Праздничный ужин
Работа на конкурс "Вечные. Ржавый рассвет". Занял второе место.
Работа на конкурс "Вечные. Ржавый рассвет". Занял второе место.
Мне сон сегодня приснился.
Три, вернее. Один хлеще другого.
Я с женой в нашей спортивной школе. На юге России. Ну как, школа. Ты понимаешь, что это она,хотя выглядит совсем не так. Типа будка - вход а остальное находится, как подвал, внизу. Мы такие заходим, друг наш, студент рядом собака наша. Лето, море. И какое-то сиюминутное желание зайти внутрь (читай, спуститься вниз) спускаемся, загоняем собаку. И я, такой, слышу какие-то звуки, смотрю в окна, и прям мороз по коже: вижу, как в фильмах показывают, старты баллистических ракет. Пиздец, думаю, началось. И мысль: это ответка или мы начали? Кричу всем спускаться вниз. И сразу такой: так, вода есть, провиант есть. А сам стою смотрю в окна. Вижу прилёт. Какое-то здание вдалеке взорвалось. Ну думаю, пиздец. Но надежда еще таится. Высматриваю самолёты, вертолёты. Да. Вижу два. И оба по спирали начинают падать. Всё. Электро-импульсное излучение. Точно началось. И тут, откуда ни возьмись, еще вертолет. Сразу видно - не наш. У него этот из хищника пулемёт с 6-ю стволами и как пошел хуярить по будке рядом. Я - уклоняться за бетон прятаться. А мозг - нахуя мы им нужны? А рядом - что-то типо подстанции. И там - турели. И они с вертолётом ебашат друг друга ну в общем я в подвал. Проснулся. 3 ночи. Подохуел, конечно. Ладно, снова в сон.
Я - в каком-то городе. Хз. Москва, Ялта или Сочи. Где-то там. А там тоже ебашит. И прямо грибы эти вырастают. А люди стоят пальцами показывают. Но, типа, не страшно. Типа вдалеке. А может это всё на мега-плазме транслировали. Так и не понял.
Проснулся. Уснул.
Мы идем с женой по улице. И мне сообщение. Привет это ***** Radec. Сейчас вас встречу.
Хуя себе. Какие-то мысли из прошлого. Кто-то знакомый с Азии, кого я учил. Встречает. Лицо знакомое. Идем к ней домой. И хата знакомая. Точно Европа. Точно там был. Но вот во сне или наяву - не понимаю. Германия - был. Голландия, Польша Бельгия. Но это почему-то Осло. Прям - Осло-Осло. Ладно нам говорят. Мы иде в рестик. Ну ок. Идем. А рестик такой, пафосный. И там нас ждет ещё один знакомый. Какой-то европеец. Не узнаю его точно, но стопудово знаю. Говорит. Садитесь, я места занял. Садимся. Что-то мне заказали. Паста какая-то. Приносят тарелку а она раскалывается прямо при подаче. И я такой, сыр с неё подбираю стекающий.
Но это ладно. Потом счёт приносят. Моя паста 1700 евро. Вот, где я охуел. Думаю. Чем платить... И проснулся.
И эти три сна яркие такие. И хер поймешь, какой страшнее.
Просто рассказал.
-- Это не так просто – спать, -- сказал уставший Сташкевич в то роковое утро. – Мы отучиваемся это делать. Потому что привыкаем контролировать процесс засыпания. И часто лишаемся глубокого хорошего сна.
-- Тяжело?
-- Конечно. Сновидцы часто заканчивают в дурках. Наша психика испытывает огромные нагрузки. Мозг меняется. Биологические ритмы ломаются. Чрезмерная осознанность – это хорошо. Но она нас и губит…
-- И что случается со старыми сновидцами?
-- По-разному, -- зевнул Сташкевич. – Ладно, Олег. Потом поговорим. Всё. Я поехал спать. Дурацкая была смена.
Олег не стал навязываться – и слава Богу. Пожали руки и разошлись. Сташкевич был сильно раздражён после смены. Слишком много всего навалилось. И на работе. И в личной жизни – ушла девушка. А он до сих пор не мог её внутренне отпустить. И какими бы практиками он не занимался – кошмары снились всем.
Тем и хуже. Он либо «спал» и работал в пороговых пространствах. Либо же спал – и видел тягучие кошмары. Осознавание внутри таких кошмаров помогало не очень сильно. Всё вырывалось ведь из подсознания.
А на фоне постоянного недосыпа эмоциональная нестабильность лишь усиливалась.
Подумать только. Сновидец с недосыпом! Услышь он это лет десять назад – не поверил бы ушам. Но так оно и бывает…
Сташкевич вышел из Штаба. И отправился к автобусной остановке. Автомобили он презирал. Выражал протест обществу, которое навязывало автомобиль, как признак статусности. Сновидцам платили изрядно, и всё же Сташкевич ездил на автобусах. И жил в обычной серой панельке.
Бывшая от него ушла именно поэтому. Нет автомобиля. Нет нормальной квартиры. На чём возить ребёнка в садик? На автобусе заразу цеплять? А где этого ребёнка потом воспитывать? На съёмной хате?
Нечего взять – значит «прощай».
Она не знала, кем работает Сташкевич. Не знала, что денег у него водилось порядочно. А тот не афишировал – ему не хотелось, чтобы с ним были из-за бабла. Пусть и красавица.
Это было не так-то и легко!...
А ещё бывшая говорила, что он «шиз». Как модно нынче обзывать тех, кто не вписывался в картину привычного мира. Тех, чей пытливый ум обладал огромной степенью внутренней независимости. Тех, у кого разум и воля преобладали над животной натурой.
Но можно ли винить «автоматов» за то, что они «автоматы»? Лишь считающие себя разумными существами, ещё и зарекающиеся о свободе собственной воли… Бывшая реализовывала свои животные программы – не более того. И правильно делала, считал Сташкевич, он её не осуждал.
А «шиз»… Звучало как-то колко. Называли так почему? Из зависти? Нет, скорее из-за боязни. «Шизов» никто не понимает. Они излучают непредсказуемую и потому угрожающую чужеродность. При этом всём «шизы» понимают «нормальных» замечательно. Ибо им всё-же не чужды человеческие желания. «Шизы» просто видят суть этих самых желаний, что позволяет воспарить над ними. И жизнь их наполнена разумностью, рациональностью и постоянным разоблачением обманчивой природы реальности…
Прогулки к автобусной остановке – всегда были полны размышлений. Особенно в такие прекрасные весенние и солнечные деньки, когда вот-вот начинает зеленеть трава.
В переулке через гаражи ветви небольших деревьев, растущих у забора из профлиста, уже покрывались почками. И это радовало, вселяло некое предвкушение чего-то прекрасного, новые мечтания зарождались на расцветающей душе. И облака в чистом синем небе…
А потом в шею сзади что-то сильно ударило. Очень больно. Ноги подкосились. Заколотилось сердце, захлёбываясь.
Когда Сташкевич раскрыл глаза – он лежал в том же переулке на асфальте. А над ним копошился мужчина в балаклаве.
Прошло немного времени, лишь несколько секунд.
Руки и ноги почему-то не слушались. Тело сковала невообразимая слабость. Мышцы будто отключились. Сташкевич не мог ни убежать, ни, тем более, дать отпор.
Незнакомец заковал сновидца в наручники, не проронив и слова.
Даже кричать о помощи не получилось. Тело сделалось ватным.
Всё случилось очень быстро.
