Горячее
Лучшее
Свежее
Подписки
Сообщества
Блоги
Эксперты
Войти
Забыли пароль?
или продолжите с
Создать аккаунт
Регистрируясь, я даю согласие на обработку данных и условия почтовых рассылок.
или
Восстановление пароля
Восстановление пароля
Получить код в Telegram
Войти с Яндекс ID Войти через VK ID
ПромокодыРаботаКурсыРекламаИгрыПополнение Steam
Пикабу Игры +1000 бесплатных онлайн игр Вы владелец небоскреба! Стройте этажи, управляйте магазинами и работниками!

Небоскреб Мечты

Казуальные, Симуляторы, 2D

Играть

Топ прошлой недели

  • Oskanov Oskanov 9 постов
  • Animalrescueed Animalrescueed 46 постов
  • AlexKud AlexKud 33 поста
Посмотреть весь топ

Лучшие посты недели

Рассылка Пикабу: отправляем самые рейтинговые материалы за 7 дней 🔥

Нажимая «Подписаться», я даю согласие на обработку данных и условия почтовых рассылок.

Спасибо, что подписались!
Пожалуйста, проверьте почту 😊

Помощь Кодекс Пикабу Команда Пикабу Моб. приложение
Правила соцсети О рекомендациях О компании
Промокоды Биг Гик Промокоды Lamoda Промокоды МВидео Промокоды Яндекс Маркет Промокоды Отелло Промокоды Aroma Butik Промокоды Яндекс Путешествия Постила Футбол сегодня
0 просмотренных постов скрыто
griciant
griciant
2 года назад
Бред

Мужчина - это горькая правда или сладкая ложь в жизни женщины?⁠⁠

Мужчина - это горькая правда или сладкая ложь в жизни женщины?

Только горечь сладка. Только сладость горька.
Например, соль – это горечь. Но мы добавляем её в пищу, чтобы сделать пищу сладкой - вкусной, приятной, возбуждающей желание её есть в больших количествах.

Таким образом, соль (всякого рода горечь, противность) возбуждает в нас похоть (пристрастие к пище разного рода, в том числе духовной, эмоциональной, интеллектуальной).
Нам только противное (=горькое) приятно (=сладко).

И, наоборот, любое приятное событие (любая сладость) в нашей жизни – это всегда ложка дёгтя в бочке мёда. Любое мгновение счастья отравляет нам жизнь, является Ядом для нас.
Воспоминание о каком-либо приятном ("светлом") переживании, которого, по сути, и не было в реальности, мгновенно окрашивает текущую жизнь в весьма мрачные (горькие, отвратительные) тона.

«И стало нам так ясно, так ясно, так ясно,
Что на дворе ненастно, как на сердце у нас.
Что жизнь была напрасна, что жизнь была прекрасна,
Что все мы будем счастливы, когда-нибудь, бог даст…»

В той мере, в какой мужчина – некая сладость, он – всегда Яд (горечь). Он отравляет, губит женщине всю её жизнь. Вся её жизнь летит «коту под хвост».
В той мере, в какой мужчина – некая горечь, он – всегда сладость. «Ложка мёда в бочке дёгтя». «Луч света в тёмном царстве». Ведь и всякий Яд в малых дозах - это "лекарство".

В результате приходим к выводу, что нет нигде и ни в чём ни горечи, ни сладости. Есть одна лишь похоть и капризы (и ничего более). Вся жизнь любого человека - страсти-мордасти, не стоящие (даже) выеденного яйца.

Вся жизнь (любого) человека (и женщины, и мужчины) - сплошное лицемерие и притворство, игра в "жизнь", которой на самом деле у него НЕТ.
В этом смысле любой человек - (именно) мертвец, пытающийся притвориться "живым". И использует для этой цели всякие горечи ("соли"), острые приправы и т. д. и т. п.

Вся жизнь любого человека - посмешище, "буря в стакане воды".
Смердящего зловонием мертвеца мы пытаемся приукрасить некими благо-вониями - другой смердящей вонючестью, которую мы условились считать "приятной". Одним зловонием мы перебиваем запах другого зловония.

"Кол колом вышибают". Взамен одного кола вбиваем другой кол. Меняем шило на мыло.
А как иначе прикажете вечному и неизменному мертвецу (=Кощею бессмертному) казаться себе живым (=изменяющимся, время от времени рождающимся и умирающим)?

Мы как бы рождаемся и как бы умираем. Создаём у себя впечатление краткости нашей "жизни" в вечности всегда одного и того же мгновения.
Вся наша жизнь (со всеми "мужчинами" и "женщинами") - сплошная ложь, фантасмагория. Голь (=всегда нищий на "жизнь" Дух) на выдумки хитра.

Да здравствует наша вечная "смерть" - самая гуманная в мире, вечная, нетленная ценность.

Показать полностью
[моё] Человек Мужчины Женщины Мужчины и женщины Сладости Горечь Жизнь Смерть Счастье Посмешище Вечность Фантасмагория Бред
3
4
jocemoyefo
jocemoyefo
2 года назад

Танцы в Европарламенте⁠⁠


Пляски в Европарламенте:
https://www.dailymail.co.uk/news/article-10797677/European-p...

https://ren.tv/news/v-mire/973173-zasedanie-evroparlamenta-v...

В начале голос вроде как по-французски анонсирует: «Вы прибыли на Луну. Ваши руки превращаются в рыб. Вы открываете новую планету... Здесь растения захватили власть»

https://www.ndtv.com/world-news/if-this-is-europes-future-in...

Пост хореографа этого танца в твиттере:
https://twitter.com/laurencefarreng/status/15236070679273431...

Показать полностью 1
Перформанс Инсталляция Балаган Фантасмагория Юмор Абсурд Дичь Видео Вертикальное видео Видео ВК Длиннопост
10
boripavel
2 года назад

"Кин-дза-дза!" и "Гостья из будущего". От Антиутопии до Утопии через дорогу. Новый Арбат, Москва 2023⁠⁠

Показать полностью 1
[моё] Место съемки Эпизод Советское кино Фантастика Фантасмагория Кин-дза-дза! Гостья из будущего Щит и меч Mass Effect Новый Арбат Москва 2023 В наше время YouTube Фантазия Видео
2
47
LarryVerton
2 года назад
CreepyStory

Произошёл ряд событий⁠⁠

Градус идиотизма в этой пасте превышает все допустимые пределы. Всё в этом произведении вымышлено, и любые совпадения само собой, блять, случайны.

Длинное тонкое облачко вдруг ускорилось. Опережая своих бесформенных собратьев, оно, слегка поизвивавшись, в итоге свернулось в подобие кривого бублика.

Виталик и Пашка, ужратые в хлам, валялись в, казалось бы, невысокой и неудобной траве, едва начавшей отрастать после массового сжигания сухостоя. Парням было абсолютно плевать на испачканную чёрной сажей одежду.

— Смотри, - ткнул пальцем в небо Виталик, - у меня уже глюки, или то облако щас хуйню какую-то сделало?

Пашка отвлёкся от телефона, перевернулся с бока на спину, несколько секунд мечтательно смотрел на небо и изрёк:

— Это у тебя это... Ну как его... Конструкция...

Пропитанные алкоголем извилины зашевелились, отразив усиленную работу у Пашки на лице - в виде до дрожи нахмуренных бровей.

— А, деструкция! - вспомнил наконец Пашка. — Деструкция стекловидного тела. У меня тоже летают, вот, и вот. У всех она есть. Тебе не похуй?

Пашка водил рукой по воздуху, словно вырисовывая на небе замысловатые фигуры. После пары десятков секунд этих магических движений откуда-то из-за пределов видимости воздух сотрясся от грохота вертолёта.

— Как по расписанию, - отметил Виталик, закатив глаза, чтобы разглядеть шумную летающую машину.

— Интересно, конечно, куда он каждый день летает, - Пашка тоже отвлёкся от своих «червячков в глазах» и покосился на вертолёт, - но как-то похуй. Вообще всё похуй.

— Да, братан, согласен, - глубоко вздохнул Виталик и устремил блаженный взгляд сквозь всё существующее, в космос. – Как же хорошо, когда можно вот так расслабиться и забыть обо всех проблемах.

— Слушь, Веталь, - усмехнулся Пашка, - мне, походу, уже и на Наташку похуй. Прикинь? А знаешь, почему?

— Почему?

— Потому что у меня есть такая пиздатая компания. Пацаны, вы – моя семья, моя жизнь с самого детства. А что эта Наташка? Ну сколько мы знакомы? Ну два года. Ну и что? В масштабах жизни – это так, хуй-пизда-пылинка. А в масштабах вселенной? Ебать, можно столько всего в жизни сделать, столько всего… нахуй мне эта любовь, да, пацаны?

— Угу, да, точняк, братан, красава, - дружно согласились Виталик и, казалось, давно уснувший на теплотрассе Игорёк.

Обстановка умиротворения наполняла сердца и, возможно, души трёх закадычных друзей. Идеальный майский день, словно услужливый официант, подогревал, поддувал прохладным ветерком, прятал яркое солнце за полупрозрачными редкими облаками – в общем, делал всё для приятного отдыха под дешёвое пиво и водочку. Или что там у них в стаканах…

И дышалось пацанам так глубоко, так свободно, что утонувшие в кислородно-алкогольной эйфории мозги отказывались принимать тот факт, что это когда-то закончится.

— Смотрите, что могу, пацаны, - снова подал голос Игорёк.

Виталик и Пашка одновременно повернулись, улыбнулись, одобрительно кивнули:

— Красава, братан.

Пашка даже не поленился поднять в воздух руку со сжатым кулаком.

Но на самом деле им было абсолютной похуй. Может, из-за того, что масштабы действий Игорька далеко не вселенские.

— Говорят, тут что-то ценное проебали, вот и ищут, - Пашка всё ещё смотрел вслед улетающему вертолёту.

— А чё тогда туда-обратно летают? – спросил Виталик. – Покружились бы, посмотрели…

— Да похуй, - отмахнулся Пашка. – Сто пудов уже какие-нибудь алкаши нашли и на черметку утащили. А эти типа ищут, летают, для отчётности.

