Вот и я решила присоединиться к макаронной волне. Но не портретом в дуршлаге, а рассказом про дореволюционные макароны. Кстати само слово «макароны» произошло от греческого «makares» («благословенный»).
Когда именно появились макароны в России, достоверно неизвестно. Было это, предположительно, еще при Петре I, когда в Россию стало приезжать все больше иностранцев, в том числе выходцев из Италии. Все макаронные изделия до конца 18 века были привозные, преимущественно из Италии, и считались достаточно экзотическим блюдом. По самой распространенной версии первым популяризатором макарон стал князь Григорий Потемкин, и случилось это в результате победы над турками и присоединения новых земель. В жарком климате мука и зерно хранились хуже, а переработка сырья в макароны могла его сберечь. Первая макаронная фабрика была открыта в Одессе в 1797 году, вскоре после основания самого города, где жила крупная итальянская община. На фабрике продукцию изготавливали по итальянской технологии, а готовые изделия, как и в Неаполе, сушили по 6-7 дней на улице.
В начале 19 века макароны по-прежнему преимущественно завозились из-за границы. В столичном Петербурге они были достаточно модным продуктом, который подавали в ресторанах и продавали в магазинах для гурманов. Известно, что набережной реки Мойки, 24 с 1820-х годов располагалась маленькая французская лавочка, торговавшая макаронами и печеным картофелем. Дела у хозяина шли хорошо, в том числе потому что многим покупателям нравилась его красавица-жена. В итоге помимо лавки тут заработал популярный ресторан, где тоже подавали макароны. В 1849 году заведение было продано и переименовано в честь нового хозяина в «Донон». В 1820-х Онегин вполне мог бы захаживать по этому адресу. Тогда же было известно заведение «Signore Alessandro» у Полицейского моста на Мойке. Макароны от «Алессандро» считались одними из лучших. Попасть в заведение можно было преимущественно по рекомендации. Также в ресторане можно было заказать готовые блюда, в том числе макароны, на дом. К середине 19 века «Алессандро» стал более демократичным заведением. Туда захаживал, например, Тарас Шевченко. Различные блюда из макарон были в меню хороших ресторанов и позже. А. Бенуа вспоминал: «Незабываемым остается тот день ранней осени 1884 года, когда у бабушки был устроен парадный обед в честь моего брата Миши, только что женившегося на своей кузине Ольге Кавос (дочери дяди Кости). Весь обед состоял из венецианских национальных блюд, а в качестве пьес-де-резистанс, сейчас после минестроне, была подана тэмбаль-де-макарони, специально заказанная у знаменитого Пивато на Большой Морской». Речь шла о запеканке из макарон. В крупных городах было достаточно итальянских ресторанов.
В творческой среде главным любителем макарон был Н. В. Гоголь, пристрастившийся к ним в Италии. С.Т. Аксаков вспоминал: «Часа за два до обеда, вдруг прибегает к нам Гоголь (меня не было дома), вытаскивает из карманов макароны, сыр-пармезан и даже сливочное масло и просит, чтобы призвали повара и растолковали ему, как сварить макароны. В обыкновенное время обеда приехал к нам Гоголь с Щепкиным... Когда подали макароны, которые, по приказанию Гоголя, не были доварены, он сам принялся стряпать. Стоя на ногах перед миской, он засучил обшлага и с торопливостью, и в то же время с аккуратностью, положил сначала множество масла и двумя соусными ложками принялся мешать макароны, потом положил соли, потом перцу и наконец сыр, и продолжал долго мешать. Нельзя было без смеха и удивления смотреть на Гоголя; он так от всей души занимался этим делом, как будто оно было его любимое ремесло, и я подумал, что если б судьба не сделала Гоголя великим поэтом, то он был бы непременно артистом-поваром. Как скоро оказался признак, что макароны готовы, т.е., когда распустившийся сыр начал тянуться нитками, Гоголь с великою торопливостью заставил нас положить себе на тарелки макарон и кушать. Макароны точно были очень вкусны, но многим показались не доварены и слишком пересыпаны перцем; но Гоголь находил их очень удачными, ел много и не чувствовал потом никакой тягости, на которую некоторые потом жаловались. Во все время пребывания Гоголя в Москве макароны появлялись у нас довольно часто».
Со временем появились технологии, с помощью которых продукцию стали сушить в помещениях. В результате макароны стали делать не только в Одессе, но и в других городах, где климат не позволял значительную часть года сушить макароны на улице. В 1882 году в Самаре открылась вторая крупная российская фабрика макаронных изделий. Основатель – уроженец немецкого Франкфурта Оскар-Карл Кеницер.