Сташкевич почувствовал, как на лицо что-то налепили. И сознание устремилось куда-то очень и очень далеко, затем растворившись в черноте… Сохранить осознанность было невозможно – это не обычное засыпание, а тяжёлое безмыслие. Чернота.
Почти что конец всего.
Посреди океана пустоты Сташкевич на мгновение всё-таки сумел вернуть себе осознание. Он даже попытался прыгнуть в пороговые пространства. Ему это ненадолго удалось – он набросился, почему-то, на Олега, на командира штурмгруппы. Потому что тот оказался ближе остальных… Но тот его не услышал. Слишком ослабели способности... Сташкевич утонул в черноте. Снова.
Во рту пересохло. Это было первое ощущение, появившееся посреди черноты. Потом Сташкевич вспомнил себя. Вспомнил последнее, что видел. Глаза будто разлиплись. Несколько секунд пространство вокруг было мутным, как запотевшее стекло.
Затем стали прорисовываться очертания тёмной комнаты в свете керосиновой лампы, стоявшей на ржавой бочке. Сырость. Прохлада. Тело дрожало от холода. Очень холодно. Бетонные стены. Похоже на подвал. Да. Точно. Подвал.
И хрипящий Хамидулла. С пеной из рта.
Незнакомец в балаклаве обернулся.
-- О, -- сказал он. – Ещё один оклемался. С добрым утром!… Тебя я особенно помню. Ты стоял впереди всех…
Незнакомец вынул шприц из вены на руке перепуганного Хамидуллы. И вскоре Хамидуллу затрясло ещё сильнее. Он шумно задышал, блеванул оранжевой жижей с комочками. На лбу его выступил пот.
Сташкевич пытался говорить. Но речь путалась. Он спотыкался о собственные слова. И получалась несуразица.
-- Заткнись, -- посоветовал ему незнакомец, заправляя тот же самый шприц каким-то веществом из ампулы. – Сейчас и тебе доза достанется, не переживай.
Сташкевич задёргался. Однако ноги были крепко перевязаны. Руки – за спиной в наручниках. Никак не вывернуться, чёрт подери…
Тут же в поле зрения попались и Ваня с Артуром – их менее опытные напарники. Эти ребята ещё не очнулись.
Незнакомец сделал укол. И тогда у Сташкевича забилось сердце от ужаса. Туман растворился, сознание прояснилось. Но ненадолго – не прошло и минуты, как сознание взвинтилось до самых своих пределов. Ворох мыслей. Паника. Страх. Кто он? Кто этот незнакомец? Где они все? Зачем их похитили? Их станут убивать? Им всем сейчас придёт конец? Почему это происходит именно с ним? Почему?
ПОЧЕМУ?!..
-- Где мы?!... – задыхался Сташкевич от ужаса.
-- Там, где вас не найдут, -- сказал незнакомец. – Ну что? Не узнаёшь меня? Твой друг вот узнал. Почти сразу. У него память хорошая. Попытался в душу ко мне проникнуть, там что-то и увидел. А ты, видно, послабже будешь. Даже не попытался меня задеть, пока мог.
Сташкевич опомнился. Точно! Но сосредоточиться теперь не получалось. Никак.
-- Что? Не получается? Под этим препаратом ты ничего не сможешь, -- сказал незнакомец.
-- Кто ты?! Что тебе нужно от нас?!
Незнакомец кровожадно ухмыльнулся.
-- Мне от вас нужны страдания. Жуткие страдания. Я хочу, чтобы вы сошли с ума. Вы не переживёте мои пытки. Но сразу умереть я вам не дам!
Незнакомец упивался собственной злобой. Наслаждался судорогами Хамидуллы и ужасом в глазах Сташкевича.
-- Вы должны очень сильно пожалеть. О том, что убили любовь всей моей жизни. Мою Алину. Там. В лиминальных пространствах. У люка «номер сорок шесть».
Сташкевича осенило. Он вспомнил о двух преступниках, использовавших Закулисье, чтобы грабить людей, проникая к ним во сны и изводя кошмарами, вынуждая переводить деньги на криптокошельки. Они залезли в голову даже к Варшавскому, многое выведав. Тогда их отдел забил тревогу. И команда Сташкевича устроила засаду на опасных для общества преступников. Как раз в тот момент, когда те едва ли не освободили Короля Падали из «люка номер сорок шесть». Они поймали их в «ловушку Мёбиуса» и смогли убить только некую девушку. Парень же, используя очень странную технику, вырвался из ловушки. И сбежал.
Тело девушки нашли и изъяли. Установили её личность и пытались через неё выйти на парня, но тот всё очень ловко за собой прибрал. Поразительно тщательно. И в пороговых пространствах он больше не появлялся… А теперь он…
-- Ты… -- сказал Сташкевич. – Ничего личного! Но вы тогда чуть ли не освободили такую тварь, что весь мир оказался бы в опасности! И половина сновидцев погибла бы…
Незнакомец ударил Сташкевича в челюсть.
-- Заткнись! Заткнись! Кусок дерьма! – заревел он в ярости. Он принялся избивать Сташкевича, осыпая ударами. И потом затравленный сновидец плевался кровью и скулил.
-- Вы убили её! Вы насмехались над нами! Вы получали удовольствие от расправы! Вы не дали нам шанса! ТЫ ЗНАЕШЬ, ЧЕРЕЗ ЧТО Я ПРОШЁЛ?! ЧЕРЕЗ КАКУЮ БОЛЬ?! НЕТ?.. ВЫ ЗА ВСЁ ЗАПЛАТИТЕ! В ЭТОМ ПОДВАЛЕ!
Незнакомец орудовал кулаками, обрушивая острые костяшки на рыдающее и окровавленное лицо Сташкевича, с каждым ударом рассекая губу в новом месте и выколачивая зубы из дёсен. Некоторые из отломавшихся зубов сновидец проглотил – настолько было невозможно увернуться, одёрнуться, попытаться их выплюнуть… Кровь заливала глотку.
Это кошмарный сон!
Всего этого не может быть на самом деле.
Ведь так?!..
Потом незнакомцу полегчало. Он отошёл к бочке, чтобы отдышаться. Достал бутылку с газировкой. Утолил жажду. А страх Сташкевича наслаивался на бесконечные панические атаки, вызываемые препаратом…
-- Знаешь, -- начал незнакомец. -- Я хочу, чтобы вы очень сильно помучались. Хочу, чтобы вы сошли с ума от боли и страданий. А вашей смерти я не то, чтобы особо желаю… Хочу, чтобы вы испытали всю ту боль, что испытал я – и даже больше… Ты же понимаешь, что на моём месте так же поступил бы любой нормальный мужчина? У которого есть хоть капля достоинства… Алина не была опасной. Мы оба не были опасными. Вы, Организация… Вы только одного хотите – власти. Порабощения человечества. Вот чего вы хотите. И прикрываете всё это «благими намерениями»… Вы лжёте всем. Что так смотришь на меня?!.. Они и вам лгут. Я залезал в голову к вашему главарю. Как там его?.. Вонючий старик, плешивый... Я знаю, о чём говорю! А вот вы – ничего не знаете. Вы лишь цепные собаки.
Сташкевич хотел бы возразить, хотел бы сказать этому безумцу, что тот глубоко не прав. Что он со своей «Алиной» едва ли не освободил самое кошмарное существо Зазеркалья. Её повелителя, Султана Тьмы, Короля Падали… Но не осмелился. Да и язык не шевелился, распухнув.
