Улыбнулся я ему вслед. Попытался разглядеть его в вышине, да уж где там!

Показалась нужная мне хата. Перед ней ковырялся в тыне[3] её хозяин. Увидев меня всё бросил и тут же начал причитать:

– Батюшка, батюшка, что же это на земле то делается! Брат мой вчерась приехал из Черняковичей, он туда веники отвозил на базар, так рассказал, что не немец-гад порешил всех больных, а главная врачиха Васильева с помощницами Ивановой и Колобовой, пусть этим извергам неладно будет!

– О, Господи, как же это могло быть?

– Помните, Нюшку? Ну, Аньку Данилову?

– Конечно, помню, Алексей Степанович, крестил её доченьку год назад.

– Так вот, была она на излечении в больничке этой, говорит, что заподозрили неладное после того, как сначала переводили больных в отдельную палату, потом ставили уколы, и на следующий день умирали люди. Потом туда же переселяли новых, опять лечение-уколы и этой же ночью снова несчастные тихо умирали. Так из пятисот душ их осталось несколько десятков.

А потом она подслушала разговор двух санитаров, что приказ у немцев был такой главной врачихе – уколами извести всех больных. И тут ей вдруг неожиданно сказали, что выписывают домой. Собралось их таких человек с сорок. Немцы сказали, что подвезут их к большой развилке, чтобы ближе было им всем по сёлам разойтись своим, те и поверили – всю дорогу немцев благодарили. Но вместо этого привезли их к оврагу и расстреляли всех. Нюшку книжка спасла, она томик Пушкина за пазухой держала, в неё то и попали немецкие пули. Остальных постреляли и кое-как прикопали – закидали ветками, чтобы с дороги не видно было. Когда немцы уехали – она то и вылезла из-под убитых. Добежала к нам, дня три шла – ягодами питалась. Мы её чутка выходили и вчера отправили вместе с дочкой на заимку, подальше в лес.

Алексей Степанович выговорился и затих. Я на него внимательно посмотрел. Крепкий мужик для своих шестидесяти годов он очень сдал за последнее время: осунулся, потемнел лицом, начал горбатиться. Перехватив мой изучающий взгляд спросил меня:

– А вы откуда идёте, батюшка?

– Иду я с Головановских Хуторов. Отпевал я безвинно убиенных деток, рабов божьих Гришу и Анну, трёх и пяти лет, детей Марии Капитоновой, да и саму Марию, и её стариков – родителей.

Я замолчал, потому что не знал, как ему рассказать о том, что детей немцы и эстонцы не просто убили – их сожгли заживо, да и маму их тоже сожгли.

На сносях она была, девятый месяц шёл.

Старики говорят, что когда её ногами эстонские полицаи били, то у неё роды начались. Так их всех в горящую избу и бросили. Её и её детей. Рождённых и нерождённых. В огне она и родила.

Ещё говорят, что её старуха-мать, Надежда Матвеевна, сама в огонь пошла, вслед за внуками и дочкой. А отец – старик Никита Иванович взял вилы и бросился на полицаев, но не сделал и двух шагов, как застрелили его. Хорошо, что хоть он не видел, как рожала его дочь в огне и погибала в муках вместе с дитём.

Похоронили их всех в одной могиле, а я только отпевал уже...

Помимо моей воли потекли у меня из глаз слёзы...

Докладная записка Ленинградского обкома ВКП(б) С.М. Залыгина зав. оргинструкторским отделом ЦК ВКП(б) М.А. Шамбергу «О злодеяниях немецко-фашистских оккупантов в г. Пскове, в Псковском, Палкинском и Островском районах»

Я плакал и молчал.

– Что делается, отец Фёдор, что делается, – прошептал, то ли вслух, то ли про себя мой собеседник, потом повернул голову в сторону дороги, на которой появилась пыльное облако – кто-то на ехал на телеге в село, и продолжил задавать вопросы, – А с Ильинским храмом в Добровитках, что было, отец, не знаешь?

