Последний полет
О том, что бабушкина жизнь подходит к концу, я узнала из срочных новостей. Бабушка еще не вышла из больницы, а по всем экранам уже пустили интервью с врачом, который, вздыхая, объяснял, что у любого тела есть свой предел, что имплантация и замена органов тоже имеет свой конечный срок. Бабушкино тело слишком старо, чтобы справляться. При всем желании – увы.
Потом крупно показали бабушкино растерянное лицо. Что вы чувствуете? Бабушка разводит руками и кротко улыбается. Что бы вы хотели успеть перед тем, как покинете мир? (На этом вопросе я, все еще ошарашенная, едва не разлила вино от возмущения). Бабушка посмотрела прямо на меня, хотя, конечно, прямо в камеру, и твердо произнесла: «Я хочу побывать на Земле».
Последние три года после того, как бабушке исполнилось двести лет, интерес к ней не угасал. Ее звали на ток-шоу и интервью, о ней писали статьи, а Анна Швабе даже работала над ее биографией. Бабушке было любопытно, как устроен мир за экраном, как работают СМИ. Когда мы собирались семьей, она с почти детским восторгом и удивлением рассказывала закулисные байки.
Наша умная и неунывающая бабушка. Самая старая из живущих людей.
Я подумала о том, что не была у нее два года, и всхлипнула. Ян и Горчик обняли меня, стали успокаивать и вскоре заплакали за компанию. А потом была суета. Я поругалась с Карлом, купила билеты, отменила лечение, позвонила родным. Мы все успокаивали друг друга и молчали о главном. О том, что ждали этого уже давно.
Двести три года. Столько не живут.
Во всей этой суматохе я пропустила очередную громкую новость, но уже через минуту после объявления мой планшет взорвался сообщениями. Вэй Цай заявил, что проспонсирует последнее бабушкино желание. Бабушка полетит на Землю.
***
Бабушкин дом гудел. Ко мне бросилась мама и крепко обняла.
– А где мальчики? Неужели опять у Карла?
– Мам, что это за люди в саду?
– Журналисты, кто еще. Это что, перегар?
– А что они здесь делают?
– Цая снимают. Ева, ты плохо выглядишь.
– Цай здесь?!
– Уже улетел, только его адвокаты. Иди поешь. Вино не предлагаю.
Подошел папа.
– А где Ян и Горчик?
– Что здесь делают адвокаты Цая?
– Договор на полет оформляют.
– Уже? Вы ее не отговорили?
– Ха, вот сама бы и попробовала ее переубедить. Жалко, что ты мальчиков не взяла с собой, хоть попрощались бы.
– Они еще успеют попрощаться, у бабушки еще есть время.
– Позвала бы Карла. А что? Не я же с ним развелся!
– А что врачи говорят? Неужели можно в ее возрасте?
– Ты какая-то дерганная, пора завязывать с алкоголем.
В этот момент дверь в столовую открылась. Среди крупных мужчин в костюмах бабушка казалась мышонком: маленькая, нахохленная, с палочкой. Она разглядела меня и вся засияла.
– Евушка…
Я неловко поздоровалась с гостями и обняла бабушку. Внутри меня все трепыхалось. Сейчас, когда стало известно, что ей осталось жить несколько недель, моя любовь изменилась. Стала более осознанной, направленной и острой.
Бабушка отстранилась, счастливо посмотрела на меня и произнесла:
– А вот и она, господин Линн.
– Отлично, – ответил мужчина с очень смуглой кожей и ярко-зелеными глазами. – Ева Штром?
– Ева Давыдова, – отрезала я.
– Станислав Линн, распорядитель полета. Вам нужно будет срочно пройти все осмотры и сдать анализы. Для вас, естественно, полет будет проходить на обычных условиях. В обычной капсуле.
– Стойте, стойте, я ничего не понимаю… – попыталась возразить я.
– Не волнуйтесь, все организационные моменты мы берем на себя. Евгения Ивановна выбрала вас в качестве сопровождающей. Через восемь дней вы вместе с ней летите на Землю.
***
Коридор до Земли был не только самым старым – именно по нему произошло переселение, – но и самым надежным. Однако пользовались им только археологи и исследователи. И контрабандисты, конечно. Для остальных живян Земля была заскорузлой памятью, болезненной и непонятной. На Земле бушевала ядерная зима, Земля была мертва, и мы помнили об этом всегда: праздновали День памяти, обещали не повторить, не допустить. Земля была символом ошибок и потерянного рая.