И незнакомец не хотел слышать. Он для себя уже давно всё решил. Он движим местью.
-- Вы устроили на нас засаду. Без всякого предупреждения жестоко расправились с моей Алиной. Прямо на моих глазах вы испепелили мою любовь.
-- Нам очень жаль… -- ответил дрожащий Хамидулла, будто готовый в любой момент рассыпаться. – Правда. Мы… Это наша работа.
-- Конечно тебе жаль, выродок! -- сказал незнакомец. – Ты у меня в руках. Ты сейчас на всё готов, лишь бы всё это закончилось. Вы будете сейчас лить кроводильи слёзы литрами. Это я вам обещаю! И чего вы только не придумаете, лишь бы убедить меня не отрезать вам конечности!… Но я всё помню. Как на картинке помню. Вы хохотали. Вы чувствовали там свою власть. Вы видели, что я не могу вам ничего противопоставить. Вы упивались своей безнаказанностью. Вы – чудовища. И ваши смерти неотвратимы.
-- Ты психопат! – воскликнул Хамидулла, найдя в себе силы. – Ты сошёл с ума! Ты опасный преступник и Организация найдёт тебя! Тебе от неё не уйти! Мы всегда побеждаем. Не мы – так другие!.. Всех не перебьёшь!
Но незнакомец лишь посмеялся.
-- Посмотрим, куда денется твоя смелость и самоуверенность… -- он взглянул на часы. – А мне пора. Не буду дожидаться, пока остальные оклемаются. Вколю им сразу. Если сдохнут – и чёрт с ними. Вас двоих я помню хорошо. Сдохнут – и я приведу ещё двоих. Всё равно я получу удовольствие.
Он ввёл препарат Ивану и Артуру, отчего те принялись приходить в себя.
А потом незнакомец ушёл…
-- Вот дерьмо! – дрожал Хамидулла, обычно, самый смелый и молчаливый, но теперь бледный и потерянный. – Нам нужно думать, как выбраться отсюда! Или нам всем конец… Он психопат. Особо опасный преступник. Он сошёл с ума!
Хамидулла заелозил, пытаясь вывернуться из наручников. Всех сновидцев цепями приковали к стене, крепко забурившись. Этот психопат всё продумал. Видно, что он давно готовился к похищениям. Когда там они убили его бабу? Полтора месяца назад? Может, два… Всё это время он готовился? Как он вообще их нашёл?!
Минуты тянулись друг за другом. Превращались в часы. Сновидцы пытались выбраться. Они пытались использовать любые известные им техники. Но препараты были слишком мощные. Они лупили по нервной системе. Уничтожали способность сконцентрироваться на чём-либо….
Всех их похитили по пути к дому. Только Артуру удалось добраться почти до самой квартиры -- его похитили, похоже, самым последним.
Но как же незнакомцу удалось их похитить так быстро? Или у него есть помощники? Но все описывали мужчину в джинсах и чёрной куртке в балаклаве, как последнее, что они видели…
Препараты выворачивали кости, ломили суставы. А ещё холод ощущался гораздо ярче, как и все остальные чувства. Особенно боль…
Преступник вернулся один. Ещё более злобный, чем был до этого. Ему не удалось похитить остальных…
-- Ну, ничего, -- сказал он. – Теперь они будут жить в страхе. Это тоже своего рода пытка. А я не буду лезть на рожон…
Некоторое время он рассматривал, как сновидцы извиваются, неспособные успокоиться. А потом ухмыльнулся и сказал.
-- А вами я займусь прямо сейчас!
Сказал он это и рассмеялся.
Незнакомец скрылся в соседнем подвальном помещении и притащил скальпеля. Набор хирургических ниток, хирургическую пилу. Коробку с разнообразными иголками и щипцами…
Инструменты были грязными, в пятнах крови. От них неприятно пахло.
Сновидцы перепугались одного лишь вида инструментов. Они принялись молить о пощаде. Они принялись просить прощения.
-- Вы неправильно просите прощения! – отвечал незнакомец. – Нужно делать это правильно!
-- Пошёл нахрен! Чтобы ты сдох! Хорошо, что мы твою суку замочили! Мне было очень приятно сжигать её! – выпалил Артур, самый молодой и дерзкий из всех. Зря он так, конечно. Только подвёл остальных своей выходкой...
-- С тебя и начну, -- сказал похититель. Он посмотрел на инструменты. Как бы не зная, с чего бы лучше всего начать. Но отложил их в сторону и снова скрылся в соседней комнате.
Вернулся он с монтажной пеной.
-- Снимай штаны! – хохотал незнакомец. А Артур брыкался, пытаясь сопротивляться. И всё же похититель стянул штаны с него.
И тогда сновидец обмочился…
-- Сначала телесные пытки, -- сказал незнакомец, заправив в Артура почти весь баллон. -- Небольшие. Будем начинать потихонечку. Нам некуда спешить. Нужно, чтобы вам всегда становилось только хуже, ха-ха!.. Ну чего ты скулишь? А? Говоришь, понравилась смерть моей Алины? Это ты зря так, конечно. Теперь, кажется, у тебя не получится посрать. Никогда. Мерзкая смерть, да? Но не сразу. Мы с тобой ещё не закончили.
Артур бессильно разрыдался, стыдясь глядеть на своих друзей.
А остальные сновидцы теперь боялись даже раскрыть свой рот.
Им никуда не деться от ублюдка.
Им его не переубедить.
-- Вам тоже запенить что ли? – задумался он. – Не хочу убирать за вами дерьмо. Я брезгливый… Шутка! Пены не хватит на всех. А зря. Чего-то я только сейчас подумал о деталях. Не знал, что вы все обделаетесь так быстро. А я ещё не начинал! Ха-ха! Но кто обосрётся – тому запаяю сразу! Обещаю! Так что, суки, держите в себе!
-- Пожалуйста… -- не выдержал Сташкевич. – Не надо…
-- Ага! -- сказал похититель. – Самый разговорчивый. Ну, с тебя мы и начнём. С классики. Ножи. И нитки. Зашьём тебе пасть!
Всё самое страшное только начиналось. Незнакомец набросился на Сташкевича и принялся того терзать. Сначала он поддел скальпелем все ногти. Товарищи молча наблюдали пытки своего товарища. В тревожном ожидании, что та же участь настигнет и их. Они пытались вырваться. Пытались освободиться. И надеялись на то, что Нойманн вычислит ублюдка до того, как он всех тут запытает.
Надеялись, что скоро в подвал ворвутся штурмгруппы.
Что бойцы спасут их всех, вызволят из плена…
Но никто не врывался.
-- Всё должно становиться только хуже, -- смеялся психопат. – И только хуже! Безнадёжность – вы её должны испытать так же, как её испытывал я! А закончим мы на том… Нет-нет! Это будет для вас сюрпризом! Боже, как же мне хорошо! Месть не бывает холодной!
Он выдрал всем ногти. И на руках и на ногах. Кому-то подрезал сухожилия – избирательно, к чему-то словно готовясь, что-то прикидывая в уме.
-- Тебе ноги ещё пригодятся… А тебе – нет. Зачем они тебе!? Давай сюда. Ну не брыкайся ты так. Станешь калекой! Какая на тебя баба потом клюнет? Будешь в одиночестве, если я тебя отпущу, ты только представь!
Потом он принялся за языки. Потому что пленные слишком много разговаривали. Вскоре все сновидцы лишь хрипели от боли и ужаса. Не в силах теперь даже ничего ответить. Не в силах теперь подбодрить друг друга.