Виталик вдруг поморщился, закинул руку за спину, с минуту поковырялся, и наконец с облегчением выдернул из кожи трофей.

— Клещ, - продемонстрировал он ещё не раздувшегося паразита.

— Бывает, - безразлично протянул Пашка. – Меня, может, тоже сожрали уже. Да и хер с ними.

— А знаешь, говорят, раньше тут вокруг самолёты летали, отраву распыляли, вот клещей и не было, - рассуждал Виталик, задумчиво рассматривая клеща. – Может и этот вертолёт травит потихоньку? Или вообще нас травит?

— Да хоть и травит, - Пашка сорвал свежую, тонкую травинку и зажал её между зубами. – Тебе не похуй? Ты во Мценске живёшь, тебя и так со всех сторон травят. Заводы со всех сторон, свалка областная в километре отсюда.

— И то правда, - вздохнул Виталик.

Алкоголь испарялся из организмов парней вместе с остатками росы на молодой траве. Философские мысли угрожали покинуть трезвеющие головы, и этого никак нельзя было допустить.

— Игорёк, разливай! – скомандовал Пашка. – Игорёк! Ты спишь, что ли?

— Как обычно, - пробубнил Виталик.

Кряхтя, словно столетние деды, и тихонько матерясь, пацаны подняли свои затёкшие тела и поплелись к теплотрассе, под которой валялись бутылки и поваленные ветром стаканчики. Сделав несколько шагов к месту назначения, друзья вдруг резко остановились, а Виталик ещё и выдал нечеловеческий вопль ужаса.

— Игорёк, ты чё? – взвизгнул Пашка и кинулся было к другу.

— Дебил, не трогай его! – намертво вцепился в руку Виталик.

Бросив ещё пару полных ужаса взглядов, друзья со всех ног ломанулись прочь, на ходу пытаясь вызывать скорую и полицию. Как там набирать? 03? 103? Никогда до этого им не приходилось звонить в подобные места с мобильных.

Паника передалась огромной стае бродячих собак. Хотя, на самом деле, некая мифическая паника почти всегда настигала псов, когда рядом появлялись люди – видимо, слишком уж страшны и опасны для четвероногих жители Мценска.

Пашке и Виталику на этот раз совсем не было дела до приближающегося дикого лая, они, задыхаясь и запинаясь, пытались хоть как-то призвать на помощь скорую и полицию. Только когда одна из псин вцепилась Пашке в икроножную мышцу, он завопил, схватил с земли удачно попавшую под руку палку и начал изо всех сил колотить животное. Виталик, тем временем, ускорился и уже почти исчез из виду.

Собаки, глядя на побитого товарища, слегка умерили пыл, и теперь просто агрессивно лаяли и бегали вокруг сходящего с ума Пашки. Но главная обидчица успела прилично порвать ногу.

— Это всё потому, что ты их боишься, - словно материализовалась из воздуха миловидная и почти круглая бабулька. – Когда мимо идёшь, нужно мысленно хвалить, говорить: «хороший мальчик, хорошая девочка», и тогда они не тронут. Или уж дождись когда всю поляну засею, не торопись.

Хорошие мальчики и девочки забыли о существовании Пашки и, радостно виляя хвостами, жадно смотрели на здоровенный пакет, который тащила бабулька, переваливаясь с ноги на ногу. Казалось, ещё одно покачивание – и этот колобок наконец покатится.

Пакет был далеко не первой свежести, из многочисленных дыр и царапин капало что-то красное, а из наиболее крупных отверстий свисали и болтались мясные ошмётки.

— Щас, щас, мои хорошие, - с нежной хрипотцой приговаривала бабулька, выворачивая пакет и вываливая прямо на тропинку его содержимое.

Если бы не характерное шуршание, можно было бы подумать, что это вовсе не пакет, а туша какого-то упитанного зверя. На землю сыпалось всё – кости, здоровенные куски мяса, органы всех цветов и размеров, куриные головы и прочие вкусняшки, словно соусом залитые густой кровью.

— Не хочешь покормить? – повернулась бабулька к Пашке. – Глядишь – подружитесь, будут тебя всё лето защищать.

—Защищать, блять? От кого? – злобно спросил Пашка.

— Ну как? – удивилась бабулька. – От городских собак. У нас тут их много, на животных посевная не действует.

— Ну давайте покормлю. А чем? – кивнул Пашка, пропуская мимо ушей непонятные фразы..

— Да у тебя же вон, мяса на трёх щенков хватит, - бабулька вытянула толстый, но корявый палец, указывая на разорванную одежду и плоть ниже Пашкиного колена.

— В смысле? Собой кормить? Своим мясом? – вытаращился Пашка. – Ба, ты ёбнулась?

— Сам ты ёбнулся, - огрызнулась бабулька. – Тебе это мясо не нужно уже, к следующему лету новое отрастёт.

— Да идите вы все на хуй, - от души крикнул Пашка, - Что тут за пиздец творится вообще? Что за день такой, блять?

Пашка с трудом встал. Несмотря на то, что боли почему-то всё ещё не было, разорванные мышца и сухожилия не позволяли левой ноге полноценно выполнять свою функцию. Пашка кое-как поковылял прочь, подтаскивая ногу и хватаясь за любые попутные ветки.

— Переобуйся и одежду смени, - скомандовала бабулька. – В город же идёшь.

Пашка остановился, набрал побольше воздуха в лёгкие и, грозно разворачиваясь вложил всю злость в свой вопрос:

— Где, блять, я возьму здесь новую, сука, одежду?

— Ты тон-то поубавь, - помрачнела бабулька. – Хочешь семена в город занести?

— Я и так в городе!

— Ладно, иди пока, - бабулька с укором уставилась на Пашку. – Чему взойти, то уже взошло, сейчас ты чист. Но как сеять начну – не вздумай за границу шагнуть.

Весело гавкнув, одна из собак облизнула окровавленную морду и с интересом взглянула на раненого пацана. Тот сразу же встрепенулся и пошёл прочь. Забывшись, он всем весом навалился на изуродованную ногу и наконец-то почувствовал небывалую прежде боль. Но сваливать было необходимо.

На самом деле, Пашка действительно находился в черте города. «Сельхозтехника», котельная, стоянка, гаражи – всё это имело адрес во Мценске, хоть и находилось на грани с бескрайними полями и лесами. Жилые дома начинались чуть дальше, нужно было пройти по тропинке, которая была границей между старым, заброшенным, но очень красивым и уютным садом и огородами. Правда, во Мценске фраза «пойти в город» всегда означала путь к его центру – к месту, где обычно собиралась молодёжь и начиналась действительно городская местность. Многие другие районы города сложно было отличить от деревни.

Оказалось, Виталик уже трижды названивал на беззвучный смартфон Пашки, а упорная вибрация аппарата смешивалась с дрожью тела и не была замечена. Скорая и полиция доехали до крайнего дома, так как дальше движение на автомобиле было невозможным, и пара врачей с мрачным полицейским уже шли навстречу Пашке. Рядом с ними размахивал руками и с выпученными глазами раз за разом рассказывал о произошедшем Виталик.

— Разберёмся, разберёмся, - морщился полицейский, явно не особо веря невменяемому парню, - ты только далеко не отходи.

Заметив едва передвигающегося и измазанного в крови Пашку, врачи рванули в его сторону. Полицейский тоже напрягся и его мрачное лицо подёрнулось лёгким испугом.

— Да не меня, не меня, - отбивался Пашка от врачей, - я ещё потерплю, там Игорьку пиз… жесть там, короче, давайте быстрее!

Вся компания ускорила шаг, даже Пашка бодро запрыгал на одной ноге. Бабульки с собаками уже не было, осталось только мокрое пятно с недоеденными ошмётками мяса и какими-то жилами. Полицейский тут же заинтересовался, наклонился к месту кормёжки и нахмурился.

— Нет, не здесь, это собак кормили, - тяжело дыша, сказал Пашка.

— Собак кормили? Чем? Это тех, которые на вас напали? – удивлённо пробасил полицейский и, не дождавшись ответов, продолжил путь к нужному месту.

Первым звуком, нарушившим гробовую тишину, когда вся компания прибыла наконец нужной сати теплотрассы, стал похожий, но уже абсолютно ошалевший бас человека в форме:

— Ёбаный ты ж в рот…

Никто не решался приблизиться к Игорьку. Врачам было ясно, что любые их действия не имеют смысла, сотрудник полиции, возможно, по-настоящему испугался, а Пашка с Виталиком просто стояли и чего-то ждали.

Игорёк, насколько это возможно, был нанизан на теплотрассу. Словно одна из труб под действием неведомой силы вошла в его задний проход, а вышла изо рта, растягивая тело там, где это возможно, и разрывая там, где нельзя. Руки обхватывали трубу, словно сжимая в объятиях, разорванное лицо перекосило в разные стороны. Один часть лица была повёрнута вверх, и приоткрытый глаз будто вопросительно осматривал присутствующих – «А в чём дело, пацаны? Почему тут полиция?»

— Как, вы говорите, это произошло? – спросил полицейский уже слегка подрагивающим от волнения басом.

— Я вам клянусь, - сложил ладони у лица Виталик, - это он сам! Сам!

— Вы в своём уме? Это как… это ведь вообще невозможно, правда? – повернулся полицейский к врачам.

— Ну-у-у… с медицинской точки зрения всё возможно, но тут-то труба… вон, смотрите, это же просто сплошная труба, понимаете? – перебивая друг друга с трудом выдавливали слова медики.

— Да сам вижу, что труба! – гаркнул полицейский. – И ситуация – труба! Вы представители медицины или кто? Отвечайте – возможно такое сделать?

— Н-н-ну, если только разделить тело, надеть на трубу, а потом сшить обратно…

Пашка тут же бросился к Игорьку с целью подвинуть кофту и посмотреть, нет ли на коже швов, но зловещий бас и крепкая рука остановили хромого парня.

— Ты идиот? Это место преступления, не вздумай ничего трогать!

— Это не преступление, это он сам так! – взмолился Виталик. – Честное слово, мы его не трогали! Он сам! Паш, ну скажи, он же ещё нас позвал и сказал: «смотрите, пацаны, что могу»! Помнишь?

