Двое с носилками, не считая покойника
Как разительно отличаются далёкие семидесятые годы прошлого столетия от наших дней, понимаешь только, прожив более полувека. Батоны белого хлеба по двадцать две копейки, брюки-клёш, праздничные демонстрации, чёрно-белые телевизоры…
Законы джунглей ещё не были людскими. Никакого Интернета, где какая-нибудь недалёкая, завистливая, несчастная по жизни и несостоявшаяся, как личность, шавка может тебя облаять. Врачебная практика после окончания четвёртого курса: первые самостоятельные несложные операции, принятые роды, терапевтические больные…
…Из близлежащего к городу района республики поступил молодой больной с гнойно-некротической ангиной. В то жаркое лето он «перекупался» в Волге, и до вечера пил ледяную родниковую воду из источников, в изобилии имевшихся на правом берегу великой русской реки. На следующий день с фолликулярной ангиной он был госпитализирован в ЦРБ, однако через трое суток имела место уже лакунарная ангина, осложнившаяся острым пиелонефритом и почечной недостаточностью. Несмотря на проводимое лечение, состояние больного прогрессивно ухудшалось, и он был переведён в терапевтическое отделение РКБ, а точнее, в «Старую клинику».
Объективно: состояние тяжёлое, сознание спутанное, заторможен. Правильного телосложения, гиперстенической конституции. Шея толстая, «бычья», за счёт увеличенных лимфоузлов. Кожа и слизистые - землистой окраски. Изо рта запах гнили. Язык сухой, обложен коричневым налётом с «корочками». Миндалины и нёбные дужки не дифференцируются; вместо них, по задней стенке глотки и на твёрдом нёбе – множественные гнойно-некротические язвы с «рваными» краями и эрозированными участками, местами прикрытые желтоватыми плёнками. Температура тела – сорок градусов по Цельсию.
Тоны сердца глухие, ритмичные. Артериальное давление – восемьдесят на сорок два миллиметра ртутного столба, пульс – шестьдесят в минуту, ритмичный, слабого наполнения и напряжения. В лёгких дыхание жёсткое, выслушиваются множественные мелкопузырчатые хрипы по всем полям. Живот: симметричный, не вздут, в акте дыхания участвует ограниченно. При пальпации мягкий, безболезненный, симптомов раздражения брюшины нет. Стула и мочи нет пять суток.
Консилиум из кафедральных и сотрудников больницы. Консультация терапевта, нефролога, оториноларинголога, хирурга. Назначено лечение и даны рекомендации по ведению. Несмотря на проводимую терапию, через двенадцать часов от момента поступления в стационар наступил летальный исход. Всё это время я, со своим коллегой, ныне начмедом одной из городских больниц, не отходили от больного ни на шаг.
Я тогда наивно полагал, что мы сможем помочь пациенту и «вырвать» его из «лап» смерти. А как иначе? Его же осмотрели все – профессор, доценты, завотделением и другие опытные врачи. Надо только выполнить все назначения и рекомендации, поставить систему, сделать уколы и больной пойдёт на поправку. Однако шли часы, а шансов становилось всё меньше и меньше. Артериальное давление постепенно снижалось, а частота и глубина дыхательных движений уменьшались. Вот, под моими пальцами, лежащими на запястье больного, «проскочила» предпоследняя пульсовая волна, потом – последняя…
Впервые в жизни человек умер на моих глазах, у меня «на руках»… Сказать, что я был в шоке – значит, не сказать ничего. Молодой, физически крепкий деревенский парень скончался в одной из лучших больниц города от какой-то ангины, которой я лично болел по нескольку раз каждую зиму и весну. А почему же лекарства не помогли? Неужели что-то упустили, недосмотрели, не включили в инфузионную терапию?
Конечно, сейчас наивность и примитивность моих тогдашних рассуждений можно понять. Что вы ещё хотели услышать от студента четвёртого курса – желторотого неоперившегося птенца, ещё даже не вывалившегося из гнезда? Как можно было не верить в тогдашнюю идеологию, утверждающую, что советское здравоохранение – бесплатное и самое лучшее в мире, а советские люди – самые здоровые?
