Сны при температуре 40
Поначалу этот парень снимал обычные кулинарные ролики с элементами хоррора, чтобы разнообразить ролик, теперь же это переросло в нечто похожее на трейлеры к фильмам ужасов
Источник: https://t.me/memegrt/2206
Дачное
Чтобы помнили (окончание)
И никаких лаптей. Вот лозунг мой и солнца.
Абсолютно ни о каких народных ремеслах с утра думать не хотелось - а это означало только одно: гости разделяли мое мнение. Такое вот неписаное правило усадьбы деда Баюна. Последнее, чем стоило заниматься в такой славный февральский день, это торчать в сарае над полосками лозы. Да и, к тому же, вчерашний обильный пир с возлияниями, внезапно проснувшийся во всех романтический угар, помешавший нормально выспаться, - все это требовало свежего воздуха, мороза на щеках, лесных тропок и свободы.
Жена, как водится, проснулась намного раньше меня, и уже хлопотала где-то по дому. Судя по звукам, не одна. Старшая Черпакова, видать, тоже была ранней пташкой. Я же замотал себя в безразмерный тулуп, вытащился наружу через дверь в спальне, и с наслаждением закурил. Как учреждение для детишек от нуля до бесконечности, мы официально от пропаганды вредных привычек должны быть избавлены. Во всяком случае, жена на этом настояла.
К середине сигареты из гостевого домика вывалился старший Черпаков - помятый, немного ошалевший, но счастливый. Я хмыкнул и помахал ему рукой - еще сдуру в сени сунется, а оттуда главной комнаты не миновать. А там две энергичные женщины чего-то удумали, да еще и шушукаются о своем. Такой судьбы никто с утра не заслуживал.
Потирая висок, он подошел ко мне и поздоровался:
- Игорь.
- Клим. Куришь?
- Не откажусь.
Слегка трясущимися пальцами мужик вытащил из синей пачки с верблюдом сигаретку и благодарно кивнул, когда я протянул ему зажигалку. Без лучин, огнив и прочего. Обычная потрепанная Zippo. Вот знал бы, что он явится, футболку с Megadeth надел бы. Такие моменты - тоже часть сказки.
- Хорошо тут у вас. Воздух, природа. Тихо.
- Уж не отнять, - кивнул я и выпустил колечко дыма, - Как детишки, довольны?
- Да не то слово. Они там в каких волков-лисичек играть уже собрались.
- Хех. Ну и отлично. Детям нужна сказка.
- Это да, - задумчиво кивнул Игорь.
- Ты вот что, - я затушил сигарету и положил ее в мусорное ведро, и по совместительству пепельницу, замаскированную под деревянную колоду, - Как докуришь, заходи тут. А то бабы наши там уже вовсю хозяйство наводят.
Игорь уставился на неприметную дверь, ведущую в спальню.
- У меня там пиво есть холодное, - пояснил я.
Игорь расхохотался.
К часу дня же я уже полностью облачился в образ, и деловито вышагивал впереди всех, размахивая посохом. Штука, на самом деле, довольно полезная, когда по лесу постоянно шатаешься. Семейство Черпаковых семенило за мной, то пропадая в сугробах, то выныривая из них, но было видно, что и такое приключение им по нраву. То и дело затевались короткие поединки на снежках - в основном, конечно, между Лисой и Волком. Я постоянно бросал разнообразные реплики - в этом лес мне был союзник. То зайка какой промелькнет на горизонте, то филин прошуршит, то дятел начнет тарабанить. Ну а если кукушку повезет услышать, то тут вообще больше никакой развлекательной программы не нужно. Про кукушку можно долго рассказывать.
Но вот мы вышли к речке. Зимой тут, на самом деле, делать было особо нечего, так что в дело пошло мое обычное бездонное воображение. Речка была стартовой точкой для легенды о криничке.
- Вот и речка-мимотечка! Все течет, течет вперед. В речке водится сердечко, - драматическая пауза, - Что однажды вмерзло в лед…
Про лед я сам придумал. Да и про речку. Базовая история была довольно простой - чистая любовь, родители против, брак по расчету, и невеста убивает себя в лесу, а от ее слез берет начало родничок. Неплохо, но кого этим в наше время удивишь. Тем временем гости старательно прикладывались ушами ко льду и ловили все возможные звуки. И если не все, то как минимум дети потом совершенно точно будут утверждать, что слышали со дна реки биение сердца.
В моей версии истории речка эта брала свое начало от кринички - что было, конечно же, полной чушью. Общий контур сюжета был тот же - Алена полюбила Яся, а родители выдали ее замуж за некрасивого старого помещика. И она убежала в лес, и горько плакала и била кулачками в землю, пока не разверзлась река слез, а сердце ее не вмерзло в лед. И, говорят, подо льдом можно разобрать тихое-тихое тук-тук, тук-тук…
Летняя версия истории, понятное дело, отличалась в деталях.
А потом будет Валун Перуна - на меньшее я не согласен. Удачно подвернувшаяся каменюка, которая так и не стала местом чьего-нибудь паломничества, в моей версии обретала черты чуть ли не воплощения судьбы. С прилагающимися ритуалами - погладить круглый выступ на боку, дабы попросить заступничества древнего божества. Фотографироваться не возбраняется, и Перун ничего не имеет против того, чтобы на камень взбиралась детвора. Бывало, что детворе этой было по 40-50 лет.
Наступал тонкий момент. Целый день я им рассказывал про лесную живность и древние капища, наплел про криничку и все остальное. Но что же…
- А где Коряжич? - вдруг спросила новоявленная Лиса.
Слава богу, кто-то вспомнил без моей помощи. Больше всего на свете я ненавидел сочинять какой-то очередной натянутый повод, чтобы вернуться к основному блюду, той самой истории, ради которой эти люди вообще-то сюда притащились. Все время себя круглым дураком чувствую. Лучше уж с подростками работать.
- А Коряжич - он же здесь, - широко махнул я посохом, - Он и есть весь этот лес. Было тут легко и дико… Да осело в лесе лихо.
***
- А нормально этот Никитка жил.
Было бы глупо спорить с Васькой. Довольно крепкий дом, видимо, умер наш деревенский дурачок не так давно. Ни тебе щелей в стенах, ни течи в крыше. Окна тоже все на месте. Только что электричества нету, но это было вполне объяснимо. В доме чисто - кроме вполне понятной в таких условиях пыли.
Насчет красного угла - это первое, что мы бросились проверять, - бабка не лгала. Обязательные для него иконы там отсутствовали. Вместо них действительно в углу стояла кривая деревяшка.
- Какой-то странный идол.
Здесь с Васькой тоже было сложно спорить. Никаких следов обработки, попыток вырезать на нем что-то или хотя бы нарисовать. Просто коряга, обыкновенная, которыми топят печи по всему миру (предварительно обругав мать-природу за то, что этот продукт творчества невозможно порубить на нормальные дрова).
- Как думаешь, что это за дерево?
- Нашел кого спрашивать, - фыркнул Васька, - Не береза. Точнее я тебе не скажу.
Примерно на этом уровне о дендрологии были познания и у всех остальных.
Галька в это время потрошила все подряд полки и шкафчики на предмет сакральных записок сумасшедшего. Да, по закону жанра мы должны здесь отыскать если не дневник безумного служителя культа, то хотя бы завалящий некрономикон в погребе. Но в погребе было пусто, а на книжной полке томился только одинокий томик Жюля Верна. Если там когда-то и водилась другая литература, всю ее прибрали себе предприимчивые сельские жители. Об остальном и говорить не приходилось - в доме не было ни одной кастрюли или тарелки. Оно и правильно, чего добру пропадать. Покойному Никитке оно уже точно без надобности.
- Ладно, и что мы имеем? - я уселся за стол и закурил, - О Коряжиче здесь слышали…
- Но с серьезными искажениями, - подхватила Галька.
- А что мы хотели за почти сто лет? Такой-то испорченный телефон.
- А нам с этого что? - вклинился Степка.
- То, - добавил я, выразительно уперев палец в стол, - Мы можем сравнивать каноничное описание легенды с целыми двумя версиями. Версия этого вот юродивого - у него как минимум есть идол. Ни о каких идолах в оригинале не было и речи. Коряжич там реально существует, и в воплощениях не нуждается.
- Было бы странно, если бы легенда в эту сторону не изменилась. Если, конечно, тут никто не думает, что он и вправду настоящий.
- А почему и нет, - пожал я плечами, - Может, в лесу на самом деле лежит особо примечательная коряга. Похожая на человека, или что-то в этом роде. Может, целый древесный ствол. Как валуну, может, ему поклонялись.
- Культом валунов у нас никого не удивишь, а вот культ древа… - задумалась Галька.
- Уж насколько я раздолбай, но вы меня извините. Мировое древо и у нас почитали, - Кажется, вечно пьяные и обсуждающие девчонок Биба и Боба тоже начинали проникаться.
- Ну ты сравнил - Мировое древо и неведомая фигня в конкретном лесу. Нет, это другое.
- Разве что связь можно отследить, как лесное чудище успело превратиться в такой вот аналог Мирового древа, - делала заметки в блокноте Галька, - И этот наш Никитка в рамках обычной традиции превратил сказки детства в некоторый аналог культа…
Дальнейшие ее бормотания стали совсем неразборчивыми. Я продолжил развивать тему:
- И смотрим дальше. Если Никитка этот изобрел культ, то без его участия естественным путем Коряжич трансформировался в страшилку для детей. Помните бабкины воспоминания? Не ходите в лес, Коряжич заберет. Ничего подобного в оригинале вообще не было.
- Было, - буркнула Галька, - Когда Коряжич еще был безымянным лихом…
- Да что это вообще за бред, - подключился Васька, - Ну, я понимаю, что за лесное лихо. Люди в лесу всегда пропадают. Вот и выдумали что-то. А потом эта ваша ведьма превращает лихо в Коряжича. И он становится типа как защитником. А потом опять трансформируется в лихо.
- Не пытайся понять традицию, - улыбается Галька, - Ее надо прочувствовать.
- Да иди ты, - Ваське почему-то не по себе, - Вы так это обсуждаете, будто мы сюда не байки деревенские записывать пришли, а на чертей охотиться.
Я ухмыльнулся. Ваську всегда тянуло на страшилки, вот и сейчас проняло. Вместо того, чтобы думать, как из одной легенды могло получиться аж две или три, и сколько страниц убористого текста по этому вопросу можно родить, он сконцентрировался на самой истории. Не только о Коряжиче, но и о Никитке, странном идоле, всех нас. И не такое случается, если чрезмерно увлекаться зловещими тайнами. Если чрезмерно увлекаться зловещими тайнами, всегда есть вероятность, что легкая тень, тянущаяся от печи до угла комнаты, вдруг загустеет, взбурлит чернотой, и выдавит в твою сторону один маленький, но очень острый осколок. Который снесет тебе голову, наполнив дом криками, суетой, грязной руганью.
