Он пришел ровно через две недели. Не звонил, а появился на пороге их квартиры, словно просто стоял и ждал открытия двери. Все тот же невзрачный человек, в том же гражданском костюме, но в его глазах появилась новая, хищная цепкость. Он вошел, не дожидаясь приглашения, и положил на кухонный стол, заваленный теперь не выписками из архивов, а счетами, тонкий планшет.
- У нас появились новые данные, - сказал он без предисловий, включая экран. - Спутниковая съемка, но не поверхности, а сканирование литосферы.
На экране возникла не карта, а нечто вроде объемной, многослойной диаграммы. Серые, коричневые, черные пласты пород, уходящие вглубь на километры. И под контуром территории, которую Иван с первого взгляда узнал как Большой Бор, зияла пустота. Вернее, не пустота - сложная, разветвленная система пещер, туннелей, залов, целый подземный мир. И единственная, тонкая нить связи с поверхностью вела… прямо в центр Черной Топи.
- Видите? - палец чиновника уперся в точку выхода. - Это не просто болото. Это… выход, ну или если хотите вход.
Иван замер, вглядываясь в изображение. Его сердце, затихшее за эти две недели, снова забилось с бешеной силой. Тайна обретала форму. Не мистическая, а геологическая, почти научная.
Алиса, бледная и замкнутая, подошла ближе. Ее взгляд, острый и аналитический, скользил по схеме.
- Колоссальная карстовая система, - прошептала она. - Ничего подобного в этом регионе быть не должно… Это объясняет… объясняет многие аномалии. Газы, выделяющиеся из недр, могли вызвать наши галлюцинации. А существо… или существа… они не обитают в Топи. Они используют ее как портал. Живут там, внизу и выходят на поверхность, редко, очень редко.
- Именно, - кивнул человек из министерства. Его губы растянулись в подобие улыбки. - И мы намерены это проверить. Официально, с полным снаряжением, войсками, буровой техникой. Мы запечатаем этот выход, или изучим то, что внутри, и вы… вы пойдете с нами. Как консультанты, как проводники.
Иван почувствовал, как по телу разливается странный, лихорадочный жар. Вторая попытка, шанс не бежать, а наступать, с армией за спиной. Шанс понять, докопаться до сути, положить конец кошмару, который отравлял им жизнь. Его пальцы непроизвольно сжались.
– Нет.
Слово прозвучало тихо, но с абсолютной, стальной решимостью. Это сказала Алиса. Она отступила от стола, скрестив руки на груди, как бы защищаясь.
- Я не пойду. Никогда.
Чиновник медленно перевел на нее взгляд.
- Доктор Воронцова, это не просьба. Это необходимость. Ваши знания…
- Вы ничего не поняли, - перебила его Алиса, и в ее голосе впервые зазвучали не сдержанные эмоции, а ледяная ярость. - Вы видели на видео, с какой скоростью оно движется? Вы читали дневники? Вы думаете, ваши солдаты и буровые установки что-то изменят? Вы приведете их на бойню. Я не поведу людей на убой. И не пойду сама.
Человек из министерства помолчал, изучая ее. Потом взглянул на Ивана.
- Иван Петрович? А вы?
Иван колебался. Он смотрел на схему пещер, и его тянуло к ним с силой магнита. Он видел в них не могилу, а величайшее открытие. Но он видел и лицо Алисы - изможденное, испуганное.
- Я… мне нужно подумать, - глухо сказал он.
- У вас есть два дня, - человек поднялся, его лицо снова стало непроницаемым. - Но имейте в виду. Если вы откажетесь… то все, что вы видели, все, что у вас есть, останется здесь. - Он обвел рукой их квартиру. - Вы никогда и никому не сможете рассказать о Большом Боре, о Топи, о том, что там происходит. В крайнем случае у нас есть возможности обеспечить вам тишину. Понимаете?
Он не стал ждать ответа. Развернулся и ушел, оставив после себя тяжелое, угрожающее молчание.
Дверь закрылась. Иван обернулся к Алисе.
- Алиса… мы должны… мы не можем позволить им одним… они не понимают, с чем имеют дело! Мы можем помочь, предотвратить гибель людей! Мы можем… наконец узнать!
- Узнать что?! - ее голос сорвался на крик. - Что там внизу живет ужас, который разрывает людей на части? Мы это уже знаем! Чего еще?! Ты хочешь увидеть его потомство? Его биологию? Ценой чьих жизней? Наших?
- Но мы будем подготовлены! Армия! Техника!
- Как Сергей был подготовлен? Как «Йотун» был подготовлен? Ты видел, что оно делает с техникой! Иван, оно не зверь. Оно сила природы. С ним нельзя вести переговоры, его нельзя убить пулей. Его можно только избегать.
- И жить потом с этим страхом? Бежать? Прятаться? - Иван схватился за голову.
- Да! - выдохнула Алиса. И вдруг ее гнев иссяк, сменившись бездонной, щемящей усталостью. Она подошла к нему, взяла его дрожащие руки в свои. - Да, Иван, бежать, прятаться, жить. Потому что я не могу пойти туда. Я не могу рисковать.
Она посмотрела ему прямо в глаза, и в ее взгляде он увидел что-то новое, хрупкое и пугающее.
- Помнишь, Виктор сказал, что Хозяин топи выпустил живыми троих? Но Виктор не пошел с нами, не вернулся в город, но теперь я поняла его слова, если вообще это был Виктор… - Алиса замолчала на несколько секунд и тихо произнесла. - Я беременна. Вчера сделала тест. Я ношу нашего ребенка.
Слова повисли в воздухе, перевернув все. Все аргументы, вся одержимость, вся тяга к тайне - все рассыпалось в прах перед этим простым, животным, непреложным фактом. Жизнь. Новая жизнь.
Иван отшатнулся, словно его ударили. Он смотрел на ее еще плоский живот, на ее лицо, и видел в нем не ученого, не соратника по безумию, а мать своего ребенка. Женщину, которая хочет жить, и хочет, чтобы жил их ребенок.
Его одержимость встретила свою окончательную, непреодолимую границу. Стена, которую нельзя было штурмовать. Стена из зародившейся плоти и крови.
Он медленно опустился на стул, уставившись в пол. Большой Бор, Топь, горящие глаза, пещеры - все это отодвинулось, стало далеким, почти нереальным. Перед ним был единственный, страшный и прекрасный выбор. Между мертвой тайной прошлого и живым будущим. Между тенью, звавшей его в глубину, и светом, который теплился в глазах женщины, сидевшей напротив.
Он поднял на нее взгляд. В ее глазах стояли слезы и надежда.
Он ничего не сказал. Просто протянул руку, и она взяла ее. Сидели так молча, в тишине квартиры, за стенами которой оставался враждебный мир, полный секретов и угроз. И принимали решение. Не для науки, не для истории, а для жизни. Даже если эта жизнь отныне будет отравлена страхом и невысказанными тайнами, но она обязательно будет.
День выдался не из простых. Суматоха дня, да необычно жаркое лето выжимают к вечеру как лимон. Устала… Она присела на диван и откинув голову на его спинку закрыла глаза. Головная боль, бьющая в висках в такт ее пульса… Покалывания в расслабляющихся мышцах… Работающий вентилятор наполняет комнату прохладой и тихим жужжанием…
Коридор. Выкрашенные светлой краской стены, редко расположенные на потолке круглые светильники и пронумерованные двери позволяют сделать вывод, что это больница. Пахнет лекарствами… Никого не видно… Она, стараясь не нарушать тишины, аккуратно шла по коридору, внимательно вглядываясь в надписи на каждой двери. Что-то подсказывало, что нужная ей дверь находится там, в темноте конца коридора. Она манила и притягивала! Она была там! Как же хотелось скорее открыть эту дверь… И как же было страшно это сделать! Ей казалось, что она когда-то уже была там, за дверью, но вспомнить не получалось…
Освещенная часть коридора закончилась. Шаг за шагом она погружалась в темноту. Тишина коридора напрягала до мурашек и от страха бил озноб. Что же заставляло ее идти туда? Зачем она тут?
Она остановилась в решимости вернуться назад, но когда повернулась, то увидела, что стоит в полной темноте, а освещенная часть коридора осталась настолько позади, что казалась маленькой светлой точкой. «Неужели такой длинный коридор? Нет…Наверное нужно продолжить путь. Если я уже столько прошла, значит дверь где-то рядом… Ну… или выход!»- подумала она. С желанием ускорится решительно делает шаг ...и натыкается на стенку!
Это была не стена. Это была нужная ей дверь! Массивная, деревянная дверь с кованным орнаментом, покрытым ржавчиной, и огромным засовом! Время съело некогда бывалую ее красоту, но величие осталось. Дверь скрипнула и приоткрылась, словно приглашая войти. Женщина немного замешкалась, а потом, распахнув дверь пошире, переступила порог комнаты… Дверь с грохотом закрылась. От такого удара эхом наполнилось помещение, воздух вздрогнул и мелкие частицы пыли, сорвавшись со своего места, наполнили все пространство комнаты. Они, парили в воздухе, искрились в лучах света, пробивающегося через узкое окошко, расположенное почти под самым потолком.