— Помню, - уверенно кивнул Пашка. – Товарищ офицер, это реально он сам. Клянусь вам, мы его не трогали.

— Ладно, блять, - прошептал полицейский, - где вы находились, когда это произошло? Что видели? Давайте, чётко и по порядку.

— Вот, мы тут лежали… ну, выпили немножко, - слегка смутился Виталик. – Просто в травку прилегли, а Игорёк на трубе лежал.

Все трое шагнули на придавленную траву и тут же изменились в лицах. Страх, волнение и тревожная задумчивость плавно перетекли в абсолютное безразличие и даже какое-то умиротворение.

— А-а-а, - протянул Виталик, - так он же в обход. В обхо-о-од.

— Точняк, в обход, - подтвердил Пашка, поморщился, посмотрел на раненую ногу и сорвал с кости болтающуюся плоть.

Полицейский и Виталик вопросительно посмотрели на Пашку.

— Мешало, - тут же ответил он и швырнул мясо к теплотрассе. Пару раз причмокнул, хрипло присвистнул и осмотрелся по сторонам.

На нехитрый зов тут же сбежалась толпа собак, непонятно откуда взявшаяся. Жадно накинувшись на кусок мяса, они рычали и лаяли в попытках вырвать его друг у друга. При этом, на труп Игорька они не обращали никакого внимания.

— С собачками подружиться хочу, - продолжал Пашка комментировать свои действия. – Они меня защищать от городских будут.

— Меня, кстати, Степан зовут. Стёпа, - внезапно протянул руку полицейский.

Пацаны поочерёдно представились. Атмосфера становилась всё более спокойной и дружеской, собаки убежали в неизвестном направлении, продолжая сражаться за кусочек Пашки, и только парень с девушкой в синих костюмах ничего не понимали и постоянно удивлённо переглядывались.

— Эй, медицина, - как раз вспомнил о них Степан, - идите сюда, чего вы как чужие? Как вас зовут?

— Екатерина.

— Дмитрий…

— Кать, Дим, идите сюда, давайте, не ебите мозги, - натужно, но дружелюбно сказал Степан.

— Да нам тут надо как бы… - растерянно ответил Дмитрий и демонстративно повернулся к трупу Игорька.

— Что надо? Пульс проверить? – хохотнул полицейский, - Вам не похуй уже? Он сдох давно, тут даже прямой массаж сердца не поможет.

— Хотя проблем с проведением данной процедуры не будет, в виду соответственного состояния потерпевшего, - деловито, но с сарказмом изрёк Пашка.

— Павел, а как ваша нога? – поинтересовалась Екатерина. – Может, всё-так стоит оказать помощь?

— Да хуле эта нога, - махнул Пашка рукой. – Потом новая отрастёт.

— Заебали, идите сюда, как раз и на ногу полюбуетесь - снова позвал Степан.

— Ну… ладно…

Все пятеро собрались в компактной кучке, в пределах примятой травы. Постояв так пару минут, подумав о чём-то великом, они вдруг стали жестами, не издавая ни звука, предлагать друг другу присесть или прилечь.

Жизнь продолжалась. И какое там у неё продолжение – всем было абсолютно похуй. Добрый майский официант раздал отдыхающим меню мыслей, оставалось только ткнуть пальцем в нужную строчку и приниматься за трапезу. Всё бесплатно, всё за счёт заведения.

— Я пятнадцать лет в этой каше варюсь, - первым заговорил Степан. – Чуть какая хуета – всё ко мне, к Стёпе. Недавно вон, пара долбоёбов решили трассу перекрыть, чтобы мусор к нам на свалку не везли. Я сначала думал – вот, молодцы, борятся за родной город, а щас думаю, не похуй ли? Чё вы все заморачиваетесь, жизнь же она вот какая, коротенькая, с писькин вздох. У меня жена, сыну двенадцать лет. Чё они всё время переживают, а? Ложитесь и лежите, чё вы как эти-то, ну?

— Говорят, туда теперь вертолётами мусор возят, - заговорил Пашка.

— Полчаса назад тебе говорили, что здесь что-то проебали, - усмехнулся Виталик.

— За новостями следить надо. К внутреннему голосу прислушиваться.

— И то правда, - со вздохом согласился Виталик. – мой вот говорит, что нам тоже пора в обход.

— Бля, точняк…

— Кстати, мужики, - вмешался Степан. – Чё там ваш друг намутил? Что вы видели-то? Расскажете?

— Ну он трубу вот так взял, - Виталик обнял воздух, - и полез, полез…

— Не понял, - нахмурился Степан.

— Ну бля, тут показывать надо. Ща.

Виталик направился к теплотрассе, но, сделав несколько шагов, остановился.

— Так, стоп, - в его голосе проявлялась паника. – Подождите… в смысле показывать? Я, бля, не хочу тоже как он! Вы чё? Не-не-не, я сваливаю, тут хуйня какая-то творится.

— Слышь, чё ты как не пацан? – исподлобья уставился на Виталика Степан. – Те чё, сложно? Я за тебя пулю рискую поймать, медицина за тебя ночами не спит, а тебе просто показать сложно?

— А если я тоже сдохну?

— А тебе не похуй? Ты во Мценске живёшь, ты и так считай мёртвый.

— Бля, Веталь, ну ты чё? - присоединился к уговорам Пашка. – Ну просто один раз покажи.

— Да я вообще не ебу, что показывать! – Виталик схватился за голову и стал панически метаться из стороны в сторону. – У меня в мозгах пиздец какой-то, я вообще ничего не понимаю уже! Я видел, что Игорёк делал, но в моих нейронных связях нет данных, способных дать этому человеческое описание! Обхватить трубу – это хуйня! Паш, ну ты сам посуди, я же не ёбаный волшебник какой-то! Это Игорёк тут решил выебнуться, и что теперь? Сдох, а толку? Мы даже на видео не засняли!

— Да вроде всё просто, - пожал плечами Пашка. – Берёшь трубу, и полез, полез.

— Ну блять, смотри, вот я обхватил, - Виталик добежал до теплотрассы, выбрав место на приличном расстоянии от трупа, и обнял трубу. – Ну и что? Что де…

Виталик замолчал. Заглянул под трубу, с минутку подумал…

— Да тут куча обходов, пацаны! – радостно сообщил он. – Ща всё будет!

Умиротворённая компания тихо и терпеливо наблюдала за действиями Виталика. Тот словно издевался над зрителями и просто лежал на трубе, крепко её обняв. Но спустя несколько бесконечных минут вдруг раздался хруст, и из спины Виталика стремительно вылезла то ли светлая палка, то ли кость.

— Бля, реально вычёрпывает! – возрадовался Виталик. – Вычёрпывает, бля буду!

— Чётче выражайся, - спокойно, но строго потребовал Степан.

— Ать блять! – вскрикнул Виталик, и из его спины вылезла ещё одна кость. – У, сука! Это больно, пацаны, выбирайте другой обход!

Хруст за хрустом, из спины, ягодиц и шеи Виталика росли всё новые и новые «палки». Единичные экземпляры выросли из рук и ног, а парень всё вопил и матерился от боли. Объяснений можно было и не ждать. Наконец, последняя, самая толстая «палка» с оглушительным треском сломала череп и стала расти, словно гриб Кордицепс из головы муравья. Виталик больше не кричал.

— Пиздец, объяснить нормально не смог, - Пашка отчаянно хлопнул рукой по траве.

— Да похуй, ничего страшного, - успокоил его Степан. – Медицина, а вы что скажете?

— Объяснений не получено, - безразлично изрекла Катя. – Нужно было наблюдать в непосредственной близости, снимать показания…

— Ладно, - махнул рукой Степан, - не будем портить такой чудесный день. Приспичит – найдём объяснение.

Следующие полчаса прошли в непринуждённых разговорах. Каждый делился чем-то своим, причём иногда говорили одновременно двое или даже трое, словно им и не нужно было, чтобы их слушали. Гораздо важнее было просто высказаться.

— Знаешь, если вечно переживать, то тут вообще ловить нехуй, - полузакрытыми глазами смотрел Дмитрий в небо. – С нашей медициной лучше на трубу намотаться, зато сразу всё похуй. Прикиньте, был тут у нас один случай, году где-то в десятом – один наш педиатр парнишку две недели от ОРВИ лечил, а когда его другой сменил, сразу на рентген пацана послал. А там пневмония, очаговая. Пацан, говорил, чёрной мокротой плевался, курил много. А врачу похуй – ОРВИ. Блять, вот серьёзно, Катюх, ты вот сколько в медицине? Три года есть? Хрипы услышишь же сразу? А этот блять… сколько ему тогда было? Лет сорок пять? Три приёма слушал-слушал… а, ладно, в пизду его. Это ещё хуйня, там хоть никто не умер в итоге.

— Наташка сказала, подумает, прощать меня или нет, - Пашка швырнул телефон в сторону и расслабился на мягкой траве. – Вот только что написала. Два дня думала, и решила, что подумает. Они думают, мы думаем, что мы и правда думаем, что мы так думаем. Заебись? Заебись. Я, знаете, понял сегодня, что нахуй нам не надо такого пиздосранства. И Наташке не надо. Ты вот, Стёп, за своей женой бегал? Да по-любому не бегал, ты, я вижу, пиздатый мужик. За таких как ты драться готовы. Не то, что я… В общем, если отношения по пиздёнке зашагали – нахуй всё это бросать. Забыть. В масштабах жизни – это мелочь, а мы богатыми быть хотим. Так что, Кать, если обидит тебя бойфренд – нахуй его шли. Сразу. Не думай, как моя. Точнее, уже не моя. Не надо тратить жизнь на такое… такое…

Финальную часть речи услышала идущая мимо бабулька – та самая, которая кормила собак.

— Пра-а-вильно говоришь, - протянула она и привлекла внимание всей компании. – Мой вот тоже меня обижать вздумал, так я его…

— Что? – спросил Степан, не дождавшись ответа.

— Да ничего, в городе теперь живёт. Ладно, молодые, вы отдыхайте, а мне надо площадь засевать.

