Дарите девушкам цветы,
Дарите счастьем и улыбку,
Дарите девушкам добро.
И не считайте вы за пытку,
Все их истерики и слезы
Они ведь не спроста.
Дарите девушкам цветы
И счастливы вы будете всегда!
Вот ссылочка 👉👈
https://t.me/visualnovelapk
🎮 Погрузись в мир визуальных новелл! 🎭
На канале — От романтики до хоррора, от инди-хитов до культовых тайтлов — здесь есть всё для фанатов визуальных новелл.
🔔 Подписывайся, чтобы не пропустить выходы визуалок!
JRPG и порты с PSP присутствуют😉https://t.me/visualnovelapk
У нас ещё есть чатик для тех кто хочет пообщаться, или поделиться впечатлениями 🥺
Чат: https://t.me/+EHjLT3IqfesxYTVi
В комментарии добавил НЕПОЛНЫЙ список новелл которые уже выложил😇
объединённый коллаж, логотипы авторов указаны
Мистическая ироничная пародия
В ночном небе светили звёзды и летела розовая комета.
Сверху послышалось громогласное "Хрююю-хрююю" и "Уиии уиии".
Комета стремительно приближалась к городу....
***
В городской парк на Пресне, наполненный упоительными ароматами солярки и выхлопных газов автомибелей, и заваленный распиленными бордюрами, рухнул здоровенный розовый кабан, размером с автобус. Пропахав целую канаву и воткнувшись могучим пятаком в автобусную остановку, кабан снял с уха скамейку и метнул её в борт автобуса.
Автобус дал по газам и уехал, со скамейкой, застрявшей в надписи "это электробус". Теперь это был скамейкобус.
Квадроберы на детской площадке парка бились с оборзевшими собачниками, и уже загрызли двух овчарок и одного питбуля, потеряв всего одно ухо. Кабан вырвал фонарь из асфальта и стал ковырять им в зубах, подбадривая квадроберов криками "Давай смелее кусай! Пусть знают, что человек - это звучит гордо! Осторожно, болонка слева заходит! Грызи её, грызи! А то ишь, псинобесы, развели тут скотобазу!".
Выковыряв из зубов пару измочаленных ведьм с мётлами и помятого ангела с оторванным крылом, кабан стал искать желуди. Откуда возьмутся желуди под берёзами и яблонями - его не интересовало. Главное - сам процесс. Распинывая по кустам поганых собачников, кабан начал копаться в земле, довольно хрюкая.
***
По дорожке парка шла девушка в прозрачном платье, облегающем её идеальную фигуру. Звёздный свет с шелестом струился по её соблазнительным бёдрам, а глаза горели ядовито-синим пламенем. Только лишь глядя на её изгибающуюся талию, можно было получить божественный оргазм. Засмотревшись на неё, два электросамокатчика разбились насмерть, въехав друг в друга.
Откуда взялась эта девушка, никто не мог сказать, потому что все видеокамеры взорвались в радиусе километра.
- Богиня! Наконец-то! Как долго я тебя искал! - увидев её, кабан завопил так, что на Ваганьковском кладбище восстали к жизни сразу все мертвецы, и сразу стали декларировать друг другу стихи, клацая челюстями, под бренчанье скелета-гитариста.
- Всего то пару тысяч лет прошло, - улыбнулась богиня тройными рядами зубов, способных напугать акулу, - А ты почему на вечеринки не заглядываешь к нам?
- Да я на тайной вечере у Иисуса бифштекс из тарелки взял и сожрал, он походу обиделся. Не приглашает. - насупился кабан, превращаясь в пухлого мощного мужика.
- Нам кстати за вечерю ресторан счёт выкатил, в дукатах, так что мы ищем спонсора. - сообщила богиня, и напрыгнула своим ртом на пасть мужика, слившись в поцелуе.