После этого Сташкевич внутренне сломался. Даже если их освободят – они теперь всё равно инвалиды.
Их жизни бесповоротно сломлены.
Сташкевич тогда подумал, что хуже уже быть не может.
Как же он ошибался.
-- Кажется ваши тела теперь привыкли к боли! – сказал кровожадный психопат. – Это нормально! Так оно всегда и бывает. За некоторой гранью люди перестают испытывать от боли тот же дискомфорт, что испытывали в начале. Какие-то гормоны выделяются. А это… это нежелательно. И как теперь быть, думаете вы? Не бойтесь! У меня для вас есть большой сюрприз! Сначала мне нужно ввести вам очередную дозу. А потом…
А потом мститель принялся чертить на полу странные символы. Изнанка. Этот урод не только умел проникать в сны и пороговые пространства. Он владел знанием Изнанки. Это было очевидно после его бегства из «ловушки Мёбиуса»… Но теперь…
Психопат зашвыривал сновидцев в омут. В «тёмные воды». Туда, где царила смерть. Гниль триллионов некогда живых существ сочилась всюду. Он закинул их в королевство падали. К тем, кто был так же жаден до сновидцев.
Сновидцы были червячками, а психопат – рыбаком. И демонические рыбины глодали их с остервенением.
И сновидцы ничего не могли поделать с чудовищами, облеплявшими их души. Не могли никак им воспротивиться.
Препараты не давали собрать даже самый тусклый луч Ясного Света... И это было куда страшнее, чем любые телесные пытки. Ибо разрушалась и калечилась сама душа.
Некуда деться. Некуда деться!
Сташкевич стремительно рассудок от ужаса перед непостижимыми образами самых глубинных кошмаров. Все его друзья сходили с ума, бились в агониях. И даже Хамидулла был бессилен. Вернувшийся-Из-бездны был сломлен. Раздавлен.
Тот, кто победил Султана Мрака оказался побеждён обычным человеком.
Но незнакомец не давал им сойти с ума. Не давал им умереть. Сгинуть. Он вытаскивал их обратно. Чтобы дать возможность отдышаться, перевести дух. Набраться новых сил.
И тогда сновидцы видели, во что превращались их тела. Видели, что с ними всеми делал их безумный палач.
Они раскрывали глаза. И их одолевал ужас. Отчаяние. Полная безнадёга. От зрелищ. Телесный биомеханический ужас.
-- Вам всем конец! И вашим близким! Я отпущу вас в этом обличье, когда сошью вас в Тварь! И тогда вы, в своём новом образе, убьёте своих родных, ещё не полностью утеряв рассудок! Вы будете всё видеть и понимать. И тогда вы испытаете ту же самую боль потери, что испытал я! Прежде чем исчезнуть в Закулисье навсегда…
Палач снова окунал сновидцев. В самые глубокие уровни пороговых пространств.
На саму границу с Изнанкой…
Подробнее про эти события, которые в Организации обзовут "Инцидентом 114". Книга: Эмиль
*
А СПОНСОРАМ сегодняшней главы выражаю благодарность!)
Алексей Н. 1000р «А будут печатные версии Темнейшего?)) Я бы купил» Ответ: будут канеш, но сначала я добью первый том и отправлю в издательство. Пока книга в процессе
Алексей Александрович 500р «Спасибо за шикарные произведения!»
Сергей Михайлович 100р «…по соточке»
***
Мой телеграм канал: https://t.me/emir_radrigez
Однажды я возвращался с рыбалки, дело под вечер шло, часов 6 было, время летнее ещё светло. Никого не трогаю, и тут слышу вдали крик женский! Думаю, не моё дело, но крик был такой сильный, взывающий к помощи, а надо сказать, что в глуши жил, лес кругом, мало кого можно встретить. Ну, значит, кинул я удочку и ведро с рыбой в кусты, а сам ринулся на крики. И тут меня окликнул мужской голос. Я обернулся и вижу мужик сидит на поваленном дереве и грызёт семечки. Хотя, когда я проходил, никого не было. Я ему говорю: – Слышал крики? Пойдём, подсобишь! – Э, нет… не иди ты туда! Не твоё это дело! – Это ещё почему? – Просто слушай, что я тебе говорю! И встав с дерева, ушёл в лес… “Странный какой-то!” – подумал я и пошёл всё-таки на крики. Подходил всё ближе к месту, и стало как-то не по себе. Был какой-то непонятный страх, он будто тормозил меня. И тут крики прекратились. В голове промелькнуло: убили может уже!? Стало любопытно, и я, прятавшись за деревьями да кустами, добрался-таки до места. Смотрю, значит, стоит домик, такой средненький, естественно, деревянный, изба! На улице собачка бегает, двое детишек играют, и тут вижу того мужика с семечками, только он был в одних штанах, без рубахи. Ничего не понимая, я выпрямился и пошёл к ним. Обитатели лесного домика, замерли и уставились на меня. Я пошёл, значит, к мужику и только рот раскрыть, как вдруг он мне: – Стой, ты кто таков!? – спрашивает мужик. – Да я это… грибы собирал, заблудился я… – а сам не знаю, что и соврать-то, да и что за чертовщина происходит!? Мужик подошёл ко мне и говорит: – Грибы, значит? А где лукошко твоё, грибник? – Ну так… потерял… – Ну ладно, пойдём в хату. Зашли, значит, сели за стол, его жена стала собирать на стол, да спрашивает меня: – А как вы так заплутали-то? Хотя мы живём в глуши, всякий заблудится, я и сама иногда дорогу домой не сразу находила. Я тем временем косился на мужика и всё думал, может я с ума схожу, а может действительно всё на яву происходит!? Затем поужинали, выпили и стали ложиться, мне постелили на полу, так как лишних кроватей не было. Заснул я сразу. Проснулся ночью от шума – что-то упало, тяжёлое. Открываю глаза, слышу ругательные слова мужика с его бабой: – Вот растяпа! И этого спугнёшь! Мясо уже месяц не ели! …Дай топор сюда… После этих слов у меня душа в пятки ушла. Я тихонько встал, а потом дал дёру к двери, дверь оказалась незапертой. Бежал я сломя голову, бежал как никогда не бегал! Обратный путь, оказался долгим, хотя днём мне казалось, что я прошёл всего метров 300. Бегу, ветки по лицу бьют, а дороги всё нет и нет! И спустя несколько минут, я всё-таки выбежал на дорогу и побежал в сторону моей деревни, хотя до неё идти примерно часа два! Я устал и побежал в поле. В поле было полно стогов сена, с разбегу я влетел в первый и стал закапываться в нём. Всю ночь я не сомкнул глаз, а только прислушивался к звукам. На утро я вылез и побежал домой. В деревне рассказал об этом случае и хотел применить какие-то меры, но один старик, мой сосед, сказал, что вообще повергло меня в шок. Оказывается, ещё до войны, в лесу пропадали люди. Как-то однажды, отправились мужики на поиски одного пропавшего мальчика, надо сказать, дети, да и не только дети часто стали пропадать без вести. Искали их, но всё напрасно, и вот в один прекрасный день, натолкнулись на избу в лесу. Чуют, в доме дохлятиной воняет. Потребовали открыть погреб. Увидели мужики те страшную картину: лежат тела человеческие, мясо разделано, а среди них сидит связанный мальчик с кляпом во рту и плачет… Мужики прям на месте устроили самосуд. Убили даже собаку, детей убили на глазах матери, она так кричала, просила не трогать их…
Я с детства увлекалась мистикой, но со временем от этого увлечения осталось только желание хорошенько потрепать себе нервы посредством просмотра очередного фильма ужасов или прочтением жуткой истории. В реальной жизни же ни с чем жутким и необъяснимым я не сталкивалась. До недавних пор.
