Сколько немецких сирот усыновили наши семьи в 1945 году?
На эту тему не желает говорить почти никто. Фотограф из Нидерландов Клаудиа Хайнерманн, устраивавшая выставку со снимками из жизни «вольфcкиндер», после двух дней размышлений отказалась от интервью. Женщина, помогавшая ей в Калининграде — тоже. Норвежский журналист, расследовавший дело «детей-волчат», не ответил на мой запрос. Двое «волчат», проживающие ныне в Литве (мужчина и женщина), сообщили мне по телефону, что не хотят больше вспоминать о прошлом. В чём же дело? После капитуляции дивизий вермахта в Кёнигсберге 9 апреля 1945 года советские бойцы обнаружили в городе... десятки тысяч немецких детей-беспризорников в возрасте от трёх до четырнадцати лет. Их родители либо бежали из города при массовом исходе населения Восточной Пруссии в январе-феврале (и потеряли своих отпрысков в неразберихе), либо погибли во время бомбардировок Кёнигсберга союзной авиацией и уличных боёв: ведь отцы сирот были солдатами вермахта. Встал серьёзный вопрос — что же делать с толпами малышей и подростков? Часть «немчиков» (не менее 20 000) вскоре оказалась на воспитании у крестьян Литовской ССР, другая часть — в государственных детдомах, а вот остальные... Согласно изданной в ФРГ книге «Забытое поколение», из остававшихся в Калининграде к 1947 году 4 700 немецких сирот большинство были усыновлены семьями советских переселенцев — хотя документы об этом не находятся в открытом доступе.
«Русские относились лучше»
В 1951 году последних немецких жителей Калининградской области выселили в ГДР, но «вольфскиндер» («дети-волчата», как называли сирот Восточной Пруссии) не приезжали на вокзалы. Им некуда было ехать — они не знали родственников в Германии и боялись, что не найдут себе еду. Отношение же в Литовской ССР к немецким детям проявлялось по-разному. «Кто-то принял их как батраков и не церемонился, заставляя делать тяжёлую работу, — рассказывает доцент Балтийского федерального университета имени Иммануила Канта Илья Дементьев. — А некоторые просто сжалились над осиротевшим ребёнком, предоставили ему еду и кров. Многие “волчата” не знали своих немецких имён и смогли найти родственников в Германии только в девяностых. Они признаются, что даже сегодня им больно вспоминать детские годы». Истории «вольфскиндер», перебравшихся с востока Пруссии в Литву, схожи, как две капли воды.
Потшиес (в 1945 году ему было 14 лет) вспоминал: его приютил литовец, потерявший руку на фронте — ибо служил «во вспомогательной полиции рейха». Бывший полицай держал ребёнка как раба — «во время войны, под бомбардировками, мне и то жилось удобнее». Затем Хорст получил паспорт Советского Союза, был призван в армию и проходил службу в городе Грозный: «Русские относились ко мне намного лучше, чем тот крестьянин... там было тепло, давали одежду и кормили». Только в шестидесятых Потшиес признался своей жене, что является немцем, сбежавшим из Восточной Пруссии.
Просила еду у красноармейцев
Потшиес — редкий «волчонок», сохранивший немецкий язык. Почти все «вольфскиндер» полностью его забыли, говорят только по-литовски и по-русски. В девяностые годы некоторые нашли своих братьев и сестёр в Германии, и... так и не встретились с ними.
«Зачем? — говорит Алдона Зигмантине (в 1945-м её звали Кристель Шеффлер). — Я не знаю немецкий, разговаривать по телефону с братом мне и то приходится через переводчика». 28 лет назад она съездила в Калининград вместе с другими «волчатами» и нашла свой старый дом — пожилая русская женщина впустила её посмотреть комнаты, угостила чаем.