Васька не успел ничего понять, на его лице застыло недоумение. А само лицо застыло на голове, которая, крутанувшись в воздухе, приземлилась на стол. Залив кровью все наши торопливые записки.
***
- Лихо то, мороза злей, звало в лес к себе людей…
- А мороз злой? - неожиданно пискляво спросил мальчуган-Волк.
- У тебя, волчары, шерсть, - у меня - кожух же есть! - одернул я полы одежды, - Ну а если кто не знает, не уважит кто Лису, тот замерзнет, жизнь проклянет! И останется в лесу.
Я подмигнул обоим детишкам:
- Чую, чую от земли - хорошо, что вы пришли. Волк от лиха нас спасет, а Лиса нам путь найдет.
На этом импровизация заканчивалась. Впрочем, детишки, кажись, остались довольны. Только ведьма закатила глаза и отправила в рот жвачку.
- Лихо то людей манило. Страшно очень людям было. Люди то терпеть не стали.
Не особо надеясь на результат, я бросил взгляд в сторону нашей новоявленной скучающей ведьмы:
- Ведьму тут к себе позвали.
***
По большей части мы орали на разные голоса. Там, в моем этнографическом прошлом. Орать было от чего - я так вообще в ступор впал. Кувыркающаяся отрубленная голова - это такой тип зрелища, который и сам себе с трудом можешь представить, да и врагу пожелать что-то рука не поднимается. Тень, материализовавшаяся за секунду, так же быстро скрылась за печкой, оставив после себя кучку полутонов и ленивое солнце, продиравшееся через окна.
- Твою ж мать! - это был мой голос, хотя я и с трудом его опознал.
Галька бессловесно верещала, а вот Степка умудрился сохранить присутствие духа. Савка просто повторил за мной.
- Твою мать.
Это вывело из ступора уже меня, а я передал эстафету дальше - громко стукнул кулаком по столу и уж совсем нецензурно выругался. Галька перестала верещать и внимательно осмотрела комнату. Наш островок здравомыслия, Степа, выдохнул:
- Что это только что было?
- Не знаю… - выдавила из себя студентка.
- Ему башку к черту снесло! - дрожащим голосом, балансирующим между истерикой и научной любознательностью, добавил Савка.
Я ничего сказать не мог и не хотел. Я хотел домой.
Голова Васьки же продолжала растекаться красной лужей, лежа на столе. Кровь капала мне на колени, а я только и мог, что стыдливо сбрасывать отдельные капельки, падающие мне на пальцы. Но тут и мой мозг заработал:
- Печка! Это была печка!
После чего я в панике ломанулся наружу, споткнулся, упал на выходе, и прочувствовал спиной все детали обуви моих спутников. И каблуки Гальки, и тяжелые подошвы Степки, и кувыркающегося Савку, который не удержался на ногах и хляпнулся прямо на меня.
Мыслей пока еще не было.
- Что в этом доме? - заорал Степа.
Хороший вопрос. Постанывая, я пытался подняться на ноги. Оттоптали меня все-таки недурно.
- Вы это видели? - прохрипел Савка, и его спина тут же взорвалась. Что-то такое же быстрое, черное, въедливое, подбросило его кверху, вырывая из тела самое сокровенное - легкие, почки, сердце, всю ту требуху, из которой положено состоять человеку. Все вокруг залило теплым, я завизжал и попытался укатиться в сторону. Наткнулся на Гальку, вынужден был остановиться, а та упала на меня сверху так, что дух отшибло начисто.
Всеобщий визг резал уши. Ничего не соображая, я полз куда-то на карачках, а сзади хлюпало и чавкало. В щиколотку что-то вцепилось мертвой хваткой, я уж совсем инфернально заверещал, готовясь к неминуемой гибели, но ответный визг немного успокоил - если это вообще сейчас было возможно. За мою ногу цеплялась Галька.
- Степа! Клим! Вы где?
- Тут я, тут…
- Галька… Ногу… Пусти…
- Ай.
Перекличка окончилась. Я наконец-то догадался протереть глаза, упал на спину и огляделся. Савку разодрало практически рядом со мной - почему-то мозг сквозь панику методично и четко переваривал все увиденное. Поэтому я и временно ослеп - глаза просто залило кровью. В общем-то, в крови был я весь, без преувеличения. Галька послушно отпустила мою ногу, и только ошалело таращилась на меня сквозь бурые сосульки мокрых волос. Ей тоже досталось. А вот Степан (первый раз в жизни, когда я его так назвал) остался почти чист. Только рубашку на груди немного заляпало.
Досталось и дому. Все крыльцо было залито - и не только кровью, а и той самой требухой. То ли мозг оберегал меня от осознания всего ужаса происходящего, то ли и вправду там уже было не разобрать, где что - руки, ноги, внутренности, все смешалось в равномерную кашицу. Если бы я не видел, что именно произошло, никогда бы не догадался, что вот это вот все когда-то ходило и разговаривало. Было Савелием (самое удачное время, чтобы вспомнить настоящие имена своих друзей). Черт бы его подрал. Впрочем, он и подрал.
- Надо валить, - Степка продолжал сохранять присутствие духа, насколько это было возможно, - В темпе, на ноги, ну!
Я ухватился за предложенную руку и кое-как поднялся. Степан тут же бросился помогать Гальке - глупая в такой ситуации ревность кольнула в душу. Нда, хорош кавалер. Штаны обмочил, и только визжать смог. Еще и чуть не переехал даме сердца по лицу, когда она за меня цеплялась. От стыда щеки покраснели так, что это, казалось, было видно даже под щедрым слоем крови. Как ни странно, это привело меня в чувство. Я помог Степану поднять Гальку, все еще в шоке пялящуюся в пустоту, и послушно заковылял.
Галька что-то мычала и практически висела на наших плечах, а Степа тараторил:
- В задницу вашего Коряжича и вообще все это в задницу. Идем в деревню, звоним в милицию, и ноги моей больше тут не будет. Клим, ты очухался?
- Вроде.
- Держи тогда Гальку покрепче, я сейчас…
- Эй, ты куда?
Степан обернулся:
- Да куда мы прем вообще, ты в курсе? Где эта деревня, блин.
Он был прав. В какую именно сторону от дома нас занесла паника, я даже и представить не мог. На данный момент мы вообще шли в лес, и никакой дороги рядом не было. То есть, отправились уж точно совсем не в ту сторону. А то, что облюбовало домик старого культиста-психопата, почти наверняка шло за нами по пятам.
- Да, точно, нам туда, - махнул рукой Степа, - Вон дорожка, видите?
- Ага.
Галька всхлипнула. Кажется, тоже начала приходить в себя. Степан же отвернулся от нас и успел сделать ровно три шага. После чего из тени под сосной что-то вздыбилось, непроглядной теменью опалило взгляд, свернулось вокруг Степана, и…
Я механически закрыл глаза рукой, отказываясь поверить в происходящее.
Степка мгновенно превратился в фарш. Как творог сквозь марлю - другой метафоры мне на ум не пришло. Твердая масса, кости и требуха, сжались в комок, а остальное выплеснулось во все стороны, залило землю, залепило глаза, уши и рот. Галька коротко пискнула только, а я и звука издать не мог. Что бы это ни было, домом его среда обитания не ограничивалась. Что и логично.
Истерзанный всем увиденным, мой мозг не погрузился в пучину безумия, как это водится у героев ужастиков. Не нашел он и остроумного пути спастись. Обнять покрепче девушку он тоже не догадался. Мой мозг выплюнул мне все многочисленные нестыковки и странности, которые все это время, оказывается, подмечал. И я наконец-то понял, что было не так с Коряжичем, с Никиткой, со всей этой затеей. Я понял. Понял и поверил.
***
Сегодня засветло проснулся уже я. Жена сопела, по обыкновению отвернувшись к стенке, а никаких шансов заснуть снова у меня не было. Я немного повалялся, глядя в потолок, потом посмотрел на темный гостевой домик, мирно прикорнувший среди сугробов, и вздохнул.
Один из этих дней, чтоб его.
В очередной раз мои воспоминания проснулись слишком ярко, наверняка, с ночными кошмарами, пусть я их и не помнил. И успокоить меня сейчас могло только одно - напоминание о том, что это все по-настоящему. Галька в курсе, еще бы ей не быть. Когда она проснется одна, поймет, куда я ушел. И пойдет по своим делам - готовить завтрак гостям, развлекать их в меру сил, пока главный массовик-затейник шляется по лесу.
Я натянул привычную футболку, сверху накинул куртку. Пуховые штаны, берцы, перчатки. Голову спрятал в капюшоне, старый треух остался ждать своей очереди. Этим утром я не играю никаких представлений. Место узловатого посоха заняла алюминиевая снежная палка - она банально легче. А в лесу с посохом и правда удобнее.
Обычно непременный атрибут описания утра - это тишина. Не знаю, кто такую чушь выдумал, но рассказчик он точно так себе. Утро все состоит из маленьких звуков - одиноких вскриков птичек, шорохов различных природных обитателей - как тех, что возвращаются с ночного промысла, так и тех, кто готовится к новому дню. Скрип деревьев на ветру - так они вообще в любое время суток скрипят, достаточно просто стать рядом и помолчать. Никакой тишины по утрам не бывает.
Скрип-скрип. И снег под ногами. Я шел совсем в другую сторону, туда, куда не водил своих гостей. Подальше от реки, от кринички, от людей. И слепо скользил глазами по ямкам в снегу. Пока, наконец, не сообразил, и не присел над одной из них. Надо же. Я ухмыльнулся и поспешил. Если я правильно понимаю, нынешние гости оказались особенными. Хоть и знали об этом не больше, чем я полчаса назад.
Лес особым разнообразием не отличался - еще летом можно найти какие-то в нем закономерности и ориентиры, но вот зимой это просто ряды голых стволов среди бесконечной белизны. Если не знать, куда идти, то и не найдешь. Ну или есть вторая крайность - если идти куда глаза глядят, то можно и случайно наткнуться. Я разглядел их издалека, ухмыльнулся, вытащил сигарету и прикурил.
Наша ведьма все-таки выкинула коленце. Черт его знает, зачем ее понесло из дому в такую рань - а, может, она тут и полночи стоит. Подростковый протест, домашняя ссора, или просто шило в заду погнали ее прогуляться. И вот она стоит и только крутит головой, пытаясь оглядеть то, что решил ей явить лес. Хотел бы я увидеть ее реакцию, когда она нашла это место, но уж ладно. Старикам не может перепадать все веселье. Это привилегия молодых, тут былые заслуги не работают. Я выбросил окурок и тут же достал новую:
- Куришь?