— Какую площадь?

— Здрасьте-приехали, - саркастически кивнула бабулька. – Вот эту площадь и засевать. Поляну.

Бабулька выхватила из ведра горст каких-то мелких семян и швырнула в сторону.

— Сеем, сеем, засеваем… Сеем, сеем, засеваем…

— А… что и зачем сеем, простите? – вежливо спросил Дмитрий.

— Ну вы, ребят, с луны свалились. Май месяц на дворе. Однолетники сеять пора. Одно лето – одна жизнь, зато спокойная и безопасная. Вот там, где вы лежите, самосев взошёл. Туда в прошлом году все в туалет ходили, вот и семена выросли. Остальное вручную засевать надо.

Крошечные, пылевидные семена широко разлетались от умелых движений бабулькиных рук, и там, где соприкасались с землёй, тут же появлялось что-то зелёное, вроде тонкого слоя мха.

— И не вздумайте сегодня в город в этой одежде выходить, - сказала бабулька. – Если семена по Мценску разнесёте, то не видать вам больше спокойной жизни. Они всходят быстро, на где-то всё равно есть тугодумы, и месяц всходить могут. Город сильнее, пока сильнее нас. Взойдёт там одно семечко – и вся их грязь, мерзость, собаки дикие, разруха страшная – всё сюда придёт.

— Мать, ты чего такое говоришь? – строго спросил Степан. – Мне, конечно, глубоко плевать, но у тебя, может, деменция? Рядом живёшь? Телефон сотовый с собой есть?

— Это у тебя деменция, туебень, - рассердилась бабулька. – Вы что, правда не отсюда? Городские, что ли? Я ещё вот когда тебя собаки порвали подумала – чего вы так рано припёрлись-то? Неужто не знаете, что пока всё не засеем, спокойно не будет? А друзья эти ваши? Почему сразу ушли?

Бабулька кивнула в сторону теплотрассы.

— Уверяем вас, это несчастный случай, - отчитался Дмитрий.

— Сам ты несчастный! – возмутилась бабулька и замахнулась ведром. – Эти двое в спячку ушли, хотя ещё и просыпаться не должны были.

— В какую нахуй спячку? – удивился Степан.

— По трубам этим утекают, в хранилище. Там хранятся до весны, а когда время посева приходит, все вон там, из котельной и вылезают. А это, - бабулька два раза ткнула кривым пальцем по воздуху, указывая на трупы, - фальшивки, оболочки. Их даже собаки не едят, там никакого живого мяса не осталось.

— Из котельной? Из хранилища? Фальшивки? – вся компания изумлённо приподняла брови.

— Ну точно городские, мать вашу. Ну что мне с вами теперь делать? Вы как сюда попали-то?

— Мы по вызову приехали, - поспешили оправдаться Дмитрий и Катя.

— Я тоже, - подхватил Степан.

— А мы… я… ну, мы вон с ними, с теплотрассы, часто сюда ходим. Ходили… – честно признался Пашка. – Выпить, посидеть спокойно. Ну серьёзно, и на прошлой неделе были, и весь прошлый год ходили сюда… мы живём тут рядом совсем, к нам только ещё Санёк иногда приезжает…

— За спокойствием, значит, приходите, - вздохнула бабулька. – Ну, вот вам и открылись двери, услышало вас спокойствие.

— Ну в городе правда пиздец, многие куда-то в лес стараются выбраться, или на дачу там. Мы вот поближе…

— Ладно, - ещё глубже вздохнула бабулька. – Сидите тут пока. Всходы уже появились, скоро народ придёт. Ходить можете где угодно, но за границы теплотрассы не заступать. В сторону полей – пожалуйста, куда угодно. Одежды, как я вижу, у вас нет запасной, поэтому ждите, пока все соберутся и в город – ни ногой.

— Так мы теперь это… застряли здесь? – спросил Пашка.

— Одежду получите, и можете из города не возвращаться. Но знайте, в этом месте теперь всегда будут семена спокойствия, и просто так здесь шляться не стоит. Занесёте одно семя в город – и всё, конец всему сущему.

— Конец света будет? – испугалась Екатерина.

— Нашего света, да. А в городе и так тьма.

— Ваша правда, - кивнул Степан.

Ждать «проснувшихся» пришлось недолго. Буквально через десять минут со стороны котельной пришёл улыбчивый мужичок, поприветствовал кампанию, познакомился, излил душу. К вечеру поляна кишила людьми, спокойными и дружелюбными. Степан, Дмитрий, Катя, Пашка – все нашли себе родственную душу и вели бесконечные разговоры о самом важном и великом. Есть не хотелось, нога Пашки совсем не болела и не мешала передвигаться – взошедшие семена спокойствия создавали над собой особое энергетическое поле, маскирующее людей от реальности. Для неё Пашка, как и все остальные, был лишь фальшивкой, а фальшивки, как известно, никому не интересны. Даже таким негодяям, как реальность.

Обычные городские тоже порой ходили по этой же траве, в упор не замечая кучу людей. Казалось – не увернёшься, так насквозь пройдут, как будто кто-то из них – призрак.

К вечеру в стороне свалки появилось синее свечение. Оно становилось всё ярче и стремительно приближалось. Никто этого не боялся, даже Пашка со своей компанией, потому что всем им было абсолютно похуй – так уж работало энергетическое поле.

Выяснилось, что синий купол накрывает город всегда, как только растает снег, но обычное городские жители его не видят, поэтому жалуются только на невыносимый запах. Недоступные науке соединения поднимаются в воздух, окутывают районы с активной человеческой жизнью и потихоньку вычёрпывают людей. Так же, как вычерпали Виталика, вот только Виталик в итоге уплыл в безопасное место, а городские жители становятся всё злее и агрессивнее, а потом начинают болеть.

Оба трупа с теплотрассы быстро утилизировали. Игорька аккуратно срезали с трубы, а из Виталика выдернули все «палки», которые всё-таки оказались костями, на концах которых после извлечения шевелились крошечные детские пальчики, обтянутые бледной морщинистой кожей. Именно они вчёрпывали Виталика и заливали его в хранилище. Каждая «рука» имела имя, а местные относились к костяшкам как к детям, сюсюкаясь и играя с ними.

Игорёк пошёл более коротким путём, и позволил теплотрассе обойти законы физики и «вытолкнуть» самого себя из фальшивки.

Кто-то уже переоделся и сбегал в город, закупив всё необходимое, поэтому обе оболочки были зажарены на мангале и, хоть это и не живое мясо, с удовольствием съедены группой людей. Пашка тоже присоединился к трапезе, несмотря на то, что ему пришлось жрать собственных друзей. Но ему, как обычно, было похуй.

Во время разделывания туши Игорька, к Пашке спешно подошла бабулька и взволнованно спросила, наступал ли его «мёртвый» друг на самосев перед тем, как ушёл в спячку. Пашка, разумеется, ничего не помнил.

Среди старожилов назревало что-то серьёзное. В спешке побросав загрязнённую одежду, они вышли за пределы зоны и одевались уже на ходу. Бабулька вела за собой толпу, бросая на Пашку злобные взгляды.

— Наверное, это плохо, - задумчиво сказал Пашка, ведь здесь никто не стеснялся «думать вслух», - но что поделать? Всё, что случится – правильно, поэтому похуй.

В своих блаженных размышлениях Пашка не заметил, как наступила ночь. Местность спокойствия затихала, беспрерывные разговоры сменялись редкими храпами. Пашка смотрел на небо и не мог понять, почему там не хватает широкой полосы звёзд. Надеясь, что это лишь странные облака, он ждал, когда они переместятся, но потому улыбнулся, поняв, что по этой полосе каждый день летает вертолёт.

Концовка в комментариях

Показать полностью
[моё] Бред Графоманство Фантасмагория Идиотизм Ужасы Фантастика CreepyStory Крипота Мат Длиннопост Текст
9
52
AskeCorp
AskeCorp
2 года назад
CreepyStory
Серия Страшные истории

Грибы, мои грибы⁠⁠

Пятиклассник Вовка горячо любил грибы. Он с ранних лет ходил с родными в лес – на тихую охоту. Сыроежки, подберезовики, сморчки и царственные белые, – все они были объектами страсти мальчика. К десяти годам он был как справочник грибника.

В тот раз Вовка снова пошёл в лес – уже один, бывалый. Сегодня не везло: лукошко было пустое. Когда мальчишка совсем уж отчаялся отыскать хоть что-нибудь, на тихой полянке он встретил ни много ни мало клад. Там в изобилии произрастали чудесные грибки: бурошляпые, с коренастыми светлыми ножками. Далёкий от грибства человек принял бы их за боровики. Но нет, то были не они. То были особые грибы, и Вовка знал о них лишь понаслышке. Счастливый мальчик сфотографировал сокровища, аккуратно их срезал и поспешил домой: уже темнело.

Дома Вовка тут же метнулся на кухню. Он разложил на полотенце трофеи и тщательно промыл их. Крупно порезал – непередаваемый аромат леса и почвы наполнил кухню, – и, предвкушая, быстренько пожарил грибы с картошечкой, лучком и укропом. Всё честь по чести.

Над сковородкой вился крутой пар. О, нет, то была не картошка с грибами, а пища богов. Трепеща, Вовка нацепил на вилку лакомство. Отправил в рот. И провалился в блаженство.

От просмотра сериала Марину Сергеевну оторвал шум на кухне. Что-то оглушительно лязгало и стучало. Женщина взлетела с дивана и кинулась на кухню, где кашеварил её сын. И сын был там.

Марина ухватилась за дверной косяк, чтобы не рухнуть.

Взлохмаченный и чумазый Вовка сидел на стуле. Глаза мальчишки горели; изо рта капала слюна. В руке сын сжимал любимую ложку. На столе перед ним лежала перевёрнутая сковорода. Вовка мотал головой и стучал по дну ложкой, выкрикивая незнакомые слова. Он был совершенно невменяем.

– Гжибы҇, мое гжи б҇ы !! – выл Вовка.

Лязг и крики оглушали Марину. Она заметила золотистый кубик лука, прилипший к щеке Вовки.

