В условности уюта, полутёмной мраморно- серой кабинки, выложенной кафелем, на полу стою я. Сверху, барабаня по груди, льётся тёплый душ воды. Я чувствую усталость. Она настолько глубока, что я словно состою из неё. Дорога. Длиная. 5 дней на машине, осталось ещё 2-3. Не хочу углубляться в подробности, хотя, почему бы и нет. Бездействие – оно утомительно во всём: в мыслях, движениях, в жизни, проносящейся мимо. Большей ценностью в этой тягучести дня становится вечерний душ.

Я поднимаю руки в мелких потоках воды и рассматриваю, как она струится по ним, обходя каждый пальчик, очерчивая сухожилия и чуть виднеющиеся рядом венки. Касаюсь лица, губ – влажная горячность  - лик. Поворачиваюсь, подставляя под струи спину, сама опускаю взгляд вниз, осматривая себя, свою обнажённость. Мягкая округлость коленей, волнующие изгибы бёдер, манящая упругость живота, грудь с её в момент остроконечными формами… Всё богатство укутано тёплой прозрачностью капель. Этот момент безраздельно принадлежит мне и я пользуюсь им. Пальцами касаюсь бархата кожи, веду по ней, оставляя влажные дорожки, задерживаюсь на бёдрах, где белой полосой отпечатался след купальника, дальше живот, грудь, плечи, запястья. Я ласкаю себя – чувственно, нежно, со всей любовью, пониманием и заботой. Так, как умею только я на правах обладания. В своей трепетной обнажённости я вспоминаю строки из песни, услышанной сегодня впервые. Тогда я ассоциировала себя с ней, да и по жизни так бываю для кого-то:

«Сотрясти меня даже гораздо сложней, чем сломать

Кто пробовал? Делитесь опытом :)

На этом рисунке сцена, полная мистики и древнего очарования. Лесные духи-Фавны, или Паны, как их знали и в Древней Греции, и в Риме, и на Руси, и в иных местах знают, населяют лесные глубины. Их нижние части тел покрыты густыми волосами, волосы словно продолжают линии лесных корней, вплетаются в природу, становясь её неотъемлемой частью.

В сердце этого древнего леса, где время течёт по своим особым законам, зарождается новая жизнь. Бородатый заботливый Фавн прислушивается к биению сердечка своего ребенка, приложив ухо к животу своей любимой. Ожидание наполняет воздух, словно напряжённая тишина перед бурей. Его лицо выражает одновременно беспокойство и радость, как будто он уже предвкушает будущие ночи, проведённые у колыбели, и первые шаги своего чада.

Его возлюбленная, богиня этого леса, бережно придерживает голову супруга, её рука покоится на его темени, словно оберегая и утешая его. В их позах чувствуется древняя сила и нежность, напоминая нам, что даже самые могущественные существа не застрахованы от простых человеческих эмоций.

Рядом, их первенец, маленький Фавн, с трепетом вглядывается в большую стрекозу, которая зависла перед ним. Он благоговейно и удивлённо изучает её сверкающие крылья, будто перед ним открывается портал в другой мир. Стрекоза для него — чудо, символизирующее хрупкость и магию жизни.

В этой сцене скрыт глубокий психотерапевтический смысл: здесь циклы жизни и смерти, любви и тревоги, радости и страха. Лесные духи олицетворяют наши самые древние инстинкты и архетипы. Как и они, мы боимся и надеемся, любуемся красотой и стремимся защитить своих близких.