Среди «вольфскиндер» сперва были популярны попытки учить родной язык заново, но в пожилом возрасте немецкий даётся не всем. Хотя есть и исключения. Луизе Квич в 1945-м году было пять лет, она не помнит, как потеряла сестру и мать. В её воспоминаниях сохранилось одно: как она вышла к советской казарме в Литве и попросила поесть. Красноармейцы взяли шефство над крохотной девочкой, поселили малышку в здании комендатуры и кормили, затем один из них договорился с родителями своей литовской подруги, дабы те удочерили ребёнка. Луиза во взрослом возрасте с трудом выяснила, что она немка (в её памяти на немецком сохранились только названия игрушек) — поэтому выучила язык детства снова, хоть оказалось и непросто.
«Большинство “вольфскиндер” вообще не знают, что они “волчата”, — считает Луиза. — Попросту не могут вспомнить прошлое, ведь им тогда было мало лет от роду».
Умер после Афганистана
Луизе повезло — приёмные родители любили её и баловали. С остальными случалось всякое. Приличному количеству немецких «приёмышей» литовские крестьяне, использовавшие их бесплатный труд, заявляли — не смейте от нас бежать, вас тут же схватят русские и отправят в Сибирь. Алдона Зигмантине говорила: давшая ей убежище семья в Литве обращалась с ней, словно с рабыней. Если она плохо доила корову, её избивали до потери сознания. Алдону записали как родную дочь, сделали советский паспорт — лишь в 1958 году девушка вышла замуж за литовца и уехала из ненавистного деревенского дома. Алдона устроилась на завод металлопроката, супруг принял эстафету насилия от приёмных родителей: постоянно бил и издевался. Младший сын Алдоны Пауль умер в 1982 году вскоре после возвращения домой с военной службы в Афганистане.
«Мне очень хочется, чтобы больше людей понимало, насколько жестока война», — заявила она в интервью для проекта фотографа Клаудии Хайнерманн. Эвальд Густав Борк, родившийся в Кёнигсберге (в 1945-м ему исполнилось 11 лет), перебрался в Литву, едва его мать умерла от голода — «Мы туда поехали, ходили разные слухи: там зажиточные крестьяне и есть чем питаться». Эвальд год пас коров у литовца, затем пришла милиция, он испугался и сбежал к другому крестьянину. Тот оформил мальчику документы — впоследствии Борка призвали в советскую армию, он служил в Киеве. Позднее пытался выехать в ГДР, но ему не разрешили — так и остался жить в Литве.
«Ведь это дети врагов»
Истории «волчат» зачастую грустные: у многих немецких детей-сирот не сложилась жизнь во взрослом возрасте — они либо привыкли подчиняться и жили с нелюбимыми мужьями/жёнами, либо никому не доверяли, даже найденным родственникам. Сейчас в живых осталось всего несколько десятков «вольфскиндер» — одни умерли от болезней и старости, другие — от коронавируса. Во время бесед с пожилыми советскими переселенцами в Калининграде (они переехали в область из других районов СССР в 1946-1947 гг.) я часто слышал истории: как люди, потерявшие на войне своих собственных детей (от бомбардировок, голода, обстрелов), усыновляли немецких сирот. Увы, как мне сообщили в архиве Калининграда, вряд мы ли узнаем, сколько детей немецких солдат приняли на воспитание наши граждане — ведь документы об усыновлении не подлежат обнародованию.
«Скорее всего, это были совсем маленькие дети, возможно, двух-трёх лет, — сообщил сотрудник архива. — Они выросли в новых семьях, получили документы и далее уже считали себя русскими. Приёмные родители не рассказывали им об их происхождении». «Тут нужно как следует вдуматься, — сказал мне один из калининградских историков. — Русские, белорусы и украинцы брали в семьи маленьких немцев, кормили, заботились о них. А ведь это дети врагов. В такой сердечности всегда и проявляется славянская душа». Я полностью с ним согласен.
* На фото – вручение орденов детям-солдатам Гитлером в 1945, школьный класс в Восточной Пруссии в 1944, «волчонок» Хорст Потшиес, Луиза Квич, спасённая советскими солдатами, пленные немцы в Кенигсберге.
©Zотов
https://vk.com/wall736437447_169429