Та посмотрела на меня осоловелым взглядом и вернулась к созерцанию. О да, я понимал. Я бы и сам тут сейчас торчал пару часов, просто глядя на Коряжича. Затем сюда и собирался.
Он был просто огромен. Узловатый, сплетенный из десятков деревьев, он покачивался на своих многочисленных ногах, нервно подергивая веточками, как усиками. Он никуда не спешил и ничего не хотел, он был этим лесом и лес был им. На его спину садились совы, в его руках шмыгали белочки, его ноги были иссверлены дятлами, а жуки-короеды сладко спали под его ногтями. Коряжич невидящим взором смотрел на нас, ничтожных перед его объемом, и видел и не видел одновременно. Он знал, что мы тут. Но это было настолько незначительно…
- Что это? - тихо спросила подросток.
- Коряжич, - Я закурил, - Во всем своем чертовом великолепии.
- Что он такое?
- Помнишь, что я рассказывал вчера?
Она не помнила. Наверное, не слушала.
- Это страшная и кровожадная тварь, подруга, - вздохнул я.
Подросток словно очнулась от наваждения и злобно посмотрела на меня. Я не смутился:
- Лихо тут и вправду существовало. Когда - а хрен его знает. Один этнограф записал сказ о Коряжиче еще в девятнадцатом веке. Сколько веков он существовал до этого - никто уже не расскажет.
- Лихо?
- Я же рассказывал, - с издевкой покачал я головой, - Объявилось в лесу лихо. Что такое, чего ему надо - никто не знает. Но людей потрошит будь здоров. Сходишь такой за грибочками, а тебе кишки на шею намотает. Удовольствие ниже среднего.
Ведьмочка внимательно меня слушала - как заядлый рассказчик, я чувствую такие вещи. Моя улыбка стала шире:
- Они там всех местных ведунов перепробовали, все без толку. Ведовской науке существо неизвестное, и что с ним делать, никто не знает. Черт его разберет, может, и вправду инопланетянин какой. От отчаяния пошли к ведьме.
- То есть это не для меня выдумано?
- Скажешь еще, - я искренне рассмеялся, - Ты у нас, конечно, девчонка видная, но даже ради тебя я б целую программу не выдумывал. Есть и более простые способы подкатить.
Она улыбнулась. Что ж, хороший знак.
- Ведьма сперва наотрез отказалась. Ну, ее можно понять. Плюс, она что-то знала, наверное.
- Как-то это… - подросток шлепнулась на задницу прямо в сугроб, - Слишком…
- Слишком реалистично? Сказки, сестра, не на ровном месте родятся. Что там деды заливают стихами, это фильтровать надо через очень тонкое сито.
И снова улыбнулась. Вот те на.
- Уломали ведьму, короче. Та, не будь дура, и цену заломила соответствующую. Дело как бы опасное для здоровья и благополучия. Нет, не первенцев каких, а вполне полновесного злата да серебра. Мадам была довольно практичной. Ты меня, конечно, не слушала, но про новорожденную дочь старосты деревни я соврал для красного словца. А дальше отработала наша ведьма - ну чистый спецназ.
Да, я полностью завоевал ее внимание. Понятное дело, что рядом с Коряжичем любой податливее станет, но такая манера подачи истории подростку явно лучше заходила:
- В общем, узнала ведьма, что это лихо - неведомая хренотень. То есть вообще неведомая. Черти там, духи лесные, что угодно - не вписывалось это нечто ни в какие рамки. Обряды на него не действуют, обереги не работают, живая тьма, которая может в мгновение человека пополам порвать. И почему-то именно людей рвать и любит. Таится в тени, а потом раз - и что-то черное появляется, в ножи и лезвия превращается, кромсает и рвет. И бесследно исчезает. Как в кино, блин.
- И что она сделала?
- Да самое, блин, гениальное, - я хохотнул и присел на корточки, - Раз у нас есть что-то неведомое, то его надо изведать. И попала в точку. Тут бы, конечно, спектральный анализ провести, но времена не те. Да и сработало даже лучше - сомневаюсь, что спектральный анализ помог бы. Ведьма дала твари имя.
- Чего?
- Того. Так мы, люди, спасаемся от неизвестного. Мы даем ему имена. Страшно бояться черт пойми чего из тьмы, не так страшно бояться маньяка. Маньяк простой и понятный, соблюдай правила - ну, не подходи к незнакомым и все такое, - и ничего не случится. Так и Коряжич.
- Так что он такое?
- Он - безобидная деревяшка, - хмыкнул я, - до тех пор, пока о нем помнят, и в него верят.
- А если нет?
- У меня три друга здесь погибло. Потому что некому было верить в Коряжича. Я серьезно.
Она, конечно, посмотрела на меня недоверчиво, но скорее по подростковой привычке. Она верила. Ну да, не поверишь тут, на таком-то фоне.
- Я и сам жив чудом остался. Просто вот дошло в последний момент. Что это все по настоящему. И та штуковина превратилась вот в эту штуковину, - ткнул я в сторону древесного нечто, - А я остался жив. Потому что поверил.
- И дальше?
- Смылся отсюда подальше, что же еще. А потом тут люди стали пропадать. Я ж и сам уже почти уверился, что мне показалось что-то. Да и вообще прошлое, оно такое. Быстро тускнеет. А если в Коряжича никто не верит, то в лесное лихо верят все.
Я затушил второй окурок и снова потянулся за сигаретами:
- Все боятся, заходя в лес. Кто чего. Я думаю, это этот страх и родил это… Чем бы оно ни было. Или как минимум его питает. И вот единственный способ его обезопасить - это поверить, что в лесу живет не что-то страшное, а безобидный Коряжич.
- А зачем тогда…
- Дети, - пожал я плечами и спрятал зажигалку, - Никто так не умеет верить, как дети. Меня одного, знаешь ли, не очень хватает. Меня-то оно тронуть не в состоянии, но какого-нибудь грибника неверящего - как нечего делать. А дети любят сказ о Коряжиче. И пока они помнят, пока они верят, большая часть леса в безопасности. А может и весь мир. Черт его знает, на что эта штука способна.
В любой нормальной ситуации - а все ситуации в текущем положении были нормальными, - она бы подняла меня на смех, и была бы права. Но не сейчас. Коряжич топтался на месте, глухо скрипел стволами, жадно пытался нащупать что-то ветвями-усиками. Возвышался до небес, едва-едва уступая ростом соснам, под которыми приютился.
Впрочем, мне всегда было интересно, его не видно на спутниковых снимках из-за маскировки, или из-за того, что он, по сути, воплощенная вера. Вера-тюрьма, существующая только для того, чтобы запереть в идоле породившее его божество.
- Такая вот у меня вечная стража теперь, - добавил я. И дополнил:
- No escaping pain, you belong to me.
- Clingin' on to life by the skin o' my teeth, - закончила подросток.
- Откуда вы вообще в наше время знаете про Megadeth? - спросил я о том, что меня на самом деле интересовало.
- Не твое дело, дед, - подала она мне руку, - И меня вообще-то Викой зовут.
Я присматриваю за местной фермой. Владельцы оставили мне список странных правил (часть 1 из 4)
В нескольких километрах к северу от моего города расположена небольшая семейная ферма. Наступил июль, владельцы в полном составе собирались в отпуск и разместили объявление о вакансии сторожа. “Кормите животных, следите за тем, чтобы система полива работала исправно и собирайте урожай.” Ничего особенного. Ферма небольшая, так что речь даже не шла об уходящих в бесконечность полях. К тому же, они предлагали две тысячи долларов. Я была в восторге от того, что наткнулась на такую блестящую возможность.
Теперь восторга поубавилось.
Видите ли, Гершоны оставили мне подробные инструкции в конверте, вместе с половиной оплаты. И только начав читать их, я поняла, что звучат они немного странно… Очень странно.
***
Дорогая Эмили,
Спасибо тебе за заботу о нашей ферме! Чтобы обеспечить твою (и животных!) безопасность и благополучие, мы подготовили список инструкций и заданий.
1. Пожалуйста, корми коз и кур ровно в 6 утра. Они становятся очень капризными, если не сделать это вовремя :)
2. Нужно будет обрезать завязи малины. Для этого срежь плети (ветки), которые уже начали плодоносить. Надень толстые перчатки, там повсюду шипы. Если ты все-таки уколешься, немедленно иди в дом и позвони доктору Ливси, чтобы убедиться, что рана не инфицирована.
3. За полем подсолнухов ухаживать легко, а еще, ты посмотри только, какое оно красивое! Однако, если когда-нибудь увидишь подсолнух, повернутый не в том направлении, что другие, немедленно уходи в дом. Не возвращайся на поле до следующего дня.
4. Ферма, как тебе известно, окружена лесом. Иногда по ночам по территории бродят койоты, лисы или другие дикие животные. Не волнуйся, дорогая – загоны для животных отлично защищены, совершенно нет нужды проверять их, если ты что-то услышишь ночью. На самом деле, мы рекомендуем вообще не покидать дом от захода солнца до восхода луны.
5. Не ходи в кукурузный лабиринт. Даже если услышишь доносящиеся оттуда звуки, похожие на детский плач, не входи. Кукурузный лабиринт пока закрыт для посетителей. Скорее всего, это будут просто лесные рыси.
6. Не пугайся, если поймешь, что козы проснулись посреди ночи. Они наполовину ночные животные, и часто просыпаются, чтобы побродить, пощипать траву или сходить в туалет.
7. Можешь полакомиться любыми фруктами или овощами, которые соберешь, но не ешь яблоки из северо-западного угла сада.
8. Мы больше не используем пугала. Если вдруг увидишь одно из них, пожалуйста, вернись в дом, запри все двери и задерни шторы. Не выходи до следующего утра.
9. Следи за тем, чтобы фермерский прилавок всегда заполнялся дважды в день: утром и вечером. На ночь убирай все непроданные продукты в холодильник.
10. У нас нет свиней.
Огромное спасибо, Эмили!
Семья Гершон.
***
Я выглянула в окно. Солнце висело низко, оранжевые лучи пробивались сквозь лес. Черт возьми, если я нельзя выходить на улицу после наступления темноты из-за волков или чего там еще, то лучше поторопиться.