– Знаю, – ответил я, тяжело вздохнул, перекрестился глядя на пролетающих в вышине журавлей, потом присел на завалинку и продолжил, – На рассвете закидали гранатами её немцы, знали они, что приютил погорельцев настоятель храма отец Григорий. Там они все и приняли мученическую смерть. Настоятель и двадцать семь женщин, стариков и детей.

– Проходи в дом, батюшка, угостись чем Бог послал: тюря[4] да пустая морцовка[5].

Пока мы заходили в дом и молились к тыну подъехали женщины с детьми. Это оказались жители соседнего села – направлялись они на лесозаготовку по распоряжению местного старосты.

Увидев меня все заголосили, загалдели, попросили благословления.

Алексей Степанович, добрая душа, пригласил всех в припереток умыться от пыли,[6]а потом в дом, чтобы накормить с дороги.

[1] Сикляха – муравей (псковский диалект)

[2] Стрекава – крапива (псковский диалект)

[3] Тын – забор

[4] Тюря – хлеб с простоквашей (псковский диалект)

[5] Морцовка – холодный борщ (псковский диалект)

[6] Припереток – предбанник (псковский диалект)

Проповедь

Глядя на то, что происходит вокруг нас, на все эти зверства, грабежи и насилие против нашего народа, которые творят эти нелюди в мышиной форме, вы начинаете думать, что совсем не важны в этом мире и ваша жизнь ничего не стоит и ничего не значит.

Это уныние и это Грех, и это совсем не так, братья и сёстры.

Подумайте о тех, кто помнит вашу помощь и не забудет никогда то, как вы помогли ему потушить дом при пожаре, да Зинаида? – тут я посмотрел на пожилую женщину, которая обгорела немного, но смогла загасить огонь у своих соседей зимой, а самих их не было дома, – Или принесли лекарство, которое подняло на ноги.

А как можно забыть подарок своего ребёнка, который он сделал своими руками.

Твои песни-частушки, Надюша, будут напоминать о весёлой и озорной девчушке всему нашему селу, и каждый услышав знакомую частушку даже через десять лет не просто улыбнётся, а вспомнит именно тебя.

А нашу учительницу, которую расстреляли и сожгли месте с семьёй немцы, как её забыть? Она научила читать и писать всех вас, и каждый раз беря в руки листок бумаги, чтобы написать письмо, вы вспомните о ней, и она будет жить в вас, как и те книги, которые она посоветовала прочитать, и они вам понравились, а, возможно, и изменили вас.

Наши защитники – партизаны будут помнить до конца жизни, как ты, Любовь, сообщила им об облаве, а ты, Зоюшка, принесла им к Пасхе сотню крашенных луковой шелухой яиц и куличи. И как они всем отрядом пытались отмыть твои ставшие жёлтыми от варёной луковой шелухи руки.

Даже не думайте, что от вас ничего не зависит, и вы ни на что не влияете, потому что, когда вы творите добрые дела, то вы любите то, что делаете – Добро, и любите тех, кому это делаете – Людей. Значит вы и есть – Любовь, и те следы, которые оставляете за собой творя Добро – останется в памяти на веки вечные.

А когда мы помрём, то дела наши продолжат дети наши, как сейчас наши партизаны пускают вражеские эшелоны под откос с танками и солдатами, а Армия наша Красная уже гонит немца от Волги, из-под Сталинграда в сторону Берлина!

Москва наша, Ленинград держится, Сталинград не сдали, Кавказ отстояли, пленных уже девать некуда, вот такие вот новости у нас. Слушайте сами и передайте другим.

Враг будет разбит, Победа будет за нашим народом!

Аминь!

На фото с окладистой бородой герой, о котором идёт речь в этом рассказе, боец 5-й Ленинградской партизанской бригады, лучший разведчик и самый уважаемый людьми священник (из церкви в псковском селе Хохловы Горки Порховского района) отец Фёдор Андреевич Пузанов.

Первая мировая война сделала из простого плотника отважного солдата. Он был награждён в течении года тремя Георгиевскими крестами: IV, III и II степеней – а это высшая награда для солдат тех времён. А позже и Георгиевской медалью II степени на которой было написано «За храбрость».

Четырежды ходил в штыковую атаку, был ранен.