«Он вылизал её. Вылизал всю», – пронзила Марину мысль.

Оправившись от первого шока, женщина подбежала к сыну. Тот, казалось, не видел ее и продолжал визжать и молотить ложкой. Материнское чутьё и любимое телешоу об экстрасенсах подсказали ответ: сын одержим. Она вышла в прихожую и взяла телефон:

– Отец Иннокентий? Скорее приезжайте гнать беса.

Иннокентий явился немедленно. Но, едва переступив порог кухни, он понял, что силы неравны. Вовку мотало на стуле, как жесть на ветру; глаза его почернели и были полны злобы. Мальчишка исторгал нечестивости, и смысл тех богомерзких речей был неведом святому отцу. Он знал лишь русский и латынь.

– Господи, помилуй, – сказал Иннокентий, перекрестил Вовку и стремглав ушел.

С другого конца города примчался дед; это он научил Вовку грибным премудростям. На кухне Василий Иванович моментально уловил неземной аромат картошечки с грибами. «И с укропом», – подсказал деду нос.

Вовка по-прежнему бесновался за столом. Дед без опаски потрепал его по вихрастой голове:

– Что же ты, внучок...

Внучок не ответил. Василий Иванович повернулся к дочери:

– Марин. Кажется, я знаю, в чем дело. Вовка недавно прислал мне фотокарточку – там грибы, которые он в лесу нашёл. Я знаю, что делать дальше.

И дед набрал Семёна – знакомого миколога.

– Семён, привет. Ты грибовед у нас. Опознаешь клиентуру по фото?

Марина смотрела, как отец отправляет фото и слушает собеседника. Видела, как каменеет его лицо. Как он сухо прощается и сжимает пальцами переносицу, – знакомый признак дурных вестей.

Василий подошёл к дочери, взял её за руки:

– Марина, доченька, присядь. Мне нужно кое-что тебе сказать.

У Марины потемнело в глазах. Отец подхватил её и усадил на диван. Марина не хотела, но слышала отца, и слова его гвоздями вбивались в сердце.

А из кухни доносились истошные выкрики сына:

– Och , jak j҇a҇ kocham grzy҇by!҇ Ki҇e҇dy wracam do domu, o҇d razu c҇h҇cę s҇kosztować ws҇pa҇niałe҇go grzyba! P҇ospi҇es҇z si҇ę m҇amo , usmaż҇ mi gr҇z҇yby! Z zi҇emni҇akam i , cebulą i koper҇kiem! Z҇jemy j҇e, nasz҇e grz҇yby҇. O gr҇zyb҇y,҇ moje grzy҇by !

То был польский гриб.

Автор: Вад Аске.

Показать полностью
[моё] CreepyStory Крипота Странный юмор Одержимость Грибы Грибники Страшные истории Проза Авторский рассказ Юмор Неожиданная концовка Ужас Рассказ Фантасмагория Текст
16
4
Oksana.Karel
Oksana.Karel
2 года назад
Авторские истории

Разумный мёд⁠⁠

«Дикие сны»

Мне приснилось, что я оказалась запертой в многоэтажке. Квартира была обставлена крайне безвкусно. Это должен был быть бизнес центр, а не пентхаус. Или нет? Мне хотелось уйти, но я не могла.
Всё здание захватил разумный мёд.

Это случилось несколько часов назад, или дней, я не помнила. Никто не понимал, что произошло. Да и как такое понять вообще?

Мёд разговаривал с пленными, тихим эхом нашёптывал, что это месть. Лично мне он заявил, что я держала его в банке, собираясь сделать торт, и теперь он будет консервировать меня.

Его манера общаться напоминала обиженного школьника. Я разозлилась и сказала, что сожру его с тостами. Он ничего не ответил, но начал сочиться из всех щелей здания, медленно, но, верно, заполняя помещения.

Теперь как и бывает во сне, я вижу себя со стороны.
Мне с трудом удаётся открыть прилипшую дверь, и я оказываюсь в коридоре. Пол там покрыт мёдом и обувь в нём застревает, так что быстро идти не получаестя.

Дверь на лестницу мне открыть не удалось, она накрепко увязла в жёлтой массе и не поддавалась.

Вернувшись на этаж, я встретила мальчика с кучеряшками. Он сказал, что еле выбрался из комнаты.

Мы пошли ко второму лифту. Вокруг него мёда было меньше всего, и я решила рискнуть спуститься на нём. Кучерявый паренёк согласился, и мы составили нехитрый план.

Зайдя в лифт, мы поняли, что мёда там больше, чем ожидалось. Он тонкой плёнкой стекал по стенам и кнопкам. Мы решили, что ехать надо на третий этаж, потому что первый может быть затоплен. Тем более на третьем этаже была ванная комната, вентиляция которой прилегала к другому зданию.
Эта информация просто была у меняв голове и я не сомневалась.

Мёд подслушал нас и пытался остановить лифт, но его липкости, к счастью, не хватило, и мы добрались до нужного этажа, все залитые сладкой гадостью.

Мы бегали по этажу, но комнату с нужной вентиляцией отыскать так и не смогли. Мёд стал агрессивнее и уже хватал за пятки.

В окно мы увидели, что к дому пытается причалить воздушная платформа. На ней были мои друзья. Я принялась махать им, что есть силы. Нас заметили, и платформа стала швартоваться к стене, так, чтобы мы могли спрыгнуть из окна.

Разумный мёд

Разумный мёд заметил наши манёвры и стал пускать весь мёд на то, чтобы приклеить платформу к стене.

Мы были уже на борту, когда мёд, густыми потоками стал вылезать из окна обрушиваясь на воздушный корабль. Раздавались крики и команды. Когда ситуация стала плачевной, к нам на помощь пришёл Зефирный человек. Он был похож на того самого, из Охотников за привидениями. Он выпустил из рук канаты-сосиски и стал оттягивает корабль от стены, а затем кинулся на здание, не давая мёду вытекать.

Мы бросились на оставшийся на полу мёд, с жидкостями для мытья посуды и швабрами, выталкивая липкую гадость за борт.

Отплывая, я увидела, как Зефирный человек полностью накрыл собой здание, а отряд Огненных Ящериц прижигал его огнемётами, чтобы запечатать.

Я надеюсь, что это сможет сдержать липкий ужас, но знаю, что разумный мёд ещё не побеждён.

✿ ✿ ✿

Показать полностью 1
[моё] Рассказ Сказка Авторский рассказ Сон Фантасмагория
3
6
Oksana.Karel
Oksana.Karel
2 года назад
Авторские истории

Скользящая история лыж⁠⁠

Тёмной и снежной зимней ночью, когда весь район уснул, и даже пушистые шапки снега на деревьях видели сны, две старые лыжи на балконе пятиэтажки, завели разговор о своей юности.

- А помнишь, как Люсенька на нас первое место взяла? – с улыбкой в голосе вздохнула Правая Лыжа, чуть съехав вбок.

- Дааа, конечно, помню, - Левая Лыжа подтянула подругу, чтобы та не завалилась, - это в Громово было. Зима та, точь-в-точь, как это была, снежная, морозная.

- Люсенька тогда ещё расстроилась, что мы ей от брата достались, эх, девочка моя.

- Что значит достались? – слегка возмутилась Левая Лыжа, - он нас всего лишь один раз и встал. Упал, ударился и всё, конец карьере. Сколько мы здесь стояли? И не помню уже, пока Люсечка не подросла.

- Зато какие времена были, а? – Правая Лыжа звучала мечтательно и позитивно, - то в Зеленогорск, то в Павловск, то в Гатчину. Сколько мы побед взяли, а?

- А Петергоф помнишь? Эх, навеселились тогда!

- Это когда Люсенька уже беременная была?

Лыжи грелись собственными воспоминаниями, живо доставая из памяти самые яркие моменты.

- Да. Во времена!

- Здорово было, - Левая Лыжа шмыгнула носиком, - правда, после того раза она долго на нас не ходила.

- Угу.

- Немного обидно было.

- Ну, знаешь, не стоит обижаться, сама понимаешь, дети дело такое, хлопотное, - Правая Лыжа никогда не держала обиду на хозяйку.

- Согласна. А не в тот ли год нас кучерявой соседке одолжили?

- В тот. Но она только по парку прошлась пару раз и всё.

- Тоже хорошо было, - Левая Лыжа замолчала на две минуты, а потом громко ойкнула, - ой, а после неё дядя Саша был.

- Прошу тебя не начинай, - с болью в голосе сказала Правая Лыжа.

Они живо вспомнили, как приезжал погостить родственник – дядя Саша. Он постоянно выбегал на балкон «подышать» и его «дыхание» дымными парами окуривало всю балконную утварь. Тогда он лыжи и заприметил.

- Поздно. Я уже вспомнила.

- Спасибо, - цыкнула Правая Лыжа, - теперь я тоже.

- Нас же тогда так далеко в лес увезли, - не успокаивалась Левая Лыжа, - пока в поезде ехали, другие лыжи над нами смеялись.

- А лес тот такой дремучий был, погода хорошая стояла, - подхватила Правая.

- Ехать было сложно, и дядя Саша постоянно чертыхался.

- Вот и накликал, - если бы Правая Лыжа могла, она бы плюнула.

- Я так и не поняла, что он увидел.

- Может медведя, а может черта и увидел. Но это точно было для него чем-то неописуемо страшным.

- Не только для него, знаешь ли, - Левая фыркнула, - эти коричневые пятнышки так въелись в дерево, что до сих пор не отмываются. Бе.

- Могла бы и не говорить, я тоже там была.

- Обидно же! На меня так… первый раз… это жиденькое, вонюченькое…

- Я прошу тебя, по-лыжному прошу, прекрати! – взмолилась Правая.

- Ох.

- Угу.

После долгого и грустного молчания, Левая Лыжа, наконец заговорила.

- А помнишь нас на дачу взяли, и Люсенька на нас до домика Лесника дошла?

- Дааа, - Правая подхватила радостный тон, - она ещё с мужем тогда была. Эх, весело было.

- И не говори!

- У неё уже сын подрос, глядишь, скоро мы ему подойдём, - Левая Лыжа была полна надежд.

