Ты, рождённый мужчиной, стал мужиком!

Твоего внутреннего творца, того мальчика с горизонтом в глазах, объявляют незрелым, наивным, эгоистичным ребёнком. А его место занимает суровый, уставший добытчик, и его главная радость — не созидание, а кратковременное отсутствие упрёков и чувства вины. Его гордость — это гордость заключённого, которого не наказали сегодня и даже дали похвалу за примерное поведение.

И да, грустное осознание приходит именно в этот момент — когда ты поймал себя на этой ущербной, суррогатной гордости и понимаешь, что когда-то мечтал о другом. Что когда-то твой мир пах не стиральным порошком и пластиковой картой, а морем, лесом, костром и грозой. А ты поменял свою палатку , на трусы для нее .

Если осознание приходит, пока ты ещё можешь ходить, а не лежишь на предсмертном одре в ожидании стакана воды и понимании того, что пить не хочется.

Культура подхватывает эстафету. Сказки, как тонкие дирижёры, настраивают струны его души на нужный лад. Он смотрит на экран и видит: быть мужчиной — значит сражаться с драконами за право получить принцессу. Это значит — тащить, пахать, молчать. Его будущее рисуют ему в одном цвете — цвета усталости. Он ещё мечтает о подвигах, но уже не своих, а тех, что от него ждут.

Дома он видит живой пример. Отец. Мужчина, чьё имя стало синонимом молчания. Он приносит в дом деньги и тишину. Его уважают ровно до тех пор, пока он беззвучен. Любая его попытка быть не отцом-функцией, а человеком — с его усталостью, слабостью, глупыми желаниями — встречается недоумением и упрёком. Так закрепляется главный вывод: твоя ценность — в твоей полезности. Ты — это то, что ты отдал. Твои мечты — это роскошь, которую ты не можешь себе позволить.

К юности из него уже выпарена вся свобода. На её место залита густая, липкая субстанция вины и обязанности. Он является миру не хозяином своей судьбы, а мужиком — уставшим, обременённым, но почему-то гордящимся этим. Он гордится тяжестью своих цепей, принимая их за добродетель. Он научился находить сладкое опьянение в этом самоотречении, ведь это единственное, что ему оставили.

Его заставили гордиться собственной несвободой.

Он был рождён, чтобы изменять вселенную. А его убедили, что его высшее предназначение — оплачивать счёт в ресторане и выслушивать жалобы, кивая. Он был рождён, чтобы штурмовать небо. А он вечно чинит чью-то протекающую крышу.

И самое грустное осознание приходит потом, когда он ловит на миг себя на мысли о другой жизни. Он смотрит на свои руки, способные создавать, и понимает, что они годами лишь подают и передают. Он слышит эхо своего собственного голоса, который ему почти незнаком. И тихо удивляется, в какой момент тихая сделка — его свобода в обмен на одобрение — была заключена. И почему он согласился, даже не прочитав условий.

Знаешь его?

От ноющей пустоты или от собственного бессилия и невозможности справиться с ситуацией максимально отстранилась, представив, что на моем месте кто-то другой, и начала анализировать.

Первая зарубка - мне не хватало уважения. Не знаю, в какой момент позволила себе забыться и думать, что могу решать за двоих, да диктовать ему, как он должен себя вести.

Вторая зарубка - мне не хватало благодарности. Все, что он делал, со временем стало как должное и в порядке вещей. Ничего не трогало и не восхищало. Да что там, иногда хватало наглости заявить, что мало, давай ещё больше заботы и внимания, забывая о том, что как тяжело в принципе что-то делать для человека, с которым вы друг друга взаимно оскорбляете и причиняете боль.

Третья зарубка - мне не хватало заботиться о нём. По натуре я максимально отдающая, но за чередой скандалов начались подсчёты "а ты мне что взамен" и это отнюдь не про деньги. За каждый шаг в его сторону требовалась эмоциональная компенсация.

Четвертая зарубка - собственная глухота искажение смыслов в угоду домыслам. Любые его фразы вдруг начали иметь скрытый смысл и служили почвой для новых обвинений.

