоявшего посреди центральной
улицы и трясущимися руками заряжающего дробные патроны надолго врезался в
память мальчика. И судя по тому, что с тех пор деда сторонились все – не только
ему.
За такими
мыслями Мэйдэй не заметил, как дошел до обиталища старика. Обычно дед встречал
его на пороге, но сейчас там никого не было. Внутри тоже оказалось пусто. И
сколько мальчик ни звал и ни ходил вокруг – никто не откликнулся. Что странно –
исчезли и вещи: котелок, кремний, запасы консерваций, даже латаный-перелатаный
походный рюкзак и костыли. Всё что осталось от деда – прогорелая пеньковая
трубка да старая выцветшая фотография в разбитой рамке.
Мэйдэй бережно
вынул её и стал разглаживать руками. С фотографии на него смотрел широкоплечий
улыбающийся мужчина лет тридцати в белых одеждах и красивым гербом на груди: желтый
треугольник внутрь которого было вписано пирамидкой три чёрных кольца,
разомкнутых на внешних концах. А в центре – ещё один маленький кружок,
объединявший их все и непонятная полуразмытая надпись “Ph.D. Karlin O., βCorp Inc”.
Дед утверждал,
что это он в молодости, но Мэйдэй не мог представить, как крепкий мужчина может
превратиться в сухого выцветшего старика с пергаментной кожей, будто натянутой
на скелет. Вот его папа тоже старел, но у него просто белели волосы и на лбу
появлялись борозды от морщин. Явно, еще одна дедова выдумка, – решил Мэйдэй, но
все же аккуратно сложил фотографию вчетверо и положил в карман. Авось пригодится.
Идти домой было
рано – родители до восьмой склянки будут в Вечерней Страже охранять ворота от
одичалых. Одичалыми в поселении называли людей, у которых не было иммунитета к
био-чуме и которые мутировали и разносили заразу дальше, потеряв остатки
цивилизованности. Отец гордился, что как-то смог подстрелить целую семью
одичалых. Они пару лет назад подъехали на своём пикапе к воротам поселения и
попросили убежища. Глупцы, на что они только надеялись!? Ведь общеизвестно, что
за пределами поселения разумной жизни и не инфицированных людей не
осталось.
Но и что делать
дальше было решительно не понятно, а целый день слоняться без дела не хотелось.
А ещё Мэйдэю было жалко деда. Точнее – жалко себя и обидно, что он остался без
восхитительных стариковских баек. Поэтому, прослонявшись бесцельно час вокруг,
он решил отправиться на поиски деда. Благо, одичалые уже больше года не
беспокоили поселение, а страшной Эль-Чупакабры, которая периодически
терроризировала поселение, никто не видел с весны.
Сборы были
недолгими. Мальчик заткнул за пояс клинок – острый шампур, который ему подарил
отец на семилетие. Такие выдавали всем детям, которые уже могли сами готовить,
убирать за собой, читать Библию и писать своё имя, окончив начальную школу. И Мэйдей
очень гордился, что теперь он тоже уже почти взрослый.
Немного
поразмыслив он решил, что знает всего одно место, куда мог направиться старый
Ойшо, – скрипучий Левиафан. Левиафан раскинулся по обе стороны реки, своим
хребтом доставая до неба, а клешнями глубоко впившись в землю. Иногда Левиафан
гневался и опасно раскачивался – тогда от его воя подобного иерихонским трубам,
невозможно было нигде укрыться.
Дед в такие
моменты порывался утащить со склада пару канистр и пойти к Левиафану, приносить
жертву. Но горюче-смазочные материалы относились к Табу класса НЗ и его пару
раз крепко побили за это. Малыш Мэйдэй не очень понимал значение всех этих
слов, но знал, что это что-то очень важное и серьёзное. Так он и направился по
тропе в поисках деда, держа в одной руке бутерброд, а в другой – шампурный
клинок.
До Левиафана
оставалось пройти пару миль, когда внимание мальчика привлекли зелёные всполохи
в ложбине неподалёку от дороги. Прикрывшись густым подлеском, Мэйдэй замер,
обдумывая, что лучше – струхнуть и пойти обратно или продолжить путь. Но, в
конце-концов, мальчишеское любопытство победило, и он стараясь не шуметь и не
привлекать внимания, двинулся вперёд.
По мере
приближения стало видно, что всполохи исходят от попавшего в ловчий капкан
Эль-Чупакабры, который уже не один год терроризировал поселение. Не узнать его
было невозможно – зелёная чешуя, огромные остекленевшие глаза размером с кулак
и хобот, заканчивавшийся пятачком, как у свиньи. А ещё огромный отвратительный
горб на спине с кучей усиков различной длины и толщины. К счастью, чудовище
было мертво – зубья медвежьего капкана перекусили его пополам.
Наконец-то
неуловимый Эль-Чупакабра, попался в одну из ловушек наших охотников. Нужно
будет поскорей вернуться и всем рассказать! – радостно подумал Мэйдэй. Его
передернуло от омерзения. Он впервые рассматривал мутанта так близко. Мальчик
помнил, что они заразны, но до дистанции в пять футов с которой можно было
заразиться, предусмотрительно не подходил.
И тут горб на
спине монстра внезапно ожил и начал говорить.
– АААА! Мэйдэй
бросился убегать, голося на всю округу. Его трясло от страха, он падал,
подымался и снова падал. В панике потерял тапок, клинок, которым так гордился,
и порвал футболку. И остановился, лишь когда ноги вынесли его к подножию Левиафана,
где с размаху налетел на старого Ойшу, невозмутимо красившего опору.
- Дед, дед, там
такое, Чупакря, Чупакабр, он, он там, я его видел! – Мэйдэй задыхался от
быстрого бега, слова путались у него на языке. Он одновременно хотел сказать
деду, чтобы тот спасался; рассказать, как он рад его видеть; поведать самое
страшное приключение в своей жизни.
Наконец сбивчивое
дыхание удалось восстановить, а крепкие объятия деда придали уверенности, что
прямо сейчас Эль-Чупакабра не выскочит из кустов и не съест его.
– Деда, я правда
видел его.
– Конечно,
внучёк.
– Нет, дедушка
Ойшо, сейчас я не выдумываю!
– Не так как в
прошлом году, когда ты перепугал всё поселение, вопя “Чупакабра, Чупакабра”, а
потом оказалось, что это всего лишь чучело?
– Да нет, деда!
Всё взаправду!!
– И не так, как
в позапрошлом году, когда ты играл с Ноем и до смерти напугал маму, измазавшись
бычьей кровью и крича “Спасите, Эль-Диабло!”?
– Клянусь
мизинцем, деда, это было по-настоящему!
– Ну хорошо,
Мэйдэй, допустим, ты сегодня не “мэй-дэй” и действительно его видел. И что же
он сказал, сын сына моего? – торжественно спросил дед, прищурившись.
Мэйдэй напряг
память и постарался воспроизвести незнакомые слова максимально похоже:
– Мозгоклюй,
Мозгоклюй, приём! Вызывает Пересмешник. Доложите статус по контрольному
поселению инфицированных SARS-19.