- Надеюсь он любит лыжи.

- Ага, а ещё надеюсь, что у него крепкий желудок, - буркнула Левая.

Показать полностью
[моё] Авторский рассказ Рассказ Сказка Фантасмагория Лыжи Текст
0
154
muzofob
muzofob
2 года назад
CreepyStory

Смена такта⁠⁠

Догузов запер дверь на ключ, спустился, торопясь, по лестнице и вышел из подъезда. Резануло по глазам солнцем, несколько мгновений он только слышал шум далёкого шоссе, но зрение быстро к нему вернулось и подарило небритого Валентина, стоящего в майке и трениках у подъезда с мятой пачкой сигарет в руках.

– Курить есть? – хриплый голос Валентина был предсказуемым, как и его, похоже, излишне суровый для организма ночной отдых.

– Не, докурил ночью. Вечером занесу.

– Я ж в ночную сегодня, – Валентин с сожалением замахнулся пачкой в кусты, но передумал и снова стал её теребить. – Как и вчера.

– Ну значит утром, в смысле завтра. – Догузов, когда опаздывал, был не самым отзывчивым соседом.

– Завтра, – эхом повторил Валентин. – Лучше б послал.

Догузов неопределённо пожал плечами. Он отталкивал землю ногами, будто старался уйти подальше и от неё, и от назойливости Валентина быстрым шагом, максимально быстрым, но ещё не бегом – сидеть весь день потным на работе и неловко, и малоприятно. Когда он переходил дорогу от двора к скверику, мимо него через дорогу прокатился футбольный мяч. Догузов обернулся. Парнишка в жёлтой футболке с зелёным номером стоял на бордюре у дороги, пригвождённый, наверное, родительским запретом, и не сводил глаз с утраченного инвентаря.

– Дядь, подайте мяч, – отчеканил несколько слов пацан, вытер нос рукой и на всякий случай добавил: – Пожалуйста!

Догузов удивлённо посмотрел в обе стороны – ни одной машины не приближалось, даже вдалеке, только из-за сквера доносился привычный шум шоссе. Между мячом и пацаном было всего метров пятнадцать послушания. Многовато для пенальти, маловато для штрафного удара.

– Ноги бережёшь, Роналдо?

– Правильно не Роналдо, а Роналдиньо, – надежда российского футбола отважно поправил взрослого, но шагнуть на проезжую часть не осмелился.

Догузов дошёл до мяча и несильно задел его ногой, но тот срезался и покатился не в ту сторону, рискуя попасть под редкий автомобиль. Догузов ругнулся – про себя, чтобы не подавать плохой пример, и пошёл догонять. Несколько неуклюжих попыток укрощения, несколько грязных брызг на недавно чистых ботинках, несколько воспоминаний о детстве, и, наконец, меткий удар мыском – и мяч летит куда надо.

– Русский пыр не знает дыр! – сообщил пацан и побежал догонять мяч на площадку, к заждавшемуся его забору. Догузов несколько секунд послушал ритмичные звуки удара мяча о сетку-рабицу и внезапно встретился глазами с Валентином, всё так же стоящим у подъезда. Догузов ускорился и скрылся в сквере.

Сквер ласково обнял тенью и услужливо заменил шум отдалённого шоссе на пение птиц. Главная аллея не отличалась оригинальностью, под зелёными сводами стояли скамейки и мусорные урны. Вдалеке сидел высокий собаковод в кепке с маленькой чёрной кляксой на поводке. Догузов расслабился и засунул руки в карманы пальто, стал что-то насвистывать. Руки нащупали пустоту, и в этом было что-то неправильное. Догузов остановился, пошарил ещё, будто пытаясь найти скрытый кармашек, или дыру в подкладке. Он проверил внутренний карман пальто, затем брюки. Ключей нигде не было. Догузов резко повернулся на пятках и сказал:

– Вот чёрт!

Пацан продолжал тренировать забор. Увидев Догузова, он перестал бить по мячу. Валентин прятал руки в карманах и украдкой посматривал на соседа. Когда Догузов поравнялся с ним, прозвучало еле слышное: “кошелёк или жизнь?” Догузов резко повернулся к Валентину.

– Что?

– Кошелёк или ключи? – Валентин устало щурился от неудобного солнца. – Забыл, говорю, что?

– Ключи, – ответил Догузов. – Ключи, мистер Холмс. – Валентин медленно подошёл к входной двери, вынул из кармана домофонную “таблетку” в пластиковой оправе и открыл дверь.

– Сэр, – Валентин оскалился и картинно указал на проём.

Связка ключей торчала из замка неуместным, неприятно цепляющим взгляд заусенцем. Догузов проверил, что дверь заперта, и вытащил ключи. Подумал, не забыл ли что ещё, и снова отпер дверь. Звук железного щелчка пролетел по гулкому подъезду, оседая на обивке. Догузов нажал на дверную ручку и тут же ощутил, как сильно тянет в области солнечного сплетения, под рёбрами, тянет на улицу, тянет доделать неоконченное дело. Он не любил опаздывать, сильно не любил оправдываться за опоздания и ненавидел вспоминать свои оправдания. Не открывая, запер дверь, подёргал ручку, проверяя, и пошёл на улицу.

Снаружи Догузов незаметно потрогал ключи сквозь карман пальто, и покосился на Валентина. Тот перестал мять сигаретную пачку в руках и сказал:

– Мистер Лестрейд.

– А?

– Не Холмс. Мне всегда нравился Лестрейд. – Валентин повернулся к Догузову. – Главный инспектор Скотланд-Ярда. Он волочил всю уголовку Лондона, все кражи, все убийства, изнасилования, всю эту грязь, управлял штатом полисменов, не самых ответственных и умных людей Британии, выбивал деньги из казны на оружие, на лошадей, позже – на автомобили. Развивал следственное дело, занимался работой с фактами, с уликами, собирал базу данных, бумажную ещё. За оклад. А Холмс только левачил, работал только с богачами, гонорары заряжал – мама не горюй. Часть заказов ему скидывал именно Лестрейд, подкидывал очевидные загадки, уже раскрытые им и его замами дела, чисто чтоб посмотреть, как этот опиумный будет их решать. Часто, когда Холмс заходил в тупик, появлялся Лестрейд, отыгрывал дурачка и разбрасывался подсказками. Ты же помнишь, и в книге, и в фильме, когда Холмс и Ватсон пытались стибрить документы, пошли на свой первый “скачок” и облошились по полной, следов наоставляли? Ватсон ещё руку порезал о стекло. Представляю, как Лестрейд забавлялся, называя их приметы в их же озабоченные лица, когда пришёл к ним якобы за помощью в расследовании. – Валентин перевёл дыхание. – Именно Лестрейд был главным врагом Мориарти. Тот ведь знал и имена Холмса и Ватсона, и где они живут, все это знали, номер дома на Бейкер-стрит любой назовёт, ночью разбуди. Но почему он их не убил, не пристрелил из окна, хотя была куча возможностей, не взорвал, ни разу не отравил им, мать его дери, чай? Потому что он был джентельмен? Неа. Потому что они были ему не опасны, и не интересны. А где жил инспектор Лестрейд? М?

Догузов с сожалением смотрел на Валентина и не перебивал. Не нужно быть Шерлоком Холмсом, чтобы догадаться – тому очень нужно выговориться.

– Думаешь, я гоню? Есть такой анекдот, Холмс спрашивает Ватсона, как вас зовут? А тот отвечает: Доктор. Анекдот для невнимательных. Уже в первой книжке упоминается имя Ватсона — Джон. Джон Эйч Ватсон. Даже начало отчества есть. А какое было имя у Лестрейда? Кто-нибудь помнит?

Валентин с уничтожающей все сомнения ухмылкой победителя развел руками и оглядел двор, детскую площадку, выцветшие качели, гнутые брусья и юного футболиста, слушающего незнакомую сказку.

– Роберт он, – буркнул Догузов с обидой, тем не менее понимая, что в его возвращении Валентин невиновен. – Бобби. Наверное. Откуда ты этого понабрался?

– Времени на работе до хрена, читаю много. И нашлось время подумать. Бывало такое? – Валентин больше не улыбался. – А тебе, чай, тоже на работу пора? Давай, про деньги не забывай.

Сквер укрывал и от двора, и от жаркого солнца. Догузов уже не раз с досадой подумал, что пальто сегодня лишнее, но прохлада длинного зелёного коридора прогнала эти мысли: пришлось даже застегнуться. Приближалась скамейка с высоким человеком в кепке. Он сидел спокойно, собака под скамейкой, где-то за человеческими ногами, тоже была спокойной, и Догузов, поравнявшись с парочкой, мельком взглянул на них и одобрительно обронил:

– Как погодка?

– Холодная, – негромко ответил собаковод, не двигаясь с места, и поводил шеей в высоком воротнике. Догузов счёл это ещё одним знаком спокойствия. Сквер заканчивался, в конце тоннеля виднелись переход через многополосную дорогу, группа людей у него и нескончаемый поток машин.

Светофор горел красным для пешеходов светом. Мимо проносились с рёвом автомобили, каждый человек в них куда-то спешил и не собирался уступать своё место в этой личной гонке. Догузов подошёл к переходу и уставился на светофор. Тот не желал менять цвет, и Догузов стал оглядываться на переговаривающихся рядом людей. Слева стоял Шильнов, сухой мужчина лет шестидесяти в костюме, и улыбался. Кажется, он приходился Догузову кем-то вроде начальника, но не прямым, а из другого отдела. Догузов не помнил, чтобы они пересекались по работе, и непосредственно перед Шильновым он, кажется, ни разу не отчитывался, но тот явно был на пару должностных ступеней выше. Собрав все эти данные в один неполный пазл, но не вспомнив ни имени, ни отчества сослуживца, Догузов выдал:

– Доброе утро.

Шильнов, продолжая улыбаться и глядеть на коллегу, медленно закрыл глаза и открыл.

– Догузов.

Догузов кивнул.

– До-гу-зов, – зачем-то повторил по слогам Шильнов. – У вас есть сигареты?