- Любовь моя, как я рад, что ты снова со мной! Я тут искал желуди в Калинаграде, и наткнулся на янтарную комнату. Могу скинуть координаты, толкнёте её на аукционе, будет чем счёт оплатить. - прорычал кабановидный мужик.
- А я наконец поняла, что только ты меня любишь по настоящему! Какой же ты настоящий! Как же я скучала по твоей хозяйственной и мужественной натуре!
- Ага, две тысячи лет понадобилось для прозрения. - помрачнел кабан.
- Милый, лучше поздно, чем никогда!
- А этот твой хахаль, как там его, черта... Мастер, вот! Что с ним?
- Умер от передоза. Не надо было бухать, амфетаминить, хлестать энергетики, ширяться и ставить вакцины одновременно. А ещё он совсем кукухой поехал, сжег второй том своей книги и постоянно бил меня!
- Так второй том Гоголь жёг, вроде...
- "Гоголь-моголь" делает бармен в баре "Мёртвые души", не, это точно не он, он писать не умеет, все ценники с ошибками. Да это и не важно, этот вечно обдолбанный Мастер меня бил и шлёпал!
- Тебе не нравится, когда тебя шлёпают? С каких пор, интересно? - удивился кабаномужик.
- Когда с 22-го этажа шлёпают на асфальт - не нравится.
- Ужас какой! Полетели в мой дворец в джунглях Амазонки, я вчера французский спутник над ним сбил, чтоб тот в форточку не подглядывал. Наплодим штук двадцать маленьких кабанят, будет жить долго и счастливо... Что скажешь? Набесилась уже? Нагулялась? Не пора ли остепениться?
- А может ты и прав. Только двадцать мало. Давай пятьдесят.
- Так они там всех змей сожрут. - прикинул кабаномужик.
- Да кто их считает, змей этих.
- И то правда, садись на меня, любовь моя. Полетели! - кабаномужик стал превращаться в громадного кабана.
- Сейчас, минуточку, сегодня пятница, 13-е, вальпургиева ночь, а вчера в четверг раки на горе свистели хип-хоп. Надо кое-что каноничное сделать. Чтобы помнили. - богиня погладила кабана по мохнатой щеке, у того аж слеза выкатилась от внезапной нежности.
Богиня подскочила к остановившейся рядом с ними машине ППС и, выбив кулаком стекло, оторвала водиле голову.
- Сегодня ты будешь Аннушкой, и обойдёмся без масла и трамваев. По ускоренному варианту. Рельсы же все на ночь убрали. Обратно положат только утром. - сказала богиня оторванной голове в фуражке, и футбольным пинком отправила голову в полёт.
- Теперь летим! Волшебство свершилось! - крикнула она, легко вспрыгивая на кабана.
- Богиня! У-ииии, хр-хр!
Кабан с реактивым рёвом стартанул в небо вертикальным взлётом.
От машины ППС раздались автоматные очереди им вслед, но случилось непредвиденное - из-за дерева в глубокой задумчивости вышел здоровенный чёрный кот, и воспринял стрельбу как личное оскорбление.
- Это как так - стрельба, и без меня! - обиженно заорал кот и выхватил из ниоткуда два громадных маузера, после чего открыл бешеную стрельбу по машине, сопровождая процесс выпускания пуль пронзительным "мяу".
- Вызывайте ОМОН! В меня стреляет кот! А розовый кабан улетел в небо, сообщите на станцию ПВО! Пусть его собьют! - орал в рацию ППС-ник.
Из кустов вылезали другие коты, в шляпах и с автоматами Томпсона в лапах, в пилотках и с пулемётами Дегтярёва, и все тоже открыли стрельбу. Небо осветилось трассерами.
***
К парку на Пресне в служебных автобусах ехали психиатры и ОМОНовцы. Вызов был срочный.