Сначала он занимался продажей сельхозтехники, затем расширил бизнес. В 1886 году на Казанской сельскохозяйственной выставке «Самарский паровой макаронный завод за разнообразие и удовлетворительность выставленных изделий» был удостоен похвального листа от Общества содействия русской промышленности и торговли. В 1880-х на фабрике было примерно 130 работников, в 1900-м уже 150. Ежедневно производилось 800 пудов или 12,8 тонн макаронных изделий. При макаронной фабрике были организованы «даровые обеды» из столовой Немецкого общества, которыми пользовались больше 200 человек. Л. Н. Толстой отмечал вклад предпринимателя в борьбу с голодом. Однако в 1914 году у Каницера возникли серьезные проблемы, так как он был немецким подданным. Компанию переоформили на компаньона Кеницера российского гражданина Карла Шлегера. Были и другие макаронные фабрики. Примечательно, что производили макароны в том числе и на кондитерских фабриках.
По мере того, как стали открываться новые фабрики, макароны становились доступнее. Появились самые дешевые сорта. Их стали подавать в том числе в недорогих заведениях общепита и в столовых учебных заведений. Из воспоминаний воспитанницы Смольного института: «Трудно представить, до чего малопитательна была наша пища. В завтрак нам давали маленький, тоненький ломтик черного хлеба, чуть-чуть смазанный маслом и посыпанный зеленым сыром, – этот крошечный бутерброд составлял первое кушанье. Иногда вместо зеленого сыра на хлебе лежал тонкий, как почтовый листик, кусок мяса, а на второе мы получали крошечную порцию молочной каши или макарон. Вот и весь завтрак. В обед – суп без говядины, на второе – небольшой кусочек поджаренной из супа говядины, на третье – драчена или пирожок со скромным вареньем из брусники, черники или клюквы. Эта пища, хотя и довольно редко дурного качества, была чрезвычайно малопитательна, потому что порции были до невероятности миниатюрны. Утром и вечером полагалась одна кружка чаю и половина французской булки». В Смольном институте царило безбожное воровство, поэтому более дорогие продукты до учениц практически не доходили.
Из воспоминаний Ф.Ф. Раскольникова о столовой Политехнического института (1912): «Там пахло котлетами и кислой капустой. Студенты обедали за небольшими прямоугольными столами, которые были покрыты серыми клеенками и уставлены горшками с засохшей геранью. В чадном тепле плавал гул молодых и крикливых голосов. Я купил в кассе на 14 копеек желтых и зеленых талонов, похожих на трамвайные билеты, встал в очередь и за 4 копейки получил наполненную до краев тарелку наваристых кислых щей. На второе я взял за 8 копеек угольно-черную, пережаренную котлету и на две копейки – макарон, политых жидким салом».
Артист Джордж Баланчин (Георгий Баланчивадзе), который воспитывался в театральном училище, отзывался о макаронах более уважительно. «В воскресенье давали хороший обед – котлеты с макаронами, я их очень любил. Еще любил соленые огурцы. Раз в неделю давали абрикосовые пирожные – нам поставляли лучшие! Давали рахат-лукум и халву, но редко: от восточных сладостей зубы портятся». Макароны давали на флоте, в том числе с мясом. По сравнению с солдатами матросов кормили намного лучше, но и служба у них была тяжелее. Матросы линкора «Гангут» в 1915 году подняли бунт, когда после погрузки угля им предложили вместо любимых макарон просто кашу, которая считалась проще и дешевле.
В 1880-х в Петербурге работали столовые С.П. фон Дервиза. Они отличались демократичными ценами и при этом хорошим обслуживанием и чистотой. За 7 копеек можно было получить суп или щи без мяса (стоимостью 4 копейки), кашу, селянку или макароны (3 копейки). Блюда с мясом были дороже. В одной из газет писали: «Чтоб судить о количестве посетителей, заметим, что в кухне столовой ежедневно готовится 22 ведра супу или щей, 6–7 ведер каши, хлеба идет от 5–6 пудов и даже до 7 пудов и 1 пуд макарон. Словом в „общедоступной столовой“ ежедневно обедает, средним числом, 600 человек». В. А. Гиляровский тоже упоминает макаронные изделия в общепите, но не столь заманчиво: «Против ворот Охотного ряда, от Тверской, тянется узкий Лоскутный переулок, переходящий в Обжорный, который кривулил к Манежу и к Моховой; нижние этажи облезлых домов в нем были заняты главным образом “пырками”. Так назывались харчевни, где подавались: за три копейки — чашка щей из серой капусты, без мяса; за пятак — лапша зелено-серая от “подонья” из-под льняного или конопляного масла, жареная или тушеная картошка».
К 20 веку макароны – популярный продукт, который с удовольствием ели и бедные, и богатые. При этом из самостоятельного блюда он превратился в первую очередь в популярный гарнир.