– Нет, извините, – Догузов попытался неловко улыбнуться. – С вечера закончились.

– А вас не затруднит прямо сейчас взять мне пачечку? С фильтром. И себе возьмите.

– Да вот уже у работы хотел взять, опаздываю, неудобно, – замялся он. Разгоралась внутренняя битва: быть на побегушках у чужого начальника не хотелось, но курить хотелось сильнее.

– Да вот же киоск стоит, вы постоянно по утрам мимо него пробегаете, не замечая, а иногда замечаете. Не дырявьте так взглядом светофор. Перемены ещё долго не будет, я этот такт хорошо знаю.

Догузов огляделся, и действительно только сейчас увидел около сквера утопающий в зелени киоск. Он решил, что начальник другого департамента – просто коллега, а коллега, подсказавший, где добыть сигарет – почти приятель. Битва закончилась.

– Вы не волнуйтесь так за своё опоздание, ничего страшного не случится, всего-то несколько минут. Если очень захотите, можете попросить, и я возьму вашу вину на себя. – Шильнов сказал это негромко, но люди, стоящие рядом, внезапно замолчали и посмотрели на них. "Почти приятель" уже улыбался очень широко, но сейчас улыбнулся еще шире, превращая радость в маску. – Смертельно хочется курить.

Догузов коротко кивнул и подошёл к киоску. Постучавшись в маленькое окошко, полез в карман за деньгами. Окошко распахнулось и обнажило фрагмент рыдающей продавщицы. Её плечи тряслись, она вытирала покрасневшие глаза ладонями и рукавами, но слёзы не заканчивались. Негромкий плач ранее заглушался закрытым окошком, шумом автострады, но сейчас скопившееся горе выплёскивалось наружу, впадая в автомобильную реку, заливая всё вокруг — асфальт, свисающие ветви, сознание Догузова.

– Женщина, – смущённо позвал Догузов. В ответ звучали только рыдания. – Женщина, у вас всё в порядке? – Рыдания стали переходить в истерику, становились громче, Догузов стал слышать их почти так же, как дорогу. Он напрягся. Всё сегодня его задерживало, события были вроде обычными, но в целом они складывались во что-то ненормальное и утомляли этим.

– Мне две пачки вон тех, с фильтром, – сказал он. Пачки тут же появились из влажного и громкого сумрака. Догузов всё ещё рылся в карманах, но никак не мог найти кошелёк. Догузов внезапно вспотел. Он не помнил, сколько там было денег, но там должна быть крупная сумма. Он огляделся около себя, но кошелька не обнаружил.

– Я сейчас, я за деньгами схожу, сейчас вернусь! Не отменяйте чек! – Щелчков кассового аппарата не было слышно, но Догузов хотел верить. Он рванул от водопада слёз обратно к автомобильной реке, к переходу, но уже в нескольких метрах увидел, что кошелька нет среди нескольких пар ног. Не останавливаясь, он заложил дугу и побежал в сквер, внимательно разглядывая дорогу. Пробегая мимо собачника с собакой, он притормозил и спросил:

– Вы, извините, кошелёк не видели? У меня не выпадал?

– Холодная, – механично ответил собаковод и повёл шеей, всё так же глядя перед собой.

Ненормальный. Хорошо, собака не залаяла на бегуна. Бег давался нелегко, красивая обувь уже натирала ноги, пальто разогрелось как духовой шкаф, в голове стоял беспричинный плач, разламывающий, наряду с забывчивостью самого Догузова, всё утро как печенье для завтрака, и вдобавок каждое тяжёлое падение ногой на землю отдавалось болью в затылке. Догузов одолел сквер и выскочил в тёплые объятия двора. Псевдобразилец будто нарочно бил мячом об забор сильнее и шумнее обычного. У приближающегося подъезда стоял Валентин, мял сигаретную пачку и ждал контакта. Он предусмотрительно пошёл к двери, но Догузов уже доставал ключи на бегу. С разбегу хлопнув магниткой по домофону, он рванул на себя дверь, рискуя сломать доводчик, и оказался в подъезде. На лестнице, между пролётами, лежал его кошелёк. Он схватил его и побежал прочь из подъезда. На выходе яростно обернулся к подошедшему Валентину, собираясь сорвать злобу за просаженное утро, но убитая надежда в глазах соседа осадила его.

– Сигарет, взять, не смог, вот, выпал, – выпалил Догузов на пяти коротких выдохах. – Я побежал.

Уже в сквере, сближаясь с сидящим собаководом, Догузов перешёл на шаг и подошёл к нему. То ли хотел несусветно обрадовать обнаружением кошелька. То ли ещё что, он не мог себе этого объяснить. И только сейчас увидел, кого тот выгуливал. Догузов встал как вкопанный, хотя ему дико захотелось бежать, очень быстро. Под скамейкой слегка подёргивалась расплывчатая клякса насыщенного чёрного цвета. Она выглядела как будто в расфокусе, у неё не было чётких границ, очертаний, она меняла глубину и форму, её нельзя было увидеть целиком, каждым отдельным взглядом выхватывались только отдельные части. И только сейчас стало видно, что это пятно продолжалось из ноги сидящего, и когда-то было его ступней в ботинке. Догузов в ужасе перевёл взгляд на человека. Тот, будто почувствовав, медленно приподнял голову. Догузов ожидал увидеть всё что угодно — клыки, черноту зрачков, гудящее в глубине глотки пламя, но под кепкой оказались самые обычные голубые глаза с желтоватыми белками глаз и красным кракелюром сосудов, мёртвой хваткой впившиеся в глаза Догузова, и морщинистое, древнее, измождённое лицо, покрытое редкими всплесками седых зарослей.

– Холодная, – сказал старик и поводил шеей по высокому воротнику.

***

Догузов глотал раскрытым ртом воздух, чувствовал себя выброшенной на берег рыбой и смотрел на закрытое окно затихшего киоска, держа кошелёк в руке. Сигарет не было на прилавке, не было на полу. На стук никто не отозвался. Он медленно пошёл к светофору и от неожиданности чуть не выронил кошелёк: у перехода, около заметно увеличившейся группы людей, всё так же у самой проезжей части стоял, повернувшись к нему, Шильнов, смотрел на него и улыбался. Догузов, с поникшей головой, как провинившийся школьник, потерявший несделанную домашнюю работу, подошёл к нему. Шильнов медленно разложил свою улыбку на атомы разочарования, заложил руки за спину и отвернулся к дороге.

– Устали?

Подсыхающий Догузов молчал, ему было неловко, ему было непонятно, он не знал, что сказать. Происходило что-то неуловимое, что он не мог ухватить, не мог собрать в единое целое. Обрывки мыслей мелькали в голове, внимание зацепилось за самую близкую.

– Перейти бы побыстрее.

Шильнов странно забулькал, и Догузов, очень осторожно, покосился на него, приготовившись бежать. Но Шильнов всего-навсего негромко смеялся, пряча смех губами.

– Догузов, вы другую сторону-то вообще видели?

Автомобили неслись на огромной скорости по многополосному шоссе. Одна полоса, вторая, третья, за ней должна быть встречная, а, нет, четвёртая, ну да, широкая трасса, вон и пятая, машины несутся, шестая, за ней отбойник, нет, нет за ней отбойника, седьмая, чёртова фура, сбился, четвёртая, пятая, шестая, седьмая, за ней что, восьмая? а встречка? а там, дальше, вон, это, погодите, это что, нет, а как?.. сколько ещё, не видно, а там, около десяти, даже больше, пятнадцать… восемнадцать… двадцать… это нет, это машины, а за ними… нет, не может быть… где-то за ними… там же кроме них… а где тогда?

– …тоже устал. Бесконечно устал. Но, думаю, это можно выносить вечно, пока что у меня получается, да и вы изредка всё-таки удачно доходите до киоска… – Шильнов что-то говорил, но Догузов снова перестал его слышать. Голова кружилась, и он схватился за рукав Шильнова, чтобы не упасть. Страшная мысль закралась в его голову, он помусолил её немного и решился озвучить, пока приближалась следующая, более страшная.

– Скажите, а красный свет тут давно? Пока вы меня ждали, он менялся?

– Вы правда не помните? Как же это замечательно. – Шильнов улыбнулся и закрыл глаза. – Каждый раз удивляюсь, как избирательно здесь работает память. Ну, если подумать, вы же тут и двух лет ещё не пробыли, может, именно поэтому… Да, интересно. Ну да, эта группка здесь меньше года, так им каждый день как новый… Фамилию мою уже запомнили? – Догузов кивнул на понятную часть вопроса. – А имя? Нет? А где работаете? Хотя неважно.. .Но что я вредничаю, ну повторю ещё несколько раз, история недолгая. Да я и сам не всё знаю. Красный здесь очень давно. Вы даже не представляете, сколько. На моей памяти он менялся всего раз, и то на жёлтый. На вашей – не должен был ни разу. Вы сами как давно были на той стороне? Вы правда не понимаете, насколько здесь, в этой ситуации, нелогичен, – Шильнов слегка пожевал губами, будто пробуя слово на вкус, – зелёный?

– Зелёный? – Догузов пытался вспомнить уже несколько минут, что же находится на той стороне дороги, куда он так рвался, но не мог. Он вытирал внезапно вспотевшие ладони о пальто. Там должна быть стальная лестница перехода через ещё одно шоссе. Кажется. Потом долгий тротуар с пыльными деревьями. Вроде не очень широкий. Потом несколько желтых пятиэтажных зданий… или десяток розовых двухэтажных. Потом здание фирмы, массивные ступени в обрамлении колонн. Или со стальными поручнями? Большая аляпистая вывеска прямо поверх цветной штукатурки, или маленькая аккуратная табличка под стеклом на двери? Образы появлялись, расплывались, не оставляя чёткой и незыблемой картины. Он всё вглядывался сквозь проезжающие авто, но видел только полосы, стальные бока, крыши, и клубы пыли со смогом пополам вдалеке. Его толкнули, он посмотрел назад. У “зебры” стояла уже приличная толпа, и люди подходили ещё, заполняя всё свободное пространство рядом, задние медленно, но верно уплотняли ряды, пробегали шепотки недовольства, и все они ждали, но не помнили.