Нельзя было взять и исправить, что было. Откатиться обратно до момента, когда все было хорошо.

Было только желание попробовать что-то по-новому. Не спеша, без напряжения и попыток все исправить, что уже испорчено.

Постепенно вернулись диалоги, когда до этого были лишь монологи. Появились новые соревнования, кто наперебой друг другу угодит (ты болеешь? Я сейчас приеду. - Нет, ты что, иди домой отдыхай, ты устал). Вдруг стало возможно снова отдавать и думать о другом человеке. Куда-то исчезли блокноты с записями, сколько мне должны и в каких объемах. Стало легко, как не было даже в начале отношений, однако не расслабляюсь и помню, как делать больше не надо.

Любовь, может, и живёт три года. Хотя мне повезло - я встретила человека в которого можно ещё раз влюбиться.

Марина замерла с тарелкой в руках.

«Всегда одинаковая».

Это звучало, как приговор. Как стук ножа гильотины. Ей даже показалось, на заднем плане она слышит разъярённые крики черни, заполняющей пылающие улицы Парижа.

Дожили... Причём тут Париж и чернь?

Она просто обычная тётка 42 лет, с обычными, ничем не примечательными детьми-подростками и обычным, ничем не примечательным мужем, живущие в обычной, ничем не примечательной квартире.

Никто никого не замечает. Никто никем не интересуется. Каждый сидит в своём телефоне. Она сидит за своим компьютером. Каждый новый день такой же, как предыдущий. Всё, как у всех. Чего она завелась-то?..

Но чернь продолжала бунтовать, и Марине показалось даже, что она слышит пальбу ружей, рёв обезумевшей толпы, ноздри обжёг смрад горящей пакли или что там могло гореть в восемнадцатом веке?..

В спальне она встала перед зеркалом и впервые за долгое время по-настоящему пригляделась к себе.

13 лет назад Марина ушла во второй декрет, да так с него и не вышла. И зеркало нахально отражало этот прискорбный факт. На неё смотрела усталая женщина в заношенном домашнем платье, чьи блёклые серые глаза утонули в тонкой паутинке морщинок, а ссутуленная, слегка поплывшая фигура, пусть и некритично, но намекала о полном небрежении к себе. Картину довершали непарные носки - один серенький, другой бежевый - а потому что лень искать вечно пропадающую пару и «в принципе, так сойдёт».

И, опять же, не это было самым неприятным.

Зеркало не отражало самой Марины Витальевны Звонарёвой.

Оно отражало среднестатистическую выцветшую российскую тётку отличающуюся от миллионов таких же только данными паспорта.

- И где же тут я? - уныло пробормотала Марина.

Постояв немного, она шмыгнула носом, но так и не разревелась. Чтобы разрыдаться, да хорошо так, по-настоящему, тоже нужны какие-никакие чувства, а то, что ощущала она, больше напоминало засохший клей, забивший всё её существо - какая-то аморфная неподатливая серая масса из недочувств и недомыслей.

Усевшись за компьютер, за которым подработками в соцсетях она добывала свою невеликую деньгу, Марина поняла, что совершенно не может сосредоточиться.

«Всегда одинаковая»... «Всегда одинаковая», - нудно стучало в ушах.

Это казнь, без вариантов.

Да чёрт же возьми!..

Уж еду какую-то она может необычную изобразить, раз ни на что другое не способна?..

Марине вспомнилось, как в общежитии она периодически любила удивить студенческую братию и «сестрию» то котлетами по-киевски, то печенью в сметане по семейному тёткиному рецепту. И ведь ей нравилось!.. Даже не сколько готовить, сколько угощать.

Она обожала, когда гости лопали так, что за ушами трещало, а потом неустанно нахваливали - по всему телу разливалась тёплая волна, которая не возникала, даже когда хвалили преподаватели. И ей было не жаль, когда её невеликую стипендию с восторгом проедали однокурсники.

А уж как она Андрея баловала, пока он за ней ухаживал! Лучше, чем в ресторане!