После Революции воевал за красных.

Священником стал в 1926 году, в разгар гонений на Церковь. Через два года его арестовали и он три года провёл в тюрьме.

Когда началась Великая Отечественная война он стал настоятелем небольшого храма в селе Хохловы Горки.

Немцы старались не трогать православных священников, собираясь с их помощью ломать сопротивление русских людей новой оккупационной власти, потому предоставляли им относительную свободу передвижения.

Для всех остальных передвижение по улицам или по дорогам между сёлами без специального пропуска грозило расстрелом или концлагерем.

Отец Фёдор использовал свой сан в полной мере: всё видел, общался с полицаями, запоминал, делал зарисовки расположения войск, передавал информацию в партизанский штаб, и немцы неминуемо получали удар в самое незащищённое своё место.

Он хоронил и отпевал, крестил и лечил, подкармливал и отправлял тех, кто скрывался от оккупантов к партизанам. И самое главное, он в своих проповедях рассказывал людям о том, что там происходит на фронте, в стране и вообще в мире.

Приведу несколько ярких случаев (из сотни) его партизанской биографии.

Первый.

Немцы узнали, что в деревне Шилы прячутся партизаны и решили обыскать в ней каждый дом. Нагрянули внезапно, окружили деревню и начали искать.

На пороге одного из домов стоял отец Фёдор.

Когда они приблизились к нему, то он сообщил немцам, что в доме умирает больная тифом женщина, а он здесь, чтобы её исповедовать и пригласил их в дом, чтобы они могли убедиться в этом.

Немцы испуганно замотали головами, прошли мимо и продолжили безуспешные поиски.

Когда они не солоно хлебавши покинули деревню отец Фёдор постучал ногой в подпол, из которого выбралась группа партизан, ну и никакой больной женщины на самом деле не было.

Второй.

Партизаны переправили на Большую Землю (в Ленинград) 500 тысяч советских рублей.

Где они их взяли?

Это отец Фёдор открыл среди своих прихожан на !!!оккупированных территориях!!! сбор средств для изготовления танков Т-34.

На эти деньги было изготовлено 4 танка.

Порхов.

Эта древнерусская земля славилась своими воинами, ещё в 1239 году новгородский князь Александр Ярославович, вошедший в историю под именем Невского, заложил на реке Шелони Порховскую крепость, в которой служили только местные воины: славяне и кривичи выдержала осады: литовских войск князей Ольгерда в 1346г., Витовта в 1428г., польских отрядов Стефана Батория в 1581г. С 10 июля 1941 года по 26 февраля 1944 год Порхов и район оказались в оккупации немецкими войсками. Город вымер, здания были разрушены на 90%. Немцы сожгли 638 деревень, 20 из них были сожжены вместе с жителями. Деревня Красуха 27 ноября 1943 года была уничтожена вместе с жителями. Страшную смерть в огне приняли 283 человека – от грудных младенцев до 90-летних стариков. Такая же участь постигла жителей Малых Петей, Палиц, Кузнецова, Павлова, Шилова, Курышкина... За время оккупации немцы расстреляли, повесили, сожгли заживо 11 тысяч жителей Порховского района.

Порховский Детский дом.

Отец Фёдор приходил сюда еженедельно. Из взрослых детский дом посещал всё это время только он. Приносил еду, играл с детьми, учил их, читал проповеди... Они к нему обращались "Отец" ...

А в 1944 году, когда немцы, отступая, сжигали оставленные все сёла подряд вместе с жителями, а тех, кого не успевали сжечь – расстреливали, отец Фёдор узнал, что собираются устроить массовый расстрел детей и женщин из сёл и деревень, которые находились рядом с Хохловыми Горками.

Он собрался и пошёл на место сбора, туда, куда сгоняли всех жителей.

Им сказали, что поведут на срочные земляные работы и отправили в лес под охраной. Конвоир посоветовал отцу Фёдору уйти из колонны домой, и сообщил ему, что по дороге всех расстреляют.

Но батюшка пошёл вместе со всеми.

Возле деревни Вяски, конвоиры отлучились, оставив людей отцу Фёдору, которому под страхом расстрела надо было привести людей в следующее село, где их должны были расстрелять.