Сегодня не осталось людей, которые бы помнили, какой Земля была когда-то. Только бабушка.
Из подготовки к экспедиции, конечно, раздули шоу. Рядом с нами постоянно вертелся зеленоглазый распорядитель Станислав и видео-дрон, наши ссоры и страхи транслировались всей планете. Особенно повезло в этом плане со мной. Я не смогла отказать бабушке, и теперь на глазах у всего мира рушились останки моей жизни. Ян и Горчик остались у Карла – он говорил, что мне только повод дай побыть без детей, а дети просто дулись и молчали. Сестра, ухаживавшая за бабушкой последние пять лет, не могла простить, что выбрали не ее, и тоже перестала со мной общаться. Остальные родственники намекали, что я согласилась лететь, лишь бы и дальше не искать работу. С бабушкой же до отлета поговорить не удалось – ее забрали в тот же день в лабораторию, чтобы настроить индивидуальную капсулу и скафандр, а также подготовить ее к перелету и Земле.
Мы встретились только перед погружением в сон. Бабушку отправляли в капсулу за шесть часов до отлета, чтобы организм успел адаптироваться, а меня – по протоколу, перед самым пуском. Она не хотела уходить в сон одна, и я сидела рядом, держала ее за руку.
– Почему я, бабуль?
Это был глупый и неправильный вопрос для прощания, но я не удержалась.
– А кто же еще, золотце? – рассеянно спросила бабушка, не отрывая тревожного взгляда от анестезиолога в другом конце кабинета.
Я вздохнула. В списке претендентов мое имя должно было быть на последнем месте, и все же я здесь.
Станислав, который, естественно, крутился рядом, подмигнул мне, и уже в который раз кольнула гаденькая мысль: а вдруг это они выбрали меня как самую неблагополучную из внучек? Шоу должно продолжаться, это всем известно.
– Еще немного, и мы ее увидим, Евушка, – прошептала бабушка, а потом сильно сжала мою руку. Я гладила ее по спутанным волосам, пока врач вводил сыворотку.
Вскоре бабушка заснула, и во сне лицо ее сияло благостью и счастьем, но я все равно волновалась.
– С ней все хорошо? – спросила я доктора, внимательно изучающего показания датчиков.
Он посмотрел исподлобья.
– За вас я переживаю сильнее, чем за Евгению Ивановну. Детоксикация – тот еще стресс для организма, а мы почти сразу будем вводить вас в гибернацию.
Мои щеки стали пунцовыми. Станислав снисходительно похлопал меня по плечу.
– Не переживайте, Ева. Мы кровно заинтересованы в том, чтобы все прошло идеально, а потому в каком-то смысле Евгении Ивановне в полете будет безопаснее, чем на Живе. Ее капсула – абсолютная инновация, которая может перевернуть мир.
– Бабушка для вас… Что-то вроде подопытного?
– Ни в коем случае! Все необходимые испытания мы давно провели. Скорее, она идеальная пиар-кампания для новых технологий.
– Как-то это цинично.
– Вовсе нет. Мы исполняем последнее желание вашей бабушки. Это, к слову, один из самых дорогостоящих проектов в истории компании. И просто замечательно, что процесс этот обоюдовыгодный, не находите?
Я пожала плечами.
– Что ж, – улыбнулся он. – Нам всем пора готовиться ко сну. До встречи на Земле, Ева!
– До встречи на Земле, – повторила я и впервые по-настоящему осознала, что все это происходит на самом деле.
***
Шаттл несколько часов планировал сквозь клубящуюся мглу к бабушкиному родному городу, пока наконец не приземлился. Снаружи все было серым и тусклым. Меня до сих пор мутило и периодически рвало, от головной боли не спасали никакие уколы. Похмелье. Это напоминало самое хреновое похмелье в жизни. Я так страдала, что почти не волновалась из-за того, что всего через два часа мы выйдем на поверхность Земли.
Бабушка молча сидела в кресле и смотрела в иллюминатор. Все ее тело, обычно пышущее энергией, обмякло и обрюзгло.
– Ну, как ты? – спросила я бодро.