Произошло это в июне, выдались теплые выходные дни, и все мои домашние дружно отправились в деревню, затарившись всем необходимым и оставив мне в пользование квартиру и денег, которые я с легкостью собиралась потратить за эти пару-тройку дней в ночных клубах. Я наслаждалась свободой и предвкушением отличной вечеринки этой ночью. Однако к вечеру у меня поднялась небольшая температура, и желание куда-то идти сразу же резко исчезло; именно поэтому я засела смотреть фильмы. Когда очередной из них закончился, часы показывали уже первый час.
Спать мне еще совершенно не хотелось. Я двинулась на кухню, и тут по моей коже пробежал холодок. Чувство внутреннего волнения, появившееся ниоткуда, утихло так же резко, как и началось, но я решила, что раз уж пошла в сторону кухни, то нужно запереть все замки на двери и в тамбуре — все-таки одна дома, а так чувствуешь себя в большей безопасности.
Закрывшись на все, что только можно, и сделав пару бутербродов, я двинулась к компьютеру, зашла в «World of Warcraft» и ушла из реальности на неопределенное время. После прохождения очередной «инсты» я с трудом перевела уставшие глаза на часы — они показывали 2:11.
«Нужно ложиться», — подумала я, и тут мои мысли прервал этот звук. Во мне как будто оборвалась струна. Навалился такой дикий, животный страх, что мурашки затанцевали на моем теле канкан (даже сейчас, когда я вспоминаю это, меня бросает в холодный пот). Нужно сказать, что иногда тебе бывает страшно от чего-то определенного, но тут было не так: я плохо соображала, почему так реагирую на совершенно обычный стук в дверь, но мое подсознание само за меня решало.
Да, это был стук в дверь. И теперь то я могу с уверенностью сказать, почему так отреагировала на него. Дело в том, что в соседней квартире никто не жил: она сдавалась, и последние жильцы съехали несколько недель назад, после чего она стояла абсолютно пустая. Значит, никого живого, кроме меня, в тамбуре не должно было быть, а замок на железной двери тамбура я закрывала несколько часов назад. Кто-то за дверью моей квартиры смог миновать железную дверь…
Стук повторился, он был уже более настойчивым. Не знаю, как переборола себя, но я подошла поближе к двери, стараясь не то что не шуметь, а даже не дышать, и начала прислушиваться. Некто за дверью засопел, потом замолчал. И вдруг заколотил со всей силы по двери — уже казалось, что там не одно существо, так как стук настолько быстро перемещался по всей двери, что сложно было представить, что кто-то один может так быстро перемещать конечности.
Я одним прыжком оказалась в комнате и дрожащими руками схватила мобильный телефон. Сто раз прокляла сенсорный экран, но все же дозвонилась до моего молодого человека. Не знаю уж, что он там подумал, так как членораздельно я не смогла сказать ни слова, но он сказал, что возьмет такси и скоро будет. Это означало, что мне нужно продержаться еще порядка 30 минут. Я не думала о том, как буду открывать дверь, когда он приедет, не думала, как все это объясню. Мной управляла лишь паника.
За дверью тем временем начали выть и царапаться, потом опять стучать. По моим щекам текли слезы, но ни одного звука я не издала. Так страшно мне не было никогда в жизни. Вдруг в коридоре погас свет и за дверью начали смеяться, нездорово так, на разный лад. А потом я услышала то, что заставило меня схватить телефон и сказать своему парню, что у меня все в порядке и чтобы он приезжал к утру — хриплый, но в тоже время похожий на детский голос из-за двери весело сказал: «Он придет, и ты все равно откроешь. Хи-хи-хи… Так зачем тянуть, дай же нам войти…».
Меня дико трясло. Копошение за дверью продолжалось, но я уже не обращала на него внимания. Только стоило мне лечь на кровать, как я провалилась в глубокий сон, похожий на кому.
С утра мой парень все-таки приехал. Как он сказал, железная дверь тамбура была открыта настежь. А что стало со входной дверью, мы уже видели оба. Новой коричневой обивки не было. Была только деревяшка с огромными царапинами и, по всей видимости, следами от зубов. Я сразу же собрала самое необходимое и уехала к парню. Домашние мне поверили, да и как тут не поверить, когда доказательства — вот они.
Теперь я боюсь, что они когда-либо придут снова, а двери будут открыты…
ИСТОЧНИК https://ps-7.ru/nezvanye-gosti/
Снято в Сокской-1, в районе Аушки
автор: Мария-Виктория Купер
страничка автора на автор-тудей: https://author.today/u/mvcooper/works
Анатомия, зима, снегопад и столкновение с необъяснимым. Первокурсница медицинского вуза Вика живет обычной жизнью и усердно учится. Однажды девушка задерживается на учебе и, идя к остановке через темную аллею, сталкивается с мистической тварью...
Совсем недавно пробую себя в роли рассказчика, так что буду очень рада отзывам и комментариям.
Если задачка понравилась, у нас для вас есть целая игра на внимательность. Приз — награда в профиль.
Рассказ второй: Ночное Поппури, или Фантасмагория.
У Тихона умерла жена. Безвременно ушла, молодая была, дородная. Слегла за один день. А потом, хворая, уснула в ночь, и больше уже не проснулась.
Хоронили всей деревней, когда случилась такая беда. Светлой Дарью считали женщиной, порядочной и хозяйственной. Только после сорокового дня стала она являться к мужу. Скрипнет калитка ночью и тихонько откроется. В дом заходить не пыталась, но обойдёт всё подворье, в сараи, в хлев, в курятник заглянет, посмотрит на свой огород. А Тихон за ней из окна наблюдал, чуть занавеску отодвинет и смотрит одним глазом, вздохнуть лишний раз боится. Видел, что всё в том же платье, в каком положили в гроб, в нарядном и белом, с вышитыми на нём узорами. Пожаловаться кому-либо он боялся. Засмеют же в деревне, скажут, умом тронулся, что душа в горе наизнанку вывернулась. И никогда у него другой жены не будет. Кто за вдовца да с такой придурью в голове замуж пойдёт? Но и страшно было до жути каждую ночь наблюдать, как она их хозяйство обходит и всюду заглядывает, везде нос свой суёт, ничего не пропустит. Вид у неё был такой, будто сильно недовольна была, как после похорон он один со всем справляется. Там недометёт, тут недоскребёт, здесь недоделает.
Полные штаны страха начали появляться у Тихона, когда жена его стала подходить к дому ближе, сама уже в окна заглядывала. Он тогда отступал вглубь избы и прятался от сурового мёртвого взгляда под столом и за стульями. Боялся, что за собой родная утащит. И вот на четвёртую такую ночь, когда Дарья не просто смотрела, а ногтями скребла по стёклам, Тихону стало совсем невмоготу. Первых петухов только и дождался. Увидел, как жена уковыляла со двора, потащилась обратно на кладбище, а сам сразу с другой стороны перемахнул через забор и понёсся к своему единственному другу Еремею, на другой конец деревни.