Первым делом я пошла к козам. Они столпились вокруг, пока я наполняла кормушки, и уставились на меня своими странными зрачками-щелочками. Я постаралась сделать все как можно быстрее – козы, честно говоря, немного пугали. Поспешив прочь, я увидела как одна из них, с черно-белой шерстью, просунула свою мордочку сквозь забор.
– Мааааа, – заблеяла коза, уставившись на меня.
Куры отнеслись к новому лицу более скептически, уставились на меня и протяжно раскудахтались, наклонив головы: "бааааввввввв"? Но как только поняли, что я принесла еду, подошли и принялись клевать зерно. На самом деле, довольно милые курочки.
Я заперла калитку, повернула обратно к дому…
И замерла.
Через одно небольшое поле от меня простиралось поле подсолнухов. Яркие золотистые лепестки с темными серединками слегка покачивались на ветру. Все они повернулись к заходящему солнцу, но один из них – у края поля – был обращен ко мне.
Я уставилась в его черный, как смоль, центр. Вроде в записке об этом что-то было… Зайти внутрь, если один из подсолнухов повернут не в ту сторону?
Заперев калитку курятника, я зашагала по траве к старому фермерскому дому, так и не выпустив из рук пакет с кормом для кур. Я была на полпути к дому, когда снова обернулась.
Лучше бы я этого не делала.
Подсолнух все еще был обращен ко мне. Несмотря на то, что я ушла сильно в сторону. Несмотря на то, что этого вообще не должно было случиться.
Быстрее к дому. Хотя, да ладно тебе, что такого может произойти? Подсолнух догонит тебя и съест? Мозгом я понимала, что это глупо, но что-то инстинктивное заставляло мои ноги работать быстрее. Я даже не потрудилась занести корм в сарай – вбежала в дом и заперла все двери.
Фух. Безопасность.
Я бросила последний взгляд на подсолнух. Затем пошла на крошечную кухню и вскипятила воду для макарон. А к тому времени, как пора было садиться за стол, уже качала головой. Какая глупость. Испугалась подсолнуха.
***
Что-то разбудило меня посреди ночи.
Я села. Шея ныла из-за дрянной местной подушки. Я оглядела крошечную спальню, но не увидела ничего особенного. Нет, конечно, кое-что было не так, например, облупившаяся краска, мигающая лампочка и засоренный унитаз. Но ничего особенного.
Зевнув, я проверила телефон: 3:12 утра. Вздохнула, и снова легла.
Но прежде чем успела задремать, услышала кое-что. Тихий, пронзительный звук.
Доносящийся снаружи.
Я медленно заставила себя встать с кровати и подошла к окну. Передо мной в темноте протиралась ферма, но старое стекло искажало картинку: формы и цвета смешивались друг с другом, как растекающаяся краска. Откинув задвижку, я распахнула окно. Дерево протяжно заскрипело.
Я прислушалась.
Тишина. Затем…
– Помогите мне.
Голос. Детский голос.
Доносящийся со стороны кукурузного поля.
Это, блядь, никакая не рысь.
У меня кровь застыла в жилах. Я уставилась в темноту, на кукурузное поле у опушке леса. Надеясь, что это просто затянувшийся сон или что-то в этом роде. Но пока я стояла там, ощущая, как прохладный летний ветерок проникает в комнату, это случилось снова.
– Пожалуйста. Помогите мне.
Голос дрожал, как будто ребенок плакал. Я прищурилась в темноту, обшаривая взглядом край кукурузного поля. Надо пойти туда. Я помнила правило Гершонов, но эти звуки никак не могло издавать животное.
– Эй! Я иду, не волнуйся! – крикнула я в окно.
Тишина.
А потом послышался шорох. Я покосилась на кукурузное поле и увидела, как колышутся стебли, словно что-то движется среди них.
– Стой, где стоишь! Я иду к тебе!
Кукурузные стебли продолжали шуршать.
И каждый мускул в моем теле застыл.
Эти волны движущейся кукурузы... не могло быть и речи о том, чтобы это был маленький ребенок. Стебли раскачивались, танцевали, гнулись на площади не меньше трех метров в поперечнике.
И оно, что бы это ни было, направлялось к краю поля.
Быстро.
Я закрыла окно. Опустила жалюзи. Сердце бешено колотилось в груди. Почти в панике сбежав вниз, проверила замки. И, наконец, когда удостоверилась, что нахожусь в безопасности, позвонила в полицию. Но они даже не послали офицеров!
– В этом районе нет пропавших детей, а вы наверняка просто видели медведя, – спокойно объяснила диспетчер.
Ну, думаю, они должны знать все о ферме Гершонов.
И вот теперь я лежу здесь, в своей постели, и слушаю, как хрустят и шуршат стебли кукурузы. Под ручку двери спальни подсунут стул. Я трижды проверила все замки.
И все, что я могу – это ждать рассвета.
~
Телеграм-канал чтобы не пропустить новости проекта
Хотите больше переводов? Тогда вам сюда =)
Перевела Юлия Березина специально для Midnight Penguin.
Использование материала в любых целях допускается только с выраженного согласия команды Midnight Penguin. Ссылка на источник и кредитсы обязательны.
Чтобы помнили (начало)
- Что такое? Кто такие? Это гости дорогие!
Я едва успел переодеться - благо Сенька из лесхоза, добрая душа, позвонил и предупредил, что клиент явился раньше времени. Что ж, неприятно, конечно, да и даже свинство с его стороны, но что поделаешь. Клиент у нас, как водится, всегда прав. Пришлось в темпе сгребать со стола, прятать совершенно не аутентичную пиццу в самую что ни на есть традиционную печь (времени не было придумать что-то получше). Закидывать в детально воссозданный старинный сундук (производства прошлого года) ноутбук, телефон и всю остальную необходимую в хозяйстве мелочь. И прыгать на одной ноге, стаскивая абсолютно неуместные джинсы, чтобы заменить их холщовыми штанами, пахнущими свежим сеном (специально хранил рабочую одежку в сарае), простецкой льняной рубахой, лаптями и соломенным капелюшом. Ну, шляпой, то есть.
Хоть меня ничем заменять было не надо. Что в джинсках и футболке Megadeth, что в образе внешне простоватого, но хитрого хуторянина я выглядел одинаково - добродушный седой дед с пушистой бородой, задорной ухмылкой и хитрецой и некоторой недосказанностью, мрачной тайной в глазах. На бороду клевали детишки, на недосказанную тайну - их родители.
Ну а потом они все дружно клевали на сказ о Коряжиче, кто просто по простоте душевной, кто - не без помощи крепкого самогона, лицензию на продажу которого все же удалось выбить в прошлом году.
Жена же в выражениях не стеснялась, и костерила своевольных визитеров на чем свет стоит, смывая косметику. В отличие от меня, ее расшитое крестьянское платье вполне устраивало, и она спокойно щеголяла в нем каждый день. Но вот хорошенько примолодиться да накраситься любила, чертовка, даром что скоро шестой десяток разменяет.
Но это уже в прошлом. Приготовления, суета, недосмотренный сериал, недовольство от раннего визита. Закрыто на надежный амбарный замок, заперто в сундуке, утоплено на дно сеновала. Теперь я - дед Баюн, гостеприимный хозяин, проводник в сказку, лично знакомый с Коряжичем. Хорошая легенда, посетители пусть и не валили толпами, но зато приезжали стабильно. И возвращались.
- Кто же прибыл к ночи к нам? Рады мы всегда гостям, - продолжил я, - Кто стучится в наши двери? Чую зверя, чую зверя!
Машина стояла прямо перед моим носом, полностью разрушая всю драматургию. Современный кроссовер, блестящий в чрезмерно ярких, понимающих, что осталось им недолго, лучах солнца. Но это не я тут в сказку попал, а они. Семья Черпаковых. На три дня, полный пансион, список дополнительных пожеланий прилагается.
От дополнительных пожеланий в основном страдали моя старуха и Хитрик. Жена - потому что иногда приходилось готовить особо заковыристые блюда, причем постараться внести в них хоть какую-нибудь деревенскую эстетику. Во-первых, этого требовало законодательство. Агроусадьба все-таки немного отличается от обычного бизнеса. Во-вторых, она на самом деле старалась. Щучьи суши, блин. Даже такое приходилось готовить.
Ну а Хитрик был котом, которого просто обожали все подряд дети (да и большинство взрослых), но который мог в ответ только стоически терпеть их внимание, поглядывая на меня. Дескать, дед, я тебе все это еще припомню. Не дай бог твоя переперчит кровянку, али еще как не удовлетворит мои кошачьи вкусы, так не то что лапти, весь дом загажу так, что век не отмоетесь. Хотя лапти и так загажу, чтобы неповадно было.
Почему-то облюбовал для своей нехитрой кошачьей мести он именно этот архаичный предмет обуви. Ни сапоги хромовые, праздничные, ни валенки для зимних представлений его не прельщали. О менее драматичных кроссовках и берцах он вообще и не думал. Гадил в лапти после каждого прихода-ухода гостей, исправно, по заведенной традиции. Я не обижался. Работа у котофея нервная, пусть развлекается. К тому же, запас лаптей у меня был приличный. От мастер-класса по их плетению, входящего в развлекательную программу гостей, их до черта накопилось. Собственно, в данный момент они ютились у входной двери строго ради кошачьих извращений. На дворе стоял февраль.
- Зверь железный, непростой, - уставился я на решетку радиатора джипа, - Зверь проехал лес густой! Правит зверем не возница… Правит зверем… Ох, девица!
Мать семейства ухмыльнулась, вылезая из машины. Муж ее, довольно угрюмого вида мужик, вылез с переднего пассажирского места. Сзади же гомонили детишки. Эта часть представления, на самом деле, больше на них и была рассчитана. Будь пара бездетной, я бы, скорее всего, встретил их нормально, без всего этого спектакля.
- Зверь проехал через лес, - наигранно удивленно продолжил я, - Сколько ж он принес чудес?
Сейчас наступала сложная часть. За доли секунды поймать образы детишек, разобрать их в голове на атомы, сложить обратно, и умудриться срифмовать сложившуюся информацию так, чтобы малыши заверещали в восторге, забегали, запрыгали, и так и остались до конца отдыха - кто зайчиком, кто кикиморой, кто еще чем, что взбредет мне в голову. Тут сложно разработать какой-то единый алгоритм. Каждый раз - сплошная импровизация. Но пока я ни разу не прокалывался.
Тоже, знаете ли, конкурентное преимущество. Дед Баюн - в первую очередь бренд, а уже потом добрый дедушка, которому вообще-то не дали досмотреть сериал вместе со свежей, но теперь уже безнадежно остывшей вкусной пиццей. Отчего он теперь не настолько добрый, каким был полчаса назад. Но все это мы выносим за скобки.