Она прижала мою ладонь к своей щеке и закрыла глаза. И заговорила, прерывая рассказ резкими вдохами:
…самая зеленая улица в городе, дома стояли вдоль лога, вокруг было много заброшенных садов, мама волновалась, что там могли жить бомжи, это такие несчастные люди без домов, живянам сложно представить, но мы все равно пропадали в этих садах с утра и до вечера…
… пиво было просто тошнотворным, но самым дешевым, и мы пили его, на Земле алкогольные напитки не синтезировали, я тебе потом расскажу…
… родила пятерых щенков, мы их разобрали по домам, вечером я вернулась из школы, а Графа дома не было, папа вынес его на улицу, его загрызли псы…
… принесла куклу в садик, и Наташа Попова чуть не лопнула от злости, как же смешно вспоминать…
… двойку прямо в дневник, потом расскажу, как это, но я пришла домой и думала, что меня накажут, а мама прочитала сочинение, посмеялась и сказала, что к Наташе Ростовой и правда есть вопросы, но называть ее шлюхой – чересчур…
…Витя…
…шел дождь, он взял меня за руку…
… и тогда он сорвал эту розу, а охранник заметил, и мы побежали…
… и я отпрянула, мне было страшно, и я сказала, что он дурак, а потом весь вечер маялась, что надо было попробовать поцеловать его хотя бы в щеку…
… Витя…
Бабушка и раньше часто рассказывала о прошлом, но то всегда были рассказы о Земле – о закатах, зелени, животных, запахах, звуках. Никогда в этих историях не было самой бабушки.
Видео-дрон кружился над креслом и снимал с разных ракурсов.
Бабушка открыла глаза.
– Странно, почему я почти не вспоминала об этом до сих пор?
Я улыбнулась:
– Я не помню, что было на прошлой неделе. А тут почти два века. Да ты суперженщина!
Ее лицо посветлело.
– Кстати, про Суперженщину тоже вспомнила, у меня было несколько комиксов прямо из Америки, ко мне записывались в очередь, чтобы их посмотреть, я брала… сколько же я брала за это? Как тогда назывались деньги? Кто помнит?
***
Серая земля под ногами хрустела, как поп-корн. Иногда ветер принимался выть отчаянно, с надрывом, стуча камнями и шелестя песком. И больше никаких звуков. Земля была тихой, холодной и пустой.
Бескрайняя, каменистая, густо покрытая памятью о тех, кто считал, что властвует над ней. Возможно, частички их тел шуршали и перекатывались теперь под нашими ногами.
Я много раз видела эти пейзажи в роликах, плакала над реставрациями, когда на наших глазах цветущие города исчезали в горниле войн и катаклизмов. Я была готова. И не была.
Неожиданно для себя здесь, на мертвой планете, я впервые за долгое время ощутила покой. И еще кое-что: впервые за долгое время мне не хотелось выпить. И дело не в детоксикации – я не хотела этого г о л о в о й. Мы шли в пустоте и безвременье, не было ничего, кроме наших шагов, они терялись в величии угасшего мира. И я сама терялась среди песчинок, гонимых сквозняком, еще шаг – и меня унесет одинокий ветер, чтобы сделать частью этой тишины.
Бабушка шла чуть впереди. Ее скафандр был особенным, он брал на себя основные нагрузки тела, всех органов, и потому шагала она легко, почти порхая над стылой землей. Ее молодая походка выглядела почти пугающе.
Затрещал наушник.
– Евгения Ивановна, судя по координатам, это здесь.
Мы стояли на пустоши, усеянной зубьями руин. Бабушка огляделась, подошла к почти идеально круглому валуну и села на него.
– Вы в порядке, Евгения Ивановна?
Она по-прежнему молчала, но, кажется, там, в своем скафандре, кивнула.
– Бабуль, а где был лог? – спросила я, надеясь ее разговорить.
Бабушка развела руками. Ответил Станислав:
– Судя по старым картам, прямо там, где вы сейчас стоите.
Я посмотрела под ноги – земля чуть бугрилась, впрочем, как и везде.
– А вон там, – Станислав махнул влево, – был дом Евгении Ивановны. Скорее всего, метрах в двадцати от нас.
Наушник еще немного потрещал, и вновь воцарилась тишина. Бабушка продолжала неподвижно сидеть. Видео-дроны кружили над нами, как стая хищных птиц. Я сделала несколько шагов туда, где когда-то был бабушкин дом, и увидела силуэты каменных плит, припорошенные пылью. Дыхание перехватило. Возможно, раньше это были стены маленькой светлой комнатки, залитой солнцем и украшенной цветами. Комнатки, в которой жила девочка с двумя косичками. Бабушка. Немыслимо, но почти два века назад она спасала здесь щенков, играла в мяч, пила дрянной алкоголь, впервые целовалась с мальчиком Витей, смеялась, прыгала на скакалке, ходила с Витей за руку, грезила о будущем и даже представить себе не могла, что будущее будет – таким. Я словно провалилась в дыру во времени, где все существовало одновременно и не существовало нигде. Закружилась голова.
