Kniaginia.N

Дом, который Сергей считал крепостью, стал капканом. Часть продуктов хранилась в небольшом подсобном помещении – той самой хозпостройке, но, чтобы попасть туда, нужно было выйти из дома. О том, что может произойти в этом случае, напоминали кровавые мазки, оставшиеся на стене от кота. Именно сейчас Сергей окончательно понял, что перспектив у него нет. Даже бредовая идея идти пешком вдоль реки не может быть реализована. Единственной надеждой оставались сообщения, которые он отправлял, но уверенности, что они были доставлены, не было. Он остался практически без связи и без пищи. Перемещаться по дому можно было только на корточках, чтобы его не увидели снаружи. Он подумал было про ставни, но они закрывались с улицы, и этот вариант сразу отпал. Закрыть окна одеялами? Можно, но тогда он и сам не увидит, если твари приблизятся.

Полежав немного на полу, Сергей переполз к кроватям и стащил постель на пол. Затем ещё раз обошёл, пригнувшись, весь дом, проверил все шкафы, ящики, сумки: оказалось негусто – упаковка сухарей и три банки рыбных консервов. В животе снова засосало, он открыл одну банку и торопливо, прямо пальцами, закинул в рот её содержимое. Надеясь утолить чувство голода, он его только распалил, есть захотелось ещё сильнее. Сергей понимал, что другие две банки пока трогать нельзя, поэтому открыл упаковку сухарей, отделил треть и начал есть. Когда они закончились, насыпал ещё немного. Потом ещё. Сергей волевым движением запихал пакет с сухарями под тумбочку и отвернулся. Шустрый вылез из-под стола и смотрел голодными и испуганными глазами. Корм для собаки Палыч не покупал, кормил его объедками со стола, но вот кошачий корм… Он хранился в сенях, и его дикари наверняка прихватили с собой. Даже если… Да нет, точно утащили.

Спустя ещё несколько часов Шустрый начал скулить… Сначала Сергею было его жалко, но вскоре этот звук начал раздражать. Он пробовал разговаривать с собакой, даже дал ему несколько сухарей, но пёс не унимался и начал выть. Его вой подхватили на улице. Парень не выдержал, и, открыв дверь, осторожно выполз в сени. Корма для кота не было, как он и ожидал. Но тут взгляд упал на закрытый ящик, который был в последней привезённой партии. Внести его в дом одной рукой было невозможно, поэтому он взял валявшуюся рядом веревку, обвязал ящик вокруг и потащил. Ящик громко заскрипел, Сергей испугался, что сейчас привлечет внимание, бросил веревку и быстро забежал обратно в дом. Выглянул в окно, солнце уже почти село, но движения около дома по-прежнему не было видно. Шустрый перестал выть и лежал, тихонько поскуливая. Сергей достал плоскую отвертку, вернулся к ящику и, озираясь по сторонам, начал торопливо, но аккуратно поднимать прибитую крышку. Гвозди в ней тоже скрипели, но уже куда тише, чем сам ящик, в котором оказались запчасти для приборов, какие-то журналы, петли для дверей и на самом дне пакет с кормом.

Корм Сергей сразу разделил на пять порций, одну дал Шустрому. Подкрепившись, пёс снова залез под стол и свернувшись, уснул. Сергей лёг на свою постель на полу и уставился в потолок. Голова гудела, но каких-то конкретных мыслей не было. Больная ладонь пульсировала. Он решил ещё немного полежать, а потом поискать аптечку. Так и уснул.

Открыв глаза, понял, что на улице день, часы показывали одиннадцатый час. В доме и на улице – тишина. Под столом – пусто. Сергей дернулся проверить обстановку, оперся на руку – ту, повреждённую, раскалённый жезл пронзил её от кончиков пальцев до плеча. Он посмотрел на руку, как будто впервые её увидел. За прошедшее время ладонь опухла, кожа натянулась, как будто после укуса пчелы. Ну хоть подвёрнутая нога болеть перестала.

С улицы снова послышался вой. Шустрый, скрипя когтями по крашеному полу, выскочил из соседней комнаты и прижался к плечу Сергея. Тот равнодушно подумал, что, наверное, нет разницы, волки это воют или дикари, которые хотят его запугать. Кое-как прополз по периметру, повыглядывал в окна – в них по-прежнему было ничего не разглядеть. Вернулся на то же место и долго лежал. Потом достал из ящика стола рабочий блокнот и начал записывать.

Мысли ложились на листки в беспорядке, как приходили, но такое переосмысление прошедших на станции недель позволило структурировать хаос в голове, увидеть слабые места, понять, где ошибся. Сергей посмотрел на свои записи, неровный почерк, и усмехнулся. Учителя часто говорили, что пишет он, как курица лапой. Что ж, вполне возможно, что они были правы, и теперь ему предстоит стать курой-гриль…

Когда мысли стали всё чаще перетекать от блокнота к банкам с сайрой, Сергей решил пообедать. Выскреб кое-как из-под тумбочки пакет с сухарями, открыл консервную банку, достал порцию кошачьего корма, угостил Шустрого. На половине банки вспомнил, что у него оставался спирт в банке, и он вроде бы даже не медицинский и его можно пить. Хотя если и нельзя, то, может, хотя бы умрёт не на костре у дикарей. Крепкий алкоголь он никогда не любил, потому что быстро пьянел и уже после первой рюмки начинал глупо улыбаться даже в самых неподходящих ситуациях.

Он нашёл банку со спиртом, подержал в руке и поставил обратно. Доел рыбу, закусил сухарями и, с ужасом глядя на остатки, думал о том, что хватит максимум ещё на два дня: завтра он доест третью банку рыбы и сухари, а послезавтра – последнюю порцию кошачьего корма. Когда-то в детстве он ради интереса попробовал вискас, и он ему даже понравился… Потом пару месяцев он таскал по горсточке из пакета и ел, как семечки, а мама удивлялась, почему корм заканчивается так быстро. Нужно было что-то делать с рукой, пока заражение не пошло дальше.

После «обеда» Сергей провел ревизию в аптечке, приготовил бинты, пластыри. Антибиотиков не было. Нашёл в холодильнике мазь Вишневского, на краю тюбика были выбиты цифры 16.05.200… Последнюю было не разглядеть, хотя и так было ясно, что срок годности лекарства вышел уже давно.