Растолкал его, растряс и выложил всё, запинаясь. Боялся, что друг насмехаться начнёт поначалу. Однако Еремей почему-то сразу серьёзно отнёсся к услышанному. Молча только кивал головой, пока слушал про недовольство покойницы хозяйством.
– К бабке Клаве идти нужно, в Головлёвку, – вынес он своё решение. – Отвадит она мёртвую приходить. Упокоит её, даст ей лежать так, как той хочется. Станет твоя Дарья безмятежной…
– Это к какой бабе Клаве? – вскинулся сразу Тихон. – К ведьме с бельмом вместо глаза? Не пойду! У них там всё нечистое, в Головлёвке! Дурачок Савёлушка, вон, говорят, чёрта у себя приютил. А тот возьми и сожри его заживо. Нет теперь убогонького…
– Врут же… – махнул на это рукой Еремей.
– Как, врут? А куда ж оба делись?
– Кто? – не понял его друг.
– Да чёрт с тем Савелием! Дом же пустой их стоит, третий год уже…
– Хватит ерунду городить! – оборвал Еремей, попытавшись устыдить голосом. – Ты видел, что дом пустует? Не видел! Вот к бабке пойдём, сам убедишься, заглянем к Савёлушке…
Тихон только перекрестился.
– И ночью к ведьме идти нужно, пока злое не дремлет. Вот тогда бабка и отговорит всё негодное, что б тебе не мерещилось…
Поёжился сначала Тихон, сглотнул. Он-то знал, что ничего ему не мерещится, не пил отродясь и грибов никаких не ел. Но и порадовался в то же время, что проведёт ночь не один дома, а в дороге и в соседнем селении. Всё лучше, чем слушать, как скребут ногти покойной жёнушки, и трястись от страха, когда она своими глазищами в избу как прожектором светит. Зловеще они у неё горели, то жёлтым огнём, то зелёным…
Под вечер, ещё засветло, Тихон приехал к Еремею на своём велосипеде. Знал, что у того тоже имеется двухколёсный. На них от Марьинки докатить можно было быстро.
Но только друг покачал головой сразу и языком зацокал:
– Пешком. Только пешком. Если дорога до ведьмы не будет собственными ногами выстрадана, то и помощи никакой может не быть…
Что ж, видно ничего не поделаешь. Вздохнул и прислонил велосипед к завалинке. В Марьинке воровства давно не бывало, у любого столба поставишь – и считай, как в гараж загнал, аж под три замка. Сам сел на скамеечке дожидаться Еремея, пока тот собирался. Солнце же между тем, словно спрут щупальца, втягивало один за другим последние лучики. Что б завалиться в грот на ночь. Даже солнышку нужно выспаться…
Двинулись в путь.
Ночь вся звенела. Тихая, но и громкая в то же время! Шороха человеческого не слышно ни единого – и машина нигде не проедет, и путник навстречу не пройдёт. А вот мошкара, летучие мыши и ночные птицы покоя ночной тишины не нарушали, наоборот, делали её своим звоном насыщенней. Красиво змеилась под луной через жёлтое пшеничное поле пыльная извилистая дорога. Пока головой в лес не упёрлась и не заползла в его тёмные дебри. Завела и их за собой.
А когда прошли метров двести-триста деревьями, то Еремей попросил вдруг вести себя тихо. Затем и вовсе остановились. Велел тогда засесть у колодезного сруба, появившегося у их тропы, спрятаться за ним и наблюдать без лишних звуков.
Тихон подчинился, присел. Задом накололся на сломленный куст и чуть не подпрыгнул. Затем снова присел, уже проверяя, куда опускает пятую точку. Хотел было открыть рот, что б заговорить, потому что холодок от таких просьб, в ночном лесу и у недоброго озера, по спине у него прошёлся. Но на него только прикрикнули.
– Тихо! Вон уже идëт!..
– Да кто же?!. – удивился Тихон, а сам чуть не поседел от страха, ещё никого не увидев. Начал во всю таращить глаза. Услышал, как подальше от них и вправду затрещали кусты, стали приближаться чьи-то шаги. – Кто идёт-то, скажи?..
– Да тихо ты! – цыкнул на него ещё раз Еремей. – Парамон идёт, дохлый мельник. Он тут каждую ночь ходит вешаться. Смотри, что дальше будет...
Холод из обычного стал вдруг могильным. Потому что именно кладбищенскую плиту, тяжёлую и заледенелую, почувствовал на своих плечах Тихон, когда услышал про дохлого мельника Парамона. А через мгновенье увидел и его самого.
Тот появился с вывалившимся из-под драной рубахи пузом, волочащимися по земле кишками и распухшими, как брёвна, ногами, которые переставлял едва-едва, словно вий. Ещё и с синим лицом удавленника. Выпавший изо рта язык спускался ниже подбородка, но не болтался безвольно, а извивался точно голодный уж в разные стороны. Негромко ворча при каждом шаге, поскальзываясь на собственных внутренностях, путавшихся под ногами, дохлый мельник прошагал вперевалочку мимо них. В одной руке он нёс стул, в другой держал огромный топор. Добрёл до дерева, с толстого сука которого свисала уготовленная верёвка с петлёй. Бросил там топор под корни и крепко установил стул на ножках, опробовал его. Затем тяжело взобрался. Накинул петлю на шею и сразу, без всякого ожидания, прыгнул.
Стул из-под мельника выпал, а вот сук, не понятно, как, выдержал тяжёлую распухшую тушу. Заболтал Парамон ногами в воздухе и толстыми пальцами вцепился в свою шею. Только верёвка впилась в горло крепко, сдавливала постепенно как удав и петли было не развязать. Именно так и ушёл из жизни, как говорили, когда-то старый Парамон. Теперь его гнилое тело раскачивалось перед ними на дубе, и оба ботинка слетели с ног. Кишки из прогнившего живота до земли свисали колбасами.
Еремей в этот миг с силой пихнул Тихона в бок, чем заставил от неожиданности вскрикнуть.
– Бежим! – сказал он. – Пока висит – не погонится!.. Он многих тут топором зарубил ночью!..
В ужасе от всего увиденного и услышанного, Тихон переставлял ногами как улитка на бальных танцах. Медленно и очень красиво. Будто в стоячей воде плыл пущенный кем-то кораблик. Догнали б непременно, если б кто-то преследовал.
Однако метров через пятьдесят Еремей снова уронил их обоих в кусты и велел заткнуться, пальцем показал, что не надо произносить ни звука. Разумеется, Тихон уже был научен. Сам пикнуть не пожелал, как только предупредили молчать.
А вскоре не Парамон, а уже другое чудище перешло им дорогу. Совсем ещё молодая женщина, девушка, в вымокшем белом платье, с длинными волнистыми волосами и оттопыренными на ладонях пальцами. Руки она вытягивала вперёд, будто нащупывала дорогу и была слепой. Прихрамывала тяжело на левую ногу. Рядом с ней немного бодрее двигались, семеня, двое мальчишек. Втроём они пересекали под луной поляну. Мальчики бодро втягивали воздух носами. И один из них, остановившись, обернулся даже на куст, за котором притаились Тихон с Еремеем. Едва не заставил поседеть своим мертвым взглядом, вперившись прямо в глаза, как показалось. Однако быстро отвлёкся и ушёл вместе с Таечкой и другим мальчонкой дальше в лес. Кому тут было ещё бродить ночами возле озера, если не Таисье, утонувшей в нём много лет назад? О других утопленницах здесь не говорили, рассуждал про себя Тихон, потому нарушать спасительную тишину и расспрашивать Еремея нужды большой не было. Он уже трижды проклял решение идти в Головлёвку ночью к тамошней ведунье. Не такой страшной казалась теперь жена, заглядывающая в окна. Ну, мёртвая, ну, и что?.. Жена же зато! А дохлая девка, что проковыляла с двумя такими же неживыми подростками впереди, была намного ужасней.