- Этот всех в пути берёг, храбрый, сильный серый Волк.
Пухлый малыш подбоченился, примеряя на себя роль защитника. Лет восемь ему было. Защитить он в лучшем случае их от солнечного удара мог, и то только потому, что отбрасывал тень. Но мальчишке было приятно. Здесь я попал в цель.
- Кто же Зверя вел в пути? Нас так просто не найти.
Я ловил взгляд рыженькой - вся в мать, точно. Только лицо в веснушках. Интересно, старшая Черпакова их стеснялась? Вывела с помощью пластики? Или сами прошли? Дочка ее стеснялась точно. Наконец, поймав взгляд ребенка, я продолжил:
- Это точно неспроста. Их вела сюда Лиса.
И здесь попал. Девчушка заулыбалась, завозилась на сидении, собрая какие-то свои пожитки. А вот третий ребенок заставил весь мой зарождающийся актерский энтузиазм рухнуть вниз. Подросток. Лет 16. Эти самые сложные. Даже попадешь такому в душу, он же из вредности не согласится. Младшие дети были намного проще. Старшие - тоже. Старшие понимали правила игры и все издержки, младшие просто радовались сказке. Эта же мамзель явно приехала на “скучную тусу с родаками”, или как там у современной молодежи это называлось. Кринж, зашквар, лажа? И заранее меня ненавидела, как часть этой прогнившей системы.
- Чую грохот я земли, - вдруг само вырвалось у меня, - Так кого вы привезли?
Грохот и правда был - наушники подростка были дешевыми, пропускали звук наружу, и я даже с удивлением узнал трек Megadeth. Надо же, молодежь их помнит. Не знаю, от этого ли, или просто для того, чтобы облегчить себе работу, я дождался, пока семья зайдет в дом - подросток, разумеется, замешкалась, чтобы не связывать себя с этими казуалами, - и тронул ее за плечо:
- Ты прости гнилую тему.
Она посмотрела на меня, как на врага народа.
- Не заметил сразу ведьму.
Я все еще оставался врагом народа.
- Не гневися, госпожа.
Ее глаза заблестели - на секунду, но все же.
- Не губи нам урожай.
Она ляпнула что-то вроде “я подумаю”, стряхнула мою руку с плеча и вошла в дом, гордо расправив плечи. Уф, кажись, и к этой подход нашел.
Начало можно считать успешным.
***
Вообще-то я этнограф. Ну как, этнограф, - застрял на неоконченной аспирантуре, и на этом мое образование закончилось. Начались серые будни, работа не по специальности - как у всех, в общем. Разве что история моего расставания с этнографией чуть более необычна, чем у остальных.
- Вещи можете здесь сложить, - шепнул я старшему Черпакову и указал на вполне себе современный шкаф, замаскировавшийся под вытертой, насмерть застиранной холстиной.
Тот кивнул и стал выбираться из яркого китайского пуховика. Жена же его просто скинула строгое серое пальто на лавку и уже исчезла где-то в глубине дома. Оттуда, из глубины, вовсю гомонили, только что не было понятно, о чем. Ну, кто глава семьи тут, я уже и так понял. Ничего удивительного, видали и не такое.
Проводив глазами угрюмого мужика, собравшего по пути все многочисленные пальтишки и курточки, оставленные на его попечение многолюдным семейством, я пошел оформлять второй акт представления.
- От же старый дуралей! - погрозила мне кулаком жена, - Что ж не сказал, что гостей ждем. А я не готовила…
Рифмовать на ходу у нее никак не получалось, но во всем остальном в роли жена чувствовала себя комфортно. Как же, не готовила. С утра торчала на кухне, что-то бормоча себе под нос, да меня шпыняла - то ей того принеси, то этого, то заказать срочно надо что-то…
- Грешен, старый дуралей, - примиряюще поднял я ладони, - Бабка, принимай гостей!
Хитрик, развалившийся на печке, открыл один глаз и с ненавистью просверлил меня очередным заостренным взглядом. Ну уж прости, котяра, но кушать-то ты любишь? Правильно, любишь. Люби и неуклюжие детские ласки, которые тебе сегодня предстоят. И завтра. И потом. А то на какие такие шиши я тебя, жирного обжору, кормить буду? Хитрик с честью выдержал этот мой ответный взор, что-то проворчал себе под нос и снова уснул.
Дальше все шло по более-менее единому сценарию. У меня целые стихотворные монологи были заготовлены - про надвигающуюся волшебную ночь, Коряжича, кем бы он ни был, про старые обычаи накормить да в баньке выпарить - весь этот стандартный сказочный багаж. Иногда, конечно, все это разбавлялось импровизациями.
- В эту ночь в году, ведь знаешь, ведьмы сходятся на шабаш, - и бросить подобострастный взгляд в девочку-подростка, усиленно делающую вид, что вся эта деревня ее не интересует.
- Вижу звезды, вижу знаки… Принеси нам, мать, по чарке! - теперь уже хитрый, заговорщицкий взгляд в сторону угрюмого мужика.
- Что-то Волк Лису неволит, - мальчуган удивленно уставился на меня, и его сестренка быстро высвободила косы из его рук, - Чует, видно, кто тут ходит.
- А Лиса хитра, хитра, - подмигиваю уже девчушке, - Дотянуть бы до утра.
Сказка растет, набухает, ширится. Сказка - сказ, вернее, - о Коряжиче. Каждый раз новый, с разными деталями. С хитрыми лисичками и храбрыми волками, а то и с шустрыми зайками и вообще какими-нибудь чертенятами. Сегодня вот ажно целую ведьму принесло. Мать семейства благосклонно улыбалась, и даже не высказывала никакого недовольства, когда ее муженек опрокидывал в себя рюмку за рюмкой, по пути сбрасывая свою угрюмость, как змеи - кожу. Да и сама не гнушалась опустошить стопку под очередной дымящийся шедевр, который жена извлекала из своих запасников. Тут обошлось без особых сюрпризов, семейство Черпаковых вполне устраивали деревенские колбаски, картошка десяти разных видов, драники, сало - все то, что и положено видеть в крестьянском доме.
А я продолжал плести свое кружево. Пропустил несколько рюмок со старшим Черпаковым, чтобы он еще больше убедился, что мы с ним на одной стороне, но это все. Напиваться мне никак нельзя. Во всяком случае, сейчас. Я щедро населял чудесами лес, который окружал нашу усадьбу, от души горстями бросал туда чертей, леших, водяных, русалок - да кого угодно. Чуть более нежно, через тонкое сито, сыпал чудеса в дом. Домового за печку, банника в баню, хута в сарай. Застращал голосами из колодца, а потом тут же развеселил бесшабашными проделками Хитрика, который дрался с домовым за вкусную еду. Хитрика по этому поводу ожидаемо затискали, и я долго чувствовал на своем затылке переполненный ненавистью кошачий взгляд.
Но потихоньку приближалось время Коряжича. Главного обитателя этого леса, которого в другой местности не найти. И той самой коммерческой фишки, благодаря которой мы, конечно, не то чтобы разбогатели с женой, но могли себе позволить относительно сносное житье-бытье. Коряжича следовало растянуть на все три дня - в промежутках припоминая охотничьи байки, настоящие и выдуманные случаи с гостями, травить анекдоты, плести любую чушь, которая могла понравиться гостям. И готовить их к финалу этой истории.
- С лешим-то не всякий сладит, только если что Коряжич…
Вот всем Коряжич хорош, только не рифмуется почти ни с чем. Но это уже к этому моменту было не важно. Марта процитировала ключ - я специально для нее составил несколько стишков, чтобы зазубрила и подыгрывала:
- Тише, деда, тише, тише. Из ума совсем уж выжил.
- Мать права, совсем я старый. Только силушки немалой! - Схватил я кочергу, заботливо прислоненную к печи, помеченную синей полосой сверху.
Полоса тут же укрылась под моими ладонями - это самые азы для любого фокусника. А кочергу я скрутил в замысловатый крендель. Разумеется, та была не чугунная и даже не металлическая. Слабаком я не был, но и богатырем уж точно никогда не слыл. Но все это - часть представления. Стряхнул несуществующий пот, победно посмотрел по сторонам, и, повинуясь внезапному наитию, бросил получившуюся кракозябру отцу семейства:
- Что-то ваш отец заснул. Глянь, достойно я загнул?
Мужик и так едва поймал этот внезапный снаряд, явно не ожидая такой выходки. И теперь растерянно пялился на меня. Я в ответ подмигнул. Хитрик за спиной, вновь удравший на печку, фыркнул. Мужик же как-то инстинктивно разогнул кочергу и на секунду удивленно уставился на нее. Потом смекнул, ухмыльнулся, протянул мне муляж.
- Ох, и славный будет пир. К нам явился богатырь!
Жена его улыбалась и даже как-то томно начала поглядывать на мужа. Алкоголь брал свое, или моя выходка - импровизация, мысленно поправил я, - возымела действие, было не особо важно. Вечер явно удался. Дети точно были в восторге.
***
В первый раз я попал в этот лес очень давно. Настолько все подернулось туманом, что я уж и год не вспомнил бы без подсказки. Нас было пятеро - четверо студентов, да я, аспирант. Тогда я еще почему-то чувствовал свое превосходство над ними. Забавно, как оно в жизни складывается. Каждый божий день нам всем нужно ощущать свое превосходство. Хоть над мурашкой, хоть над комариком. Без этого вся жизнь рушится не то что по кирпичику, а потоком, по атомам и молекулам. Вот и меряемся умом да силушкой, возрастом, объемом кошелька.
Васька был совершенно обыкновенным студентом. Вся эта лабуда, которой мы намеревались в этом медвежьем углу заниматься, его не волновала совершенно. Дописать диплом, залить его, как пожар, любой водой, прорваться через очередной бесполезный этап бесполезной жизни - и дальше, куда-то вдаль. Куда родители пристроят, в рисковых кооператоров, куда угодно. Легенды престарелых лесов его интересовали только в той мере, в которой заполняли буквами листы его дипломной.
Галька, наоборот, просто лучилась. Во многом ее упорство и привело к тому, что мы тряслись в престарелом тепловозе черт пойми куда, в поисках неведомого научного откровения. Именно она откопала Коряжича, местную лесную страхолюдину, и навела вокруг нее столько шороху. Наверное, она мне уже давно нравилась. К тому моменту было не важно. Но я ее поддержал - на правах старшего товарища скептически улыбаясь. Впрочем, мне и самому что-нибудь эдакое не помешало. Если, конечно, мы его найдем.
Степка с Савкой были еще более серыми типажами. Вроде бы, и не такие законченные раздолбаи, как Васька, но и не фанатичные, как Галька. Наверное, они и сами не понимали, что делали на факультете этнографии, но не могли бросить почти законченное дело на полпути.