Спустя пару часов достал спирт. Сразу после еды резать руку побоялся – ещё стошнит, но теперь пора было начинать. Он не представлял, как будет это делать, потому что абсолютно ничего не понимал ни в медицине, ни хотя бы в анатомии, а кроме того – в школьные годы падал в обморок от вида крови. Вспомнив, как в фильмах сначала пьют спирт, потом делают операции ножом и вилкой, решил всё же навернуть стопочку. Достал стакан, налил немного спирта. Потом достал второй, туда тоже налил. Подвинул здоровой рукой стакан Шустрому под нос – тот понюхал, смачно чихнул и отодвинулся. Он уже не уползал под стол, а всё время лежал рядом с Сергеем. Чтобы он и пёс могли ходить в туалет, он открыл крышку подполья, куда умница-Шустрый аккуратно спускался по лестнице, когда ему приспичит.

В один стакан со спиртом добавил воды, в другой сложил бинты. Подержав немного первый стакан, Серёга подумал, что это, наверное, как с купанием: лучше сразу нырнуть в холодную воду, чем заставлять себя понемногу заходить, чтобы тело «привыкало». Он никогда этого не понимал. И здесь, кстати, за половину проведённого лета даже ни разу не искупался.

Хлебнул залпом разведённый спирт и задохнулся… Перед глазами поплыли белые круги, через целую вечность он наконец смог сделать вдох. Решил, что, наверное, надо было всё же помаленьку, небольшими глоточками. Отдышавшись, достал верхний бинт из второго стакана, протёр руки, намочил ещё и стал протирать нож. Ножей здесь было много – и кухонных, и хозяйственных, но этот он купил специально для поездки сюда, подумал, что в тайге нож пригодится обязательно. Не думал только, что резать им придётся себя.

Когда всё было готово, он поставил кончик ножа на розовую плёночку, образовавшуюся на месте раны. Вдохнул, закрыл глаза… но с закрытыми глазами резать побоялся, пришлось открыть. Снова вдохнул поглубже и аккуратно, но резко надавил.

Наточен нож был действительно качественно. Натянутая кожа лопнула легко, Сергей даже не почувствовал. Из раны вытекал светло-зелёный гной с кровью вперемешку, он на пальцах чувствовал его тепло. Но потом красной волной через всю руку с головой накрыла боль и день стал ночью…

Очнувшись, Сергей понял лишь, что лежит, и мама гладит его руку, но как-то странно гладит, ритмично. Он открыл глаза и увидел, как Шустрый вылизывает его рану.

– Твою мать! – Сергей вскочил, но голова закружилась, и он снова сел. Достал последний проспиртованный бинт, попытался стереть собачьи слюни, но малейшее давление на кожу доставляло сильную боль. Сжав посильнее зубы, он положил на колено распрямлённую ладонь, закрыл глаза и попробовал второй рукой выдавить остатки гноя, как кетчуп из пакетика. Руку снова охватил огонь, но по пальцам потекло, и Сергей открыл глаза. Что-то мешало смотреть, пот стекал на глаза, он вытер лоб рукавом и почувствовал, что взмок весь.

Когда он надавил ножом, то перестарался и проткнул между пальцев насквозь, разрез сверху получился длинный, но наживую зашивать он бы точно не смог, да и нитки не приготовил. Больше экспериментировать не стал: снова аккуратно вытер кисть, смазал мазью, забинтовал. Выпил из ковшика остатки воды, которой разбавлял спирт, лёг и быстро уснул.

На этот раз он проснулся ночью. Луна ярко освещала и дом, и площадку перед ним, и хозпостройки. Чтобы лучше осмотреться, Сергей тихонько подполз к выходу, открыл дверь, вышел в сени встал так, чтобы лунный свет на него не падал. Он наблюдал около часа, но никого и ничего не было – ночь как ночь. Нужно было действовать быстро.

Он вернулся в дом, взял ключ от подсобки, в которой ещё хранились продукты, тихонько открыл щеколду на тонкой двери, ещё подождал, пригибаясь, спустился с крыльца и встал под кустом в темноте. Не было никаких признаков присутствия кого-либо рядом. Подумал, что надо было взять ружьё на всякий случай, но возвращаться не стал. Он медленно вышел из-под куста и двинулся к хозпостройке. Когда начал открывать дверь, ключи стукнулись друг о друга, Сергей чертыхнулся, что не догадался сначала снять ключ со связки, увидел движение сбоку и перестал о чём-либо думать…

Проснуться довелось от дикой головной боли. Она пронизывала всю голову насквозь, даже глаза было тяжело открыть. И лучше бы не открывать совсем… Понять, где он и что происходит вокруг было тяжело.

Сергей лежал в неудобной позе на боку со связанными за спиной руками и ногами. Он чувствовал какой-то кислый запах от шкуры, на которой лежал, и его начало тошнить. Перед ним сидели дети, бесстыже и любопытно его разглядывали. Нельзя было понять, кто это – мальчики или девочки, все они были одеты в какие-то футболки и куски шкур, волосы были длинные и связаны сзади. Когда он открыл глаза, дети закричали что-то, он не мог разобрать, но как будто что-то знакомое.

К нему подошёл рыжий здоровяк, посмотрел в глаза и сказал кому-то одно слово «готовить», но сказал не чисто, а как умственно-отсталый что ли, Сергей даже не сразу понял. Он попытался перевернуться, освободить руки или ноги, но связали его, по-видимому, хорошо, и выпутаться не получилось. Он перестал дергаться и затих. В горле было сухо, он закашлял. Где-то в стороне женский голос спросил что-то со словом «болеть». Сергей решил, что речь о нём, и, может, больного, его не будут убивать, а бросят, поэтому начал кашлять ещё сильнее, от чего горло и в правду засаднило.

Спустя некоторое время к нему подошли несколько человек. Глаза уже привыкли к темноте, а голова немного успокоилась, и он смог их разглядеть. Это были крупные мужчины с совершенно тупыми чертами одинаковых лиц. Так могли бы выглядеть выпускники школы для умственно отсталых, подумалось Сергею. Они подняли его за локти и потащили. Открылась деревянная дверь, и солнечный свет ослепил пленника на несколько минут, глаза его слезились, в виске снова забилась пронизывающая боль. Не имея возможности видеть, он только чувствовал, что тащили его недолго, пытался сам переставлять ноги, потому что иначе было больно. Потом его отпустили и сняли веревки, крепко держа за руки. Затем начали раздевать, и как раз в это время глаза понемногу привыкли, и он смог осмотреться.