…Труп, как в то время было заведено, два часа пролежал в палате, а потом встал вопрос о его транспортировке в морг. Несмотря на глубокую ночь, все больные из этой комнаты находились в коридоре и помогать нам наотрез отказались. Делать нечего. Вместе с коллегой мы с трудом опустили тело на носилки и, пошатываясь, периодически делая передышки, двинулись в нужном направлении.
Морг «Старой клиники» находился во дворе, метрах в ста от основного корпуса. Это было небольшое, красивое, одноэтажное здание с куполом и оригинальными полувыступающими ротондой и колоннами, построенное в девятнадцатом веке в стиле русского классицизма.
Была звёздная, тёплая, июльская ночь (совсем как у Гоголя). Луна нежным, фиолетово-синим светом заливала все окрестности, формируя длинные, причудливые тени из растущих вокруг морга декоративного кустарника и деревьев. Стояла оглушающая тишина, и только неподалёку, в городском саду, выли собаки, как бы предупреждая, как бы предостерегая от какой-то нависшей над нами опасности…
Мы долго возились с амбарным замком, висящим на входной двери, и с трудом открыли одну створку, к которой намертво была присобачена огромная пружина от какого-то механизма. Договорились заранее: входим, ставим носилки и быстро zurück (обратно, пер с нем.).
Я шёл первым. С огромным трудом, придерживая половину четырёхметровой двери левой ногой, и, держа носилки, я втиснулся в чёрную пасть морга, сразу же споткнулся обо что-то мягкое, но продолжил движение. Мой напарник, кряхтя и чертыхаясь, еле-еле преодолел Рубикон на входе и тут же, качнувшись вперёд, уронил носилки на пол. Я, естественно, тоже. Дверь за нами захлопнулась с оглушительным грохотом, как крышка гроба из кинофильма «Вий».
В ушах зазвенело, словно после симфонического концерта в городской филармонии, а всё тело почему-то начала бить мелкая дрожь. Темень была такая, что я не мог разглядеть абсолютно никаких ориентиров. Наверху, под куполом, послышался какой-то шорох, и кто-то уставился на меня стеклянным немигающим взглядом.
- Спокойно, - сказал я себе в гробовой тишине, пытаясь унять возникшую в теле дрожь и, гоня прочь всякие жуткие мысли. – Это, вероятно, птица.
- Что делать-то? – хриплым, незнакомым голосом спросил меня коллега.
- Несём дальше, - просипел я ему враз пересохшим горлом. – Поднимай носилки.
Я нагнулся и начал искать ручки носилок, но вместо правой вдруг нащупал чью-то руку с пальцами. Последние были не просто холодными, они были ледяными. Меня словно молнией шандарахнуло. Со страху я выпрямился, а мои пальцы судорожно вцепились в чужую конечность, которая, как ни странно, легко поднялась от пола в воздух. По моему лицу и спине текли уже не ручьи, а водопады пота, причём сердце же давно уже выпрыгнуло из пяток и стучало мне кувалдой по голове. К реальности меня вернул абсолютно чужой и глухой, как из могилы, голос напарника.
- Ну что, взяли?
- Поищи выключатель, он где-то слева от тебя, - негромко прохрипел я и отбросил руку в темноту.
Минуту я слушал какой-то скрежет, который приближался ко мне по стене всё ближе и ближе. Вдруг, что-то опустилось и надавило на моё левое плечо. Даже через мокрый от пота халат я почувствовал исходящий от этого нечто холод.
- Эт-т-то я, не п-п-пуг-г-гай, - попытался я выговорить нужные слова, но получилось только «э», «я» и «ай».
- Эт-т-то т-т-ты мн-н-не?- в другой стороне от меня тоже прозаикал напарник. – Т-т-ты г-г-г-д-д-е?
- Я-т-т-то з-з-з-д-д-дееесь, а т-т-ты? Эт-т-то т-т-т-в-воя р-р-рук-к-ка?
- М-м-моя р-р-рука у м-м-меня… А эт-т-то т-т-ты м-м-меня д-д-д-держ-ж-жишь?
- Н-н-нет…
- А к-к-кто?
Ответить я не успел. Дикий, нечеловеческий вопль внезапно возник из ниоткуда, заложил уши и ударил вверх в купол. В кромешной темноте послышались какие-то глухие удары, возня, шуршание и бормотание. На секунду приоткрылась входная дверь, брызнув пучком лунного света и, пропустив чью-то тень. Вновь раздался оглушительный грохот. От страха я сикнул в штаны. Тело била крупнокалиберная дрожь, а в голове стучал молот, «как колокол на башне вечевой во дни торжеств и бед народных…».
