Павелецкий вышел из кабинета IT-специалистов и направился в больничное крыло. Ждавший его около входа Ахмадинуров быстрыми шагами пошел за ним.

Айтишники убедили директора в том, что детально затереть мутировавшего зайца на записях камер не составит труда. Это, по их словам, сделать легче, чем моделировать новые кадры.

— Куда мы сейчас? — спросил Дамир у Павелецкого.

— Вниз, — бросил ему в ответ директор. — Нужно убедиться в готовности РК-2. Иначе все может пойти к чертям.

Лифт привез их на самый глубокий этаж Брц-16. Короткий коридор с тусклыми лампочками уперся в массивную дверь с кодовым замком. По бокам от входа стояли вооруженные охранники, которые, до прихода директора и профессора, что-то бурно обсуждали, но, увидев, как они выходят из лифта, замолчали.

Павелецкий набрал десятизначный код на панели, и дверь с шипением распахнулась. Сразу за ней располагался просторный зал, большую часть которого занимал огромный бассейн с высокими бортами. Над ним под потолком находилась гудящая установка, похожая на уменьшенную в размерах антенну радиотелескопа, смотрящую на емкость снизу.

Дверь закрылась за вошедшими. Звук гулким эхом отозвался от стен помещения. Дамир поежился.

— Не знаю, как тебе, но мне каждый раз здесь не по себе.

— Ты главное не падай в объект и все будет замечательно, — ухмыльнулся директор. Он подошел к панели, находившейся на массивном устройстве, провода от которого шли и к бассейну и к установке наверху, и что-то набрал на клавиатуре. На экране высветилось:

"СТАТУС: ГОТОВ. МОЩНОСТЬ КРИСТАЛЛОВ АГИДЕНИТА СОСТАВЛЯЕТ 87 ПРОЦЕНТОВ"

— Удивительная вещь, агиденит, — вдруг сказал Павелецкий. Он подошел к краю борта и, вместо того, чтобы посмотреть вниз, взглянул на антенну. В самом ее центре были видны несколько красных кристаллов, закрепленных в виде барабана револьвера вокруг передающей части.

— С момента, как человечество открыло эти камушки, столько сфер деятельности прям перевернулись с ног на голову. Дамир, а ты помнишь, как создали первую винтовку, запитанную от агиденита? На какой-то там выставке продемонстрировали. Один выстрел из такой штуки снес башню у танка.

Ахмадинуров молчал. Он не понимал, к чему Антона пробило на разговоры и причем тут кристаллы. Нервы у профессора начали сдавать.

— Желающих тогда напасть на Россию резко поубавилось, — ухмыльнулся директор. — Зона Аномального Контроля подарила на великое богатство. Где только сейчас не используется этот красный малыш. Какие только фантастические вещи не создают, благодаря ему. Вот и ты его приспособил под аккумулятор излучения, природу которого даже сам понять не в состоянии.

Он повернулся к профессору и чуть тише заговорил:

— Наша страна, благодаря агидениту вырвалась впереди всей планеты. Но мне похуй на страну, ее величие и науку. После того, как мы закончим с комиссией из "Парадокса", я соберу все запасы агиденита и свалю вместе с ним за границу, к чертовой матери. Ты со мной?

Ахмадинуров ужаснулся.

— Ты вообще понимаешь о чем говоришь, Антон? Из ума выжил? Как мы провезем несколько тонн кристаллов через границу?.. Да нас же спецслужбы в любой точке планеты достанут... Я...

— У меня все схвачено, — перебил его директор. Он отошел от борта бассейна и встал между Ахмадинуровым и дверью. — Поставка заказчику будет длинная, через шесть стран. Мы с тобой полетим под видом командировки в Пекин, а там... Уже все спланировано, пойми, всех, кого было нужно, я подкупил такими суммами... В общем решайся, Дамир. Хочется ведь пожить не в вонючей подземной лаборатории. И очень сильно желательно — богатым. Очень богатым.