А всего-то оставалось - насобирать деревенских баек, похабных частушек, да чего угодно. И отчитаться о том, что экспедиция прошла успешно. Практика, то есть.
Только вот в этом лесу деревня была мертва. Настолько, что от всей нее остался стоять одинокий дом. Не буду темнить, тот, в котором сейчас располагается моя усадьба. Гостевой дом, куда на ночь отправятся, собственно, гости, я пристроил уже позже.
Каждый раз эти воспоминания захлестывают.
- Да вы только посмотрите, - Галька буквально захлебывалась энтузиазмом, перебирая листки бумаги, - Это абсолютно нехарактерно для белорусской мифологии.
Слушал ее только я. Слышали все - но слушал только я. Степа и Савка методично допивали заначенное, а Васька и вовсе храпел, не особо стесняясь чего-либо.
- Неведомое лихо. Это вообще для мифологии не характерно, самая суть мифологии, - челка игриво закрыла ей глаз, но тут же была отправлена на законное место, - это придание незнакомому вида знакомого. А здесь же мы можем рассмотреть черты модерна - неведомое лихо, это уже ближе к Лавкрафту и Говарду. Это современная традиция.
В чем-то она была права. Я был старше и мудрее - или мнил себя таковым - и предполагал, что может быть в этой жизни всякое, с чем мы просто еще не сталкивались. Пусть это и фантазии каких-то сельских дедушек да бабушек, умерших задолго до нашего рождения.
Хотелось бы, чтобы в этом абстрактном суждении я оказался не прав, но прошлого уже не воротишь. В прошлом несся поезд, а в нем студенты почти пополам - три к двум - пили вино и размышляли о записках одного одинокого этнографа, чье имя я больше никогда не произнесу.
Потому что из-за него это все и началось. Из-за него мы тогда тряслись в поезде и восторженно принимали. Кто спиртовые пары, кто - торопливые рассуждения Гальки. Я относился ко вторым. И пусть она нервничала и явно не до конца продумала свою идею, ее рассуждения были здравыми. Я сам иногда досадничал, что не разглядел такие явные нестыковки.
Легенда о Коряжиче - точнее, сказ о нем, - была неправильной насквозь.
***
- Ты сегодня превзошел сам себя.
- Ну, если так говорит мой главный критик…
Жена захихикала, запустила руки в волосы, взлохматила их, разметав уставшую за вечер под платком шевелюру:
- Действительно, молодец. Отлично отработал. Мужика этого вообще отделал похлеще, чем детей.
Я не любил похвалу, да и хвастаться своими достижениями не привык. Если ты сделал хорошее дело, то оно само по себе награда, а не дифирамбы в твою честь. Но когда жена таки роняла хоть небольшой комплимент, это дорогого стоило. Самый мой непримиримый оппонент, поливавший отборными помоями и идею с усадьбой, и цвет обоев в спальне, и вообще практически все, что рождало мое воображение. Похвала от нее многое для меня значила. Я же такой радикальной честностью обзавестись не сумел:
- Да и ты сегодня молодец.
- Да не ври.
- Правда. Такой жареной картошки я давненько не пробовал.
Это и была правда, но моя похвала была просто комплиментом, а не весомым экспертным мнением, как у жены. Она никогда на эти похвалы внимания не обращала. Со смехом только сунула мне тарелку с той самой картошкой, подумав, протянула кринку с кефиром. Знала, как я люблю. Немудрено за столько лет.
- Завтра какие планы?
- Не знаю пока, - я с удовольствием отправил в рот новую порцию, - Лапти, наверное, ремесла всякие.
- Прожуй сперва.
Я послушно прожевал, запил кефиром и козырнул:
- Йа волль, майн генераль!
- Твой немецкий с годами становится все хуже.
- После ремесел прогулка к речке. Валун Перуна, ну и все остальное по программе, - немецкого я отродясь не знал, зато жена свободно на нем шпрехала. Я же только придуривался, - Потом к криничке.
У кринички была своя история - одна из тех, которые на самом деле существовали. Многое здесь, в доме деда Баюна, было просто плодом моего воображения. Но кое о чем существовали настоящие легенды. Документально оформленные и в основном похороненные в архивах соответствующих учреждений. Легенда и легенда. Ничего настолько интересного для науки, чтобы писать об этом книжки. Пока я не брался за них и не расшивал ярким бархатом сказки. В этом и был талант рассказчика. Все эти братья Гримм и прочие Христианы Андерсены.
А также легионы безымянных Гомеров, пусть и не слепых, но несущих эти хрупкие истории дальше - своим детям, внукам, достаточно восприимчивым, чтобы с круглыми глазами слушать, как приезжая королевна утопилась в местном озере. И потом рассказывать дальше, добавляя подробности в том угаре, который неизбежно настигает, когда начинаешь рассказывать. У меня-то талант рассказчика точно был. Иначе я бы давно прогорел, а кот Хитрик нагадил бы не в лапти, а, может быть, и на мою могилу.
Я все еще любил легенды, как раньше.
- Думаю, все пройдет нормально, - более серьезно улыбнулась жена, - Девчонка только…
Я кивнул. Подросток - это всегда проблема. Подростки - это дети, усиленно делающие вид, что они взрослые. При этом не понимающие ни одного из этих состояний. Уже избавленные от чудес, но все еще уверенные, что их можно найти. И от того злые. Потому что в старые чудеса не верят, а опыта и навыков создавать свои собственные еще не приобрели.
Сама она роль в моей маленькой истории не придумает, а любую, которую я предложу ей, отвергнет. Потому и ведьма - чужая, опасная, своевольная. Потому что такой ей, скорее всего, и хотелось быть. Но никаких гарантий тут никто дать не мог. Мирно спала она в своей комнате или решила удрать на ночь глядя в зимний лес, я узнаю только завтра. Прямо между утренней сигареткой и мастер-классом по плетению лаптей. Ну или что там моя голова завтра придумает, чтобы гости не заскучали.
Картошка закончилась, да и кефир тоже. Бросив посуду в мойку, я умылся, придирчиво подрезал своевольные попытки бороды вывести меня из образа, и вошел в спальню. Вот кем только не довелось поработать - и высоковольтные линии чинил, и вагоны разгружал, - но ничто так не выматывало, как поиски детских характеров, удачных рифм, эффектных поз. Да и плотный ужин давал о себе знать - хотелось просто повалиться на кровать и захрапеть.
Я повозился, устраиваясь в постели. Жена погладила мне волосы и хихикнула:
- Гляди, а свет-то горит.
Гостевой домик отсюда был как на ладони. Не то чтобы я уж совсем скрупулезно рассчитывал, но и строил его с учетом того, чтобы через окно спальни было видно, насколько это возможно, что творится в вотчине наших дорогих (или не очень, как повезет) гостей.
- Раззадорил-то ты женушку своими выкрутасами…
- Думаешь, богатырь силушку решил показать? - хмыкнул я и крепче обнял жену.
- Чувствую, - легонько укусила она меня в шею.
Ну… Почему-то подумалось, что не так уж я и устал за день.
***
В прошлом же, добравшись до места, мы все тоже отправились спать. А утром всю шумную и частично похмельную компанию ждала простецкая яичница циклопических размеров и бормотание бабки, согласившейся приютить нашу шумную братию. Деревенька, где мы остановились, находилась в нескольких километрах от вотчины мифического Коряжича. Единственная в округе. Как я уже упоминал, возле самого леса уже давно никто не жил.
Деревенька была чистая, ухоженная, в десятке километров от молочной фермы местного колхоза. Можно сказать, весьма процветающая. С нашей хозяйкой жил еще ее сын, но тот рано лег спать, а едва свет уже отправился работать на ту самую ферму. Как водится, имелись в этой деревне и свои собственные пословицы, шутки да присказки, так что с пустыми руками не уедем, даже если неуловимого Коряжича настигнуть не выйдет. И да, вопреки законам жанра никто нас о зловещих тайнах не предупреждал, и ходить в страшную деревню не запрещал:
- А шо ж там делать? - искренне удивилась бабка, когда мы ей поведали о конечной цели нашего путешествия.
- Мы, бабка, ученые, - поднял палец Васька, - Мы народные легенды собираем.
- Да у кого их там собирать? Никитка, болезный, помер годков пять тому.
- А кто такой Никитка? - вклинилась Галька.
- Да жил он там. Все поразбежались, а он жил. Лучка не добавить?
- Спасибо, мать, и так очень вкусно. В смысле, поразбежались? - мрачные тайны Ваську больше интересовали, чем торопливая запись обрядовых песен.
- Да так и разбежались. Кто к нам, кто в город, кто вообще шут пойми куда. Туда ж и дорога заросла давно, только пешком и пройти можно. К нам хоть автолавка приезжает, да и земелькой Боженька не обделил, и помидорочки, и бульбочка, все свое. А там лес, растет все плохо, глухое место. Почто там жить?
Мрачные тайны снова откладывались.
- Послушайте, - напомнил я, - А вы слышали о Коряжиче?
- Сказки эти? Да окстись, милок, Никитка только в эти сказки верил.
Милками у нее были решительно все, даже пса, грязно-серую помесь дворняги и мухомора, лениво жующего какую-то кость, звали не иначе, как Милок.
Наши Биба и Боба, Степка с Савкой, в диалоге участия не принимали. Да и ели не сильно много - больше налегали на ключевую воду. Из местной криницы. В то утро я и узнал ее историю, которую не удосужился записать ни один специалист до меня. Ну или старушка нас разыграла. С другой стороны, народное творчество на то и народное.
- А что этот Никитка про Коряжича рассказывал?
- Да знамо что. Что диво есть в лесу. Вроде как коряга, но живая.
- “Знамо что”. То есть, это не только Никитка о нем говорил? - уточнила Галька.
- Ну да, - с готовностью кивнула старушка, - Меня моя бабка, пухом ей земля, стращала, чтоб мы в лес одни не ходили. Коряжичем вот этим. Заберет нас, значит, и пропадем. Да мы только не верили. Где это водится, чтобы в мире Божьем такое делалось.
Бабка глянула в красный угол и торопливо перекрестилась. Я же задумчиво почесал подбородок:
- А дальше что?
- Что - дальше?
- Про Никитку. Ну, есть коряга живая в лесу. Что еще он о ней рассказывал?
- Да и ничего. Уважить Коряжича просил, нехристь. Сам-то он крещеный был, но как умом прохудился, все иконы из дому выбросил, - старушка снова перекрестилась, - а поставил в красный угол колоду какую-то. Тьфу, прости Господи. Где это видано, чтоб колоде молиться.