Я склонилась к камню и стала расчищать его рукой в безумной надежде, что хоть какой-то след былой жизни сохранился на этих мертвых стенах. И вдруг увидела кое-что. Кажется, я вскрикнула. Настроила браслет и сделала снимок, побежала скорее назад.
– Бабуль, смотри, что я нашла! – воскликнула я и осеклась, увидев сквозь стекло шлема ее стеклянные глаза. – Бабушка?
Она подняла на меня взгляд и смотрела долго, не мигая. А потом очень тихо произнесла слова, которые мы не расслышали из-за помех, но сразу поняли.
– Мне плохо. Пойдемте… обратно.
Тут же со всех сторон затрещала радиосвязь – анализ состояния, инъекция успокоительного, аутотренинг, режим автопилота, когда скафандр превращается в автономное транспортное средство. Бабушка была в надежных руках.
Что же мы натворили?
***
Психолог запретил ее беспокоить, и я слушалась. Через два дня ко мне подошел Станислав и спросил, когда будем проводить эвтаназию. Я поняла не сразу.
– Эвтаназию, – устало повторил он. – В соответствие с пунктом пять. Евгения Ивановна пожелала умереть на Земле, и чтобы пепел развеяли над ее домом… Над тем местом, где дом был.
Я лишилась слов. Казалось, можно было и свыкнуться с мыслью о бабушкиной смерти, но я вновь испытала потрясение, даже более сильное, чем в первый раз.
– Не знала об этом.
Он вздохнул.
– Вопрос в любом случае нужно решать. Наша экспедиция рассчитана на четыре дня, завтра нужно улетать. Думаю, уместнее будет вам поговорить с ней, а не мне.
Меня хватило только на кивок.
Бабушка все так же сидела у окна и смотрела в серую пустыню за ним. Я подошла и присела на корточки рядом, заглянула снизу в застывшие глаза.
– Бабушка…
Ее рука легла мне на голову, погладила, еле касаясь волос.
– Бабушка, мне сказали про эвтаназию.
От этих слов она очнулась.
– Ох, а я совсем забыла. Да-да, конечно, уже пора?
Я вскочила на ноги и прошлась от стены к стене.
– Поверить не могу! – Я взмахнула руками, подыскивая слова. Слов не было. – Вот просто – так?
Бабушка моргнула, глядя на мой палец, уткнувшийся ей почти в лицо.
– Господин Цай говорил, что я засну, а потом пепел развеют над моим домом… И я вернусь туда, откуда пришла… – последнюю фразу она прошелестела.
– Бабуль, – я схватила ее за руки, – у тебя еще минимум месяц до… вот этого!
– Евушка, я так устала ждать смерть, я только и делаю, что жду ее…
– Враки! Ты только и делала, что жила: возилась в саду, делала скульптуры, воспитывала нас, ходила на тупые ток-шоу и даже вот сейчас, узнав, что скоро – всё, ты полетела на Землю, подумать только! И вот не надо теперь!
– Я прилетела умереть…
– Конечно, ведь это так похоже на еще одно классное приключение! Бабуль, ну зачем умирать в этом унылом одиночестве? Здесь и так все мертво. Мы когда-то убили эту планету! Стоит ли множить на ней смерть?
– Но мне так мало осталось. Эти дни так мало значат…
– Для тебя – возможно. Прости, я чертова эгоистка, но я не видела тебя два года! Прости, прости, прости, пожалуйста. Да, тебе эти несколько недель, наверное, не нужны, они и правда по сравнению с двумя веками пшик, ерунда. А я не смогу жить потом спокойно, потому что не была рядом с тобой, когда могла.
Я сморгнула внезапные слезы. Она сжала мои ладони.
– Мне очень грустно, что тебя так давно не было. Но вовсе не потому, что ты обязана была меня навещать. Я знаю, как тяжело тебе было последнее время, и ни дня не прошло, чтобы я не маялась мыслями, как могла бы тебе помочь.
Мы помолчали.
– Так ты поэтому выбрала сопровождающей меня?
Бабушка посмотрела удивленно.
– Глупости какие. Чем тебе может помочь кусок мертвой земли? Я, наоборот, переживаю, как бы тебя все это еще сильнее не расстроило.