Ахмадинуров стоял в ужасе. Он никак не мог поверить в то, что слышит. Они и так с командой Павелецкого пошли на нарушение правил ЦИП о запрете изучать в Брц-16 мутировавшие формы жизни. Но к этому профессора подтолкнула исключительно любовь к исследованиям.

Однако Антон предлагал не просто предательство и измену стране. Он предлагал чистое самоубийство. За пропажу нескольких тонн агиденита их бы нашли в любой точке планеты. Не помогли бы никакие спецслужбы и секретные агентства никакой ныне существующих стран.

— Прости Антон... Я не смогу, — ответил Ахмадинуров.

Директор вздохнул и улыбнулся.

— Я все понимаю, Дамир. Это ты меня прости.

— За что?.. — Профессор не успел договорить вопрос, как ему в солнечное сплетение врезался кулак Антона. Павелецкий не давая вдохнуть согнувшемуся Дамиру, ударил другой рукой по лицу. И еще раз, и еще. Ахмадинуров отступал под натиском директора, пытаясь закрывать лицо руками, но Павелецкий будто бы вошел в состояние берсерка.

Он осыпал профессора ударами до тех пор, пока тот не уткнулся в борт бассейна. На мгновение Антон перестал его бить и слегка отошел от него. Ахмадинуров чуть опустил руки, которыми он защищал окровавленное лицо и с мольбой и ужасом посмотрел на директора.

— Ос... Остановись, послушай, — еле сказал Дамир.

— Прости, — произнес в ответ Павелецкий и всем телом с разбегу толкнул опершегося на борт профессора. Дамир закричал, перевалился через ограду и полетел вниз.

***

Михаил чиркнул зажигалкой и Кунице резанул по глазам необычайно яркий огонек. Мужчина прикрыл глаза и подкурил от предложенного собеседником огня.

— Имей ввиду, все, что я тебе сейчас расскажу про проект — совершенно секретно.

— Так нас с тобой, я так полагаю, и так в расход пустят, — осторожно предположил Сергей. В ответ его собеседник хмыкнул.

— Тебя — да. А меня им не выгодно убивать. Раз в месяц надо проводить контроль счетной аппаратуры объекта РК-2, а пароль от входа в систему только у меня в голове. Я в свое время перестраховался. Правда дорого мне это стоило... В любом случае, раз мне судьба подослала такой подарок в виде сокамерника, то у нас теперь есть шанс сбежать.

Куница напрягся:

— На подставу похоже, Миша, — наморщил он лоб. — Ты что-то не договариваешь. Что тебе мешало свалить отсюда раньше, если есть план?

Михаил расхохотался.

— Не гони волну, малой, — в его голосе появились новые нотки, будто старший поучал младшего. — На, посвети на меня огоньком.

Куница нащупал протянутую ему зажигалку, и чиркнул. Сначала, как и в первый раз он прикрыл глаза, но через несколько секунд глаза немного привыкли к пламени, и Сергей смог получше рассмотреть своего собеседника. Мужчина суровой внешности, седой. Щетина доросла до той стадии, что уже могла называться бородой. Куница не замечал ничего необычного ровно до того момента, пока не опустил взгляд вниз. И замер.

Ног у дяди Миши не было. Из-под длинной белой майки торчали три щупальца, длиной примерно сантиметров в пятьдесят. Михаил вяло пошевелил ими и с кривой улыбкой пояснил:

— Незавершенная мутация. По приказу Павелецкого мне ампутировали ноги, а Ахмадинуров подстегнул мутацию клеток с помощью агиденита. Где только не используют этот проклятый камень... Теперь понял?

— Понял, — борясь с пересохшим горлом ответил Куница.

Дядя Миша удовлетворенно кивнул и начал рассказывать про проект "Утилизация".

Несколько лет назад он в составе очередной экспедиции обнаружил в развалинах села Красный Ключ неизвестную форму грибка, похожую на черную плесень. Павелецкий тогда приказал ему доставить форму жизни в Брц-16. Ко всеобщему удивлению, плесень не разложилась после пересечения периметра. Проведенные затем исследования показали, что это следующая мутация ползучего моха, а совсем не грибок. Однако дальше начались вещи гораздо интереснее.

