Паркопановый бедлам – хиппанам.
И на этом, вот и вся недолга,
Оборвались небеса с потолка
И свернулась в карусель колея.
Ты, спасибо, помогла, чем могла:
Ты на феньки порвала удила.
Ветхой пылью рок-н-ролл на чердаках.
Маленький домик с видом на небо, в небе – апрель.
Яна Дягилева, «Чужой дом», 1988 г.:
Край, сияние, страх Чужой дом
По дороге в сгоревший проём
Стёрла имя и завтрашний день
Лай, сияние, страх Чужой дом
Управляемый зверь у дверей
Я оставлю свой голос, свой вымерший лес
Чтобы чистые руки увидеть во сне
Смерть, сияние, страх Чужой дом
Всё по правилам, всё по местам
Есть тут перекличка с Лесей Украинкой:
Верный клинок, закалённое слово,
Я из ножон тебя вырвать готова.
В грудь ты вонзишься, да только в мою.
Вражьих сердец не пробьёшь ты в бою.
Слово, оружье моё и отрада,
Вместе со мной тебе гибнуть не надо,
Пусть неизвестный собрат мой сплеча
Метким клинком поразит палача.
Пусть же в наследье разящее слово
Мстители примут для битвы суровой.
Верный клинок, послужи смельчакам
Лучше, чем служишь ты слабым рукам!
Павел Кашин, «Дом», 2001 г.:
Каждый день за рабочим столом
Я строю мой удивительный дом,
Мой тёплый дом, мой комфортный дом –
Он смотрит окнами в грядущий век,
В нём будут жить всего три человека:
Но вдруг во мне просыпается зверь,
Он бежит на Невский собирать чертей,
И уже, напившись, с сатаной вдвоём
Они ломают мой, такой комфортный, дом.
И я устал ломать и снова строить мой дом,
Я собираюсь бежать, я всё устроил с умом,
Я взял хлеб и скатерть, остальное – потом,
И в тот момент, когда я совершаю побег,
Со мной бежит ещё один человек,
И он несёт с собой мой удивительный дом,
И уж тогда во мне вдруг просыпается зверь…
И уж тогда Михаил Немцев пишет статью «Иосиф Сталин и Янка Дягилева», опубликованную на сайте «Сибирь.Реалии» 21 мая 2019 года. Правда, в Немцеве проснулся и как турбина завёлся не то либеральный хомячок, не то вайомингский карманный суслик, не то морская свинка. Но не стоит недооценивать и этих зверюшек.
Собственно говоря, что пишут суслики и свинки о Сталине, ежу известно. Совсем другое дело – мысли бурундучков о Янке Дягилевой. Михаил Немцев, интеллектуальная гора, родил двух мышат:
«А каковы символы у сторонников десталинизации? Все прежние кумиры антисталинистов неинтересны новым поколениям. Все нынешние противники возрождения авторитарных и тоталитарных традиций в России умело маргинализируются сегодняшними властями.
Но похоже, что именно в Новосибирске всё-таки есть свой символ. Это Янка Дягилева. Все её тексты и песни, её образ, её судьба – это полное отрицание сталинизма как мировоззрения. И при этом ноль героизма и титанизма. Частное лицо. Молодая женщина, почти девочка, без какого-либо официального признания, вне любых официальный иерархий, даже без специального образования. Без какой-либо особой музыкальной техники или особенного голоса. Жила не плохо и не хорошо – точно «как все»».
Хомячок вышел на сверхзвуковую, и Немцев сам выделил своих мышат жирным шрифтом. Насчёт голоса, уверен, много кто не согласится. Ну да ладно, обычный так обычный. А вот по поводу отсутствия героизма – тут Немцев, конечно, пустил либерального петуха. О чём, Немцев, к примеру, вот это Янкино стихотворение, посвящённое Александру Башлачёву?:
Засыпаем с чистыми лицами
Среди боя кирпичных судорог
Ночь под искры горящих занавесов
Сон под маскою воска сплывшего
Хвост, поджатый в лесу поваленном
Подлой памятью обескровленный
Да об рельсы подошвой стёртою
В голенище кошачьей лапою
Мелким шагом с когтями вжатыми
По двору вдоль забора тянутся
Дружно ищут слабую досточку
Испаряется лёд растаявший,
Чтобы завтра упасть на озеро
Им умыться б, да мало времени
Им напиться б, да пить не хочется
Им укрыть малышей от холода
Не успев утонуть у берега
Лёд-хрусталь – это очень дорого
Вещмешок, полный синих кубиков
На шнурок да на шею совести.