Он стоял на небольшой полянке, справа был высокий и какой-то слишком ровный травянистый холм, вдоль которого шла тропинка, по которой его сюда притащили, с остальных сторон – лес. Рядом на стволе сосны сидела красивая рыжая белка и бусинками-глазками смотрела на него. Сергей никогда не видел белок так близко, ни разу в жизни ему не приходилось кормить их в парке. Двое мужчин держали его, один из них был тот седой из тайги, а перед ним стояли рыжий бородач (хотя все трое были бородатыми) в каких-то черных штанах и толстая престарелая женщина, тоже в штанах, футболке и жилетке из кожи. Её большая грудь растянулась и соски, казалось, находились где-то в районе пупка.

Когда с него сняли всю одежду, он не удивился этому, а, пожалуй, обрадовался, что на улице лето. Женщина подошла к нему, осмотрела со всех сторон. Сняла повязку с руки, она уже почти не болела, опухоль спала. «Наверное, проверяет, не больной ли, можно ли есть» – уже привычно решил Сергей. Он как будто успел смириться с тем, что станет обедом дикого таёжного племени. Потом женщина тяжело опустилась на одно колено, разглядывая ещё и там. «Стоит, как рыцарь на посвящении перед королем», - думал Иноземцев, осознавая всю абсурдность ситуации. «Только меча на плече не хватает». Затем женщина зашла ему за спину, бородачи заставили наклониться, и женщина проверила его сзади. Страх Сергея смешался с чувством стыда, беспомощностью и даже каким-то любопытством. Потом женщина вернулась назад и стала трогать зубы… Сергей только надеялся, что палец был другой. «Хорошо» - произнесла, наконец, женщина также невнятно, как и остальные. Сергей думал только, что, наверное, это «хорошо» к нему не относится.

После «осмотра» его утащили к реке, она оказалась совсем рядом, где та же женщина обмыла его целиком. От холодной воды кожа стала красной, Сергей продрог. На него накинули его же куртку и увели обратно в дом. Правда, это он уже потом успел рассмотреть, что это дом – настоящий, из крепких свежих брёвен дом, построенный в яме и засыпанный до конька крыши землёй, на которой росла весёлая зелёная травка и цвели лесные цветочки. Внутри же он по возвращению снова ничего не мог видеть, пока глаза снова не привыкли. Его завели вовнутрь и, как был, в одной только куртке, поставили перед дряхлым стариком, сидевшим на огромном деревянном кресле, покрытом шкурами. Женщина что-то сказала старику, Сергей снова не понял смысл и вздрогнул, когда старик обратился к нему и заговорил понятным русским языком.

– Как тебя зовут, несчастный? – голос оказался моложе, чем старик выглядел. Пленник ожидал, что старику лет сто и он будет скрипеть, как старый тополь.

– С… Сергей. – ответил Иноземцев. Он так давно ни с кем не говорил, что голос прозвучал странно.

– Ты молод и здоров, Сергей. Моя жена посмотрела твою жилу. Поэтому сначала ты дашь женщинам семьи детей.

«Каких детей?» хотел было спросить пленник, но вспомнил тех, которые сидели рядом, когда он проснулся. Поэтому спросил, запинаясь:

– Кк… Как дать-то их?

– Как мужчина. Все наши женщины умеют любить, тебе не будет сложно. Управишься за три ночи. А через три ночи проведём обряд.

И вот здесь Сергея снова начало тошнить, в горле встал комок. Он мгновенно понял, что не о тех детях было подумал сначала. И что если его съедят, то не сразу.

– Если обидишь хоть одну из моих дочерей, то обряд проведём раньше. Предки гневаются на нас и просят поторопиться. – сказал старик и провёл поднятой рукой над головой.

Тусклый свет не позволял рассмотреть всё подробно, а разговор заставил сосредоточиться на старике, но сейчас внимание Сергея переключилось, и он увидел над троном старика полку, на которой стояли четыре высушенных головы. И все они были без бород. В этот момент крепкие руки снова подхватили Сергея и снова потащили наружу. Его привели в какой-то маленький дом, стоявший рядом с большим, в котором не было ни окон, ни очага. Втолкнули вовнутрь и заложили дверь снаружи. Через щели вокруг двери проникал свет, и уже в который раз за день Сергей осматривался вокруг. По-видимому, постройка служила дикарям амбаром, потому что там хранились шкуры, какие-то ещё предметы, назначение которых Сергей не мог угадать. Потом он увидел у дальней стены нагромождение шкур и решил туда прилечь. По дороге обо что-то запнулся, под ногой хрустнуло. Шкуры оказались удобной лежанкой и принадлежали разным животным, видимо, оленям, волкам, лисицам, бурым медведям. Он вытащил какую-то пушистую шкуру, скрутил её и положил под голову, другой шкурой укрылся, потому что одежду ему не вернули, кроме куртки, а в амбаре было прохладно.

Сергей снова усмехнулся: его «жила» была сейчас такой беспомощной, что надеяться на успех ночного мероприятия вряд ли стоило. Тем не менее, он лежал и думал о том, что произошло уже за день, и что ждёт впереди. Ему показалось очень странным, что старик хорошо говорил по-русски, и выглядел как обычный русский дед, даром, что в шкуре, но все остальные? Они плохо говорили и одеты были как попало, то шкуры, то обычная одежда. Кто они такие? Может, это какие-то дикари, которых кто-то пытался окультурить? По телику он видел, как в какой-нибудь Микронезии или Африке белые люди приезжали к диким племенам, привозили им одежду, еду, пытались учить их языку, культуре… Но он ни разу не видел и не слышал, чтобы кто-то вот так приезжал в российскую тайгу. Непонятно.

Ещё думал о предстоящих ночах... Он не знал, скольким женщинам он должен «дать детей», пока его таскали туда-сюда, видел вскользь, может, трех-четырех, не считая старухи-проктолога. Старик дал ему три ночи, значит, пока он будет делать, что от него требуют, эти дни он ещё поживет. А там, может, удастся сбежать. Он представлял, как вечером к нему придет знойная дикарка или даже две, и у-ух...