Когда немцы скрылись, батюшка рассказал всем, какую немцы им уготовили судьбу, рассказал, что наши войска будут здесь через месяц, второй, и предложил всем уйти в партизанский отряд. Что они и сделали.

Не стал полностью публиковать главу о отце Фёдоре, решил сделать описание его подвигов.

Вот такие вот были в войну священники.

Отрывок из документального военно-исторического романа "Летят Лебеди" в трёх томах, который стал в этом году лауреатом литературной премии П. Ершова!

Том 1 – «Другая Война»

Том 2 – "Без вести погибшие"

Том 3 – "Война, которой не было"

Краткое описание романа здесь

Вышлю всем желающим жителям этого ресурса

Пишите мне в личку с позывным "Сила Пикабу" (weretelnikow@bk.ru), давайте свою почту и я вам отправлю электронные книги в трёх самых популярных форматах. Пока два тома, третий на выходе, даст бог.

Предыдущие отрывки из романа на Пикабу:

Отчаянные

Чемпион СССР по боксу во время Великой Отечественной

Кто не сходился с русскими в рукопашную, тот не видел войны. Белоруссия. Борисов. 1941 год

Найди его и убей!

Первый круг ада или KZ Auschwitz

Брянск. Швейная фабрика

Танкист

Трое из Легенды

Танго Смерти

Таблетка для памяти. За Зину!!!

Единственный защитник Чехословакии – капитан Карел Павлик

Продолжение поста «М р а з и»

Пишите мне на почту weretelnikow@bk.ru с паролем «Сила Пикабу» и в ответ я отправлю первый том романа.

Есть печатный вариант в твёрдом переплёте. Можно посмотреть в моём интернет-магазине

Спасибо!

А это мои новости на Пикабу:

Делюсь радостью – я лауреат литературной премии П. Ершова!

Матч пройдет 18 мая на ВЭБ Арене.

В составе ПФК ЦСКА под руководством Валерия Газзаева сыграют:

Игорь Акинфеев,

Алексей и Василий Березуцкие,

Сергей Игнашевич,

Юрий Жирков,

Чиди Одиа,

Вагнер Лав,

Даниэль Карвальо и другие легенды клуба.

Состав Сборной европейских клубов будет сформирован из звезд мирового футбола, игравших против армейцев в той еврокубковой кампании — в него войдут игроки, выступавшие за

Старт продажи билетов на FONBET Первый Еврокубок начнется 10 апреля на сайте

https://events.pfc-cska.com

Остерегайтесь мошенников и не покупайте билеты на сторонних ресурсах.

Читайте далее ...

В ЦСКА рассказали, из какой зарубежной страны приходит больше всего писем для футболистов от фанатов

Колядов не отрываясь смотрел в единственный глаз вошедшего, чувствуя, как всё плывёт перед ним. Видя это, следователь поспешно налил Владимиру воды из графина.

– Знаком ли мне этот человек? – прохрипел Колядов, вытирая от нахлынувших воспоминаний ладонью пот со лба. – Знаком!

***

– Вовка, шевелись, нужно за ночь всё успеть!

Целая линия телеграфных столбов, ведущих в занятое немцами село Анатольевское, была спилена, а провода перерезаны. Трое партизан – Володя Колядов, Тимофей Кузин и Антон Беглов оживлённо разговаривая, шли по ночной лесной дороге, обсуждая, что вскоре с большой земли привезут тол и тогда подрывы мостов и железной дороги возобновятся.

– А что, ребята, может зайдём, пока темно, к нам, в Дмитрово? – предложил Антон. – Хоть с родителями повидаемся. Немцев у нас нет, да ещё и ночь. Когда ещё будем в этих краях..

Тимофей, старший их диверсионной группы, почесал затылок.

– Ладно, только на три часа.

У всех троих в Дмитрово были родственники. У Колядова – мать, отец и сестра, у Кузина – бабка, а у Тимохи Беглова – тётка. Летняя ночь, хоть и короткая, облегчала визит партизан в родные места.