Комната была необычной. Она имела форму квадрата. Сложенные из старинного красного кирпича стены, сводились в единую точку высоко над головой, образуя купол. По периметру комнаты, стоят стеллажи. Можно было бы сказать, что они пустые, за исключением несколько стопок с тетрадями, расколотым круглым настольным зеркальцем, и …
Ее внимание привлекли роскошные каминные часы. Они завораживали! Такое великолепие можно было бы увидеть только в каком ни будь старинном замке или в музеи.
Она достала носовой платочек из кармана и аккуратно начала протирать осевшую на часах пыль. Ей так хотелось скорее смахнуть ее, чтобы насладиться изяществом часов. Но как только она к ним прикоснулась - стрелки вздрогнули… и часы начали свой ход! Их ритмичный стук стал наполнять комнату… Стена напротив задрожала, стеллаж с грохотом отъехал в сторону и открылась потайная дверь.
От неожиданности она вздрогнула. Страх сковал все тело и хотелось бежать! Бежать… Еще пару секунд, и она взяла себя в руки. «Наверное просто сработал какой-то механизм… Я такое видела в фильмах про Египетские пирамиды… Ничего страшного пока нет… Ну подумаешь – дверь открылась! Может это просто так совпало!»- подумала она и осторожно заглянула в открывшийся проем. Он представлял собой очень длинный и черный коридор, в конце которого был свет! Свет! «Если там свет, то я просто в подвале! Отлично! Значит дверь открылась как раз вовремя! Я смогу отсюда уйти! А это еще кто?!» Она присмотрелась и увидела бегущего человека.
-Скорее! Скорее! Уходи оттуда! Давай за мной!!! Уходи оттуда! - на бегу, он мотал рукой и звал ее. - Что же ты натворила! Уходи из комнаты, иначе погибнешь!
«С чего бы это?»-подумала она, но тут случилось непонятное. Каменный пол содрогнулся и как лифт стал опускаться вниз. Стены, расположенные параллельно относительно друг друга, медленно, громыхая и содрогаясь начали движение, пытаясь схлопнуться воедино и раздавить непрошенного гостя или же заставить прыгнуть в опускающийся в преисподнюю лифт.
- Скорее! Прыгай сюда в тоннель! Ну, давай же! - с этими словами подбежавший мужчина схватил ее за руку и втянул в проход.
И они понеслись… Полетели… Она сама не поняла, что произошло, но буквально несколько секунд и они были у входа в комнату, в которой на полке стояли часы. Она прошла в помещение. Да... Комната та! … Но не та! Стены на месте, полы тоже… Только вещи на полках, да и сами полки покрыты жутким слоем пыли! Такое впечатление, что сто лет сюда никто не заходил! И часы! Стрелки часов покоились сладким сном. Они больше не наполняли комнату своим ритмичным звучанием. Они тихо спали под сантиметровым слоем пыли… Нужно было стряхнуть с часов эту вековую гадость! По инерции рука сама полезла в карман за платком, но незнакомец остановил ее, схватив за запястье:
- Нет! Не смей! Тебе было мало того, что произошло?!!!- спросил он.
- А что произошло? Ты думаешь, что часы это все устроили? Мы же не в Египте! -парировала она - Посмотри сколько на них пыли!
- Да пойми же ты! Как только часы начинают свой ход, срабатывает механизм и будешь раздавлена временем, а если выберешься из комнаты, то будешь потеряна во времени, но у тебя будет шанс все исправить!
- Как потеряна во времени?
- Я тоже такой как ты… вот прыгаю из точки в точку и пытаюсь найти выход… Но до сих пор нашел только тебя…
-Потерянный во времени? Это получается, что пыль на часах от того, что прошло много времени? Значит я в другое время попала? Как же мне выбраться отсюда? – с этими словами она подбежала к массивной деревянной двери с кованным орнаментом и попыталась ее открыть.
- Поверь мне – это бесполезно! Ты должна найти свое время… сама... А я пошел…
С этими словами незнакомец шагнул за порог черного тоннеля. Стена вздрогнула и стала медленно закрывать проем. Она стояла в нерешимости следовать за мужиком и понимала, что если останется в этой комнате, то время похоронит ее. Когда от прохода осталось уже меньше половины, она протиснулась в него и провалилась в черную бездну с искрой света впереди….
Знакомая мелодия… Это ее телефон! Она открыла глаза… Привычная обстановка комнаты, тихо жужжащий звук вентилятора и любимый диван… Все как всегда! Отвечая на звонок телефона, она мысленно благодарила собеседника, за то, что вырвал ее из плена времени и вернул в реальность. А стоящие на полке старинные каминные часы надолго останутся в ее памяти ….
Он появился на площади Нюрнберга из ниоткуда. Мальчик в рваной одежде и тяжеленных ботфортах, из отрезанных носов которых выглядывали пыльные пальцы.
"Хочу быть кавалеристом, как мой отец", - повторял он раз за разом.- Хочу быть кавалеристом, как мой отец".
Он никогда не видел ни своего отца, ни свою мать. Фразу, которую он повторял, ему внушил человек, который похитил его в возрасте трех лет и поселил в крошечном темном чулане, лишив солнечного света на тринадцать лет....
26 мая 1828 года небогатый сапожник Вайхман вышел из дома и направился к рыночной площади Нюрнберга, где встретил своего старого приятеля по фамилии Бекк. Друзья потолковали о том о сем и, договорившись отправиться на днях в загородную таверну, где можно вволю попить пива и потанцевать с лихими девицами, собрались было расходиться.
Вдруг к ним подошел мальчик лет шестнадцати. Выглядел малой странно: одет в грязную, оборванную одежду, какую даже самый последний подмастерье в центре Нюрнберга никогда не наденет. На ногах парнишки были сапоги с отрезанными носами - грязные пальцы высовывались наружу. Кроме того, мальчик покачивался, будто был навеселе.
-Хочу быть кавалеристом, как мой отец, - сказал незнакомец странным голосом: у Вайхмана и Бекка сложилась впечатление, что он не понимал слова, которые произносил.
Вайхман стал расспрашивать юношу: кто он, откуда, как оказался на площади, почему так одет. Но парнишка молча протянул сапожнику конверт, на котором было написано:
«Господину командующему 4-м эскадроном 6-го полка лёгкой кавалерии. Нюрнберг».
Тогда сапожник, взяв шатающегося бедолагу за руку, довел его до поста городской стражи и сдал солдатам. Солдаты не стали возиться с подростком, а сразу же отправили его в дом командующего 4-ым эскадроном Фридриха фон Вессенига.
Капитана Вессинига дома не было, и найденыша встретила его супруга. Фрау Вессениг была поражена до глубины души. Мальчик знал лишь несколько фраз - "Не знаю", "Как пройти к предместью?" и "Хочу быть кавалеристом, как мой отец". Последнюю фразу бедняга повторял особенно часто.
Супруга капитана сразу заметила, что мальчик давно ничего не ел и не пил, и буквально валится с ног от слабости. Женщина приказала слуге принести мяса, однако, к удивлению присутствующих, попробовав угощение, юноша скривился от отвращения. Мясо найденыш есть отказался, зато краюху черного хлеба схватил с жадностью и тут же съел. Фрау Вессениг предложила мальчику запить хлеб пивом, однако, тот пригубил напиток и начал плеваться. Зато принесенный слугой стакан воды найденыш выпил залпом.
Хозяйка дома побоялась оставлять юного "дикаря" в одном помещении со своими малолетними детьми и попросила слугу отвести парнишку в конюшню. Там найденыш немедленно завалился на солому и уснул.
Капитан Фридрих фон Вессениг пришел домой вечером, и тут же был оповещен детьми о том, что солдаты привели "дикаря". Фридрих разбудил мальчика. Увидев яркую форму капитана, найденыш пришел в невероятный восторг. Он осторожно дотронулся до рукоятки сабли фон Вессенига и отчетливо произнес: "Вот таким я хотел бы быть".
Фридрих на это ответил, что мальчик не вышел ростом для службы кавалеристом и ему больше бы подошла пехота. Найденыш расстроился, захныкал, говоря: "Нет, нет, я хочу быть кавалеристом, как мой отец".
В разговоре с фон Вессенигом мальчик впервые упомянул своего опекуна, вот только его имени и фамилии он не сказал. Когда капитан спросил, как зовут юношу, тот ответил: "Опекун повелел мне отвечать: "Не знаю, ваша милость".
Фридрих оценил физический возраст мальчика в 16-17 лет, однако его умственное развитие едва ли превышало развитие семилетнего ребенка. Капитан был совершенно сбит с толку и решил отправить найденыша в полицейский участок.