– Тогда почему?
– Но ведь мы мечтали. Пообещали друг другу.
Я села на пол и прислонилась к стене. Стало смешно от своих теорий заговоров. Неужели я могла так сильно недооценить бабушку?
Папа и мама тогда работали над оптимизацией коридора в секторе М-4, мне было шесть или даже пять, и меня отправили жить к бабушке на пару месяцев, которые растянулись на два года. Два самых ярких и счастливых года в моей жизни. Мы только и делали, что играли в Землю. Весь сад мы заселили скульптурами давно исчезнувших животных.
Прямо около дома в пруду стояли фламинго с перьями из стеклянных осколков. Вдоль тропок высились глиняные олени, жираф из стальной сетки, набитой соломой, каменный носорог, проволочные стрекозы, дельфины, сшитые из брезента. Орлан, улитки, кабан, кенгуру, волк, орангутан и почему-то бронтозавры – их бабушка сделала просто из любви к искусству: очень уж похожи были две лианы, склонившиеся к воде, на пьющих гигантов. А сколько маленьких скульптур пряталось в траве и кустах!
Делала их, конечно, она. А я зато мастерила солнца и даже слушать не хотела, что оно было всего одно. Бабушка соглашалась: «Чем больше солнца, тем больше счастья».
Я сильно плакала, когда родители наконец решили меня забрать. И перед отъездом мы с бабушкой поклялись на крови (ох, бабуль, это был перебор), что однажды полетим на Землю, победим зиму и вернем солнце.
– Бабушка, ты лучшая. Но ты не солнце. Так что давай вернемся на Живу и немного поживем. Побудем вместе. Так-то кроме меня у тебя еще куча всяческих внуков.
– Давай поживем, – внезапно кивнула она. – Только это и тебя касается.
Я сжалась, ожидая разбора полетов, но бабушка вдруг подмигнула.
– Кстати, солнце я тоже взяла.
Она тяжело встала с кресла, порылась в вещах и достала кривое проволочное солнце с облупившейся желтой краской. Мое солнце. Я прижала его к груди. Бабушка улыбалась.
– Вот, хотела его вместо погребального камня поставить.
– Над развеянным прахом?
Мы засмеялись.
– Ну что, я говорю Станиславу, чтобы он шел подальше со своей эвтаназией?
– Ни в коем случае.
– Ба…
– Это грубо. Ох, надеюсь, им не придется убивать меня ради исполнения договора.
***
Я совсем забыла об этой фотографии и наткнулась на нее случайно. Слава богу, было не слишком поздно. Бабушка уже не вставала, но от больницы мы отказались. Мы перенесли ее кровать на веранду, и теперь она днями любовалась садом и играющими детьми и читала исторические книги о приключениях на Земле.
– Смотри, – произнесла я и протянула ей распечатанный снимок.
Она прищурилась.
– Откуда это?
– Это надпись со стены твоего старого дома. Понимаешь?
– Нет.
– Бабушка! Ну! «Женя, я тебя люблю» – очевидно же, что это написал Витя!
Она еще раз внимательно посмотрела на затертые буквы, чудом сохранившиеся на обломке сгинувшего мира.
– Почерк вроде женский…
– Ты прямо помнишь, какой почерк был у Вити?
– Да ну тебя, – отмахнулась бабушка с улыбкой. – Витя. Придумаешь тоже.
Однако улыбалась она все шире, а морщинки на ее лице словно превратились в солнечные лучи с моего детского рисунка.
– Точно он. Таких совпадений не бывает.
– Кажется, в нашем доме жило еще несколько Жень. Имя-то было популярное. – Она нахмурилась.
– Тебе двести три года! Что ты там можешь помнить! А если серьезно – плевать, кто это написал. Это все равно послание для тебя, послание от Земли. Ты проделала весь этот путь, чтобы увидеть его. Точно тебе говорю.
– И путь этот был слишком длинным. – Бабушка устало откинулась на подушки и прикрыла глаза. – Спасибо, Евушка.
Ее дыхание становилось все глубже и размереннее. Я аккуратно примостилась рядом, обняла ее рукой и вскоре тоже задремала.
Мне снился шаттл из картонных коробок, далекая планета, зеленая и залитая солнцем, проволочные звери с зеркальными глазами и тихий шепот: «Я люблю тебя».
Мне очень хотелось, чтобы бабушке здесь было хорошо.
Автор: Александра Хоменко
Оригинальная публикация ВК