Куда всё это подевалось и почему теперь в её меню верх достижения - это курица с картошкой по выходным?..

Марина решительно поднялась, порылась на полке и извлекла ещё мамину книжку с рецептами - раньше ведь не было интернета, и у каждой уважающей себя хозяйки водилась такая вот своя тетрадка с записями и вырезками из журналов. Конечно, в интернете миллион и маленькая тележка рецептов, но они ведь не мамиными руками записаны на пожелтевших страничках, пахнущих детством и добрыми воспоминаниями...

- Что это? - с изумлением спросила дочь, приподняв утром крышку с «парадного» блюда, которое выползало из буфета только по самым торжественным случаям.

- Как что? - весело ответила мать. - Фаршированные блинчики. С рисом, с мясом - моя бабуля меня ими частенько баловала. - Руки помыла?

- Мама... ну мне не десять лет, - скривилась Кира, цапнула толстенький рулетик с золотистой корочкой и вонзила в него зубы.

- М-м-м, - закатила она глаза. - Какая пицца с этим сравнится! - прошамкала она с набитым ртом, и Марина засмеялась, ощутив знакомое, хотя и порядком подзабытое чувство разливающегося по груди тепла.

Проводив сытых до отвала и слегка удивлённых детей и мужа, она села за компьютер, но вместо того, чтобы взяться за работу над очередным заказом, зашла в Телеграм и создала новый канал. Немного подумав, она решительно вбила в строку названия: «Вкус перемен».

А потом её пальцы запорхали над клавишами так легко, будто долго, очень долго ждали этого момента.

Месяц спустя.

Очередная запись в канале «Вкус перемен».

«Что такое, в сущности, грибной суп? Существует миллион его вариаций с разными овощами, разными крупами, разными технологическими приёмами... в общем, точно про него можно сказать только одно - в нем есть грибы.

Которые, кстати, тоже могут быть разных пород: свежие, сушеные, соленые, одомашненные вроде магазинных шампиньонов, дикие лесные, в общем, всякие разные. Мой муж, например, на выходных набрал опят - ну вы же знаете, какая это красота - крепенькие, рыженькие, чистенькие дружные ребятки- удовольствие их просто в руки взять, а уж суп с них - ох, на аромат все домашние сбегутся, даже мои Кирка с Тёмкой уж на что нос всегда воротили - а теперь за уши не оттянешь...

Так что, приглашаю вас, дорогие мои подписчики, на миску настоящего деревенского грибного супа! И уж постарайтесь, дорогие, из-под себя вывернитесь, но найдите к нему настоящей, желтоватой, жирненькой деревенской сметанки. Только с ней ваш суп станет истинным совершенством.

Итак, нам понадобятся...»

- Мама, готовы фотки, глянь.

- Так, давай посмотрим... Ага, отлично... Вот эту, эту и эту. И с кастрюлей на плите... Молодец, Тём, всё как всегда, на высоте! Будет суперский пост.

- У тебя все посты суперские, мам. Ты так пишешь, что у меня слюнки текут, пока я их ставлю. Ну что, готов текст?

-Почти, сына.

- У тебя уже за двести подписчиков. Неплохо так растёшь.

- Да мне не особо интересно количество, Тём. Главное - мне такие интересные комменты пишут... Вот например... - она торопливо, пока сын не ушёл, защёлкала мышкой. - Ага...

«Уважаемая Мариночка, на самом деле, первое, что я сделала, подписавшись на Ваш канал, - это купила огромную тяжеленную сковороду. Обычно при готовке обхожусь девайсами поменьше, но, читая Ваши посты, поняла, что "я, Вань, такую же хочу". Когда муж эту сковородищу увидел, он очень удивился, куда мне, мол, такая. Но вот вчера приготовили на ней ужин на два дня, и было нам, что называется, счастье!

А рецепт Ваш очень хорош, я в сливках часто делаю. Вкус намного нежнее, чем со сметаной, получается. И вообще, Вы так помогаете своими рецептами скрасить серые будни - на душе светлеет просто Вас читать, до того Ваш слог хорош, а уж если приготовишь - так всё вкуснее в сто раз кажется, чем обычно. Спасибо Вам огромное».