Иоганн Георг Ламинит. «Каспар Хаузер»
В полиции к парнишке был применены стандартные методики допроса. Однако, стражам порядка ничего нового узнать не удалось. Похоже, мальчик не знал ни своего имени, ни возраста, ни адреса. Он только повторял свою извечную фразу про отца-кавалериста и плакал.
Полицейские предложили найденышу имевшуюся у них еду, но мальчик взял только черный хлеб и воду.
Понимая, что от расспросов толку не будет, один из полицейских предложил принести бумагу и чернила - вдруг парнишка умеет писать? Никто не рассчитывал на успех, но - о, чудо! - мальчик уверенно взял перо и вывел на бумаге красивым почерком: "Каспар Хаузер".
Так у самой большой тайны Европы появилось имя.
Обрадованные полицейские стали просить Каспара написать что-то еще, но тот положил перо и больше к нему не притронулся. Настаивать никто не стал - была уже поздняя ночь и нужно было думать, куда определить найденыша на ночлег.
Полицейские решили временно поселить Каспара в Фестнеровой башне, которая использовалась в качестве тюрьмы. Когда Хаузер вошел в крохотную комнатку-камеру, он обрадованно сказал, что такая комната у него уже была. Полицейские многозначительно переглянулись.
Каспар же завалился на солому и мгновенно уснул - проблем со сном у молодого человека явно никаких не было.
Наутро Каспара снова привели в участок. Под руководством пришедшего на службу полицейского начальника была проведена опись одежды и вещей Хаузера.
На мальчике была надета войлочная шляпа с желтой лентой, черный шелковый шарф, полотняная рубаха, застиранный жилет и куртка, рваная на локтях. Осмотр куртки показал, что раньше она была фраком, но затем кто-то отрезал фалды и кое-как сшил края среза.
Брюки на Каспаре вполне могли принадлежать егерю: между ног на них была специальная заплата для верховой езды. Весьма примечательной была обувь найденыша: тяжеленные ботфорты с подошвой, подбитой грубыми гвоздями, на высоких каблуках с прибитыми к ним лошадиными подковами. Ботфорты были малы найденышу, поэтому кто-то отрезал носы обуви так, что пальцы ног Каспара высовывались наружу.
Гораздо более информативные находки ждали полицейских в карманах Хаузера. Это был носовой платок с вышитыми буквами "К.Х.", два молитвенника карманного размера, ключ, записки с католическими молитвами, роговые четки, а, самое главное, конверт, в котором лежали два письма.
Письма были написаны грубоватым языком, словно кто-то пытался сымитировать простонародный говор.
Помимо этого странного послания, была еще короткая записка, которую якобы написала мать Каспара.
Ребёнок крещён, его зовут Каспаром, вам же надо будет ему придумать фамилию. Ребёнок вам отдаётся на воспитание. Его отец был кавалерист. Когда ему будет семнадцать, отправьте его в Нюрнберг, в Шестой полк лёгкой кавалерии, где служил его отец. Я же вас прошу его оставить у себя до семнадцати лет. Родился он тридцатого апреля в году 1812. Я простая бедная девчонка, мне кормить ребёнка нечем, а его отец умер.
В полиции, проанализировав письмо и записку, пришли к выводу, что их написал один и тот же человек, который всячески старался изменить почерк.
Изучив все улики, испробовав все актуальные в те времена способы поиска людей, полиция зашла в тупик. Никто никогда не видел Каспара Хаузера, никто не знал, откуда он взялся, кто его родители и где он живет.
Пока шли следственные мероприятия бедолага-Каспар жил в тюремной камере с каким-то бродягой. Надзирателя городской тюрьмы Андреаса Хильтеля не устраивало, что явно невинный человек сидит в казематах. Андреас обратился к начальнику полиции и тот разрешил ему забрать мальчика к себе.
Хильтель поселил Каспара в небольшой комнатке в собственном доме. Перед тем, как привести мальчика, Андреас проделал в стене отверстие и впоследствии следил за найденышем: вдруг тот обманывает всех и при отсутствии рядом людей ведет себя как-то иначе?
Надзиратель Хильтель со своей женой.
Но - нет. В своей комнате Каспар вел себя также, как и в тюрьме. Он просто сидел у стены, вытянув ноги на полу. Ночью - беспробудно спал.
Каспар был невероятно грязен - в тюрьме его так и не удосужились помыть. Хильтель и его жена были вынуждены самостоятельно искупать найденыша. Мальчик при этом совершенно не стеснялся и вел себя непринужденно и доверчиво, как ребенок.
Грязь, которой была покрыта кожа Каспара, была такой, словно найденыш не мылся от самого рождения.
У Хильтеля Каспара Хаузера навещали самые разные люди, в том числе, доктор Прой, отправленный к начальнику тюрьмы самим бургомистром Нюрнберга Якобом Биндером. Осмотрев Каспара, Прой сделал весьма примечательное заключение:
«Этот человек не является ни сумасшедшим, ни тупоумным, но он явно был насильственно лишён всякого человеческого и общественного воспитания».
Таким образом, впервые было официально озвучено, что Каспара Хаузера кто-то насильно удерживал в полной изоляции от мира.
Доктор Прой в компании бургомистра Биндера часто посещал Каспара на протяжении лета 1828 года. Постепенно страшная картина жизни несчастного мальчика начала проясняться.
В ходе тщательного медицинского осмотра найденыша доктор Прой обнаружил шокирующую деталь. Колени мальчика были устроены особым образом: головки суставов голени и бедра сильно отступали назад, а в передней части были значительно искривлены и опускались при ходьбе вместе с коленной чашечкой.
Это могло означать только одно: с самого раннего возраста Каспар Хаузер практически не ходил, он провел жизнь в сидячем положении. Кости мальчика неправильно срослись из-за многолетнего практически неподвижного сидения. Возможно, в яме либо в крошечной подземной камере.
На протяжении нескольких месяцев после обнаружения Каспар не мог есть ничего, кроме черного хлеба и воды: все иные продукты были для него настоящей диковинкой и вызывали у мальчика отвращение. Хаузер долго боялся яркого света, любил проводить время в темноте, таращась в пустоту.
Особо интересен доктору Прою был разум Каспара, который был совершенно детским, незамутненным. Всех окружающих людей, даже дряхлых стариков, найденыш называл "мальчиками". Очевидно, это обращение - "мальчик" - Каспар перенял от своего "опекуна", похитителя, преступника. Иные живые существа - голуби, кошки, собаки - были для Хаузера "лошадками".
Вскоре новый опекун Каспара - бургомистр Биндер - подарил мальчику деревянную лошадку. Тот бросился к игрушке, обнял ее, заплакал, и сказал, что в "комнате" у него была такая.
Будоражащая история Каспара Хаузера вскоре стала известна во всей Германии, а затем - и во всем мире. Люди стоили предположения, кем был нюрнбергский найденыш, не является ли он незаконнорожденным сыном знатной дамы, авторитетного церковнослужителя или даже короля.
Каспар был невероятно добрым парнишкой. Он ни разу никому не нагрубил, ни на кого косо не посмотрел. Его детская душа просто не знала, что такое злоба. Доктор Прой отметил у найденыша и еще одну удивительную черту: мальчик полностью покорялся вышестоящим. "Господин Доктор", "Господин Бургомистр" были для него непререкаемыми авторитетами, он всячески выказывал им свое уважение.
Когда доктор Прой спросил юношу, почему он настолько уважительно относится к начальству, тот ответил:
"Человек, который был со мной всегда, научил этому".
К дому бургомистра Биндера ежедневно приходили сотни людей, желавшие посмотреть на найденыша. Это очень тревожило Каспара, и бургомистр в конце концов запретил "паломничество".
В семье господина Биндера состояние Каспара стало улучшаться не по дням, а по часам. Мальчик быстро окреп и физически, и умственно. Хаузер познавал окружающий мир с невероятной скоростью. Вскоре он уже вполне сносно говорил, научился есть практически любые продукты с помощью вилки и ложки, стал носить приличный костюм.
Когда Каспара откормили, приодели и приласкали, все вдруг поняли, что юноша-то хоть куда - настоящий красавец! Теперь у дома Биндера стали собираться стайки девушек, желавших поглазеть на таинственного Каспара.
Через некоторое время юный Хаузер начал ходить по городу. Его сопровождал приставленный бургомистром сержант: власти опасались, что похититель Каспара может напасть на молодого человека, ведь с каждым днем тот вспоминал все больше и больше.
Да, Хаузер наконец-то начал рассказывать, что с ним произошло. Вернее, бургомистр Биндер, беседуя с Каспаром, по крупицам восстанавливал картину преступления. На основе полученной от юноши информации Биндер составил документ, вошедший в историю под названием "Прокламация Биндера".
Бургомистр Биндер.