Ахмадинуров случайно выяснил, что после облучения агиденитом плесень приобрела способности утилизировать ядерные отходы без каких-либо последствий. Предприимчивый Павелецкий сообщил об этом в ЦИП "Парадокс", огреб от них по самое не хочу за нарушение запрета о доставке мутантов в комплекс, но своего все таки добился.

За огромные деньги в "Белорецк-16" начали свозить тонны ядерных отходов, которые скармливались черной плесени. Однако одно из побочных явлений такой кормежки все же было. Плесень начала расти.

Ахмадинуров со спецами долго прикидывал, что можно сделать, чтоб остановить ее распространение, пока вдруг случайно в бассейн с плесенью не упала лабораторная крыса. Приборы зафиксировали замедление темпов деления клеток, и этот день вошел в историю.

В ход пошли все меры. Городские службы Стерлитамака-16 ловили бездомных кошек и собак, после чего доставляли их в комплекс. Нанятые Павелецким охотники облазили всю окрестную тайгу и тащили вообще всех зверей, которых только можно было найти: от зайца до лосей и медведей. Все живые существа скармливались бездонной, казалось, черной жиже. Рост остановился, позволив снова утилизировать в плесени ядерные отходы.

— А потом случился инцидент. — Дядя Миша остановил рассказ, и, чтобы перевести дух, потянулся за сигаретами. Предложил одну Сергею, тот не отказался.

— Нас четверо у истоков проекта было. Я, Дамир, Антон и Кирилл. Кирилл Андреевич Корчев. Отвечал за... Да впрочем не суть. И в один прекрасный день Кирилл не поделил что-то с Антоном. Вообще обстановка накалялась годами.

Михаил затянулся и продолжил:

— В тот день мы были в зале с плесенью только вчетвером. Начавшийся между Павелецким и Корчевым спор быстро перешел на повышенные тона, а затем на крики. Мы попытались их вразумить, но тщетно. Дошло до рукоприкладства, и, так получилось, что Антон столкнул Кирилла в бассейн.

Он немного помолчал. Куница терпеливо ждал продолжения. Торопиться все равно им было некуда.

— А через двое суток Кирилл воскрес. Точнее... Нет, неправильно. Это уже был не он. Кукла, лишенная всего, что делало его Кириллом Корчевым.

По словам дяди Миши, спустя два дня после гибели, из черной плесени вышел Кирилл собственной персоной. Однако он не мог вспомнить никого из своих товарищей, да и вообще ничего из прошлой жизни.

Проводимые в дальнейшем эксперименты прояснили ситуацию. Павелецкий не скупился и выкупал у окрестных колоний осужденных преступников, для исследований с плесенью. Выяснилось, что любое другое живое существо замедляло рост жижи, тогда уже получившей название РК-2. Однако человек, попавший в нее, возвращался обратно. Лишенный напрочь всех воспоминаний, кроме базовых рефлексов, а также речи. У кукол, как прозвали возвращенцев, наблюдались притупленный эмоциональный фон, а также почти слепая покорность.

— А что стало с Кириллом? — прервал его рассказ Куница.

Дядя Миша посмотрел на него и, с печальной улыбкой произнес:

— Ахмадинуров с помощью нейропрограмматора несколько раз пытался вернуть ему хотя бы часть памяти. Однако вместо этого вызвал у него в голове какие-то ложные воспоминания, будто он пытавшийся проникнуть в БЗАК преступник, которого поймали и принудили работать в Брц-16. Сам он себя зовет Уборщиком, но остальные зовут его сто тридцать пятый.

***

Раздался сильный всплеск от упавшего вниз тела, и директор инстинктивно отшатнулся от края, хотя знал, что капли не долетят до него. Он сел на пол и минут десять приходил в себя, пытаясь отдышаться.

Окровавленные руки и халат не волновали Антона, равно как и охранники, которые это заметят при выходе. План в его голове после убийства товарища поменялся и он не собирался теперь ждать приезда комиссии ЦИПа. Он вообще больше не собирался находиться в этом комплексе.