Эти мысли занимали его довольно долго, но тут кто-то подошёл к двери, вынул засов, и девочка-подросток внесла в амбар деревянную миску с варёным мясом. От тарелки шёл такой аромат, что Сергей едва сдержался, чтобы не сорваться с места сразу же, но вспомнил, что голый, и остался сидеть. Когда девочка вышла, и дверь закрылась, он схватил кусок мяса рукой и впился зубами. Жевать было тяжеловато, но мясо было в меру солёное и вкусное, Сергей запивал его бульоном. Когда миска была пуста, его вдруг охватила паника – а не накормили ли его куском предшественника?! Но сделать уже ничего было нельзя, мясо действительно было вкусным, а он – голодным, так что оставалось надеяться, что это лосятина или медвежатина.

Наевшись, он снова забрался под теплую и мягкую шкуру, закрыл глаза и испытал неведомое раньше ощущение, когда шерстинки ласково щекотали обнажённую кожу. После многодневного напряжения, когда он постоянно боялся неизвестного, пришло успокоение. От него уже почти ничего не зависело, и его не собирались убивать прямо сейчас. Чувство сытости и тепла мягко накрыли и опустили в тёплый омут сна.

Проснулся от какой-то суеты вокруг: свет, шорохи, голоса. Рядом с ним стоял неизвестный бородач с дубиной, а мимо из двери в амбар и обратно сновали женщины. Через открытую дверь было видно, что уже сумерки, виднелись лиловые облака. В самом амбаре было светло: в нескольких местах в стены были воткнуты зажжённые лучины, под ними стояли кривые глиняные миски с водой. Женщины выносили какие-то вещи, кадки, корзины. Пока он спал, амбар заметно опустел.

Потом бородач что-то прошамкал, женщины вернулись в амбар и встали вдоль одной из стен, опустив головы. Кажется, друг друга они прекрасно понимали, а ему всё казалось, что они говорят как-то знакомо, но всё же непонятно. Сергей и сам не заметил, как вжался в угол, и разглядывал дикарок. Их было девять, причём, две из них, по-видимому, совсем девочки-подростки… Все были с длинными волосами, завязанными сзади, среднего роста, жилистые, две – существенно в теле. Та, что стояла ближе к нему, что-то сказала, он разобрал только слово «лица», женщины подняли головы, и взгляд каждой устремился на Сергея. Пара женщин лет двадцати пяти – тридцати смотрели спокойно и даже с каким-то интересом, без стеснения оценивали его «жилу», которая оказалась не прикрыта, когда он сел. Остальные, кроме девочек, были совсем молоденькими, и смотрели со страхом, кожа была бледной. Он заметил, что одна из девушек отличается от всех остальных. Те были похожи друг на друга, как близкие родственники: тёмные волосы, широкие носы, густые брови, большие глаза. У той же волосы были темные, кожа немного смуглее, чем у других, черты лица как будто тоньше и изящнее. И взгляд совсем иной – с сожалением и пониманием. Он надеялся, что это просто собрались все женщины этого дикого рода. Минус дети, остаётся семь. Семь женщин на три ночи.

Это всё он не понял сразу осмысленно, а больше почувствовал, потому что смотрел на них совсем не долго: когда женщины подняли лица, бородач почти сразу скомандовал что-то типа «Нешаеть!», и Сергей отвёл взгляд.

Он немного помедлил, бородач качнул дубиной, и Сергей на всякий случай отвернулся в сторону и вниз. Первая женщина прошамкала что-то про «любить мушей», несколько девушек с дальнего края пошевелились. Потом она подошла к Сергею, всё ещё сидевшему на шкурах. Бородач скомандовал что-то вроде «Ляшь», пленник лег обратно на шкуры, прикрыв себя сверху той пушистой. Он с ужасом смотрел, как женщина снимает одежду, протягивает грязную руку с обгрызенными ногтями к его «жиле», подбирается ближе лицом. Бородач, к которому Сергей лежал головой, громко выдохнул. Не так он представлял себе ночь с дикаркой, ох, не так!

Пленник закрыл глаза, потому что всё, что сейчас было, происходило не по его желанию, но главным было желание пожить ещё хоть немного и, возможно, сбежать, пусть и такой ценой. Длительное воздержание сыграло свою роль, женщине и не пришлось прилагать особых усилий, всё произошло довольно быстро, но для него длилось какими-то бесконечными мгновениями.

К середине ночи Сергей был измотан больше, чем когда лазил по тайге с подвёрнутой ногой. Ему не позволяли ничего делать, он мог только смотреть и не шевелиться, внутри копилось чувство стыда и какой-то замаранности… Он подумал, что, наверное, девушки, подвергшиеся сексуальному насилию, чувствуют себя примерно так же, только ещё хуже. Ему, по крайней мере, не грозит беременность.

Несколько девушек оказались совсем неопытными, старшим пришлось помогать им, а пленник готов был отрезать уже свою «жилу», лишь бы его оставили в покое. Женщины не утруждали себя омовением его хотя бы в одном месте, поэтому он чувствовал себя заводским станком, штампующим, штампующим… Когда пришла очередь темноволосой, первая женщина что-то сказала, и к Сергею неуверенно двинулась одна из девочек-подростков. Он было попытался воспротивиться, понимая, что это неправильно, это преступление:

– Она же ребёнок! – воскликнул он. На что старшая женщина ответила:

– Не дитя. Шеншина!

Сергей начал вставать, но бородач без слов стукнул его дубиной по плечу, и тот упал обратно, скорчившись, подмяв руку под себя. Старшая женщина подвела вторую девочку, велела стоять рядом. Сергей снова лежал с закрытыми глазами, пытаясь думать о чём угодно несексуальном, но и без этого его «жила» уже выдохлась и не давала необходимого ресурса. Старания женщины оказались безуспешными. Сергей увидел, как она поднялась и махнула рукой. Женщины начали подниматься и выходить, а черноволосая сделала шаг вперёд и сказала:

– Я ещё смогу.

Старшая смерила её презрительным взглядом:

– Паробуй. – сделала какой-то жест бородачу и вышла вслед за остальными.

Сергей готов был её придушить, но рядом стоял бородач, а короткая реплика темноволосой прозвучала непривычно чётко, поэтому он остался лежать. Попросил только:

– Дайте отдохну полчаса. Не могу больше.

Девушка подошла, села рядом на шкуры, не касаясь его. Бородач было возразил, но девушка выкрикнула что-то непонятное, и он остался стоять на месте.

«Вот это работка!» – подумал Сергей, – «Всю ночь следить вот за этим. Три ночи».