На протяжении 16 лет своей жизни Каспар не помнил себя вне каморки, в которой можно было находиться только сидя: лечь и встать в этом крошечном помещении было невозможно. Внутрь каморки практически не проникал свет, поэтому мальчик находился в постоянной полутьме. В жилище Каспара находилась печка, но топили ее снаружи. Каморка была заперта на тяжелую дверь. В полу была дырка с ведром - туда мальчик справлял нужду. Кормили его исключительно хлебом и водой.
Большую часть своей жизни Каспар проводил во сне, а также в играх со своей деревянной лошадкой. Вода и еда появлялись ночью, когда мальчик спал.
Примерно раз в месяц неведомый тюремщик приносил Хаузеру воду, которая имела "дурной" вкус. От этой воды мальчик немедленно засыпал. Просыпался Каспар в свежей рубахе и штанишках, его ногти и волосы были пострижены.
Когда мальчик подрос, "человек, который всегда был с ним", согнувшись, вошел в каморку и дал мальчику перо и бумагу. Он сказал, что будет учить Каспара чтению и письму. И правда, наставник ежедневно обучал мальчика, строго наказывая его палкой за любую провинность. Все это время лицо тюремщика было скрыто под черным колпаком.
Каспар рос и нахождение в каморке становилось для него все мучительнее и мучительнее. Наставник давно перестал к нему заходить: двое взрослых людей в комнатке не помещались.
Однажды "человек, который всегда был с ним", разбудил Каспара, вытащил из каморки, взвалил себе на плечи и вынес из дома. Впервые в жизни мальчик оказался на свежем воздухе, под небом.
Наставник начал учить Хаузера ходить, обхватив его сзади руками. Также он заставлял Каспара запомнить фразу про кавалериста, которая, по словам тюремщика, должна была спасти юноше жизнь.
После урока Хаузер отправился обратно в каморку. Уроки продолжались на протяжении нескольких недель, пока ноги Каспара, наконец, не начали его слушаться.
Темной, дождливой ночью наставник снова выволок мальчика из каморки, но на этот раз заявил, что они пойдут "очень далеко". Под проливным дождем тюремщик и подросток шли два дня и две ночи - в основном по лесам и полям, избегая людей, не останавливаясь на отдых. Спали прямо на земле. Человек под страхом смерти запретил Каспару смотреть на него - и мальчик, приученный исполнять повеления начальства, свято соблюдал этот приказ.
На третий день вдали показались дома Нюрнберга. Наставник переодел мальчика в более-менее приличную одежду, надел на него ботфорты и приказал идти в "большую деревню", чтобы "стать кавалеристом, как его отец".
Каспар пошел в сторону города, а неизвестный растворился в ночи.
"Прокламация Биндера" была опубликована в нескольких газетах и вызывала колоссальный интерес у публики. Кроме того, на статью бургомистра обратил пристальное внимание главный судья Ансбаха Пауль фон Фейербах. Судья отправил бургомистру жесткое письмо, в котором заявил о неприемлемости разглашения информации, непосредственно касающейся мальчика и способной поставить его жизнь под угрозу. Ведь неведомый тюремщик может понять, что память начала возвращаться к Хаузеру и нанести разящий удар.
Пауль фон Фейербах.
Бургомистр полностью согласился с фон Фейербахом и предпринял усилия, чтобы остановить публикации, однако, джин уже был выпущен из бутылки: сенсация распространялась с невероятной скоростью.
Каспар Хаузер стал общеевропейской знаменитостью первой величины. О нем писали, о нем говорили. Большинство были уверены, что он - незаконнорожденный сын августейшей особы, наследник трона и баснословных денег.
К этому времени Каспар уже жил не в доме бургомистра, а у своего нового опекуна - философа Георга Даумера, преподавателя гимназии Святого Эгидия в Нюрнберге.
Даумер и его семья были исключительно добры к Каспару. У мальчика была собственная, большая и светлая, комната, мягкая постель. Найденыш был по-настоящему счастлив и впервые с момента рождения по-настоящему наслаждался жизнью.
Профессор Даумер плотно взялся за образование юноши. Каспара учили письму, чтению, музыке. Любимым занятием мальчика стало рисование, и в нем Хаузер добился поразительных успехов.
Рисунок Каспара Хаузера.
Деревянные лошадки и оловянные солдатики, которых сотнями приносили жалостливые горожане, совершенно перестали занимать Хаузера. По мере того, как интеллектуальный уровень молодого человека рос, он начал интересоваться своим происхождением, высказывал желание найти своих родителей.
Хорошее питание, к которому быстро привык юноша, поправило его здоровье, придало сил. За несколько месяцев Каспар поправился не менее чем на десять килограмм и подрос на пять сантиметров.
Хаузер научился играть в шахматы, стал понимать юмор и сам начал отменно шутить. Каспар спокойно ходил по городу, бывал в гостях у бургомистра и других своих знакомых. В общем, юноша быстро превращался в респектабельного немецкого буржуа.
Осенью 1828 года по Нюрнбергу стремительно распространился слух: Каспар Хаузер пишет свою биографию.
Практически сразу после этого найденыш заметил какого-то человека за живой изгородью. Незнакомец смотрел на Каспара, и тот, испугавшись, убежал в дом.
Целый год Хаузер прожил в постоянном страхе за свою жизнь. Он ходил на улицу только в сопровождении Даумера, перестал говорить кому-то о написании биографии.
17 октября 1829 года профессора Даумера не было дома, а его мать и сестра находились в своих комнатах. Каспар шел в уборную, как вдруг в коридоре на него напал "черный человек" в щегольском костюме и с широким мясницким ножом в руке.
Хаузер получил удар в голову и потерял сознание, услышав лишь зловещий шепот:
«Ты должен умереть раньше, чем успеешь покинуть Нюрнберг!».
Каспар узнал бы этот голос из тысячи: то был его тюремщик.
Фрау Даумер обнаружила Каспара лежащим на полу. Рана была достаточно глубокой, но жизни юноши она не угрожала.
Попытка найти преступника по горячим следам не увенчалась успехом. В связи с тем, что Хаузер бормотал в бреду: "Трубочист, трубочист", полиция допросила всех нюрнбергских трубочистов, однако, злодея среди них не оказалось.
Инцидент получил настолько широкую огласку, что сам король Баварии Людвиг I пообещал выплатить большую сумму денег тому, кто поможет найти "черного человека". Увы, все эти усилия ни к чему не привели.
В доме профессора Даумера начали дежурить два полицейских. Посещение Каспара обычными гражданами было, фактически, запрещено. Пообщаться с юношей теперь могли только представители знати, да и то в сопровождении магистрата.
Вскоре стало понятно, что маленький домик профессора не вмещает такое количество людей, поэтому Хаузера решили перевести в дом главы муниципалитета Нюрнберга Иоганна Бибербаха.
У Бибербаха Каспару не понравилось. Хозяин и особенно его супруга считали Хаузера умелым притворщиком, желающим славы и денег. Фрау Бибербах, поначалу пытавшаяся расположить мальчика к себе, потерпела неудачу, после чего возненавидела найденыша.
Чета Бибербахов.
Бибербахи решили отправить Каспара в обычную гимназию, но эта инициатива закончилась полным провалом. Хаузер был совершенно не приспособлен к изучению латыни и истории древнего мира, а, кроме того, среди своих одногодков он выглядел белой вороной.
Жизнь в доме Бибербахов стала для Каспара невыносимой. В это время Хаузеру написал сэр Филипп Генри, лорд Стэнхоуп, видный английский вельможа, который давно следил за историей немецкого найденыша.
Молодой лорд, имевший репутацию европейского авантюриста и жулика, 31 мая 1831 года объявился в Нюрнберге и заявил, что собирается усыновить Каспара.
Англичанин с легкостью вскружил Хаузеру голову разговорами о его аристократическом происхождении. Каспар, которого муниципалитет Нюрнберга видел переплетчиком книг, никоим образом не желал себе такой будущности и поэтому полностью проникся к Стэнхоупу доверием.
Доктор Даумер был в ужасе от того, что творится с его бывшим воспитанником, но он уже ничего не мог поделать. Английский лорд полностью завладел душой Каспара, и собирался вывезти мальчика в Лондон.
Филипп Генри, лорд Стэнхоуп.
Между тем, по Нюрнбергу начали распространяться слухи, что Стэнхоуп причастен к похищению Каспара в детстве, и теперь он прибыл из Англии, чтобы "добить" найденыша.
Волна пересудов вынудила лорда временно отступиться от идеи усыновления Хаузера.
Между тем, Каспар поссорился со всеми своим прежними опекунами и друзьями. В беседе с профессором Даумером, найденыш заявил, что раздумывает о том, как он будет относиться к своим "подданным", когда вернет свое право на трон.
В ноябре 1831 года лорд Стэнхоуп снова прибыл в Германию и потребовал передать ему права опекунства над Хаузером. Англичанин пообещал дать юноше хорошее образование и воспитать его в духе британской аристократии.
Скорее всего, лорду бы отказали, если бы не горячее желание самого Каспара: юноша умолял передать его "отцу".