Спрашивать Еремея сейчас, откуда он узнал про такую многострадальную дорогу к головлёвской ведьме, Тихон не отважился. К тому же заметил, что друг его не очень-то боялся чудищ и точно знал, где вовремя остановиться, присесть и переждать. Будто не первый раз водил людей ночными тропами из одной деревни в другую. Потом, если что, у него расспросит, при свете дня. Заодно и бока намнёт, возможно. Беззлобно, по-дружески, за то, что не предупредил о подобных жутких страхах. Сейчас же Тихон послушно перебирал ногами и просто шёл, куда вёл товарищ.
А на самом краю леса они остановились.
– Чего ж мы встали? – спросил он вслух. – Вон Головлёвка. И крайний дом бабы Клавы…
Но друг не ответил. И только сейчас, когда оба вышли из тени деревьев, и луна засветила в поле ярче, видно вдруг стало, как у того на голове появились две шишки.
Еремей застонал. Схватился за них руками, взвыв громко от боли. Крутил их и мял, пытался силой вдавить или вырвать. Сначала у него получилось, потому что когда оторвал от волос ладони, шишек на лбу не стало. Но затем они выперли снова. Вздрогнули, словно прорывались, и вылезли ещё больше, разломились, превратившись на глазах в крепкие как старые сучья рога. Борода товарища стала вдруг длинной, а лицо всё усохло, из ушей полезли тугие ветви и жёлтым огнём блеснули глаза.
Как же бежал тогда Тихон, когда увидел такое обращение друга. Пятки его сверкали ярче начищенных Дарьей окон на Пасху. Наверное, даже слепла на небе луна. Всего за минуту он донёсся до околицы Головлёвки, строптивым кузнечиком перемахнул через забор бабы Клавы и упал во дворе на землю. Лежал на спине какое-то время, не мог отдышаться. В ушах его стоял шум, и он не понимал, стучало ли так сильно сердце или догонял лесной демон-леший, в которого превратился старый товарищ.
Но стук в голове постепенно стихал. В окнах избы бабы Клавы свет не горел, и во дворе её тоже не было видно. Придётся будить старую. Если только не застряла на грядках в огороде, как предупреждал Еремей, за домом на задах. Тихон хотел уже было подняться, чтобы пойти к крыльцу, как вдруг понял, что не все звуки затихли в его ушах. Один из них и, видимо, самый навязчивый, оставался.
«Плюх!» – раздалось довольно чётко, будто нечто массивное шмякнулось о землю. Затем что-то неясное мелькнуло в воздухе, там, за забором у соседей. И снова последовало это «плюх»! Словно нечто отталкивалось от поверхности и взлетало, а потом приземлялось обратно. И когда Тихон привстал со спины на локтях и вгляделся в темноту, через забор, то волосы у него на голове чуть не встали дыбом. Своими глазами он увидел, как за забором подпрыгивал… чёрт. А на спине его сидел человек. Самый что ни на есть настоящий чёрт катал на шерстистой спине дурачка Савёлушку. Значит, не врали люди, что чёрта приручил головлёвский блаженный. Только вот не сгинул он никуда, и никто его не сожрал. Лыбящийся, с довольной харей, потому что оседлал самого тёмного прислужника, Савёлушка прыгал на чёрте, да ещё подхохатывал в своё удовольствие. Какой же он тогда блаженный, если вёл себя как бесноватый?..
Тихон перевернулся потихоньку и встал на карачки, медленно пополз к крыльцу, стараясь не привлекать к себе внимания резвящейся парочки. Конечно, те были заняты собой, но мало ли, вдруг увидят в нём какую угрозу, для себя или соседки бабы Клавы. Перемахнут к ней тогда во двор, приняв за вора, и затопчут в грязи как тех бедолаг. Говорили же, что не то чёрт замял до смерти четверых, что избивали хозяина постоянно, не то с ума их свёл, и те сами друг другу рёбра ломали до смерти. В общем, с этими двумя лучше не связываться.
До крыльца он всё равно не дополз. Оставалось всего метра три, как вдруг в лицо ударил сильный холод. Почти-что мороз, от которого едва не осыпались заиндевевшие в мгновение брови с ресницами.
Тихон, остановившись перед холодной преградой, поднял в страхе глаза. И увидел женщину. В мокром, как у Таисьи, но чёрном платье, с покрытой головой и белыми глазами без зрачков, которые видели его лучше, чем если б были со зрачками. Изо рта её выходили прозрачные пузыри, лопавшиеся как тонкое стекло в морозном тумане. Ей-ей как хлопают перегоревшие лампочки, только без вспышки. И, кажется, от одного лишь замогильного холода Тихону подурнело настолько, что женщина эта, в одеждах монашки, вдруг расплылась и стала троиться в глазах. Затем их оказалось вдруг десять, и все они закружились в едином хороводе вокруг него. А ещё через мгновенье превратились в костлявых старух с шевелящимся ртом, на которых одежды стали смотреться словно обноски.
– Тихая… Тихая… Тихая… – начали звенеть в ушах хором старушечьи голоса, переходя на крикливый визг, врезавшийся до боли в уши.
– Не трогала никого… Не трогала… Убили-убили-убили… Насиловали…
Он закричал сам. Зажал уши, не в силах больше терпеть в перепонках боль, вскочил и вырвался из этого круга, побежал.
– Софья… Софья… Софья… – неслось ему вдогонку. – Убили-убили-убили!..
Упал. Перевернулся на спину, приготовившись к страшному. Но всё внезапно стихло. Никаких больше жутких баб и скачущего чёрта за забором с Савёлушкой на спине.
Зато ночь рухнула на землю, хоть глаз выколи. Ничего не видно. И липкий ужас вонючим потом растёкся подмышками и по спине, закапал со лба на землю. Он снова полз на четвереньках, пригибаемый страхом и боясь подняться на ноги. А когда вдруг начал видеть, удивился, что опять оказался у самой калитки просторного двора бабы Клавы, будто не пытался обежать её дом вокруг и выскочить в огород, спасаясь от разгневанных старух и монахинь.
Но хуже всего было другое. Тихон старательно перебирал руками и ногами вперёд, однако дом с крыльцом не приближался, а наоборот – медленно удалялся от него. Как такое могло быть, когда ладони с коленями чувствовали движение вперёд?..
– Гошан!.. – раздался вдруг громкий голос, и Тихон повернул голову.
Над забором появилось лицо Савёлушки. Руками он подтянулся и висел на своих на локтях. Был метрах в десяти от безуспешно ползущего Тихона. И как же при этом отчётливо виделись зелёные прожилки на щеках и налитые кровью глаза. А рот, полный гнилых зубов, осклабился, брызнув тухлой сукровицей.
– Взять его, Гошан! Десять раз возьми!
Чёрт появился внезапно рядом с хозяином, и так же повис на заборе. А затем вдруг размножился, как до этого сделала монахиня, раздесятерился в миг. И все десять перемахнули через изгородь во двор к бабе Клаве. После чего их отвратные рожи стали приближаться к Тихону, изрыгая в десять раз больше смрада из пасти, чем если б чёрт был по-прежнему один.