Павелецкий достал КПК и отдал короткую команду грузчикам транспортировать ящики с кристаллами в грузовик на поверхности. Он встал и подошел к краю бассейна. Оперевшись на борт Антон посмотрел вниз. В резервуаре плескалась черная жидкость. По ней беспрерывно шли небольшие волны, хотя ветра в помещении, конечно же, не было. Словно почуяв склонившегося над ней человека, субстанция вдруг начала медленно тянуть к нему жидкие "щупальца", вопреки всем законам физики.

Антон усмехнулся:

— Я уверен, что ты сделал бы из Дамира отличную куклу. Но не судьба. Ты сгоришь сегодня вместе со всем этим проклятым местом.

Он плюнул в бассейн и направился к выходу. Охранники удивленно поглядели на него. Немой вопрос об отсутствии Ахмадинурова повис в воздухе, но директору было плевать. Добравшись до своего кабинета, он заперся и начал собираться. Все необходимые документы и вещи он тщательно упаковал в два рюкзака. Затем сел за компьютер и начал планомерно передавать на флешку всю информацию. Это заняло у него больше трех часов. К тому моменту грузчики закончили погрузку агиденита в грузовик, о чем директору пришло уведомление.

Павелецкий устало посмотрел на экран компьютера и нажал на одну из программ. Всплывающее окно потребовало пароль. Он набрал последовательность из двадцати восьми символов, после чего его палец застыл над клавишей "Ввод".

— Последний штрих, — пробормотал он и нажал кнопку.

Тишину разорвал резкий звук сигнала опасности, который смешивался с женским голосом, повторяющим зацикленную фразу:

"ВНИМАНИЕ! ЗАПУЩЕН ФИНАЛЬНЫЙ ПРОТОКОЛ "УТИЛИЗАЦИЯ". ВСЕМУ ПЕРСОНАЛУ СРОЧНО ПОКИНУТЬ ТЕРРИТОРИЮ БРЦ-16. ОБРАТНЫЙ ОТСЧЕТ 60 МИНУТ. ВНИМАНИЕ! ЗАПУЩЕН ФИНАЛЬНЫЙ ПРОТОКОЛ "УТИЛИЗАЦИЯ". ВСЕМУ ПЕРСОНАЛУ..."

Продолжение следует...

Обновлённая версия того айсберга из 2021. Теперь кроме старых фактов ещё факты и психоделические шедевры анимации от СССР, надеюсь вам понравится, очень!

Хрустальные облачка пролетали лёгонькими птичками, доставляя пушинки-письмеца кому-то в небе. Ветер ускорял доставку, подгоняя нерадивых курьеров, неся с запада сизые тучки, упругие и бочковатые. С далекой тверди на все эти метания, задрав головы, смотрела группка чудиков. Таких маленьких и смешных людишек в странных костюмах. При первых каплях дождя самый высокий из группы сдернул «моцартовский» парик, обтер им лицо, развернулся по оси и направился в дом позади них. Другие четверо невесело потянулись за первопроходцем.

Дом стоял тут, будто врытый, очень долго. Минимум - с конца XVIII века. Всегда был дворянской усадьбой, родовым имением, господскими покоями. В прошлом столетии стал популярной лесной здравницей. А теперь, отреставрированный как культурный памятник регионального значения, зарабатывал тем, что отходил разным ивент-арендаторам для проведения мероприятий. Так и сегодня с раннего утра в доме кипела новая жизнь, опутанная тоннами проводов. Музейщики-контролеры заперли все комнаты, оставив публике лишь огромную парадную залу. На территории вокруг усадьбы поставили сцену, шатры, открытые беседки. На пушкинский праздник съезжались участники большого фестиваля. Внутри толпы сновали волонтеры, трудились мажордом, дворецкие-распорядители, официанты, замирали «живые скульптуры», суетились аниматоры-пушкинисты, изображали сценки на свежем воздухе артисты уличных театров со всей страны.