26 ноября ходатайство Стэнхоупа было удовлетворено городским советом. 10 декабря лорд и Каспар отправились из Нюрнберга в Ансбах. Сэр Филипп поселил воспитанника в доме своего знакомого, школьного учителя Иоганна Мейера. Мейер был человеком ворчливым и недобрым, он придирался к Каспару по любому поводу и всячески ему досаждал.
В Ансбахе у Хаузера был охранник - отставной солдат, обязанностью которого было сопровождать найденыша на прогулках.
Лорд Стэнхоуп, которого немецкие газеты называли "английским вертопрахом" и обвиняли во всех смертных грехах, оставил воспитанника, отправившись в Англию. Каспару аристократ пообещал, что скоро заберет его к себе.
Перед отъездом Стэнхоупа произошло нечто странное: лорд потребовал у Хаузера рукопись его биографии, однако, Каспар сказал, что сжег ее. Англичанин пришел в неистовство, обыскал комнату Хаузера, но ничего не обнаружил.
В Ансбах лорд Стэнхоуп больше никогда не вернулся.
Каспар все еще ждал своего "приемного отца", но "английскому вертопраху" он уже не был интересен. Дело в том, что в прессе перестали появляться статьи о королевском происхождении Хаузера, а для лорда Стэнхоупа, как оказалось, было важно именно это. В письме к одному из своих друзей сэр Филипп написал, что он разочаровался в Каспаре, что в истории мальчика правда - это только его многолетнее заключение в чулане, а к европейским королям он имеет отношение не большее, чем любой крестьянин, горбатящийся в поле.
Чтобы заработать на жизнь, Каспар поступил на должность переписчика бумаг в ансбахский суд. Надежда найденыша обрести семью таяла с каждым днем.
29 сентября 1833 года Каспар Хаузер отпраздновал свой 21 день рождения (во всяком случае, он думал, что таков его возраст). К этому моменту муниципалитет Ансбаха уже не обращал особого внимания на знаменитого найденыша, поэтому Каспар подолгу гулял в городском парке без охраны.
Молодой человек все еще был уверен в своем аристократическом происхождении и всей душой жаждал вырваться из опротивевшего ему Ансбаха.
Очевидно, мучитель Каспара прекрасно об этом знал.
В начале декабря Хаузер начал получать письма от незнакомца, который уверял, что знает тайну происхождения Каспара. Юноша стал скрытен и на все вопросы своего опекуна Мейера отвечал ледяным молчанием.
Йоханна Кройль. "Портрет Каспара Хаузера".
14 декабря 1833 года, закончив работу в суде, Каспар отправился в городской парк, где встретился с неизвестным. После короткого разговора "черный человек" выхватил нож и всадил его в грудь Хаузера.
Каспару хватило сил, чтобы доплестись до дома Мейера. Молодого человека уложили в постель, был вызван доктор и полиция. Слабеющим голосом Хаузер рассказал полицейским, что к нему подошел человек в черном пальто, с усами и бакенбардами, и поинтересовался: "Не вы ли Каспар Хаузер?". Ответ был утвердительным, и незнакомец заявил, что намерен "открыть ему тайну тайн". Злодей протянул юноше расшитый кошелек и внезапно выронил его. Когда Каспар нагнулся за кошельком, он получил удар ножом.
17 декабря 1833 года Каспар Хаузер скончался. Перед смертью юноша сильное бредил, произнося следующие фразы: «дама… светская дама… да помилует её Господь!»; "за этой мышью охотится слишком много котов...", "я устал, очень устал, а путь еще долгий" и "мама, мама, приди!".
Кошелек, который убийца дал Каспару, был найден. В нем бежала записка, написанная таким образом, что ее можно было прочесть в зеркальном отражении:
Хаузер вам сможет точно описать как я выгляжу и откуда я взялся. Чтобы не утруждать Хаузера, я вам сам скажу что я появился я появился с баварской границы на реке я вам даже имя скажу: М. Л. О.
Как водится в этой печальной истории, полиция оказалась бессильной найти убийцу. После смерти было проведено вскрытие тела, которое однозначно доказало: история пленника Каспара - истина. Внутренние органы молодого человека были изменены таким образом, будто бы он с детства находился в сидячем положении. Врачи пришли к выводу, что Хаузера поместили в заключение примерно с 3-4 лет от роду.
В последующие столетия имя Каспара Хаузера стало легендой, одной из главных тайн XIX века. Кто только не пытался распутать эту загадку: опубликованы тысячи статей, сотни исследований, десятки книг. Но тайна остается тайной.
А на месте гибели Каспара Хаузера немцы установили скромный памятник с невероятно точной надписью:
"Здесь один неизвестный был убит другим неизвестным".
Дорогие читатели! В издательстве АСТ вышла моя вторая книга. Называется она "Узницы любви: "От гарема до монастыря. Женщина в Средние века на Западе и на Востоке".
Должен предупредить: это жесткая книга, в которой встречается насилие, инцест и другие извращения. Я отказался от присущей многим авторам романтизации Средних веков и постарался показать их такими, какими они были на самом деле: миром, где насилие было нормой жизни. Миру насилия противостоят вечные ценности - дружба, благородство и, конечно же, Любовь. В конечном итоге, это книга о Любви.
Тем временем, моя книга о русских женщинах в истории получила дополнительный тираж, что очень радует!
Прошу Вас подписаться на мой телеграм, там много интересных рассказов об истории, мои размышления о жизни, искусстве, книгах https://t.me/istoriazhen
Всегда ваш.
Василий Грусть.
ПС: Буду благодарен за донаты, работы у меня сейчас нет, а донат, чего греха таить, очень радует и мотивирует писать.
В любом городе любой страны подойди к разворотному кругу любого автобусного маршрута и дождись наступления темноты.
Как только сядет солнце, пройди одну остановку в направлении следования любого маршрута. Если на ней не будет припозднившихся пассажиров, то ты уже опоздал. Если же таковые найдутся, дождись момента, когда последний из них уедет, не переставая вглядываться в темноту, словно дожидаясь своего автобуса.
Если ты неверно выбрал время и место, у тебя будет возможность уйти так, как будто ничего не происходило, а твоя скорая смерть под колёсами маршрутки будет быстрой и безболезненной. Однако, если место и время были выбраны верно, то ты услышишь голос из-за спины, который спросит тебя на твоём родном языке, куда ты едешь. Ни в коем случае не оборачивайся — если ты увидишь то, что задало тебе этот вопрос, то скорее всего сойдёшь с ума.
Вместо этого ответь: «Я еду к Хранителю Дорог». Если твои слова не будут достаточно искренни, то твоим последним ощущением станут клыки вопрошающего, смыкающиеся на твоём горле и ломающие тебе шею. Если же существо усмехнётся и небрежно бросит «дурак», то ты на верном пути, хочешь ты того, или нет. Когда оно пойдёт прочь, посмотри ему вслед — теперь это безопасно — но не отводи взгляд от его фигуры, пока не услышишь гул мотора.
Услышав его, немедленно обернись в сторону приближающегося автобуса, иначе его колёса перемелят твои кости в труху, и оставшуюся часть ночи ты будешь страдать, умоляя приблизиться рассвет, который принесёт тебе смерть.
Перед тобой остановится автобус, который казался бы самым обыкновенным, если бы не тот факт, что автобусы такого типа давно сняты с производства и выведены из эксплуатации. Перед тем, как откроются двери, взгляни на его номер. Если он отличается от 410, беги — хотя его пассажиры и настигнут тебя, во время погони они хотя бы убивают сразу. Если же номер совпадает, смело входи внутрь и занимай любое сидение.
Вскоре после того, как двери закроются и автобус тронется с места, кто-то тронет тебя за плечо и попросит оплатить проезд. Если до ближайшей остановки этого не случится, то твоя душа навсегда останется в этом автобусе, где бы ни было твоё тело, до тех пор, пока ты не умрёшь от голода и жажды. Не глядя на кондуктора, протяни ему самую крупную купюру, которая у тебя имеется (если ты отправился в эту поездку без денег, то ты самый несчастный дурак на свете) и скажи: «Я хочу узнать их историю».
Как только ты это произнесёшь, автобус въедет в туннель, который защитит тебя от испепеляющего света. Кондуктор что-то ответит тебе — не вслушивайся в его слова, если тебе дорог твой рассудок. Затем он даст тебе билет.
Этот билет — четвёртый предмет из 265. Сохраняй его до конца поездки.
Путь через туннель займёт достаточно времени, чтобы заставить заволноваться среднестатистического обывателя, и даже тебя, прочитавшего эти строки, начнут посещать тревожные мысли о том, что тоннелей такой длины просто не существует. Однако, отринь беспокойство: пока ты находишься внутри автобуса, ты в безопасности, сейчас кондуктор ещё на твоей стороне. Главное — старайся не вглядываться в темноту за окном. В противном случае ты начнёшь различать в ней то, что хотя и не может причинить тебе вреда сейчас, может напугать тебя настолько, что ты не захочешь продолжать искать объекты.