Вдруг, не сговариваясь, они во всю глотку грянули марш:
Наш Советский Союз покоряет
Весь мир от Европы к Неве на восток
Над землёй везде будут петь:
Столица, водка, советский медведь наш!*
Глядя друг на друга паническими взглядами, вцепившиеся друг в друга психиатры и омоновцы пели, и не могли остановиться. Только замолчат - и сразу же новый куплет грянут.
Их так и назвали в новостях - "поющие автобусы".
Через неделю репетиций они поехали в турне по регионам, зарабатывать свой первый миллиард.
=-=-=-=-=-=-=-=-
*текст песни - перевод на русский "Soviet March" James Hannigan (из игры "Red Alert 3")
Для поколения, рожденного в СССР, Наталья Гусева навсегда останется не просто актрисой, а живым воплощением самой светлой мечты. Она стала Алисой Селезнёвой в тот самый момент, когда мы все остро нуждались в чуде. Не в сказочном, а в научном, фантастическом, но таком желанном — в будущем, где есть дружба, честь и межпланетные приключения. Ее образ был тем самым хрустальным колокольчиком, который звенел в душе у каждого советского школьника.
Она была своей. В ее улыбке, в ее взгляде не было заученного глянца голливудских звезд. Это была девочка из соседней школы, с которой хотелось дружить, делиться секретами и бегать по дворам. Эта удивительная простота и искренность делала Алису и Гусеву не объектом обожания, а настоящим другом. Мы верили ей безоговорочно, потому что чувствовали — она одна из нас.
А потом случилась невероятная, оглушительная слава. Но для нас, зрителей, Наталья навсегда застыла в том самом «золотом» возрасте Алисы. Мы взрослели, менялась страна, рушились идеалы, а она оставалась неизменным ориентиром — чистым, добрым и верным другом из нашего безвозвратного прошлого. Она стала нашим общим ностальгическим маяком.
И сегодня, спустя десятилетия, стоит лишь увидеть кадр из фильма или старую фотографию, как в памяти всплывают запахи детства: аромат ванильного мороженого, пыль с картотеки «Мелонавтов» во Дворце пионеров, треск динамиков в пионерлагере, где по вечерам крутили «Гостью». Наталья Гусева — это не просто актриса, это наш коллективный эмоциональный код, ключ к тому самому «большому и доброму» миру, который живет внутри каждого, кто застал ту эпоху.
Поэтому мы с такой нежностью храним ее образ. Он напоминает нам не столько о конкретной роли, сколько о нас самих — юных, верящих в чудо и в то, что будущее обязательно будет светлым. Спасибо ей за это навсегда.
Ночь за окном золотая,
Город устал и затих,
Фонари, как свечи, мерцают
В отражениях снов витрин.
Больше стихотворений в ТГ - Nikita Che
Меня зовут Алексей. Я был сее дочерью, Катей, почти год. Та поездка в загородный дом к ее родителям должна была стать формальностью — знакомством, сделкой, одобрением. Но когда дверь открыла Ирина Викторовна, что-то в воздухе щелкнуло.
Ей было 48. Но это не были годы увядания. Это была заряженная, тревожная зрелость. В ее взгляде, сером и проницательном, читалась усталость от двадцати лет брака с человеком, который давно перестал ее видеть. Сергей, ее муж, был тенью — добродушным, незлобивым, но тенью. Он говорил о политике и рыбалке. Она же молчала, и ее молчание было громче любых слов.
Мы оказались заложниками одного пространства. Катя, лучезарная и слепая, втягивала нас в свои игры: «Мам, посмотри, как Алексей дрова колет!», «Лекс, помоги маме с сумками». Она не видела, как ее мать смотрела на мои руки, когда я носил дрова. Не замечала, как ее пальцы чуть дольше, чем нужно, задерживались на моей ладони, передавая мне стакан.
Написание росло не из флирта, а из взаимного узнавания двух тонущих. Мы говорили о книгах, о которых Сергей говорил «скучно», о музыке, которую Катя называла «старой». За чашкой вечернего чая, пока другие смотрели телевизор, наши разговоры превращались в спасательные плоты, на которые мы вдвоем цеплялись.