Да это о тёплом, нежном, самопожертвенном героизме («безответные звёзды», «кошачьей лапою», «испаряется лёд растаявший», «укрыть малышей от холода»). О трудном пути («о камни», «об рельсы», «вдоль забора»). И про уютное мещанство («чистые лица», «сплывший воск», «обескровленный хвост», «подлая память», «кирпичные судороги», «лёд-хрусталь», «очень дорого»). 18-ю и 19-ю строку только слепыш малоглазый да русский интеллектуал могут не заметить…
К слову, лёд, упавший на место подвига, он в других стихотворениях Яны – грязь, стальная короста, Каин.
«Утонуло мыло в грязи – Обломался весь банный день» (это из «Выше ноги от земли»).
Светлоглазые боги глохнут,
Покрываясь стальной коростой
Из-под мрамора биться долго
Два шага по чужому асфальту
В край раздробленных откровений
В дом, где нету ни после, ни вместе
(это, в свою очередь, из «Классического депресняка»)
Порой умирают боги – и права нет больше верить
Порой заметает дороги. Крестом забивают двери
И сохнут ключи в пустыне, а взрыв сотрясает сушу,
Когда умирает богиня, когда оставляет души
Огонь пожирает стены и храмы становятся прахом
И движутся манекены, не ведая больше страха
Шагают полки по иконам бессмысленным ровным клином
Теперь больше верят погонам и ампулам с героином
Терновый венец завянет, всяк будет себе хозяин
Фольклором народным станет убивший Авеля Каин
Погаснет огонь в лампадках, умолкнут священные гимны
Не будет ни рая, ни ада, когда наши боги погибнут
Более прямо о дегуманизации героев, характерной как для зрелого, омещаненного, СССР, так и для современной трамвайно-булочной России, высказался певец Павел Кашин:
Бледный герой – это не мой стиль,
Бродит как ветер, когда на Земле штиль,
Реет по ветру бесцветный его флаг,
Дрожит под ногами твердь.
Ищет героя смертельный его враг,
Сердце героя – гремящий внутри гонг,
Шепчет из сердца героя немой бог
Реет по ветру бесцветный его флаг,
Дрожит под ногами твердь.
Ищет героя смертельный его враг,
Небо не дышит больше любовью.
Беги, беги, и только болью…
Не гинь, не гинь, железной волею выживи.
(«Бледный герой», 2021 г.)
Павел Кашин, «Облака Уханя», 2021 г.:
Я как тот гордый, в город забредший лев,
Нежно зол, но в глазах горожан жалок.
Я могу сделать радугу в этом городе, умерев,
Но мои слова не убедят уже даже горсть фиалок.
На ту же тему у Кашина есть ещё «Пламенный посланник» (2001 г.):
Возьми своё посланье вместе с картами таро.
Скажи, что мой простой в желаниях, но праведный народ
Не хочет знать пустых волнений, где всё давно предрешено,
Он хочет только хлеба и кино.
Пламенный посланник, забери своё письмо.
Я обещал своей стране и маме быть прямой стрелой.
Я обещал своей любимой не быть примером для людей,
Не быть с горящим сердцем в темноте.
Рок-поэт Илья Кормильцев, «Великое рок-н-ролльное надувательство-2» (2006 г.): «Мы не знали советской власти такой, какой её замышлял Сталин, не говоря уже о призрачных на тот момент тенях Ленина и Троцкого. Мы выросли и возмужали при Брежневе. С его птенцами нам и приходилось иметь дело. Именно о них были наши ранние песни – о комсомольских цыплятах с оловянными глазками, веривших только в джинсы и загранкомандировки. О бездуховности и смерти веры. О войне против будущего во имя животных радостей настоящего – потных лобков млеющих комсомольских подруг в обкомовской бане. <…>
Мы были слишком наивны, чтобы понимать: будущее принадлежит тому, кто владеет монополией на интерпретацию настоящего. «Мы ждём перемен», – пел Цой, а какой-нибудь Черниченко объяснял каких именно. «Скованные одной цепью», – пели мы, а какой-нибудь Коротич объяснял, что речь идёт о шестой статье Конституции. «Твой папа – фашист!» – вещал Борзыкин, а «Новый мир» объяснял: да, таки фашист, потому что в детстве плакал, узнав о смерти Сталина». «Им укрыть малышей от холода, Не успев утонуть у берега», – прямым текстом писала Янка Дягилева, а какой-нибудь Немцев объяснял: таки ноль героизма. Так стёрли имена и завтрашний день.