Так или иначе, через некоторое время ты увидишь свет в конце туннеля. Автобус выведет в место, где ты никогда не бывал, но которое покажется тебе странно знакомым. Каждый воспринимает его по-своему, но одна деталь неизменна: конечная остановка. Это может быть огромный автовокзал в центре мегаполиса, или обозначающая остановку ржавая жестянка на покосившемся гнилом столбе — в любом случае, если ты дожил до этого момента, то автобус довезёт тебя куда надо.
Водитель подойдёт к тебе и спросит, ты ли тот, кто хотел услышать ИХ историю. Если ты скажешь «нет», то он пожмёт плечами, вздохнёт и уедет. Ты больше никогда не вернёшься в свои родные края, но у тебя будет шанс начать новую жизнь на новом месте, пусть даже и небольшой. Если ты скажешь «не знаю», то будешь обречён до скончания своих дней стоять на этой остановке. Но если ты ответишь «да», то водитель улыбнётся и спросит, почему ты желаешь это узнать.
Протяни ему предмет номер три и скажи «Я должен доставить то адресату», иначе его улыбка превратится в оскал чудовища, которым он на самом деле является, и ты будешь вечно сопровождать его в пути… в качестве еды. Он осмотрит предмет и вернёт его тебе, а затем начнёт рассказывать, кто и кому отправил эту посылку. И отправитель, и получатель — люди, такие же, как и ты, но после рассказа водителя они покажутся тебе отвратительнее самых мерзких чудовищ.
Затем ты сможешь задать водителю вопрос о любом из 265 предметов — он знает о них многое, ведь именно он возил их, но это ещё не значит, что он расскажет всё, что тебя интересует. Когда твоё любопытство будет удовлетворено, поблагодари его и спроси: «Как мне достичь их?». Если ты тем или иным вопросом или действием разочаровал водителя, он ничего не ответит и бросит тебя на остановке, но скорее всего он даст тебе пару старых тусклых ключей и пожелает доброго пути.
Эти ключ — пятый предмет из 265. С ними ты сможешь открыть и завести любой автобус, автомобиль или мотоцикл, но помни: пока в замке зажигания эти ключи, за тобой будут следить совсем не те постовые, к которым ты привык.
Четвёртый, пятый и седьмой предметы, строго говоря, не обязательны, поэтому многие предпочитают вообще их не искать, но они могут сильно помочь в получении критически важного одиннадцатого или защите от тринадцатого.
Они лежали в грязи под разлапистой старой сосной, их тела онемели от ужаса и истощения. Казалось, сама тьма Большого Бора преследовала их по пятам, ее ледяное дыхание обжигало спины. Они не видели и не слышали больше погони, но чувствовали древний, безразличный ужас, заполняющий собой все пространство.
И именно в этот момент, словно из самой топи, материализовался Виктор. Он вышел из чащи, бесшумно, как призрак и встал в нескольких метрах, опираясь на сучковатую палку. Он смотрел на них своим каменным, ничего не выражающим взглядом. На нем не было ни рюкзака, ни оружия, только поношенная полевая куртка, фляга с водой и сверток простой еды. Он выглядел так, будто провел в этом лесу не часы, а недели.
«Вставайте, - сказал он голосом, лишенным всяких интонаций. - Лагерь близко».
Вопросы застряли у них в горле, но не было сил удивляться или спрашивать. Они, как зомби, покорно поднялись и поплелись за ним. Виктор шел не оглядываясь, но его маршрут был безошибочным. Он вел их по едва заметным тропам, обходя зыбкие места и буреломы, словно читал невидимую карту. Лес, всего несколько часов назад враждебный и непроницаемый, словно расступался перед ним.
Их лагерь предстал перед ними мрачным и опустевшим. Брошенные палатки, разбросанное снаряжение, погасший костер - все это было немым свидетельством их недавнего безумия и самоуверенности.
Молча, с трясущимися руками, они принялись собирать уцелевшее. Алиса, с лицом, застывшим в маске шока, аккуратно складывала в рюкзак свои блокноты с записями об аномальной тишине и поведении животных, диктофон с обрывочными данными. Иван собирал разрозненные карты, обрывки немецких архивов, уцелевшие фотографии. Они забрали несколько приборов, которые все это время, пока они были в Топи, вели мониторинг окружающей среды вокруг лагеря - тепловизоры, датчики движения. Автоматические регистраторы, возможно, зафиксировали то, чего не видели они сами.
Виктор стоял в стороне и наблюдал, его взгляд был обращен в сторону Топи. Когда они закончили, он подошел ближе.
«У меня тут еще дела», - сказал он загадочно. Его глаза были устремлены вглубь леса, туда, откуда они только что чудом выбрались. В его взгляде была не просто решимость, а некая глубинная, личная связь с этим местом. «Выбирайтесь отсюда. И не возвращайтесь. Никогда».
Он не попрощался, просто развернулся и бесшумно шагнул в зеленую мглу. Они смотрели ему вслед, пока его фигура не растворилась среди деревьев, словно он был порождением самого леса, явившимся лишь для того, чтобы указать им путь к спасению.
Дорога до деревни, а затем и до Москвы, была похожа на путешествие сквозь тоннель между двумя реальностями. Одна - та, где существовали черные топи, горящие глаза в тумане и хруст костей, - осталась позади. Другая - с асфальтом, электрическим светом и людьми, озабоченными мелкими бытовыми проблемами, - казалась бутафорской, ненастоящей. Они были призраками в собственном доме.
Их московская квартира встретила их тишиной и пылью. Они сидели за кухонным столом, пили крепкий, почти обжигающий чай, и молча смотрели друг на друга. Не было слов, не было объятий, не было слез. Было лишь общее, гнетущее знание, которое связало их прочнее любой страсти. Они были последними выжившими. Они видели лицо бездны.
«Спасибо», — прошептал однажды Иван, глядя в пустоту. Он не обращался к Алисе. Он благодарил кого-то другого. Бога? Случай? Или самого Хозяина Топи, который по какой-то неведомой, ироничной причине решил пощадить их, как когда-то пощадил контуженного эсэсовца в танке.
Потом они вспомнили о Викторе, о его странном появлении и еще более странном исчезновении. Чувство долга и жажда хоть какой-то ясности заставили Ивана действовать. Он начал звонить, искать связи. Через знакомого, через знакомого знакомого, он вышел на человека невысокого чина, но с доступом к военным данным.
Разговор был коротким и холодным.
«Виктор? Да, я знаю этого человека. Он был прикомандирован к группе Сергея. Считается пропавшим без вести с того дня, как они выдвинулись в район. Его не находили. Официально - дезертир или погиб».
«Но мы его видели! - настаивал Иван, чувствуя, как знакомая холодная волна страха накатывает снова. - Он вывел нас из леса! Он говорил с нами! Он спас нам жизни!»
На том конце провода повисло тяжелое, недоверчивое молчание.
«Иван Петрович,- послышался вежливый, но стальной голос. - Вы сами понимаете… После такого стресса… могли почудиться самые невероятные вещи. Галлюцинации - обычное дело».
Тогда Иван, стиснув зубы, пригласил его. К ним приехал невзрачный мужчина в гражданском, с лицом бухгалтера, ведущего скучный отчет. Иван показал ему испещренные дрожащим почерком дневники Марко, его записи о «страхе деда» и «долге». Показал уцелевшие карты с пометками, сделанными рукой Сергея. И в конце - самое ценное и самое жуткое: короткий, дрожащий видеофрагмент, снятый камерой, пристегнутой к рюкзаку Алисы. Всего несколько секунд. Камера смотрит вниз, на черную, маслянистую воду топи, мелькают чьи-то ноги, бегущие в панике, и на заднем плане - нечто. Темное, размытое, не имеющее четкой формы облако, движущееся с неестественной, скачкообразной скоростью, нарушая все законы физики.
Человек смотрел молча. Его лицо оставалось маской профессионального безразличия, но его пальцы, лежавшие на столе, слегка подрагивали. Когда видео закончилось, он несколько секунд молча смотрел на черный экран.
«Это любопытно», - сказал он наконец, отводя взгляд. - «Вам нужно будет передать мне копии. Всех материалов. Дневников, карт, этой записи. И… я должен попросить вас. Никому, ни слова. Никогда. Через пару недель я снова с вами свяжусь. Мы… обсудим этот инцидент».
Он забрал копии и ушел. Его уход был похож на бегство.
Иван и Алиса остались одни в своей тихой квартире. За окном гудела, сверкала и жила своей жизнью беззаботная Москва. Но они больше не были ее частью. Они выжили, но цена выживания оказалась страшнее смерти. Они были живыми свидетелями того, о чем нельзя говорить. И они знали, что Большой Бор не отпустил их. Он просто позволил им уйти, чтобы они несли его тень в себе. Как когда-то Эрих Вебер, как, возможно, Виктор. Но самый главный вопрос, который не давал им покоя, почему они живы а другие нет?