После пяти часов вечера время будто ускорилось. За полчаса на подошедших автобусах округу покинули все гости, еще за час «свернулись» техники, погрузив дороженную аппаратуру, разъехался на своем транспорте сервисный и ресторанный персонал... Аниматоры и артисты рассаживались сначала с кем придется, из-за мест уже начались склоки, но потом кто-то из организаторов сказал, что будут еще пассажирские «газельки». Просто попозже. Всех оставшихся поделили на несколько посадок, раздали телефоны водителей - но одна ГАЗель не доехала. Попала в ливень на уже размытой дороге и встала где-то в районе, о чем шофер и доложил по указанному номеру, беспрерывно пропадая и странно шепелявя из-за низкого качества связи. Теперь дождь и ночь добрались сюда, в глубокую безлюдную глушь, где и застряла наша жалкая горстка актеров. Так пять человек зашли внутрь старинного здания - им не оставалось ничего другого.

Хорошо еще, что у высокого в парике был ключ от главного входа. Единственный местный из застрявших, нанятый устроителями фестиваля, завтра собирался сопровождать сюда клининговую службу, чтобы сдать объект кураторам. Прочие несчастные - кто откуда и самых разных занятий. Две подружки-веселушки приехали вожатыми в большой областной лагерь, их отправили сюда по разнарядке. Еще тут оказались свободный художник-турист на подработке, ну и одна настоящая актриса на практике. Разношерстная компания прошла в шикарную залу, теперь холодную и сырую, и села рядком на винтажный диван.

Подружки сразу принялись реветь и тщетно звонить кому-то, актриса освободилась от поддельных фижм и достала из рюкзака ветровку, парни дружно помычали что-то ободряющее и ушли в сторону кухни, светя мобильниками. Дом был обесточен, так что замаскированный рубильник тоже предстояло поискать, а девушки пока зажгли свечи в канделябрах, массивных, но легких новоделах. Утеревшие слезы барышни даже решили попробовать разжечь камин и «ощутить романтику». (Высокий, знаток пространства, предупредил, что все историко-музейные ценности заперты в комнатах второго этажа, здесь же просто копии, стилизованные под разные эпохи и весьма дешевые.)

Когда обстановка стала приемлемой, безо всяких предвестий, стуков и скрипов на девушек начали наползать тени. Они появлялись будто повсюду, трепеща, как ночные бабочки, у дверей, кружа около свечей, сгущаясь на лепных потолках в невообразимой вышине и являя собой густой слой - новый потолок, нависающий над незваными гостьями. Первой этот бал теней обнаружила актриса, увидев рядом с дальним канделябром даму в шляпке и платье-тыкве с раздутыми рукавами. Она громко вскрикнула, схватила подсвечник с ближайшего столика и начала размахивать им окрест. Подружки у камина нажали на фонарики смартфонов и пронзительно завизжали в унисон...

В ярких лучах тени мешались в кучу, цилиндры наплывали на чепцы, крылатки - на манто. Они налетали на свет вереницей и отправлялись вверх. Парни, прибежавшие на шум, стояли теперь джедаями со своими телефонами, пытаясь защитить женщин. В один момент, взявшись за руки, все пятеро бросились к черному зеву дверей. Но слоистый потолок волной пошел вниз, наступая на молодежь. От темной материи отделилась воинственная преграда - офицеры с саблями и длинными пистолетами. И даже... гусары на лошадях. Вся группа живых была выдавлена тенями к камину, в котором вдруг полыхнуло пламя.

Хруст в гостиной раздавался всё сильнее. Тени сплоченной серо-бурой массой ломали гламурные подделки, заполонившие их пространство. Они тучей, ставшей вихрем, всасывали диваны и козетки, пуфы и шестиноженные столики, овальные гнутые стулья и гобелены из полиуретановых ниток, а также вазы, кисеи, канделябры, панно с сухими цветами - по мелочи. С сумасшедшей скоростью небесная воздушность залы уничтожалась бесследно. За окнами был тот же стихийный кавардак: «молонья», как испокон века говорили в этих местах, ножом разрезала темень с так и не включенным освещением, шумел дождь. А ветер выл в верхушках деревьев, ломая ветки.