В этот момент девушка коснулась его ноги, он от неожиданности её отдёрнул. Бородач посмотрел на обоих и отвернулся. Сергей скосил взгляд на девушку, она тоже смотрела на него искоса из-под упавших на лицо волос и что-то медленно шептала. Она пыталась что-то ему сказать, но он не понимал, поэтому она снова легонько тронула его ногу, а потом начала водить по коже пальцем. Он было подумал, что это такая эротическая игра, но в ней не было ничего возбуждающего. Она выводила пальцем узоры на его коже, ему было щекотно, но он старался не шевелиться и никак не реагировал. Когда девушка начала царапать кожу ногтями, он снова посмотрел на неё. Она как-то зло качнула головой, он ничего не понял, но бородач шумно повернулся к ним, и оба сделали вид, что ничего не происходит.

Потом девушка встала, подошла к бородачу и тихо спросила:

– Воды?

Тот кивнул, девушка тихонько вышла из амбара. В отличие от других, она не разделась, когда подходила к Сергею, поэтому и ушла одетой. Лучины в стенах прогорели, за ночь их несколько раз меняли, но и последним пришел конец, поэтому в амбаре было темно. В дверной проем было видно, что ночная тьма отступила, где-то слева разливалась по небу утренняя заря. Он вроде её недолго разглядывал, но вот проем закрыла тень, девушка вернулась. В руках она несла две глубоких чаши. Подойдя к бородачу, она поставила одну чашу на пол, а вторую надела ему на лицо. Тот пару секунд соображал, что произошло, а девушка схватила Сергея за руку, шепнула «Бежим!» и потянула его к выходу. Как был, нагишом, он побежал за ней, оглядываясь на бородача. Тот откинул миску с лица, что-то рычал, пытался кричать, водил руками по лицу, наступил в миску с водой, она разлилась.

Они выскочили в проём, девушка сказала: «За мной», - и свернула налево в кусты. Он бежал за ней. Ветки деревьев и трава хлестали по коже, оставляя капли холодной росы, босые ноги утопали во мху, но он внимательно смотрел вперёд, боясь оступиться и подвернуть ногу, как в прошлый раз. Она остановилась первой отдышаться, упёрлась ладонями в колени. Сергей пробежал чуть вперёд и тоже остановился. Восстановив дыхание, он спросил:

– Куда бежим?

– Некогда болтать! – ответила черноволосая и, уже не бегом, а быстрым шагом двинулась дальше.

Они шли целый день до следующей ночи, останавливаясь только у ручьёв. Девушка отдала Сергею заранее приготовленный кожаный мешок, в котором оказалась мужская одежда и куски кожи, чтобы замотать ноги. Она рассказала, что её зовут Вика, она тоже работала на станции со своим мужем, приехали из Тулы, но два года назад их поймали дикари, мужа использовали как быка-осеменителя, а потом ритуально убили. Его голова стояла второй слева на полке над троном старика-старейшины. Вику оставили, как она выразилась, «на расплод», но с тех пор на станцию никто не приезжал и в качестве мужей выступали мужчины рода, но она так и не забеременела, от стресса менструации прекратились… А теперь вот появился он. Точнее, сначала мужчины принесли трупик рыжего кота, которого отдали детям в качестве игрушки. В тайге рыжие коты не водятся, так она поняла, что на станции новые люди, не знала только, сколько их и кто именно – мужчины или женщины.

Одна она боялась сбегать, но вдвоём у них были шансы. Бородач должен был сразу разбудить всех, за ними наверняка отправили погоню, но удивительно – никакого шума сзади они не слышали, и всё равно продолжали идти. На закате Сергей предложил спрятаться под елью, как сделал это по дороге на станцию в прошлый раз. Оба не спали полтора суток и валились с ног. Подходящее дерево нашли не сразу, но когда нашли – залезли под него и на тёплой мягкой хвое моментально уснули. Стояла тёплая июльская ночь.

Сергей проснулся, когда солнце уже было высоко. Виктории не было. Рядом с ним свернулся калачиком Шустрый, грел ему бок. Парень аккуратно выполз из-под ветки, посмотрел по сторонам, прислушался. Позади хрустнула сухая ветка, он повернул голову, улыбаясь девушке. Метрах в трёх у высокого кедра стоял человек. Он был одет в мохнатую шерстяную хламиду, волосы торчали сосульками, полуседую бороду будто и не стригли никогда.

Сергей усмехнулся... Каким наивным дураком он тогда был! Он думал об этом постоянно, когда не приходилось думать о сохранении своей шкуры. И вот снова с улицы послышался вой: дикари знали, что нужно лишь ещё немного подождать, и он сдохнет сам. Для них это было плохо, значит, скоро они всё же придут за ним. Он прикрыл глаза, надавил на них большим и указательным пальцами правой руки. Сколько раз он вот так закрывал их в надежде, что сейчас откроет и окажется, что всё это приснилось.

Левая рука уже совсем плохо двигалась, ладонь распухла так, что он даже не пытался снять куртку, боялся, что не сможет натянуть её снова. Да и еды осталось совсем немного, всего-то горсть сухарей и пара банок сайры, которые он нашёл в одном из недоразобранных ящиков. Как же он ненавидел суп из сайры, который варила мать! Мама... Скоро мы встретимся, думал он. Но пока ещё он жил и знал, что дикари его не тронут какое-то время.

Он продолжал вспоминать и записывал свои воспоминания. После него сюда наверняка отправят ещё одного дурачка! Пусть хоть он знает, что делать, когда они придут.

В Магадане по прилету он явился к местному начальнику метеорологической службы, который ему объяснил основные нюансы и сказал найти кота, мол, на станции мыши. Взрослого рыжего котище нашел в тот же вечер, купил ему корма, игрушек всяких, назвал Антохой. Он тогда ещё подумал, что это странно, что в таком месте нет кота. Но решил, что, возможно, кот был стар и сдох, а может быть, на станции никто не жил некоторое время, поэтому животных тоже не было.

Следующим утром его ждал катер, который по реке должен был доставить к месту назначения. Оказалось, что идти на катере нужно было далеко, дорога заняла больше половины дня. С ним на станцию ехал мужик лет пятидесяти, Антон Палыч (как Чехов прям; ещё и коту пришлось срочно новое имя придумывать, но это громко сказано – придумывать, потому что без затей стал звать его Рыжим). Сергей поначалу было решил, что именно с Палычем они вместе будут работать. На станции раньше служила целая группа в пять человек, но, как сказал тот самый начальник службы, технологии позволили сократить штат до двух: начальника станции и метеоролога. Вот Сергея на место начальника и назначили, а Палыча, видимо, вторым. Это потом он понял, что эти технологии в своих головах придумали какие-то «эффективные менеджеры», которые решили заменить один прибор на более современный и под этим предлогом порезать штат. Работы там по-прежнему было на пятерых. Отсюда и зарплата стала понятна: подняли за счёт сокращения штата.