Работала я однажды медсестрой в психбольнице. Продлилось это не так долго, и я вскоре ушла оттуда. Само собой, понятно, почему: психбольница — не самое жизнерадостное место. Не буду здесь описывать все те «прелести», на которые я насмотрелась, не об этом я здесь хочу рассказать. А рассказать я собираюсь об одном пациенте. Из уважения я не стану здесь раскрывать его настоящего имени. Пусть его будут звать Аркадий.
Аркадий привлёк моё внимание ещё в мой первый рабочий день. Он не был похож на остальных пациентов — ни на зэков, косивших под умалишённых, ни на шизофреников, бормотавших себе под нос бессвязный бред, ни уж тем более на доведённых до состояния растений бедных больных, которые могут лишь целыми днями смотреть опустошёнными взглядами на белую стену. Аркадий выглядел обыкновенным человеком, измученным, но сохранившим рассудок. В медкарте значилось, что ему всего двадцать девять лет, но выглядел он скорее на тридцать девять.
Его речь, поступки, взгляд не выказывали признаков психической патологии. Мне стало интересно, за что его могли упрятать сюда, и от медсестёр я узнала, что Аркадий когда-то убил троих человек, включая свою собственную сестру, причём весьма изощрёнными способами, за что был признан невменяемым, и отправлен сюда на веки вечные влачить жалкое существование среди полуживых оболочек, некогда бывших людьми.
Я была поражена — как такой абсолютно разумный на вид человек мог быть кровавым убийцей? Увидев Аркадия на улице, я бы не могла и мысли допустить о таком.
Несмотря на то, что я знала о прошлом Аркадия, я не могла избавиться от чувства жалости к нему. Я никогда не была наивной, но всё равно моё подсознание не могло допустить мысли о том, что Аркадий прервал жизни троих человек.
Однажды у меня завязался с Аркадием диалог, о котором я до сих пор вспоминаю с содроганием. Тогда я пришла к нему в палату, чтобы сделать укол.
— Здравствуйте, — сказала я с порога. — Аркадий, оголите ваше плечо, доктор назначил укол.
Аркадий молча повиновался.
Это было довольно странно, если взять в расчёт, что Аркадий, по крайней мере формально, сумасшедший. Обычно другие пациенты часто закатывали дикие истерики, и без помощи двух санитаров с бицепсами, подобными размерам талии слона, никакой процедуры провести было нельзя. Однако с Аркадием никогда ничего такого не было, и я даже заходила к нему одна со шприцом, при этом не боясь, что шприц окажется у меня в горле.
Когда я закончила, Аркадий сказал:
— Спасибо. И спасибо за ваше обращение.
— О чём вы? — удивилась я.
— Вы называете меня по имени и обращаетесь ко мне на «вы». Другие работники обычно обращаются ко мне: «Эй, ты!», а между собой называют не иначе, как «живодёр» и «мясник».
Голос его был усталым и полным безразличия. Казалось, ему было совершенно всё равно на всё то, о чём он сейчас рассказал.
На меня накатил приступ жалости. Несмотря на мой десятилетний стаж работы медсестры, я ещё не растратила окончательно крупицы человеколюбия. Я присела на край кровати Аркадия и задала ему вопрос, терзавший меня долгое время:
— Вы действительно убили четырёх человек?
Аркадий помолчал, а затем сказал:
— Я уже точно не знаю.
— Понятно, — разочарованно сказала я. В тот момент я решила, что ошиблась, и Аркадий действительно умалишённый.
— Я знаю, что вы подумали. Собственно, этого и следовало ожидать, если учесть, где мы находимся. Быть может, вы и правы, но я всё ещё хочу верить, что вы, и доктора, и даже я, не знаем, что именно тогда случилось…
Аркадий смотрел в сторону, произнося эти слова, и даже не смотрел в мою сторону.
— А как вы думаете? — спросила я.
— Я и не знаю, что думать, — Аркадий грустно улыбнулся и пожал плечами.
Я боялась, что мой интерес может вызвать у Аркадия приступ агрессии. Всё-таки разум требовал, чтобы я была осторожна с пациентом психбольницы, но интуиция настойчиво мне говорила, что с Аркадием-то всё в порядке.
Доверившись интуиции, я задала Аркадию вопрос:
— А что случилось тогда?
— Я не могу рассказать об этом человеку, с которым я на «вы», — Аркадий впервые посмотрел на меня и улыбнулся.
— Хорошо. Теперь ты мне расскажешь, что произошло тогда?
— Я буду только рад рассказать об этом кому-нибудь. Я не жду, что ты поверишь в эту историю, вероятно, ты решишь, что здесь мне самое место. Но знаешь… что-то внутри мне подсказывает, что тебе я могу рассказать об этом. По-моему, ты хороший человек и не станешь судить обо мне так, как судят остальные. В общем, слушай...
У меня была младшая сестра. Наши родители умерли, когда мне только-только исполнилось восемнадцать, а ей восемь. Не буду вдаваться в подробности этой грустной истории, важно тут только то, что мы остались одни. Из беззаботного детства я резко попал в суровый мир взрослых, абсолютно один, обременённый маленькой сестрой. Но нет, я не жалуюсь на неё. После смерти родителей она стала для меня единственным близким человеком, она стала для меня всем.
Приходилось учиться жить по-взрослому. Следующие пять лет я не жалел себя. Днём я учился, а вечером работал, чтобы иметь хоть какой-то минимум денег на жизнь. Приходилось экономить на всём, особенно я экономил на себе, и делал это в пользу сестры. Однажды я просидел неделю без еды, лишь бы иметь возможность подарить сестрёнке плитку шоколада на день рождения. Сестра не могла помочь мне, но мне было достаточно лишь её детской улыбки.
Думаю, ты и сама понимаешь, что тогда со мной творилось. Нервы были на пределе, спать приходилось лишь в редкие свободные минуты. Минуты! Да, понимаю, ты как медик удивляешься, как я не сошёл с ума ещё тогда. Лишь несгибаемая воля и счастье моей сестры спасли меня тогда.
Рассказ Аркадия прервался его коротким смешком, а затем он продолжил:
— Так мы и жили, пока я не нашёл достойную работу после окончания института. Казалось, теперь мы заживём нормальной жизнью. Я уже строил планы на будущее и не подозревал, что всему моему иллюзорному счастью грозит катастрофа. А пришла эта катастрофа в виде небольшой листовки, висевшей на столбе. Моя сестра заметила её, когда мы с ней шли с покупками из магазина.
«Ой, смотри! В наш город приехал цирк!» — сказала она тогда.
Я удивился так же, как и ты сейчас. Мне всегда казалось, что бродячие цирки бывают только в зарубежных фильмах, а не на просторах нашей России-матушки.
Аркадий вновь прервал свой рассказ, и закрыл глаза руками, но я успела заметить тяжёлую слезу, текущую по его щеке.
— Извини, — произнёс он, всхлипывая, — я не могу спокойно вспоминать её голос. Знаешь, она ещё так ласково ко мне обращалась «братик», даже когда стала постарше.
— Не надо рассказывать, если это доставляет тебе страдания, — как можно мягче сказала я.
— Нет, прошу, выслушай! Я должен выговориться, умоляю.
Я не стала усугублять его муки отказом и согласилась продолжить слушать.
— Я тогда спросил у неё: «Хочешь сходить?» — и она тут же согласилась. На самом деле, когда я спрашивал её, то надеялся, что она откажется, потому что я страшно не люблю цирки. Они всегда на меня наводили какой-то ужас, но ради сестры я пересилил себя и согласился пойти.
Цирк расположился за городом, в лесном массиве. Вначале мы доехали на электричке, а потом прошлись по лесу пешком. Тогда было лето, погода стояла замечательная, был вечер, и поэтому мы испытали только удовольствие от лесной прогулки.
У цирка мне пришлось приложить немалую силу воли, чтобы подавить все негативные эмоции, которые вызывал у меня один вид шапито. Сестрёнка же, напротив, была полна радости. Сколько ей лет тогда было? А, шестнадцать. Да, шестнадцатилетняя девчонка, любящая цирки.
Мы прошли внутрь, сели на скамейку и стали ждать начала шоу. За несколько минут до начала всем пришедшим выдали небольшие красные бумажки, где была написана какая-то цифра. У меня и у сестры цифра была одинаковой — четыре.
Представление началось, и на сцену вышел конферансье, напомнивший мне чем-то Джокера из комиксов. Забавно, не правда ли? — улыбнулся Аркадий. — Всё шоу длилось около двух часов. В конце на сцену вновь вышел этот недоджокер и сказал, что цирк проводит конкурс, и все должны сейчас посмотреть на свои бумажки, которые получили до начала представления. Затем конферансье сказал, что все те, на чьих бумажках написана цифра четыре, являются победителями в отборочном туре и должны немедленно выйти на сцену для участия в конкурсе.