Все трое шли по опустевшим улочкам Дмитрова, рассматривая знакомые дома и тихо разговаривая.

– Встречаемся в пять утра у колодца, – наказал Тимофей и партизаны разошлись каждый к своему дому.

– Сынок! – воскликнула заспанная мать Колядова, бросаясь к сыну и прижимая его к себе натруженными узловатыми руками.

– Совсем мужик стал, – радостно говорил отец, весело рассматривая повзрослевшего сына, – а вроде недавно школу закончил.

Машка, четырехлетняя сестра Володи, сладко спала на печке и даже разговоры взрослых не смогли её разбудить.

Мать быстро собрала на стол и села смотреть, как её сын, такой большой и самостоятельный, по-крестьянски неторопливо жуёт сало с хлебом.

– Уходить вам надо, – сказал Володя, – ты, батя, председатель, отец партизана. Хоть немцев и нет в селе, но в лесу надёжней.

– Охо-хо, – закряхтел отец, – всё бросать... А кто вам хлеб растить будет, скотиняку держать, чтобы вас кормить... Машка малая ещё... Может и не доберётся до нас фриц-то? Говорят, под Сталинградом ему крепко по шапке дали...

– Дали, – согласился Володя, – только война-то всё рано не завтра закончится.

За разговорами прошел час, другой. Пора было собираться.

Колядов стал складывать в мешок бутыль молока, круглые калабашки хлеба и увесистый шмат сала.

Внезапно полумрак комнаты с улицы осветил стремительно пробежавший свет фонаря и раздалось ржание коней.

Отец тревожно выглянул из окна и лицо его мгновенно посерело:

– Вовка, немцы! И полицаи с ними!

– Через огород! – зашипела мать

Володя схватил винтовку и бросив мешок с провизией, чтобы легче было бежать, выскочил в огород, но и там его уже ждали. Сильный удар в пах заставил его свалиться на землю и скорчиться в дикой боли.

В доме поднялся ужасный шум. Закричала мать Колядова, заплакала проснувшаяся Машка. Отец Володи, прежде чем его скрутили, успел ударить двоих полицаев так здорово, что один из них, удавившись об угол стола, грохнулся без чувств.

В селе послышалась череда выстрелов. Видимо друзей Володи не успели застать врасплох.

На улицу выскочила заголосившая мать. Грохнул выстрел и всё стихло. Полицаи и немцы подняли связанных отца и сына Колядовых и потащили к телеге. Один из полицаев, видно сжалившись над выскочившей из дома и дико кричавшей Машей, схватил её за шиворот и крикнул: беги! Маша, падая и опять вставая, побежала в сторону леса.

Володю с отцом привезли в Щитогорск, и отца после короткого допроса уволокли на улицу. Он успел крикнуть:

– Вовка, дорогой мой! Меня уже нет, я пошел! Прощай, сынок! Слышишь?!

Володя, ворочаясь на полу, смог только промычать окровавленным ртом. На улице раздался сухой выстрел.

Колядова пытали ещё целую неделю, заставляя выдать своих товарищей и место отряда. Били, били, били, обливали водой, приводя в чувство, и снова били, доводя до исступления, когда в голове только одна мысль, чтобы поскорее умереть и не мучатся.

На восьмой день, Володя услышал, как за окнами подвала, где он сидел, затрещал грузовик. Двое полицаев вывели его на улицу и пинками заставили залезть в кузов машины, где уже валялись двое избитых незнакомых парней.

– Куда нас, на расстрел? – равнодушно спросил он у одного из охранников, долговязого парня в грязной рубашке навыпуск, державшего в руках винтовку.

– На повышение, – сострил он и расхохотался вместе со своим товарищем.

Колядов вдруг увидел, что под ногами одного из полицаев лежит лопата.

«На расстрел так на расстрел, – думал Володя, глядя на двоих связанных товарищей по несчастью. – А где же Тимоха и Антон – успели уйти или их убили?..»

Вскоре машина, заехав в какой-то болотистый лес, остановилась, из кабины вышли немец-водитель и его напарник. Они уселись на сухую кочку и привалившись спинами к деревьям, достали губные гармошки, стали наигрывать что-то задорно-весёлое.