Под куполом опять кто-то недовольно заворочался и громко произнёс то ли «Га-а-а», то ли «Да-а-а».
Всё! Я был добит последним контрольным выстрелом.
Я умер…
…Прошло какое-то время. Я постепенно начал приходить в себя. Достал из кармана коробок и трясущейся рукой чиркнул спичкой. Увиденное меня ошарашило, шокировало, парализовало. Как говорят перепившие накануне алкоголики: лучше бы я умер вчера.
Весь небольшой морг был буквально набит трупами. Многие из них не имели или одну, или две и более конечностей, или туловище, или голову. Последние были аккуратно сложены в уголке. Их стеклянные мёртвые глаза смотрели на меня, при свете дрожащей в руках спички, как живые.
Почти все трупы были в остатках добротной, но разорванной и окровавленной одежды, а чуть поодаль и лежали эти самые руки, ноги и что-то там ещё.
Одна из верхних конечностей, свесившись со стола, вероятно, и «приобняла» моего коллегу в темноте. От входной двери морга вёл узкий проход, который был заблокирован для меня носилками с нашим умершим пациентом. Чтобы выйти наружу и покинуть этот хоррор и слэшер, мне надо было пройти прямо по трупу.
Я собрал все жалкие остатки своей воли, мужества и того, о чём пишут авторы героических рассказов и повестей, и на ватных, полусогнутых ногах, выбрался на свежий воздух.
Это было счастье! Я вдыхал полной грудью утреннюю прохладу, дышал и не мог надышаться.
…Дежурный врач сидел за столом в ординаторской и что-то писал. При виде меня у него округлились глаза, а ручка упала на пол.
- Что-то ты бледный, плохо, что ли? – спросил он.
- Нет, нет, всё нормально. Теперь уже хорошо. Труп мы отнесли в морг.
В глазах доктора вдруг промелькнула какая-то искорка.
- Ах, ты, мать честная. Я же забыл вас предупредить об аварии.
- Какой аварии?
- Недалеко от города произошла катастрофа с большим количеством человеческих жертв. Трупы погибших развезли по всем моргам.
- Да, мы видели…
- А где второй практикант, твой напарник?
- Отпросился домой, просил вам передать, что заболел…
- А Гошу вы покормили?
- Какого ещё Гошу?
- Там, в морге, грач ручной под куполом живёт, прилетает ночевать. Кстати, немного даже разговаривает…
- Ах, Гоша…
О, если бы я знал и был уверен, что это Гоша, а не Джиперс-Криперс, горгулья, или валькирия – я бы его не только накормил, но и расцеловал!
…Коллегу я обнаружил вечером того же дня, в общаге, под двумя одеялами. На его тумбочке стояла пустая бутылка водки. Я решил его не тревожить.
Практику, кстати, мы сдали на «отлично», и хорошо это дело отметили.
....С тех пор прошло почти сорок лет. Здание «Старой клиники» передали федеральному университету, а в бывшем морге устроили какую-то лабораторию. Но каждый раз, проходя по узкой улочке мимо, я вспоминаю эту жуткую историю, сердце начинает учащенно биться, а по спине предательски ползёт тоненький ручеёк пота. И этот тарзанский вопль в ушах, от которого мороз по коже…
Кстати, после той катастрофы в городе ударными темпами был построен новый республиканский морг большой вместимости на случай чрезвычайных ситуаций, поскольку тогда на похоронах разразился грандиозный скандал. Поступили у нас, как всегда, через жопу: все собранные на месте аварии останки были поровну поделены на количество погибших, а гробы заколочены наглухо без права открытия.
Это было обусловлено тем, что часть людей пропала без вести, а идентифицировать тела, в то время, не представлялось возможным.
Но в одной семье, живущей за многие сотни километров от нашего города, и хоронившей родственницу по каким-то обычаям, гроб вскрыли и обнаружили вместо женских - мужские части тела.
Пришлось эксгумировать некоторые захоронения и долго разбираться в этом сложном запутанном деле.
Новый морг, к большому сожалению, в последующем дважды оправдывал своё предназначение.
(с) Владислав Маврин