Если бы сейчас кто-то из людей мог видеть, что творится на площадке перед особняком, то это было бы не менее впечатляющее зрелище. В прорезях молнии, словно бледное тело в дырявом кафтане, перемежались оттиски-картинки минувшего праздника. В длинных фосфорных лучах от неба до земли шарообразно сверкали шатры, проблескивали сотнями бенгальских огней пластиковые бейджики, перекати-полем неслись по газонам, утрамбованной почве и неудобным помостам дипломы, платочки, тонкие вилочки в два зубца, галстухи, подложечки от тарталеток. То ли в лапту, то ли в салочки «играли» друг с другом нуарные образы гостей, музыкантов, официантов, волонтеров, мимов, поваров... Дом запомнил всё, впитал торжество, сделал черно-белые снимки присутствующих - и вставил их в свои неподъемные рамки червленого серебра для дагерротипов. Усадьба оживала, прокручивая этот диафильм.

Меж тем у одной из подружек начала тлеть бахрома на накидке «русского дворового платья». Ни ей, ни второй девушке не на что было сменить выданные костюмы, их просто предстояло сдать в администрацию лагеря по прибытии. Актриса сжалась настолько, что ей, миниатюрной инженю, уже игравшей в театре параллельно окончанию учебы, казалось - она сейчас растворится в горячем воздухе. Оба парня во фраках, за порчу которых они бы выплатили десять неполученных гонораров, пытались совещаться. (Привыкая к шоку, как ко всему привыкаешь, когда невероятный киношный экстрим случается с тобой и длится какое-то время..) Странно, шептались они, тени на нас больше не реагируют. Теперь панели дверные крушат, держащиеся, кстати, на честном слове и паре шурупов. Попробуем отойти к окнам, они же пластиковые, вон ручки, сразу на себя дергай. Но тут загорелись обе подружки, и у актрисы сверкнули волосы, выдав сияющий над тонким личиком нимб как последнее озарение для грозной тучи впереди.

Этот сигнальный огонь обозначил конец обреченных. Сиреной кричали заживо горящие девушки... Толпа теней, словно пиратская каравелла под черным флагом, брала на абордаж маленькую шхуну. С правого фланга снова выступили военные и повалили мужчин в камин головами вперед. Слева несколько старушечьих клюк и тростей расправлялись с останками девушек.

ГАЗель, пережившая громы и молнии, рытвины и буераки, последствия ночного бурелома на ближнем перелеске, добралась до усадьбы в пятом часу утра. Опухший, вымотавшийся до предела шофер бросил ненавистный автобус за раскрытой имитацией ворот и побрел к дому. (Он пробовал звонить ребятам с разных участков пути, но безуспешно.) Где-то далеко ретиво кукарекал петух, небо было нежно-синим с завитыми белыми прогалинками, дышалось мягко и по-летнему - свет, мир и покой осели здесь будто на ПМЖ. Даже водитель как-то утешился от ходьбы, омытой зелени, близкого солнышка. Ему навстречу уже спешили пять человек, как и договаривались. Три барышни в необыкновенных нарядах и два молодых человека офицерской стати. Этим прекрасным утром живописная группка издали выглядела так - хоть картину пиши.

Садясь в покосившуюся от всех поломок, жутко грязную «газельку», одна мамзель сказала кудрявому спутнику: «Oui, c'est la Russie, mon garçon!».* На что он, учтиво склонив голову, произнес: «Vous avez toujours raison, grand-mère! Mais je préfère Paris».** А второй парень, с покрякиванием заняв узкий сырой диванчик, отреагировал так: «Да-да, в Россию нужно просто верить, разумеется. Но нам жаловаться не на что, верно?». И все рассмеялись.

Водитель только подумал: во дают! Да еще - лишь бы не задремать по дороге, надо бы спросить, может, у кого из пацанов права есть, чуток подстрахуют по лесам. Женщине он, помирать будет, руль не доверит.

* Да, это Россия, мой мальчик!
** Вы всегда правы, бабушка! Но я предпочитаю Париж.