«Вот и оркестр твой похоронный, Вова,» – пронеслось в голове Колядова.

Полицаи вытащили одного из истерзанных пленников и взяв лопату, увели в лес. Тишину леса периодически нарушал звук губных гармошек, от которого хотелось зажать уши, но руки у пленников были связаны. Володя изогнулся и кое-как сел.

– Ты откуда, браток? – прошептал он истерзанному парню, но тот или не мог или, боясь провокации немцев, не захотел отвечать.

Выстрел, гулким эхом резанул по сердцу Колядова. Убили парня, которого увели первым. Кто следующий?

К машине подошел тощий полицай и скинул с кузова Володю.

– Идём.

Через минуту они очутились на полянке, где в неглубокой выкопанной яме лежал убитый парень.

– Закапывай, – приказал второй полицай, – а потом себе рой могилу.

В его голосе не было ни угроз, не злобы, была будничность, будто он попросил Володю закурить.

Колядов молча принялся за работу, бросая влажную чёрную землю в яму с убитым.

– Быстрее, чего ковыряешься, – бросил полицай, сворачивая самокрутку

Володя закидал яму и принялся копать могилу себе.

«А тот, третий парень, значит, зароет меня и выкопает себе, – думал он, машинально кидая землю. – Вот и всё, отвоевался ты, Вова Колядов. А земля наша белорусская хорошая, мягкая, хорошо в такой лежать будет. И лопата хорошая, не то что наши деревенские заступы, лёгкая прочная, острая... Острая...»

Он вдруг отчетливо увидел на лопате клеймо в виде медведя и буквы KRUPP.

Володя снова взял на лопату горсть земли. Ему показалась, что время замерло. Будто в замедленном кино, он увидел, как в ненавистную харю курящего полицая медленно летит эта самая земля с лопаты.

Земля запорошила ему глаза и в ту же секунду, собрав все свои оставшиеся силы, всю свою ненависть, Володя одним прыжком выскочил из неглубокой могилы и с хрустом вогнал лопату в кадык второго. Он успел издать какое-то бульканье, прежде чем голова полицая, как-то странно отклонилась в сторону.

Тот, что курил, ещё не успел продрать глаза от земли, но успел крикнуть, и это был его последний крик. Со всей яростью Володя рубанул его лопатой наискось по лицу, как бы вгоняя его вопль обратно. Тело первого уже успело свалиться в могилу. Ждать когда упадёт второй было уже некогда. Колядов, как заяц, петляя и перепрыгивая через лужи, большими скачками нёсся к лесу. Скорее!

Позади раздались гортанные и заполошные крики немцев, автоматная очередь срезала несколько веток осины справа от Володи, но он уже был далеко. Он бежал, бежал чувствуя, как сердце выскакивает из груди. Наконец, совсем обессилев, он упал на мягкий ковёр мха и потерял сознание.

Очнулся он оттого, что его тряс за плечо пожилой мужчина в ватнике:

– Что с тобой, сынок, кто тебя так? Откуда ты?

Видя, что Володя находится в полуобморочном состоянии, мужик вытащил из холщовой сумки небольшую бутыль с молоком и влил в разбитый рот Колядова.

Пока Володя пил, он услышал совсем рядом мычание коров, такое родное и такое мирное, что он закашлялся и заплакал навзрыд.

– Ну будет, хлопчик, будет, – поняв откуда он, говорил мужик, – пастух я, с Лебёдкино.

«Если этот мужик за немцев, то хана мне,» – подумал Колядов и вновь потерял сознание. Но пастух оказался своим и через три дня Володя снова был в своём отряде. Там он встретился с Тимофеем и Антоном, успевших убежать в лес.

Снова начались партизанские будни. Подрывы мостов, рейды по тылам противника, диверсии на дорогах и железнодорожных узлах.

***

Владимир Александрович пришел в себя и вытащив трясущимися руками пачку папирос, закурил.

– А кто же нас выдал-то? – спросил он у следователя, который что-то заполнял в своём журнале.