- Да, ты молодчина, мам, - искренне сказал сын. - Ты даже выглядеть стала по-другому как-то. Будто помолодела!

- Спасибо, сын, - засмеялась Марина и погладила Артёма по руке. - Вот от таких комментариев я и молодею, наверное. Людям нравится то, что я делаю. Мы стали с некоторыми даже общаться, и у нас что-то вроде клуба образовалось. Болтаем там, за жизнь, рецептами старыми делимся... Да и вообще, кого там только нет: молодые мамы, выгоревшие офисные работники, пожилые люди, которые хотят вспомнить вкус жизни. Так интересно!.. А уж твои фотки - что бы я без тебя делала!

- Ну вот, а ты ещё меня ругала за дорогой телефон. Пригодилась тебе моя супер-камера!

- Ага. Я теперь тоже такую хочу.

- Ладно. Давай мне новый купим, а я тебе этот отдам, - великодушно предложил великий прохиндей, которым на самом деле являлся её сыночек, и Марина, смеясь, закатила глаза.

В его предложении всё-таки был определённый смысл - она хотела не только сама научиться красиво фотографировать, но и монтировать небольшие кулинарные ролики.

Она дописала текст, перечитала вполголоса, проверяя слухом на сочность и красоту, подправляя в нужных местах. Буковки тоже, как оказалось,  можно готовить и перемешивать, сдабривая специями и поливая соусами эмоций, так, чтобы читатель ел, да нахваливал!..

Оставшись довольной, она поднялась, потянулась. Засиживаться нельзя - надо заботиться о спине и глазах, так что впереди прогулка в парке, на ужин - жаркое в горшочках, наконец-то извлечённых с пыльных антресолей. Если жаркое удастся, её «Вкус перемен» пополнится новым старинным рецептом, а клубе ещё долго будут смаковать его и спрашивать, где лучше купить горшочки...

Проходя мимо зеркала, Марина вдруг остановилась.

На неё смотрела интересная и вполне красивая зрелая женщина в эффектном домашнем платье в стиле «бохо» и лукавым огоньком в  умных серых глазах. Пожалуй, эти глаза будут смотреться ещё выразительнее, если самую капельку утемнить выгоревшие брови и ресницы, и Марина сделала мысленную пометку зайти завтра в салон.

А сейчас - свежий воздух, любимая набережная и парк, полный яркой осенней листвы. Кстати, не насобирать ли листьев в кухонную вазу? Как раз к жаркому отлично подойдёт осенний колорит, и на фото для канала такой букет будет отлично смотреться.

Нагулявшись по дорожкам парка, Марина, разрумянившаяся и довольная, вышла на набережную. Ветер играл её растрепавшимися волосами, и яркие кленовые листья бились и трепетали в её руке, как крылья пойманной птицы.

- Привет, красавица! - услышала она за спиной знакомый голос. - Можно с вами познакомиться?..

- Шутник... - она сердито шлёпнула мужа листьями по руке. - Это ты со всеми после работы так знакомишься?..

- Да нет, что ты, - смутился Андрей. - Просто увидел тебя, такую красивую, и сердце зашлось, прям как в молодости!.. Ну что, домой? Или пройдёмся по набережной?..

Он галантно предложил ей руку, и она охотно опёрлась на неё.

Они шли по набережной, разговаривали, шутили, влажный ветер с реки всё норовил забраться им под куртки, но им всё равно было тепло.

И Марину вдруг яркой вспышкой пронзила мысль, что «вкус перемен» — это вообще не про еду... Это про вкус к жизни. Она слушала родной голос мужа, шорох листвы под ногами, ощущала, как пахнет речной водой и дымком — и улыбалась, потому что вернулась... К самой себе.

Ведь счастье — это не пункт назначения, а всего лишь способ путешествия.

Все мои рассказы и произведения собираю в моём ТГ-канале - прошу, заходите на огонёк!