– Зелёный, – повторил кто-то рядом тихим звонким голосом.

– Зелёный, – отозвался другой, погромче, подальше и поглуше.

– Зелёный, зелёный, – пронеслось по рядам. Догузов, не веря, вытаращился на светофор, красный, как и раньше. Ничего не поменялось. Он ожидающе глянул на Шильнова, тот улыбался с закрытыми глазами и сведёнными за спиной руками, неслышно шевелил губами, качал головой. На краю тротуара.

– Зелёный, зелёный, зелёный! Зелёный! – шум нарастал. Сзади наседали. Догузова опять толкнули, и он чуть не полетел на дорогу. Злобно и сильно толкнул в ответ. Толпа отпружинила в Шильнова, тот качнулся. Догузов потянулся к нему уверенной рукой, но гладкая ткань чужого пиджака выскользнула из потной ладони.

Красный полупрозрачный веер быстро развернулся и медленно сложился, накрывая Догузова, авангард толпы и ещё кувыркающиеся части тела, только что бывшие Шильновым. Визг тормозов, удар бампера о столб, звон стекла, запах горелой резины. Лёгкий солёный привкус на языке.

***

Семёновский уже несколько часов смотрел покрасневшими глазами на болтавшееся из стороны в сторону грязное пятно прицепа. Фура перед ним неслась в правом ряду с такой скоростью, что обогнать было сложно, да он и не пытался. Он гнал и гнал свой седан, он очень не хотел опоздать, но и спешить на дороге было нельзя. Он держался чуть правее, чтобы пропустить автомобиль, мигающий в спину. Краем глаза он увидел у дороги опасно шевелящуюся группу людей, и услышал глухой удар по капоту, лобовое стекло окрасилось красным, машину чуть повело. Семёновский резко вырулил на пустой тротуар за толпой, чтобы не влететь в плотно идущий слева ряд машин, прокрутился по горизонтали, гася скорость, и через пару десятков метров мягко вошёл в фонарный столб.

Когда звон в ушах стал проходить, он увидел человека, вытаскивающего его из автомобиля, усаживающего на какое-то пальто, постепенно в звоне стали проявляться слова.

– …скорую! Какой телефон у скорой? Помнишь номер скорой?

Семёновский посмотрел на повреждённую машину, частично без стёкол, где-то внутри валялся его телефон.

– Надо что-то делать! Надо в больницу! Сейчас машину поймаем!

Семёновский ошалело переводил взгляд с окровавленной дороги на Догузова, на галдящую толпу людей, так и стоящую метрах в пятидесяти от них, около зебры. Голова его была как в тумане, ехать никуда не хотелось.

– Куда… больница… Какая? А ты, что… что здесь делаешь?

Догузов схватил водителя за грудки и открыл рот, чтобы наорать, но осёкся. Он тоже не помнил рядом ни одной больницы. Он не мог вспомнить ни одного маршрута до какой-нибудь поликлиники, хотя эти и другие государственные постройки точно были неподалёку, в паре кварталов. Осколки окружения никак не склеивались в его голове в цельную карту. Он смотрел на Семёновского, Семёновский смотрел на него, и, кажется, они начинали друг друга понимать.

– А ты, вы… куда ехали? – Догузов отпустил рубашку Семёновского и разгладил. – И откуда?

Тот открыл рот, но ничего не сказал и закрыл.

– Я… я… не… знаю, – прошептал он.

– Что? – не расслышал, или не захотел услышать Догузов.

– Я не знаю, – немного увереннее повторил водитель. – Просто ехал. Еду, сколько себя помню. Я ехал и ехал, я не останавливался. Я ни… давно не останавливался, просто ехал. Ехал и ехал… давно, – Семёновский стал беспомощно оглядываться, пробежал глазами по скверу, по пятиэтажкам. – А ты, ты, вот шёл, куда? И откуда? Твоя машина где? И их машины? Вы давно так, без машин? – Семёновский сыпал вопросами, ждал ответа, но дождался только гула в голове, сел на землю и закрыл руками глаза.

Догузов слушал и переставал понимать происходящее, произошедшее и происходившее. Реальность ускользала от его мыслей, как рукав Шильнова из ладони. Он пытался восполнить все белые пятна в памяти, которые оправдывал для себя спешкой, суетой, какими-то сиюминутными делами, но получил только резкую боль где-то сразу за глазами. Он не помнил, что находилось внутри его квартиры и как он выходил из двери. Он не помнил, что это за город, кроме отдельных его частей. Он не мог вспомнить, в чём заключалась его работа, где она находилась, кем он работал, какого цвета были стены в его кабинете, и был ли сам кабинет. Он не мог наверняка вспомнить, видел ли он Шильнова где-то кроме этого перехода. Он не помнил собеседование в компании. Он не мог вспомнить, когда и как получал за работу деньги. Он не помнил своего отчества. Он помнил только сегодняшний путь от двери до светофора. Путь, который был ему необъяснимо незнаком.

Голова Догузова, переполненная вопросами, гудела, звенела, но не весь звон был внутри. В его кармане настойчиво звонил телефон. Он, всё ещё глядя на машину с сильно помятым капотом, на то, что осталось от Шильнова, на приходящего в себя водителя, достал трубку и нажал кнопку приёма звонка. Из трубки раздался хриплый голос.

– Алло, живой?

– Ва… Валентин? Ну… я… да…

– У вас там что, авария на переходе?

– Да, а ты…

– Много машин?

– Машин? Нет, немного машин, одна, вон там, на тротуаре… В столбе… Да даже и не сильно… Может, и не авария…Остальные как ехали, так и… Слушай, тут прямо передо мной… человека… короче… с работы… или… ну… – Догузов говорил сбивчиво, рвано. Валентин несколько секунд дышал в трубку, его дыхание становилось всё тяжелее с каждым выдохом.

– Машина, в столбе, но не сильно. Вали отсюда.

– Ва… Вали… Валя… Что?

– Садись в тачку и уматывай! Не упусти шанс в этот раз! Она на ходу ещё?

– Ты о чём? В смысле… и… зачем?

– У тебя же у единственного из нас всех ключи есть, мудак! У тебя! Ходишь тут везде, где захочешь… Даже у меня только магнитка от подъезда, а я помню последние восемь лет! Восемь, сука, лет в этой петле, в окно домой залезаю, даже не знаю к кому, восемь лет дальше подъезда отойти не могу, и каждое утро – всё заново! Ты реально не догоняешь, что ключи дают?

Пазл сложился, ломая складывающего. Догузов нажал на кнопку сброса, уронил телефон на асфальт, трясущейся рукой достал ключи из кармана и осмотрел. Ключи были самые разные: с бороздкой, с двусторонней бородкой, четырёхгранные, яркие стальные и из зеленеющей бронзы. Один из них, наверное, мог подойти. Он больше не мог верить ощущениям, ожиданиям, смутным стремлениям. Не мог верить мотивации делать то, суть чего он не помнил, хотеть того, чего он не потрогал. Он мог верить только тому, что знал и помнил именно сегодня. Его тянуло туда, на противоположную сторону дороги, ему казалось очень важным дойти до ускользающей от его сознания цели… но он не хотел. На подкашивающихся коленях он дошёл до искорёженного автомобиля, открыл дверь и сел внутрь. Взялся за руль и до белизны костяшек сжал его – просто чтобы вспомнить это давно забытое ощущение. И память отозвалась краткой картой действий. Он выбрал на ощупь самый маленький ключ из связки, вставил в замок зажигания и повернул, чтобы подтвердить догадку. Машина не откликнулась. Он зажмурился.

– Ши… – Догузов поперхнулся и откашлялся. Он посмотрел на частично уцелевшее окровавленное лобовое стекло.

– Шильнов, я прошу вас, возьмите мою вину на себя. – Он затаил дыхание, снова повернул ключ, и в этот раз автомобиль заурчал. Догузов несколько раз глубоко вдохнул и также глубоко выдохнул. От кислорода слегка закружилась голова. Он сдал назад, оглянулся на дорогу, втопил педаль в пол, послушал свист колёс по асфальту и рванул с места, сходу встроившись в поток и чудом ни в кого не врезавшись. Через несколько километров был съезд, и Догузов не думая свернул на него. Он ехал, пока не понял: за ним никто не гонится. Он остановился, не глуша двигатель, и прислушался. Он слышал только шум мотора, но знал, что где-то подальше, за стёклами машины, шумят деревья, в них поют невидимые птицы, а ещё дальше, возможно, как-то, он ещё не помнил, как именно, должна журчать речка, и он наконец ощутил успокоение, которое должно было сравниться с отдыхом после тяжёлой работы, если бы он мог вспомнить конец рабочего дня. Догузов стал набирать скорость, но теперь он не спешил – он ехал, куда хотел, пусть и не зная, куда.

***

Семёновский убрал руки от усталых глаз. Огляделся. Мчащиеся на ближней полосе автомобили раскатывали какой-то мусор по красному пятну на белой “зебре”. Там же молча стояла внушительная толпа людей. Он встал, инстинктивно подобрал пальто в бурых пятнах, на котором сидел, подошёл к остальным, протёр глаза и посмотрел вверх. Над людьми, над машинами, над дорогой возвышалась красная лампа светофора.

Показать полностью
[моё] Страшные истории CreepyStory Ужасы Мистика Авторский рассказ Фантасмагория Рассказ Крипота Длиннопост Текст
9
Посты не найдены
О нас
О Пикабу Контакты Реклама Сообщить об ошибке Сообщить о нарушении законодательства Отзывы и предложения Новости Пикабу Мобильное приложение RSS
Информация
Помощь Кодекс Пикабу Команда Пикабу Конфиденциальность Правила соцсети О рекомендациях О компании
Наши проекты
Блоги Работа Промокоды Игры Курсы
Партнёры
Промокоды Биг Гик Промокоды Lamoda Промокоды Мвидео Промокоды Яндекс Маркет Промокоды Отелло Промокоды Aroma Butik Промокоды Яндекс Путешествия Постила Футбол сегодня
На информационном ресурсе Pikabu.ru применяются рекомендательные технологии