– И это установили, – отозвался он, – Болесь Новицкий, поляк, ваш сосед из Дмитрова. Ночью увидел, как вы к родителям пришли и не поленился, собака, сбегал до Анатольевского, где немцы были.

– А эти двое, которых я лопатой?

– Первый из-под Львова, добровольно к немцам пошел, это ему вы голову лопатой отрубили. А второй из Киева, его вы, как видите, не полностью. Затерялся, гад, после войны сменил документы и работал себе спокойно бухгалтером в Минске. И ведь выдал себя за партизана, по школам ходил, сволочь, рассказывал, как он от немцев увечье получил. Ну ничего. Высшая мера этой мрази, я думаю, обеспечена. Ну а вы, Владимир Александрович, в рубашке родились. От этих палачей почти никто не сбегал, у них много крови на руках. Когда будет суд, пришлём вам повестку, будете свидетелем. Вот вам пропуск, можете идти.

Колядов поёрзал на стуле.

– Сестру, Марию Колядову, я так и не смог отыскать после того, как меня с отцом взяли. Нас, когда я в отряд после побега вернулся, далеко от Дмитрова перебросили, а когда в деревню в 1945-м пришел... В общем так и не нашел я ее. Может поможете? В справочном ничего мне не говорят уж который год.

Следователь секунду колебался и твёрдо сказал:

– Помогу. Лично займусь.

Колядов вышел на улицу и с наслаждением вдохнул свежий весенний воздух. Воспоминания, которые он только что пережил снова, немного отступили. Он зашел в чайную и купил большую кружку чая и пакет с бубликами. Отдуваясь он стал пить горячий сладкий чай, чувствуя, будто с пОтом его оставляет всё плохое.

А через месяц в дверь семьи Колядовых застучали. На пороге стоял сосед по площадке Моисей Гельман.

– Володя, скорее, к телефону! Что-то срочное.

Владимир Александрович, волнуясь, взял трубку.

– Колядов слушает.

– Володя, здравствуй, – раздался в трубке женский голос, – это я, Маша.

В 1937 году комсомолец Переладов поступил в Московский энергетический институт.

После нападения гитлеровской Германии на СССР четверокурсник пришел добровольцем в московскую 7-ю дивизию народного ополчения, в которой старшина Переладов получил под свое командование батарею противотанковых «сорокапяток».

В одном из боев уже, будучи лейтенантом взбешенный постоянными бомбежками гитлеровцев Владимир схватил самозарядную винтовку Токарева и с десяти выстрелов завалил пикировавший на наши позиции Junkers Ju 87.

В ожесточенных боях под Москвой рядом с Переладовым гибли маститые профессора и будущие светила советской науки, которые ими так никогда и не стали.

Под Вязьмой тяжело контуженый парень попал в плен к гитлеровцам. После многочисленных попыток побега лейтенанта с другими дерзкими заключенными отправили в Италию, в надежде на то, что они загнутся на одной из самых глобальных нацистских строек.

На Апеннинском полуострове Переладов вместе с тысячами измученных непосильным трудом военнопленных возводил оборонительную «Готскую линию» состоявшую из 3000 пулеметных гнезд, 500 оборудованных площадок для противотанковых орудий и минометов.

Итальянцы, всегда презиравшие любую власть тем более немецкую, на свой страх и риск приносили русским военнопленным еду, сигареты, одежду и вино. От своих благодетелей наши бойцы узнали, что в местных горах действуют многочисленные партизанские отряды Resistenza italiana. Помимо диверсий, нападений на гитлеровские гарнизоны и итальянские «черные бригады» партизаны организовывали побеги советских военнопленных из лагерей. Владимиру помог вырваться на свободу старый итальянский коммунист Гуирино Дини.

Оказавшись в доме своего спасителя, беглец познакомился с его женой Розой, сказавшей, что он очень похож на их единственного сына Клаудио убитого в конце 1942 года под Сталинградом. Выходив «ufficiale sovietico» (советского офицера) супруги отправили его с надежным проводником в партизанский отряд.

Итальянские товарищи поручили новичку подрыв стратегически важного моста, и он блестяще справился с поставленной перед ним задачей. Храброго русского назначили командиром боевой интернациональной диверсионной группы.