Мне это сразу не понравилось, и я хотел уйти, но сестра была так рада и так хотела поучаствовать, что я вновь подавил весь свой негатив и даже улыбнулся, выходя на сцену. Кроме нас, вышли ещё два человека.
Нас построили в ряд, и конферансье объявил, что для каждого участника придуман свой конкурс. Конферансье подошёл к первому из нашего ряда — то был мужчина лет тридцати, — и объявил, что для него конкурс — поедание пирожных на время. Под аплодисменты несколько клоунов вынесли на сцену стол, стул и огромную тарелку со множеством кремовых пирожных. Конкурсант тут же принялся поедать пирожные, а конферансье перешёл к следующему участнику — молодой девушке, чей конкурс заключался в том, что ей завязывают глаза и поочерёдно подводят разных животных, чтобы они лизнули её руки. Девушка должна угадывать этих животных.
Всё это зрелище раздражало меня сильнее и сильнее с каждым мгновением. Я совершенно не хотел участвовать в этих конкурсах и вообще там находиться.
Аркадий вздохнул и продолжил:
— Возможно, стоило тогда просто схватить сестру и бежать оттуда.
После девушки настал черёд моей сестры. Она должна была танцевать в кругу девушек, танцующих с лентами, при этом она должна была не запутаться в этих лентах. Затем этот чёртов конферансье подошёл ко мне, но не успел он открыть рта, как я тут же сказал ему, практически прорычал: «Отойди от меня, ублюдок!». Ведущий не растерялся, а лишь пошутил, что мне надо вымыть рот с мылом — это и будет мой конкурс. Ко мне подошли два клоуна и хотели взять меня за плечи, но я вырвался. Моя злость вышла из-под контроля. Я захотел выйти на воздух, чтобы успокоиться, но клоуны загораживали мне путь. Они пытались поймать меня и выполнить поручение конферансье, но я яростно растолкал их и выбежал из-под шапито, споткнулся и упал прямо на землю.
Представление начиналось в шесть вечера, а закончиться должно было в восемь, но, оказавшись на улице, я понял, что уже глубокая ночь. Время пролетело совершенно незаметно! Мы с сестрой могли не успеть на электричку, поэтому я развернулся, чтобы вернуться в шапито, но его там уже не было!
Аркадий больше не мог сдерживать слёзы. Он опустил голову в ладони, и палату заполнили его всхлипы. Лишь после того, как я вколола ему успокоительное, он сумел остановить рыдания.
Я решила, что непрофессионально с моей стороны так мучить человека, и сказала ему лечь спать, но Аркадий практически молил меня дослушать его, и, сама не зная почему, я согласилась.
— Шапито пропало, а на его месте я увидел лишь несколько больших факелов, освещавших… о, Господи, — Аркадий вновь закрыл руками лицо. — Я знаю, ты не поверишь, что такое вообще возможно, но тогда там, среди факелов, я увидел толпу полуразложившихся трупов вместо цирковых актёров. Кости торчали из их гнилой плоти, в которой роились черви.
Теперь я увидел, что мужчину, который ел пирожные на время, кормили вовсе не пирожными. Эти… трупы отрывали куски плоти от самих себя и засовывали в рот тому человеку, а он с жадностью проглатывал отвратительные куски.
С девушкой всё обстояло наоборот — живые полускелетированные останки сами поедали её, а она лишь смеялась и говорила: «Ой, вот это вроде собачка! Ха-ха-ха, а это, наверно, козочка!».
Вначале я испытал лишь шок, но когда взгляд мой добрался до сестры, то холодные лапы страха сжали моё истово бьющееся сердце и бросили его в чёрные воды отчаяния. Моя сестра, любимая, единственная, ради которой я жил последние восемь лет, лежала мёртвая на земле, а эти твари полосовали её тело огромными ножами. Когда я увидел это, мой разум растворился, взор затуманился и, не ощущая собственного тела, я свалился на землю. Очнувшись утром, я сразу же побежал сообщать о случившемся в полицию. Я рассказал им всё, как видел.
Каким же я был глупцом! Я не мог даже подумать о том, как мои слова воспримут полицейские. Представляю, как это выглядело со стороны: какой-то ошалелый парень приводит полицейских к трём трупам и говорит, что этих людей убила труппа гнилых циркачей! Надо ли рассказывать, что убийцей признали меня, да ещё и невменяемым, хотя, наверно, это только и к лучшему — говорят, здесь лучше, чем на зоне.
Аркадий посмотрел своими усталыми глазами в мои, и сказал:
— Вот теперь ты и знаешь, как я здесь оказался.
Я не нашла, что ему сказать, поэтому лишь ласково погладила его по плечу и предложила отдохнуть. Когда я вышла из его палаты, ко мне подошла главная медсестра и спросила, почему я так долго возилась с Аркадием.
— Да мы с ним немного разговорились, — ответила я.
— О чём это? — подозрительно спросила старшая медсестра.
— Да так, о всяком… — туманно сказала я.
— Странно… Видимо, понравилась ты ему, ни с кем он обычно не говорит.
Я не стала узнавать что-либо ещё об Аркадии ни у него самого, ни у кого-то другого. Я проработала в той больнице ещё несколько месяцев, и на протяжении этого времени мы с Аркадием почти подружились.
Прошло уже несколько месяцев после того, как я сменила больницу. Больше я не имею дела с пациентами психиатрических лечебниц, но я всё ещё возвращаюсь в своей памяти к Аркадию и размышляю над его историей — бред ли это сумасшедшего? Мой разум не может в это поверить, но, если не считать этой истории, то у Аркадия больше нет симптомов сумасшествия. Не знаю, правда это или нет, но с тех пор я стараюсь избегать цирков. Так, на всякий случай…
В 1995 году, когда я учился ещё в колледже, произошёл случай, который до сих пор вызывает у меня мурашки по коже.
У одного из наших преподавателей случилась беда — его сын заболел лейкемией. Мальчику требовалось прямое переливание крови, и я, как обладатель подходящей группы, вызвался на место донора. Переливание прошло успешно, и я, уставший, но довольный тем, что смог помочь, поехал домой.
Жил я тогда в своей однокомнатной квартире в компании двух квартирантов: однокурсников Игоря и Артёма. Я обычно ложился позже остальных (возможно, чувствовал некую ответственность) , . и в эту ночь, я тоже лёг позже всех, закрыв за собой дверь в прихожую.
Перед сном, , я размышлял, пытался анализировать прожитый день (был у меня такой прикол), и вдруг дверь моей комнаты открылась, и вошла Она. Эта девушка была необыкновенно красива. Она смотрела на меня с такой невообразимой любовью и улыбалась такой невероятно красивой улыбкой, что меня сковал леденящий ужас. Это был настолько сильный страх, что я, пожалуй, никогда больше не испытывал ничего подобного. Нисколько не преувеличиваю.
Я хотел закричать, но не смог произнести ни звука, как будто онемел. Меня охватила паника, и я подбежал к Игорю, попытался его разбудить, но мои руки проходили сквозь него, как будто он был призраком. То же самое произошло, когда я попытался разбудить Артёма. Тогда я постарался максимально взять себя в руки и, преодолевая страх, повернулся к Ней. Она всё так же стояла и улыбалась. Я напрягся изо всех сил, и, видимо, мне удалось закричать. И проснулся. Дверь была заперта, а мои соседи спокойно спали. Я посмотрел на часы — было примерно 1:15.
На следующее утро в колледже я узнал, что мальчик, которому я переливал кровь, умер именно в это время.
Я долго размышлял о том, что всё это значит. Кем была эта девушка? А может, это была сама смерть? Может, это как-то связано именно с кровью, которую я тогда отдал этому мальчику, и у нас образовалась некая, возможно, астральная связь? А может, это был просто кошмарный сон? Так или иначе, этот случай оставил незабываемое впечатление в моей жизни и кардинально изменил мой взгляд на смерть.
PS: Я сильно рискую публикуя эту историю . Почти уверен , что найдется какой нибудь пикабушник с 10 летним стажем и от...ебучит пошло_философскую шутку на эту тему . Да и ладно...правда же? Хотя может и рассуждающие будут. Может было что подобное , похожее???
Неоднократно слышал мнение скептиков, что дескать очень странно, что раньше НЛО в каждой деревне видели, а с изобретением камер они все пропали куда-то, может быть и не было никаких НЛО? И снежные люди куда-то пропали и все прочие чудища.
Вы же не думаете, что НЛО совсем дураки? Разумеется, они в курсе всех событий на планете. И первыми узнали о появлении фотокамер у людей. После этого они и перестали так нагло и открыто летать над огородами. Все уже знают, что снежные люди и прочие чупакабры это их генетические эксперименты, а земля их полигон для экспериментов. Их они тоже спрятали и замели следы, чтобы не попали в объективы. Этим объясняется резкое сокращение свидетельств о встречах с инопланетянами.