Чехов вез с собой пса Шустрого, среднего размера, длинноногого, с лохматой чёрной шерстью. С котом они вызвали взаимную антипатию, и Рыжего пришлось закрыть в сумке на верхней полке.

Палыч вел себя по-хозяйски, как человек опытный и бывалый, но как будто нервничал. Сергей хотел было поспрашивать его на предмет реальной жизни на станции, но тот бросил свою сумку, отвернулся к стене на полке в каюте и уснул. Или сделал вид, что уснул. Сергей тогда подумал было, что Палыч – порядочная свинья, раз не захотел даже познакомиться. Позже убедился, что был прав.

Приехали почти к вечеру. Сам дом, где предстояло жить, а также хозпостройки находились на возвышении, поэтому кучу привезенных вещей, каких-то ящиков, досок и прочего пришлось до темна таскать своими силами с Палычем вдвоём: катер отчалил в тот момент, когда земли коснулся последний ящик. Водитель катера, или хрен знает, как он называется, слишком сильно торопился…

«Оно и понятно», — хмыкнул про себя Сергей. Снова выглянул в окно снизу, никого не увидел, но знал, что они там и ждут его. Интересно, его найдут хотя бы по весне? Или раньше обнаружат, что не выходит на связь, и приедут? Найдут ли вообще хоть какие-то кости? Он слабо успел узнать округу, но никакого подобия кладбища или останков крупных животных ему не встречалось.

С Палычем работать оказалось тяжело. Сергей прошел лишь теоретические курсы, пару раз трогал приборы руками, но работа на станции оказалась гораздо сложнее, а Антон не хотел объяснять, вдаваться в подробности. Сергей отметил, что Палыч реально считал дни, когда его заберут. Каждый вечер он в календарике обводил кружочком прошедшее число. Иноземцев почему-то был уверен, что на смену Чехову приедет его постоянный напарник, с которым они будут жить на станции как минимум до следующей весны, а если всё пойдет нормально, то и дольше, и тот будет не в пример дружелюбнее Антона. И сейчас стало понятно, что с его стороны это было непростительное легкомыслие.

– Ты не рассчитывай, я с тобой только на месяц. – сказал Палыч на следующий день после приезда. – Потом сменщика пришлют. Покажу тебе основное, дальше сам разберешься. Недолго, небось, поработать придется.

– Почему же недолго? – удивился Сергей. – Я на год контракт подписал.

Сергею казалось, что он просто чем-то Палычу не понравился. Потом понял: Антон не мог не знать, что на станции пропадают люди, но ничего ему, Сергею, об этом не сказал. Скотина. Он уехал через три недели, ничего опять же не сказав и не предупредив. Просто, когда прибыл катер с новой партией грузов, пока Серега тащил наверх очередной ящик, Антон прыгнул в каюту со своей сумкой, которую, сука, втихаря заранее собрал. Катер ушел так же быстро, как и в первый раз. Палыч уплыл, и Сергей остался на станции один. Он не сразу это понял, только через пару часов, когда заметил, что Палыч собрал свои пожитки, но оставил постель, видимо, чтоб Серега не сразу догадался. Так и получилось. При этом Чехов оказался непорядочным не только по отношению к Сергею, которому он вроде бы ничем и не был должен, если опустить нормы морали и вежливости. Палыч бросил на станции Шустрого, а пёс, как видно, был к нему привязан и заметно скучал.

Твари появились впервые в ночь на двадцать первое июня. Серега долго думал, почему именно тогда, но так и не понял. Единственным объяснением была самая короткая ночь в году. После тяжелого дня, когда в одиночку пришлось обходить все приборы и фиксировать данные, чтобы передать центру, он лег спать ещё засветло. Проснулся от того, что Шустрый громко заскулил и залез под стол, а кот выгнул спину и зашипел. Оба смотрели на дверь. Серега скинул с себя теплого кота, подошел к двери, но открывать не стал, прислушался. Мало ли, вдруг зверь какой пожаловал. Признаться, ему и без того было страшно ночевать одному, а тут ещё и это. На улице было темно.

Уже неделю стояла жара, и основная толстая дверь в дом была всегда открыта, Сергей закрывал только дощатую дверь с веранды на улицу, и то на шпингалет, который наверняка помнил ещё Брежнева, хотя имелась и более серьёзная задвижка. От кого, собственно, закрываться? Зверь не проберется, а людям здесь неоткуда взяться.

Вот за этой тонкой дверью кто-то стоял. У Сереги волосы на затылке поднялись, ладони вспотели – высоко, на уровне своего лица в ночной тишине он отчетливо слышал дыхание... На несколько сотен километров вокруг никого не было. Не должно было быть. Присутствие ощущалось ещё и по тени, которая падала сквозь щели между дверью и притвором – ярко светила луна. Это мог быть медведь или лось… За дверью стоял человек. Сергей замер, его колотило. Гость молча постоял, спустился по ступенькам на камни и, судя по звуку шагов, ушел в лес.

Серега ещё долго стоял, не шевелясь, ноги онемели, руки не поднимались. Страх обездвижил, но в то же время внутри шевелилось липкое чувство стыда за свою трусость. Он вернулся в дом, решив достать ружье. Крепко закрыл толстую зимнюю дверь. Замешкался. Ружье, старая охотничья двустволка, лежало заряженным в сейфе на случай, если к жилью выйдет дикий зверь. Новые патроны нужно было готовить, а Сергей этого не умел. Как-то попросил Антона показать, но тот отмахнулся, некогда, мол. Но даже если бы Сергей и мог сам это сделать, нужно было включить свет, но что, если этот неизвестный где-то рядом?

И вообще, откуда здесь человек?! Ладно бы волк, медведь или даже росомаха, но в такой глухой тайге человек? Ни туристов, ни охотников здесь быть не может – слишком далеко от населенных пунктов. Даже если охотник, почему не постучал? Почему ушел молча, ведь он его слышал?!