Однажды в быстротечном бою у небольшого итальянского городка его бойцы взяли в плен батальон чернорубашечников Муссолини. Тех, у кого в бумажниках нашли фотографии с казненными мирными жителями и изнасилованными девушками расстреляли на месте. Остальных обменяли на медикаменты, боеприпасы и батареи для немецких полевых радиостанций «Torn. Fu.»

Постепенно Капитано Руссо так товарищи называли Владимира, стал брать к себе не только бывших советских военнопленных, но и итальянских патриотов. Весной 1944 года отряд разгромил фашистский гарнизон окопавшейся в неприступном замке Монтефиорино. Взяв эту укрепленную точку, партизаны Переладова оседлали ключевые дороги, без которых гитлеровцы не смогли бы долго удерживать Италию.

Фюрер приказал бросить против партизан элитных мордоворотов из дивизии Герман Геринг, в которой куда ни плюнь, можно было практически гарантированно попасть в кавалера Рыцарского креста.

Чтобы сломить дух Капитано Руссо гитлеровцы 29 июня 1944 года вошли в деревню Чивителла ин Валь-ди-Кьяна, где убили 212 жителей в возрасте от 1 года до 84 лет.

5 июля 1944 года на подступах к деревне Пьянделаготти партизаны разгромили большой карательный отряд немцев. Всех пленных расстреляли у ограды местного кладбища, а не способных самостоятельно передвигаться добили прямо на поле боя. Так партизаны отомстили молодчикам Геринга за их военные преступления.

После этой показательной мести рейхсминистр авиации назначил за голову Владимира премию в размере 300 000 лир.

В конце июля гитлеровцы начали серьезно давить итальянских партизан рассчитывавших на помощь союзников, но так ее и не получивших.

Отряд Владимира Переладова окруженный в замке Монтефиорино бился до последней возможности, а потом, вырвавшись из смертельной ловушки, ушел в горы.

Ночью 14 декабря партизаны перешли через перевал Сиса, и вышли в область, контролировавшуюся союзными войсками.

На подходе к американским позициям раненые, изможденные боями партизаны подобрались и грянули «По долинам и по взгорьям».

Американцы мимо, которых проходила колонна, отдавали Героям честь. На переговорах со звездно-полосатым бригадным генералом Владимир получил предложение вступить со своими людьми в американскую армию и ответил на него категоричным отказом.

Янки, не прощающие таких дерзостей, решили устроить русским возвращение на Родину «с сюрпризом». Под предлогом отправки в СССР их привезли в Египет, четыре месяца продержали в полевом лагере под испепеляющими лучами солнца и только в конце марта 1945 доставили на военно-транспортном корабле в Одессу.

Владимир Яковлевич рассказал на допросах нашим особистам, что воюя с гитлеровцами на территории Италии он вместе со своими боевыми товарищами подорвал 120 мостов, сжег 350 грузовиков с пехотой, боеприпасами и медикаментами, разгромил 500 вражеских гарнизонов, взял в плен 4000 солдат. Вся предоставленная им информация подтверждалась агентурными данными нашей военной разведки.

Пройдя многоуровневую проверку в органах безопасности, Переладов доучился в институте, окончил аспирантуру и в 1951 году стал главным инженером на шахте №2 Интинского месторождения.

В 1956 году в Москву приехала итальянская делегация, попросившая советские власти разрешить им встретиться с их национальным героем Капитано Руссо. Владимир Яковлевич прилетел в Москву, увиделся с боевыми товарищами и остался работать в столице главным специалистом Госплана СССР.

Итальянцы наградили храброго русского командира двумя гарибальдийскими звездами «За воинскую доблесть» и тремя «Золотыми именными медалями».

В 1988 году Владимир Яковлевич написал книгу «Записки русского гарибальдийца».

Плеер Ютуба.

Всех приветствую! В сегодняшнем видео я расскажу вам о юной, но очень отважной партизанке с необычным именем - Юте Бондаровской. "Незабываемое", часть №6

Остальные видео на канале на "Пикабу" и в Ютубе.

Вк