В ту ночь грозу не предвещало дождя. Она обрушилась внезапно, отрезав свет и телефонную связь. Катя нервничала, ей нужно было на утреннюю смену в город. Нашёлся сосед, который согласился подбросить ее до поезда сквозь ливень. «Я к утру вернусь!» — крикнула она, убегая под дождь.
Дверь закрылась. Мы остались одни в большом, погруженном во тьму и в грохот стихии доме. Свечи, которые она зажгла, отбрасывали пляшущие тени на ее лицо.
В гостевой потолок протекает. Вода течет прямо на кровать», — сказала она, вернувшись с проверки. Ее голос был ровным, но в нем дрожала струна того же напряжения, что сжимало и мою грудь.
Вариантов не было. Только ее спальня. Только ее большая кровать.
Мы легли, разделенные океаном приличий и одеяла. Я лежал на спине, глядя в потолок, чувствуя каждый ее вздох, каждый шелест простыни. Она лежала неподвижно, но я знал — она не спит. Мы оба горели в этом молчании. Часы тянулись, наполненные гулом дождя и гулом крови в висках. Это было не желание в чистом виде. Это была агония запретного понимания, что мы — два одиноких острова, и прилив вот-вот смоет последнюю перемычку, отделяющую нас друг от друга.
И вот, в этой агонии, родилось то решение, которое изменило все. Моя рука, будто сама по себе, легла на её талию...
Тишина в доме была абсолютной. Только редкие шумы ночного города за окном нарушали её. Мы лежали на широкой кровати, разделенные расстоянием, которое с каждой минутой ощущалось всё более мучительным. Я чувствовал тепло её тела через простыню, слышал её дыхание — слишком ровное, чтобы быть настоящим.
Она притворялась, что спит. Я притворялся, что верю в это.
Моя рука, будто сама по себе, легла на её талию поверх тонкой ткани ночной рубашки. Она не дрогнула, не подала признака, что чувствует это. Но её дыхание на секунду замерло. Я скользнул ладонью ниже, к подолу, ощущая под пальцами жар её кожи. Она продолжала лежать неподвижно, совершенная статуя, но напряжение, исходящее от её тела, было почти осязаемым.
Я медленно, давая ей все шансы остановить меня, отодвинул ткань. Мои пальцы коснулись резинки её нижнего белья. Она сжалась, мелкий, почти невидимый tremor пробежал по её телу. Она всё ещё делала вид, что не здесь, не с ним, не в этой реальности. Когда я стянул их с неё, она издала тихий, подавленный звук, скорее стон, чем вздох, и прижала лицо в подушку, как будто пытаясь спрятаться даже от самой себя.
Я прижался к ней сзади, ощущая всей кожей её спину, её изгиб. Она была напряжена как струна. Я чувствовал, как бьётся её сердце — бешено, громко, выдавая её игру с головой. Я вошёл в неё, и она резко вдохнула, её пальцы впились в простыню. Она больше не могла притворяться. Её тело, предательское и живое, отвечало мне с той же немой, отчаянной силой. Её притворство рухнуло, сменившись яростной, почти злой страстью, в которой было всё — годы одиночества, горечь, и запретное освобождение. Она повернула голову, и в её глазах, блестящих в полумраке, я увидел не стыд, а вызов. Мы не произнесли ни слова. Всё было сказано телом, тишиной и тяжёлым, влажным стуком нашего общего падения о дно этой ночи.
Утром мы снова стали чужими. Но в зеркале в ванной я поймал её взгляд, быстрый и прожигающий. И понял, что это — только начало. Тишина между нами теперь была обманчива. Под ней бушевало море, которое мы оба теперь знали.
А помните тот самый вид флирта, когда кидаешь челику песню, которая зацепила тебя и предположительно понравится твоему (твоей) визави. И тебе тоже потом кидают своё, душевное, так сказать) Было?было.