Сергей достал ружье, сел у стены, и так всю ночь и просидел. Вышел из дома, только когда солнце взошло достаточно высоко. И только потому, что хотел связаться с центром, но связи не было. Уже несколько дней не работал интернет. На доме висела тарелка, обычно сеть позволяла загружать тексты с отчетами в базу и смотреть тексты в соцсетях, но картинки и видео не проходили. Сейчас Сергей остался и без этого средства связи с миром. У него было устойчивое ощущение, что ему перерезали пуповину, связующую с прежней жизнью среднестатистического россиянина.

Утром он уснуть не смог, хотя пытался. Ночной испуг прошел, Сергей даже начал ругать себя за трусость и убеждать, что это мог быть охотник, который не хотел пугать ночью... Но внутреннее напряжение не отпускало.

Нужно было срочно наладить связь с центром. После завтрака и выполнения ежедневных рутинных задач он залез на крышу, к спутниковой тарелке, и там обнаружил обрыв провода. Полдня потратил на ремонт, дважды чуть не свалился с крыши, испугавшись резких звуков в лесу.

К ночи связь появилась. В очередном отчете Сергей сделал приписку: «Около полуночи к станции вышел человек, через несколько минут ушел. Сообщите, не пропадали ли охотники в тайге в течение последнего месяца».

Ответа ни в тот же день, ни в последующие не поступило. Отчеты уходили исправно дважды в сутки, но раньше хотя бы какую-то информацию присылали в ответ. Здесь же – тишина.

Через несколько дней Сергей совсем почти успокоился. Ночных гостей больше не наблюдалось, рутина продолжала поглощать. Серёга уговаривал себя, что за это одиночество он неплохо заработает. Но, пожалуй, через год контракт продлевать не будет.

В один из дней погода выдалась удивительно приятной: летний зной отступил, облака барашками лениво ползли по небу, дул легкий ветерок. Ежедневный труд на протяжении нескольких недель без выходных вымотал. Иноземцев чувствовал усталость и раздражение. Хотелось взять топор и разбить эти дурацкие приборы! Каждый день одно и то же... И ответа от центра всё нет. Он знал, что за раздражением прячется страх, но не признавался в этом себе.

Уже начало казаться, что про него забыли, и он останется здесь навсегда. Сергей в свободное время изучал старые советские карты, думал, что делать, если в течение месяца не будет никаких новостей. Идея идти пешком вдоль реки, как шли на катере, только в обратную сторону, не казалась уже безумной. Всего каких-то пара-тройка сотен километров! Хорошенько собраться, подготовиться, и можно идти.

Поэтому в один из теплых, без изматывающей жары, дней Сергей решил устроить себе выходной. Он уже хорошо разбирался в показателях, которые передавал, и знал, что такая погода продлится до середины следующей недели. Можно сходить в разведку, обойти хотя бы округу дальше привычного периметра, прежде чем пускаться в дальний и опасный путь.

После завтрака взял куртку, карту, компас и немного еды и вместе с Шустрым отправился в сторону от реки. Идти было тяжело: дикая тайга почти непроходима, сплошной бурелом. Несколько раз он подворачивал левую ногу, щиколотка болела. Ноги утопали во мху. Один раз напоролся ладонью на гнилой сучок, пропоров кожу между пальцами. Ещё через пару часов желание плюнуть и вернуться почти совсем возобладало над всеми остальными, но вскоре он набрел на звериную тропу и идти стало легче. Чтобы не думать о неприятном, вспоминал счастливое студенчество – время широких надежд и слабой ответственности.

За этими мыслями почти не заметил, как резко наступил вечер. В сгустившихся сумерках Сергей нашел огромную валежину, присел отдохнуть. Закрыл глаза. Шустрый устроился у ног, положил голову на лапы. Нужно решить, что делать дальше. Посмотрел на часы. Он шёл около семи часов, и вероятно, зашёл слишком далеко. Возвращаться прямо сейчас? Нереально, в темноте легко сбиться с пути и вообще не найти выход из этой чёртовой тайги. Ещё и рука ноет… Голова гудела. Рана на ладони была небольшой, кровь почти сразу перестала течь, но сжимать ладонь было больно. Он порылся в карманах куртки, но ничего подходящего не нашёл. Аптечку или хотя бы какие-то примитивные лекарства типа пластыря и обезболивающего он не взял.

– Идиот, – выругался громко вслух.

В кустах позади что-то хрустнуло и зашелестело. Обернувшись, Сергей увидел, что от него убегает какое-то животное. Крупное и высокое. Оно отбежало за деревья и, видимо, остановилось, видно его не было, но звуки стихли. Сергей резко встал… и упал на бок. Левая ступня съехала со скользкой гнилушки и в третий раз подвернулась: щиколотку охватило огнём, не наступить. Он застонал, снова выругался, схватился за ногу. Попытался встать – не вышло. Опираясь на здоровую ногу и цепляясь за гнилые сучья руками, забрался на валежину. Посмотрел в сторону, куда убежало животное, и увидел его… По шее сзади побежали холодные муравьи. Съеденный на привале хлеб встал в горле.

Метрах в десяти за деревом прятался человек. Он втягивал голову в плечи, накрытые какой-то шкурой, пытаясь скрыться, но дерево было молодым, и человека было явно видно за стволом.

Первое, что Сергей понял, это то, что человек не был ни охотником, ни потерявшимся туристом. Он походил на… лешего. Был одет в мохнатую шерстяную хламиду. Волосы торчали сосульками, полуседую бороду будто и не стригли никогда.

– Ты, это… – начал Сергей. – Ты кто?

Он знал, что ответ вряд ли получит, но сейчас он, во-первых, слабо отдавал себе отчёт в действиях, а во-вторых, хотел хоть как-то наладить связь с незнакомцем, потому что иначе вообще было непонятно, чего от него ожидать.

Мохнач пригнулся, медленно двинулся назад в кусты и скрылся с глаз. Сергея охватила паника. Бежать! Сейчас же бежать назад! Чёртова нога… Он попытался сползти и опереться на больную ногу. Она уже не горела, но сразу стало ясно, что идти никуда не получится. Сердце колотилось.

«Этот дикарь найдёт меня и сожрёт», – думал Сергей, судорожно пытаясь понять, как же быть дальше. Стадия отрицания не позволяла поверить, что его жизнь закончится так бесславно: это только в книжках про такое пишут, исторических или приключениях… Точно, этого же съели, как его… Кука! А в его мире интернета и электросамокатов такого не бывает, чтобы кто-то съел человека. Ну это если не считать каких-нибудь маньяков-каннибалов… Мысль про Кука потянула за собой другую, ещё хуже. Того сожрало племя дикарей. Этот, судя по виду, тоже дикарь. А значит, он не один.