Мы с Галькой переглянулись.
- И это все?
- Все, что помню, милок. Кто ж его слушал внимательно, что он там себе мелет. Подкармливали его, больно жалобный был. Совсем на своем Коряжиче повернулся. Мужики иногда помогали ему - хату починить, дров на зиму нарубить. Дурак, конечно, но все равно душа живая. Ему бы к нам перебраться, глядишь, и здоровье бы вернулось. У нас, вот, и вода целебная. И болезнь пьяную…
Биба и Боба чуть не поперхнулись - до этого все тактично делали вид, что внезапная жажда двух пьянчуг никакого отношения к выпитому вчера не имеет. Заалели, отвели глаза, стало даже смешно.
- …что другую хворь отвадит.
- А расскажите подробнее об этой криничке, - открыл я свою тетрадь.
В конце концов, мы здесь для того, чтобы собирать фольклор. А Коряжич подождет.
Мы с Галькой пыхтели над своими записями, остальные просто слушали бабкину историю. Знали, что переписать и у нас можно будет. Волшебная криничка располагалась примерно на середине пути от покинутой деревни до этой. Была недалеко от местной речки, в лесу. И, конечно же, снабжена соответствующей духу легендой. Но на этой истории все и закончилось. С ходу припомнить какую-то еще народную мудрость старушка не смогла, да и полдень был не за горами - надо было собираться, если мы хотели увидеть брошенную деревню, дом полоумного Никитки с самодельным идолом, и тот самый пресловутый лес. Ну и Коряжича, конечно. Лично я все больше склонялся к мнению, что где-то там, недалеко от деревни, лежит какой-нибудь причудливо свалившийся дуб, похожий на спящего человека, или что-то вроде того. Так сказать, естественным образом сформировавшееся капище. Созданный природой идол. Это не объясняло странности легенды, но хотя бы давало понимание, откуда у нее растут корни.
Мы пообещали старушке вернуться до темноты и отправились по заброшенной дороге. Она в ответ пообещала вспомнить все колыбельные и сказки, которые ей довелось услышать в детстве, да и с другими стариками на эту тему побалакать.
Солнце начинало припекать, примериваясь, чтобы грациознее скакнуть в зенит, но пока еще утренняя прохлада от земли чувствовалась. Настолько, что Галька даже чутка ежилась:
- Посмотри глубже, Клим. В легенде ведьма дает лиху имя. Культ Истинного имени это вообще еврейская традиция.
- И? - Поднял я бровь, - Да у нас евреи практически везде жили. Особенно в черте оседлости.
- Но такого нет нигде. Истинное имя в каббале изначально существует, его нужно узнать, выпытать. И тогда ты получаешь власть над его носителем. А тут его назвали, понимаешь?
Я понимал. Понимал, что мне все больше нравятся ее заостренные, сходящиеся в упрямые губы скулы, понимал, что именно ради нее я ввязался в это приключение. Слишком многое я понимал, только не то, что она говорила. Я методично терял голову. Каждая секунда с Галькой точила меня, выворачивала, заставляла забыть, зачем я здесь.
Хотя нет, скорее вспомнить. Что я тут на самом деле из-за нее, и что чертов Коряжич все меньше и меньше занимает мое внимание. А остальные радостно глушили что-то из припрятанной бутылки и гомонили, гомонили, отвлекали.
Красный отрядъ
Всем прюветы! ) Очередной рассказ. Жанр — ужасы. Сюжет такой. 1919 год. Гражданская война в Сибири. Небольшой отряд комсомольцев гибнет в лесной засаде. А потом фокал перемещается в наше время.
1919 год. Западная Сибирь, Томская губерния, где-то далеко в тайге.
— Ну чё мужики, вдругорядь бахнем винишка? Петровна ведьма, знает как варить зелье. Больно хорошо шибает...
— Та неее... Ща уже комса скоро поедеть... Заряжай...
— Тай хрен на них, лей... Давай чарку.
Десяток вооружённых мужиков, одетых кто во что горазд, затаились у глухой лесной дороги. Явно кого-то выжидали, скрадывали в вечернем сумраке, коротая время за распитием деревенской самогонки и рассказами скабрезных историй. Временами, когда гогот становился слишком громким, на них цыкал низкорослый человек в форме ротмистра сибирского казачьего войска, по-видимому, командир. Видно, что пользовался он немалой властью среди этого сброда и внушал немалый страх, ибо шум и веселье разом спадало, и далее смирные и тихие мужики вглядывались в начало дороги, змеившейся меж перелесков и гор.
— Чшшш... Гнида... Вон они... — нишкнул на соратников тощий лысый мужик в папахе и грязной кавказской бекеше, заскорузлыми, грубыми пальцами досылая патрон в патронник кавалерийской винтовки.
Средь леса послышался хор неровных голосов, юношески-звонких. Встревоженная сова с гуканьем свалилась с одинокой сосны куда-то в высокую траву.
— Мы наш, мы новый мир построим, кто был никем, тот станет всем! — издалека донёсся отзвук песни, эхом метавшийся в ложбине.
— Фрол, режь сразу первых, а мы докончим с остатними, — стальным, не терпящим прекословья голосом отдал распоряженье командир и взвёл курок на нагане. Белки жестоких глаз сверкнули из-под казацкого вихра. Пулемётчик прицелился между прогалинами в кустах.
В сумраке показался небольшой отряд. Примерно два десятка молодых людей, почти подростков, маршировали по лесной дороге и громко пели. Два парня в первом ряду несли большой кумачовый транспарант с надписью «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!» У некоторых было оружие. Дрянное, плохое... Охотничьи ружья, иногда наганы, браунинги. Но большинство вооружены вилами, дрекольем, какой-то дрянью... Среди парней маршировали две девушки, одетые по-городскому, как студентки-курсистки, в кожаных тужурках и красных юбках.
Сухой пулемётный треск прервал песню. Следом неровно забахали выстрелы трёхлинеек из глубины леса. Отряд комсомольцев, попавший в засаду, пробовал отстреливаться, но в скором времени многие были убиты. Раненые громко стонали, катаясь в пыли и пытаясь отползти по залитой кровью земле прочь, хотя бы в придорожную траву. Напрасно.
— В девок, та в девок-то не стреляйте уже, ироды! — визгливым бабским голосом орал рябой длиннобородый мужик, поправляя грязный рваный зипун, заправленный в вонючие штаны и стреляя куда попало. — Спытать охота кралю. Сколько уже без баб-то. Посильничать бы!
— В атаку, в атаку, бога вашу мать! — прорычал командир бандитов, вырвал шашку из ножен и, бешено матерясь, срубая ветки, полез через кусты напролом. Следом за ним, раздвигая прикладами заросли, ринулись засадчики.
Вся дорога завалена мёртвыми телами, остро пахло свежей кровью. Несколько раненых подняли вверх руки, впрочем, понимая, что лучше бы они умерли со всеми. Навряд ли их участь была лёгкой. Одна из девушек была убита шальной пулей. Вторая отступила к лесу, и пыталась отмахиваться вилами от жадных цепких рук, но мгновенно была обезоружена, повалена на землю и обездвижена.
— Вашьродь, энтот комсак командир у них, — к ротмистру подтащили раненого парня лет восемнадцати. Пули пробили ему руку и ногу. Впрочем, раны были нетяжёлые. Комсомолец с ненавистью смотрел в глаза атамана.
— Тьфу на тебя, кровопивец, утрись, падло, — плевок комсомольца попал прямо в лицо.
— А ты смел, — ротмистр пальцем коснулся слюны на своём лице и попробовал её на вкус. А потом тщательно собрал слюну с лица пальцем и обсосал его, холодно глядя в глаза красному командиру.
Это простое действие, но до крайности нелепое, внушило смертный ужас комсомольцу. Он вдруг понял, к какому безумцу попал в плен, и задёргался всем телом, пытаясь вырваться, но крепкие мужицкие руки держали как капкан.
— Посмотрим, такая ли смелая твоя подружка, — ротмистр едва заметно мотнул головой, и в то же время бандиты стали рвать одежду на кричащей девушке, а потом потащили её обнажённое тело в кусты.
— Мотри, Фрол, какая гладкая да ладная...
— Та городская поди с земского. Аль сросточка ещё... Ничёёё... Тихо, тихо, малая...
— Оставьте Варю в покое, сволочи! Сволочи! Сволочи! Гады! — комсомолец рвался из последних сил, стараясь преодолеть капкан удерживающих его рук, но все попытки освободиться были напрасны. В бессилии парень поник, опустив голову на грудь.
— Но и тебе скучать не придётся, — ротмистр острием шашки поднял голову комсомольца и посмотрел в его искажённые страшной мукой бессилия глаза. — Для тебя, мальчик мой, приготовлена не менее замечательная участь, красный орёлик...
2021 год. Западная Сибирь. Кемеровская область. Село Атаманово.
...К северу от нашего дачного посёлка местность становилась похожа на типично сибирскую. Постепенно из полей, засаженных картофелем и гречихой, как бы незаметно вырастали пологие холмы, поросшие высокой травой, бояркой, черёмухой и калиной, плавно переходящие в невысокие горы, тянущиеся грядами в одном направлении.
Горы эти сплошь поросли смешанными лесами. Островки берёз и осин чередовались с чёрными угрюмыми участками чернолесья, состоящего из ельника, лиственниц и сосен. Кое-где сквозь зелень леса проступали каменные осыпи — горы обнажали свой скелет через кожу и плоть почвы, перегноя и травы.
Место это было достаточно угрюмым в любую погоду, да и слава у него была дурная. Местные старожилы рассказывали, что в годы Гражданской войны здесь полностью погиб небольшой отряд комсомольцев, попавших в засаду к пьяным бандитам, называвшим себя партизанами, а на деле — дезертирам атамана Семёнова, временно обосновавшимся лагерем в этих лесах.
Что там случилось, неизвестно. Свидетелей и очевидцев, понятное дело, уже нет. Но тёмные слухи рассказывали, как чуть не поседели от увиденного ужаса крестьяне, проезжавшие на следующий день в соседнее село и вызвавшие отряд чекистов. И как бывалые бойцы, прошедшие огонь и воду гражданской войны и видевшие всякую жестокость и непотребство, курили одну за другой крепкие цигарки и отводили взгляд от места бойни. Впрочем, это всё была легенда, тёмная страшная сказка, которую никогда не рассказывали на ночь в этих краях. Лишь мой дед, большой затейник и балагур, любил пугать всякой всячиной. И этот рассказ входил в число его любимых страшилок.