В общем, хомячковая статья Немцева о Яне Дягилевой – второй известный мне случай в Сибири. В первом на месте Янки были БГ и СашБаш, аналогом Немцева – какой-то малоприятный тип.
Александр Башлачёв, «Случай в Сибири» (1986 г.):
Пока я всё это терпел и не спускал ни слова,
Он взял гитару и запел. Пел за Гребенщикова.
Мне было жаль себя, Сибирь, гитару и Бориса.
Тем более, что на Оби мороз всегда за тридцать.
Потом окончил и сказал, что снег считает пылью.
Я встал и песне подвязал оборванные крылья.
И спел свою, сказав себе «Держись!», играя кулаками.
А он сосал из меня жизнь глазами-слизняками.
Хвалил он: «Ловко врезал ты по ихней красной дате!»,
И начал вкручивать болты про то, что я – предатель.
Я сел, белее, чем снега. Я сразу онемел как мел.
Мне было стыдно, что я пел. За то, что он так понял,
Что смог нарисовать рога,
Что смог нарисовать рога он на моей иконе.
«Как трудно нам – тебе и мне, – шептал он, –
Жить в такой стране и при социализме».
Он истину топил в говне, за клизмой ставил клизму.
Ну а роль Яны Дягилевой проиллюстрирую цитатой из песни Андрея Сапунова на стихи Александра Слизунова «Звон»:
Звон, звон, звон – душу переполнил.
Всё что смог ты исполнил.
Клятва, не стон, да песня как молитва,
Ох, на сердце крапива да острая бритва.
Запалила искра, загудели колокола,
Залетела стрела в тихую обитель.
Пламенем пылает пожар, и спешит уберечь алтарь
Старый звонарь, ангел мой хранитель.
Сопоставьте с Веней Д’ркиным: «Залетела стрела в тихую обитель» – «Оборвались небеса с потолка»; «Всё что смог ты исполнил» – «Ты, спасибо, помогла, чем могла».
Александр Градский, «Баллада о лицах страдальцев»:
Ну а если найдётся бродяга-провидец –
Все декреты правительств ему нипочём.
Он святыни хранил, точно сказочный витязь,
Но на муки уже обречён палачом.
И на волю ему никогда не добраться.
Побираться лишь, братцы, с грехом пополам.
Поделом ему было с богами тягаться,
Поделом, посмотри на лицо, ну а вам...
Как ни стараться, как ни мучиться –
Лица страдальца не получится.
Сколь ни рисуй себя с великими –
Не станешь лучше рисовать.
Сколь ни строчи статьи да оды им…
Ваши рожи и хари не скрыть за вуалями,
Не напялишь на морду изящный сюртук.
Кто из вас эпохальнее, кто гениальнее
Распознаешь не сразу, оценишь не вдруг.
Но на лицах великих морщины другие...
И сравните «точно сказочный витязь» и немцевское «ноль героизма и титанизма». Да ведь специализация Немцева на этике социальной памяти – вишенка на торте «Кучерявый мальчик»!
В своей бурундучковой статье о Сталине и Янке Михаил Немцев повторяет как попка:
«Так получилось, что именно Янка Дягилева стала для последнего советского поколения ключевым автором, «голосом поколения». Это поколение (к нему принадлежу и я) как раз сейчас входит в полную силу в России. Дягилева – это символ права жить так, как хотим мы, а не как за нас считает нужным кто-то ещё: какой-то начальник, вождь, очередной сверхчеловек».
«…Для моего поколения Янка Дягилева – это настоящий символ новосибирской культуры. Никакой начальник не уполномочил её на это. Но это случилось».
«Но это (здесь речь идёт о домике, где жила Яна – Т.М.) наш символ».
Так уж получилось, Немцев, что ваши настоящие символы не Янка и её дом, а Сахаровский центр и неототалитарная сверхфурия Елена Боннэр. А ваш голос – это неповторимый голос незабвенной Валерии Новодворской. Слава богу, обе старушки новым поколениям неинтересны.