Но и ближе, чем на метр, приблизиться они не могли, отчего противно визжали в бессильном гневе. Потому что справа появились ангелы, и ветром своих крыльев отгоняли чертей. Образовался как бы коридор между двумя рядами тёмных и светлых сил, который Тихону нужно было преодолеть, чтобы попасть к бабе Клаве в дом.
Он понимал, что сходит с ума. Ждал любого конца на склоне лет, но вот такого всегда боялся. Видеть наяву Таечку с Парамоном, превратившегося в лешего Еремея, чертей и ангелов, мёртвых монахинь и прочее. Может он уже был в аду?..
Неожиданно Тихон, сквозь ужас происходящего, заметил вдруг, что начал понемногу двигаться. Медленно, по чуть-чуть, но всё же. Встать на ноги не мог от тяжести страха по-прежнему, потому быстрее задвигал ладонями и коленками. И чем дальше он продвигался, буквально по спичечному коробку, к суровым дубовым столбам высокого крыльца бабы Клавы, тем ближе получалась у чертей дотянуться к нему мерзкими харями.
А потом ещё и руки мертвецов отовсюду полезли. Одна, что вынырнула из земли, пальцами больно ткнула в мошонку. Тихон даже вскрикнул, чем только вызвал адский смех у десятка чертей. Слева вообще остались одни только их хохочущие головы, а справа – ангельские крылья без самих ангелов. Дул сильный ветер, и с одних облетала шерсть и отваливались рога, пригоршнями высыпались на землю зубы, а с других опадали белые перья, устилая землю двора. Будто кололи кур и гусей.
Тихон разогнался в трусливой ярости и пёр уже как таран. Низко склонил голову, зажмурил глаза. Перестал обращать внимание на хватающие его из земли и сверху мёртвые руки, на пальцы, залезавшие в рот, уши и ноздри, на облысевшие беззубые головы слева и куриные крылышки с розовой кожей справа. Запомнив верно, как казалось ему, направление, изо всех сил он старался набрать скорость, что б заползти к бабке-ведунье в дом, а там уже будь что будет. Просить, умолять о защите. Её ж поди нечисть и сползлась сюда со всей округи, чего же сама тогда прячется? Вышла б давно на крыльцо и разогнала б всю свору. Хорошо, хоть он осознал, что пережил предел своего страха. Перестал бояться и прорывался по ногтю вперёд.
Поздно, однако, Тихон открыл глаза, подняв, наконец, свою голову. Крылечный столб оказался намного ближе. Хрястнулся в аккурат в него лбом со всего ползунского размаху. И тут же сомлел. Круговерть из ярких звёзд-вспышек закружила его и мягко опустила на землю у крыльца бабы Клавы…
Проснулся он уже в своей кровати. Мокрый, в липком поту, и с сердцем в горле, застрявшим там и трепыхающимся. Аж одеяло от его стука на груди подпрыгивало.
Отдышался кое-как. Повернул голову и… чуть не вскрикнул. Дарьюшка, его возлюбленная супруга, тихо спала на подушках рядом. Её большая грудь мирно вздымалась во сне и знакомо посапывал длинный нос.
Вскочив на кровати, Тихон перекрестился, зашептал тут же молитву. Что же это за сон такой, длиной в полтора месяца? И будто все эти дни он прожил, каждый из них! А их, оказывается, не было вовсе…
Но и… слава Богу, что не было!
Ощупал себя с головы до ног, потискал везде за складки. Снова посмотрел на лежавшую рядом Дарьюшку. Осторожно и медленно протянул к ней ладонь, тронул кончиком пальца. Тёплая, живая, она недовольно повела во сне плечом, словно отмахиваясь. Что же за сны такие дивные даришь, Господи!..
Снаружи затренькал привычный сигнал велосипеда. Тихон быстро выскочил на крыльцо, босиком, в одних ночных портках и с голой волосатой грудью. Увидел, что Еремей на велосипеде ехал мимо, остановился возле их калитки, как часто делал.
– Пойдëшь, Тиша, со мной ночью рыбачить на озеро? – спросил его единственный друг. – Наживка готова. Наварим яиц, сальца с хлебом возьмём…
– Нет уж, Ерёма! – ответил без раздумий Тихон. Добавил негромко потом под нос: – Никуда с тобой не пойду больше ночью...
Еремей на него не обиделся. Почесал подбородок, уже без замшелой бороды и с вплетёнными в неё листьями, пожал плечами и поехал дальше. Не принято было у них друг на друга обиды держать. Нет так нет, в другой раз. И так самогонку вчера весь вечер пили…
Тихон оглядел свой двор. Окинул хозяйственным взглядом коровник, сарай, баню. Затем потянулся, стараясь прогнать остатки ночных кошмаров. Давно кричали поздние петухи и солнышко светило во дворе во всю, отсвечивая зайчиками на заборе. Опять он проспал. В постели осталась только Дарья, но вставала она утром рано, кормила уток, кур, гусей, доила корову и выгоняла Зорьку в стадо. Теперь прилегла отдохнуть, пока он дрых с вечера. Собирался уже вернуться к ней в дом, под тёплый мягкий бок, но остановился. Почесал голову. Ещё раз обвёл взглядом весь двор, и всмотрелся в него внимательней…
У бани, заметил, завалинка с одной стороны раскрошилась. Видно было, как из-за отставшей доски посыпались глина с гравием. А у коровника следовало посадить дверь на новые петли. Старые-то давно проржавили, вот-вот надломятся. Одна из дверок потому покосилась, заметно стало с крыльца, некрасиво. Забор жене обещал подлатать в огороде, но до сих пор не сделал и этого, досок даже не принёс с лесопилки. Ведь всё это было по его, по мужской части. Не напрасно Дарья во сне после «смерти» ходила и всюду заглядывала. Вроде и хозяйство у них было доброе, а всё как-то недоделано, с небольшими изъянами. Надо было самому за работу браться, негоже трудиться одной лишь супруге. И сон ночной навсегда теперь останется строгим напоминанием. Ведь это он, Тихон, обленился за этот последний год, тогда как у порядочной деревенской бабы выходных отродясь не бывало. Куда ж без жены в хорошем хозяйстве? На ней всё и держится. А как что случится – развалится вскорости без заботливых рук да глаза, захиреет и придёт в запустение. Никакая покойница дела потом не поправит. Ни страхом, ни уговорами.
Тихон вернулся в избу и прокрался на цыпочках в красный угол. Бесшумно там зашептал губами, что б не разбудить Дарьюшку, прочёл перед иконой молитву за её здравие. Накинул затем рубаху и подпоясался, снова вышел во двор. Перевернул давно загоравшее старое корыто, натаскал в него воды и песка, замесил глину. Пока та закиснет получше, завалинка подождёт. А сам забрал инструмент из сарая и пошёл к коровнику. Петли сменить было плёвым делом. Вечером же с Еремеем досок для забора привезут с лесопилки на велосипедах. Может, тогда и заслужит хороший сон на ночь, плохих видеть ему не хотелось. В ушах до сих пор звучали отголоски: «Тихая Софья была, тихая… Убили-убили-убили…» Сильно он тряхнул головой и вроде голоса стали потише. Ничего, делом займётся – совсем пропадут. Надо же было такому присниться!.......
Автор: Adagor121 (Adam Gorskiy)
Пользователю @MetallistKM огромное спасибо за донат.