...Я только сдала на права и понятное дело, наслаждалась новоприобретённым статусом чайницы и мощью своего новенького внедорожника, заботливо подаренного папой к этому знаменательному событию. Словами не описать эту свободу...
Сейчас ты здесь, а через полчаса за городом мчишь по ровному асфальту федеральной трассы, играючи обходя всякий автохлам, автобусы и грузовики. Мощный двигатель сыто урчит под капотом, хай-энд аудиосистема негромко запиливает любимый рок, летняя жара съедается климат-контролем, по краям дороги горы чередуются с лесами, поля — с сёлами, жизнь кажется сказкой.
Я решила съездить к родителям на дачу, благо сейчас там гостила и бабушка. Впервые на такое большое расстояние. Одна за рулём. До дачи восемьдесят километров по асфальту, и потом ещё несколько километров по частному сектору небольшого городка. Немного. И вот ты на месте, пьёшь чай и ешь мамины ватрушки. И дорога ведь относительно хорошая, езжай да езжай. Неожиданно я вспомнила про некий прямой путь, через гору, по которой ездили многие дачники, в том числе однажды и мы с отцом.
И я решила поехать по прямой дороге, чтобы поближе окунуться в природу. На хорошей-то новой машине — почему бы и нет? Свернула на совсем другую трассу. До крайности неразумный поступок, ибо перед тем, как выехать, я позвонила своим и объявила, по какой дороге поеду и во сколько часов меня ждать. Однако даже по только что выбранному маршруту ехать было относительно недолго, и мне лень стало перезванивать и сообщать, что я еду другой дорогой. Тем более не было уверенности, что родные одобрят мой дурацкий поступок.
Несколько километров по трассе, и вот знакомый съезд показался справа, на вершине перевала, среди густого леса. Я притормозила, повернула и въехала на пригорок по разбитому глинистому проселку. Впрочем, для внедорожника он не представлял никакого труда. Дорога шла через поля и горы, живописные еловые и сосновые перелески. Была она довольно оживлённой — несколько раз навстречу попадались дачные праворульки и один раз старый грузовик, доверху набитый сеном. В ржавой кабине сидели загорелые до черноты местные жители с лицами дегенератов, внимательно осмотревшие мою машину и меня за рулём, пока я съехала на обочину, в пыльную траву, и пропускала их разбитое корыто.
Осталась самая последняя гора на пути. Я въехала на вершину и замерла от восторга: в вечернем мареве, в свете садящегося солнца открывался великолепный вид на долину с рассыпанными по ней дачными домиками, небольшим селом и серебристо сверкающей лентой реки. Уже собиралась спускаться вниз, когда случайно повернула голову влево и в придорожной траве увидела нечто белое.
Грибы. Шампиньоны. Чёртовы шампиньоны. И как их много было... Во времена былые сюда гоняли пастись совхозное стадо, и на обильно сдобренной навозом земле выросли грибы. Причём их было столько, что куда ни кинешь взгляд, всюду виднелись белые россыпи. Недавно прошли дожди, потом были туманы, жара, и вот грибы вылезли в невиданном количестве. Ну что ж, можно нарвать и сделать сюрприз родителям. Да я и сама очень любила жареные шампиньоны с картошечкой, что уж тут говорить...
Ножа у меня не было. Зато были рабочие перчатки, заботливо брошенные отцом в багажник на всякий пожарный, и несколько пакетов, в которых лежала провизия, купленная на дачу. Всякая ерунда: чипсы, газировка, наггетсы... Вытряхнув это барахло на сиденье, я загнала машину подальше от дороги, в перелесок, надела перчатки, чтобы не испортить дорогой салонный маникюр, и пошла собирать грибы. Хорошо, что перед выездом на дачу я додумалась обуться в кроссовки. Ходить в босоножках по траве, в которой могли быть муравьи и всякие сикарашки, было бы занятием так себе.
Однако впечатление об обильности грибного урожая оказалось несколько преувеличенным. Грибы-то росли. Но, как оказалось, практически все они были дрянного качества. Червивые, гнилые, высохшие на солнце. Однако наросло их много, и выбрать было из чего. И чем дальше от дороги, тем больше попадалось хороших. А ближе к лесу стала попадаться и земляника. Лесная, душистая, сладкая...
Солнце склонилось далеко к западу, и пора было возвращаться домой. Ладно... Ещё пять минут... В прогале под деревьями я что-то увидела. Меж тенью и светом кто-то стоял. Человек. В городе данное обстоятельство не вызвало бы никакого страха, но здесь, посреди леса... Как обухом по лбу меня огрела вся абсурдность моего самовольного проступка. Прошло уже несколько часов с моего выезда из города, и до сих пор родственники не знали, где я и что со мной. Рука непроизвольно потянулась к карману шорт, где должен был лежать мой смартфон, но ощупала лишь пустой карман. Похоже, я где-то выронила гаджет. Точно пора домой.
С удивлением обнаружила, что ушла довольно далеко от машины. Около километра. Если прочёсывать всё это поле в поисках телефона, до темноты мне точно не успеть. Ладно, приедем завтра с отцом. Хотя я чувствовала, что не стоит рассказывать ему о том, где я сегодня пропадала весь вечер. Машины тогда мне точно не видать.
И тут я услышала знакомый звонок. Моя мелодия на смартфоне. И звонил он совсем не в той стороне, где я ходила. Звук слышался справа, в глубоком логу, среди зарослей высокого папоротника и молодого осинника. Но это точно был мой сигнал. Оглянувшись, я увидела, что в лесной прогалине более никого нет. Да и вообще та фигура могла оказаться лишь игрой воображения. Всё-таки я устала, проголодалась и совершенно выдохлась, ползая по траве в поисках грибов. Только сейчас я поняла, как утомилась. Ноги не шли, заплетались в высокой траве, комары и мошка набросились целым роем, а противомоскитного крема, само собой, у меня не было. Однако ж всё-таки надо найти смартфон.
С опаской я посмотрела вглубь лога. Корявые старые берёзы в какой-то муке тянули свои искорёженные ветви вверх, к солнцу. Всё пространство меж ними заросло высоким папоротником и иван-чаем вперемешку с борщевиком. В этой согре лежала глубокая темень. Только идиот стал бы спускаться туда в это время. И этим идиотом была я.
Цепляясь за жёсткие стебли папоротника, я поползла вниз. Спуск внезапно оказался более трудным, нежели казалось вначале. Почти отвесным. Растительность лишь сглаживала крутизну склона. Я уже подумывала плюнуть на поиски гаджета и возвращаться домой, как стебли папоротника, за которые я держалась, оборвались, и я полетела вниз, во тьму...
...Похоже, я недолго лежала в забытьи. От силы час... Но этого времени хватило, чтобы настал поздний вечер. Где-то над головой догорал рубиновый закат, окрашивающий листву деревьев в пурпурные цвета. Здесь, в ложбине, царила густая тьма. Впрочем, видеть всё-таки было можно. Перед глазами виднелись корни крапивы. И перегной, на который капала кровь. Моя кровь. Похоже, я рассекла лоб о что-то твёрдое, когда падала вниз. Наверное, о ветку или поваленный ствол дерева. Попытка встать вызвала жуткую боль в правой ноге, в районе ступни. Решившись, я всё-таки перевернулась на спину и с трудом села, опираясь о рыхлый перегной. Лодыжка опухла и почернела. Наверняка вывих. Как я получила такую жуткую травму, решительно не помнила. Но сейчас положение стало совсем уж отчаянным. Ночи у нас даже летом холодные, а я в лёгкой майке и шортах. Нужно срочно выбираться отсюда. Правда, с такой лодыжкой это довольно затруднительно.
Вокруг царила почти полная тишина. Лишь стрёкот ночных насекомых и комариный писк нарушали тишину угрюмого тёмного леса. И эту тишину разорвал громкий сигнал моего смартфона. Да вот он и сам светится экраном во мраке, освещая близлежащую траву. Превозмогая боль, я подползла к нему и взяла в руки. Странно. Совершенно белый экран. Похоже, смартфон разбился о падении, но всё же каким-то образом продолжал работать и принимать сигнал.
Я поднесла аппарат к уху и не услышала ничего. Потом как будто издалека, как сквозь вату, стал пробиваться жуткий звук. Какое-то жуткое булькание и помехи, сквозь которые пробивались крики. Похоже, кричали девушка и парень. Жутко и обречённо. Звали на помощь, но ответом им был лишь безумный страшный смех.
Перевернувшись на живот, я поползла вверх, к слабому свету и воздуху. Ломая ногти, до крови раздирая кожу рук и ног, не чуя осоки, острой, как бритва, режущей мою кожу до мяса. Квинтэссенция зла и боли в этой душной темноте, наполненной ужасом, достигла апогея. Я орала и лезла вверх. Вот и поле. Где ползком, где на коленках, где стоя, я пробиралась к машине в почти полной темноте. Вот и она. Завалившись внутрь, я завела мотор и выехала на просёлок, тёмной лентой уходящий вниз к мигающей огоньками деревне.
И тут немилосердно яркий свет фар краем выхватил их, стоящих за высокой придорожной травой. Боже... Боже!!!! Кто мог такое сделать с живыми людьми???? Что это такое???? Красный орёл... А девушка...
Это был сюрреализм. Чистый животный ужас. Вы живёте в современном мире, наполненном современными вещами, и в одночасье оказываетесь в долбанном средневековье, наполненном сказками и легендами.
Двести пятьдесят лошадиных сил моей машины взревели, и я вжалась спиной в мягкое эргономическое сиденье. Не помню, как приехала домой, честно. Как я гнала по отвратительной дороге, и умудрилась не слететь в лога, не врезаться в деревья на поворотах, осталось загадкой. Абсолютный провал в памяти. Хотя, наверное, мне всё это привиделось. Страшная лесная сказка, которую не стоило рассказывать маленькой девочке давно умершим дедом, знатоком местных страшилок...
...Наш разум имеет свойство искать самые здравомыслящие теории, объясняя всё сверхъестественное, что мы видим в нашей повседневной жизни. Но иногда таких объяснений просто нет. Потому что нашим глазам и ушам мы верим больше, нежели убогому рационализму, навязанному нам психиатрами и прочими апологетами «нормального» восприятия действительности. Однако ж где реальность, а где фантазм, порой не в силах определить самый утончённый разум, привыкший искать необъяснимое в царстве снов и теней...
В Питере шаверма и мосты, в Казани эчпочмаки и казан. А что в других городах?
Мы постарались сделать каждый город, с которого начинается еженедельный заед в нашей новой игре, по-настоящему уникальным. Оценить можно на странице совместной игры Torero и Пикабу.
Реклама АО «Кордиант», ИНН 7601001509