Идти было страшно и больно. Нога безбожно ныла, но ладонь вроде приутихла, если ей не шевелить. Оставаться было ещё страшнее. Сначала он подумал залезть на дерево, но это оказалось почти невозможно – больные конечности не позволяли забраться выше двух метров. Кроме того, дикари могли уметь успешно лазить по деревьям.

Поэтому пришлось развернуться и ковылять обратно, внимательно глядя по сторонам. Вскоре он нашёл кривую сухую ветку, которая вполне сгодилась в качестве посоха – при опоре она звенела, но не ломалась. Пару раз ему казалось, что он видел дикаря, но хотелось верить, что это только «показалось», ведь солнце очень быстро скрылось, и идти, а точнее, продираться сквозь тайгу, пришлось в темноте. Облака всё так же лениво тянулись по небу и почти не пропускали лунный свет.

Где-то после полуночи идти стало совсем невозможно. Шустрый убежал куда-то вперед, глаза совсем ничего не видели, а доставать фонарик он побоялся, тогда Сергей нашел раскидистую ель, забрался под неё и моментально глубоко уснул. Шорохи ночной тайги не могли его разбудить. Пройди рядом хоть зверь, хоть человек, Сергей бы не услышал, слишком сильна была усталость, сильнее страха.

А человек рядом был. Дикарь потерял хромого из виду, но увидел пса, как тот забирается под дерево. Он не стал трогать человека, ведь его охраняло это странное животное, похожее на волка. Этих животных предки считали священными и запрещали убивать и есть. Нужно было вернуться домой и сообщить о находке.

Мысли в голове дикаря не были такими четкими и плавными, они даже не были образами. Это были какие-то осколки настоящего разума, связанные эмоциями и чувствами долженствования, страха, радости. Он действовал почти на инстинктах.

Несколько поколений, возникших в результате тесного кровосмешения и подвергавшихся влиянию нескольких вирусов, передающихся через животных, грызунов, птиц и насекомых, свели практически на нет достижения эволюции и культуры. Нынешняя молодежь знала историю рода, но она не имела для них почти никакого смысла. Много снегов назад, когда люди поклонялись большой шкуре цвета клюквы и триединому богу Ленину-Марксу-Энгельсу, их праотцы и праматери отправились в леса искать черную кровь земли для больших железных лосей. Их волшебные коробочки перестали работать, два праотца приняли муки и погибли, остальные же остались в лесу и стали жить. Своим детям они завещали не оставаться на одном месте, а двигаться на полдень. С тех времён снега приходили очень много раз, а семья переезжала на другое место раз в несколько снегов.

С тех пор, как семья пришла в этот лес и им встретился первый безбородый, стало хорошей традицией при проведении обряда взросления детей племени угощаться чужаками. У них был особый запах, мясо нежное, а у некоторых - жирное, сытное, такое, что при жарке над очагом жир капал в огонь и шипел. А ещё их легко было поймать, потому что почти все они очень плохо бегали и совсем не знали леса.

Надо сказать, что такие обряды проводились нечасто, семья стала совсем небольшой. А в последний раз и вовсе пришлось обойтись без такого угощения и есть обычную медвежатину, потому что у большого дома на берегу не было жизни. Умершие предки негодовали, посылали на семью болезни и требовали новую безбородую голову. Поэтому, когда они увидели на реке другой большой дом, плывущий против течения, в семье была радость.

Сергей проснулся, когда солнце уже было высоко. Рядом с ним свернулся калачиком Шустрый, грел ему бок. Он аккуратно выполз из-под ветки, посмотрел по сторонам, прислушался. Пошевелил руками и ногами, они почти не болели, но когда встал, то мышцами почувствовал, сколько прошел накануне.

Страх притупился, но не ушел совсем, хотя сейчас, при свете дня, ему было стыдно вспоминать свою вчерашнюю панику. Не по-мужски это как-то – истерить, как баба.

Направление он выбрал вчера не совсем верное, поэтому возвращался не прямо к станции, а под углом в сторону от неё. Поэтому, когда вышел к реке, оказалось сложно определить, в какую сторону идти, вниз по течению или вверх. Решил идти вниз, но Шустрый повернул вверх, и он пошёл за ним. Спустя ещё несколько часов он открыл дверь дома и едва сдерживался, чтобы не начать целовать и дверь, за которой можно было спрятаться, и пса, выбравшего верное направление, и кота, развалившегося на его подушке, – просто так, за то, что дождался. За стенами он чувствовал себя куда безопаснее.

Первым делом проверил связь: сообщения по-прежнему уходили, но не приходили. Вместо отчета по приборам отправил текст с требованием срочно его отсюда забрать. Потом нашел аптечку, обработал рану на руке, ладонь как будто припухла. Эластичным бинтом зафиксировал щиколотку.

Отдохнув, Сергей решил подкрепиться. Подошел к шкафу, открыл... И попятился. Шкаф был наполовину пуст. На полке остались лишь крошки по окружности баночных донышек. Не было чая, консервов, сахара и соли. То есть почти ничего, остались только приправы, но они были плохим обедом.

Сергей лизнул палец, провел по крошкам, сунул в рот... Сахар и, кажется, крахмал. Он в панике начал открывать остальные шкафы, думал, может, сам всё переставил, переложил куда-нибудь, но муки, макарон, круп и консервных банок тоже не было.

В голове звенело. Может, он тут в одиночестве начал кукухой съезжать? Может, он эти продукты уже давно съел? Как сходят с ума? С чего это начинается? Кажется, в сумасшествие поверить было проще, чем в то, что твари здесь были и вынесли припасы.

На улице раздался какой-то шорох, он резко сел, пригнулся. Увидел, что дверь приоткрыта, ноги подкосились, он сел на пол. Кот спрыгнул со стола и выскочил в дверную щель.

– Стой, твою мать! – крикнул Сергей и кинулся было за ним, но увидел лишь, как рыжий комок, убегавший в лес, внезапно отлетел в сторону и остался пригвожден к стене хозпостройки. Кот не кричал, Сергей не слышал ни звука, только видел, как дрожали перья на конце стрелы, а лохматый загребал лапами и через несколько секунд затих... Сергей захлопнул дверь, закрыл на замок. Попятился назад, зайдя в дом, захлопнул вторую. Случившееся не укладывалось в голове.

Продолжение следует...