Чтобы помнили (начало)⁠⁠

- Что такое? Кто такие? Это гости дорогие!

Я едва успел переодеться - благо Сенька из лесхоза, добрая душа, позвонил и предупредил, что клиент явился раньше времени. Что ж, неприятно, конечно, да и даже свинство с его стороны, но что поделаешь. Клиент у нас, как водится, всегда прав. Пришлось в темпе сгребать со стола, прятать совершенно не аутентичную пиццу в самую что ни на есть традиционную печь (времени не было придумать что-то получше). Закидывать в детально воссозданный старинный сундук (производства прошлого года) ноутбук, телефон и всю остальную необходимую в хозяйстве мелочь. И прыгать на одной ноге, стаскивая абсолютно неуместные джинсы, чтобы заменить их холщовыми штанами, пахнущими свежим сеном (специально хранил рабочую одежку в сарае), простецкой льняной рубахой, лаптями и соломенным капелюшом. Ну, шляпой, то есть.

Хоть меня ничем заменять было не надо. Что в джинсках и футболке Megadeth, что в образе внешне простоватого, но хитрого хуторянина я выглядел одинаково - добродушный седой дед с пушистой бородой, задорной ухмылкой и хитрецой и некоторой недосказанностью, мрачной тайной в глазах. На бороду клевали детишки, на недосказанную тайну - их родители.

Ну а потом они все дружно клевали на сказ о Коряжиче, кто просто по простоте душевной, кто - не без помощи крепкого самогона, лицензию на продажу которого все же удалось выбить в прошлом году.

Жена же в выражениях не стеснялась, и костерила своевольных визитеров на чем свет стоит, смывая косметику. В отличие от меня, ее расшитое крестьянское платье вполне устраивало, и она спокойно щеголяла в нем каждый день. Но вот хорошенько примолодиться да накраситься любила, чертовка, даром что скоро шестой десяток разменяет.

Но это уже в прошлом. Приготовления, суета, недосмотренный сериал, недовольство от раннего визита. Закрыто на надежный амбарный замок, заперто в сундуке, утоплено на дно сеновала. Теперь я - дед Баюн, гостеприимный хозяин, проводник в сказку, лично знакомый с Коряжичем. Хорошая легенда, посетители пусть и не валили толпами, но зато приезжали стабильно. И возвращались.

- Кто же прибыл к ночи к нам? Рады мы всегда гостям, - продолжил я, - Кто стучится в наши двери? Чую зверя, чую зверя!

Машина стояла прямо перед моим носом, полностью разрушая всю драматургию. Современный кроссовер, блестящий в чрезмерно ярких, понимающих, что осталось им недолго, лучах солнца. Но это не я тут в сказку попал, а они. Семья Черпаковых. На три дня, полный пансион, список дополнительных пожеланий прилагается.

От дополнительных пожеланий в основном страдали моя старуха и Хитрик. Жена - потому что иногда приходилось готовить особо заковыристые блюда, причем постараться внести в них хоть какую-нибудь деревенскую эстетику. Во-первых, этого требовало законодательство. Агроусадьба все-таки немного отличается от обычного бизнеса. Во-вторых, она на самом деле старалась. Щучьи суши, блин. Даже такое приходилось готовить.

Ну а Хитрик был котом, которого просто обожали все подряд дети (да и большинство взрослых), но который мог в ответ только стоически терпеть их внимание, поглядывая на меня. Дескать, дед, я тебе все это еще припомню. Не дай бог твоя переперчит кровянку, али еще как не удовлетворит мои кошачьи вкусы, так не то что лапти, весь дом загажу так, что век не отмоетесь. Хотя лапти и так загажу, чтобы неповадно было.

Почему-то облюбовал для своей нехитрой кошачьей мести он именно этот архаичный предмет обуви. Ни сапоги хромовые, праздничные, ни валенки для зимних представлений его не прельщали. О менее драматичных кроссовках и берцах он вообще и не думал. Гадил в лапти после каждого прихода-ухода гостей, исправно, по заведенной традиции. Я не обижался. Работа у котофея нервная, пусть развлекается. К тому же, запас лаптей у меня был приличный. От мастер-класса по их плетению, входящего в развлекательную программу гостей, их до черта накопилось. Собственно, в данный момент они ютились у входной двери строго ради кошачьих извращений. На дворе стоял февраль.

- Зверь железный, непростой, - уставился я на решетку радиатора джипа, - Зверь проехал лес густой! Правит зверем не возница… Правит зверем… Ох, девица!

Мать семейства ухмыльнулась, вылезая из машины. Муж ее, довольно угрюмого вида мужик, вылез с переднего пассажирского места. Сзади же гомонили детишки. Эта часть представления, на самом деле, больше на них и была рассчитана. Будь пара бездетной, я бы, скорее всего, встретил их нормально, без всего этого спектакля.

- Зверь проехал через лес, - наигранно удивленно продолжил я, - Сколько ж он принес чудес?

Сейчас наступала сложная часть. За доли секунды поймать образы детишек, разобрать их в голове на атомы, сложить обратно, и умудриться срифмовать сложившуюся информацию так, чтобы малыши заверещали в восторге, забегали, запрыгали, и так и остались до конца отдыха - кто зайчиком, кто кикиморой, кто еще чем, что взбредет мне в голову. Тут сложно разработать какой-то единый алгоритм. Каждый раз - сплошная импровизация. Но пока я ни разу не прокалывался.

Тоже, знаете ли, конкурентное преимущество. Дед Баюн - в первую очередь бренд, а уже потом добрый дедушка, которому вообще-то не дали досмотреть сериал вместе со свежей, но теперь уже безнадежно остывшей вкусной пиццей. Отчего он теперь не настолько добрый, каким был полчаса назад. Но все это мы выносим за скобки.

- Этот всех в пути берёг, храбрый, сильный серый Волк.

Пухлый малыш подбоченился, примеряя на себя роль защитника. Лет восемь ему было. Защитить он в лучшем случае их от солнечного удара мог, и то только потому, что отбрасывал тень. Но мальчишке было приятно. Здесь я попал в цель.

- Кто же Зверя вел в пути? Нас так просто не найти.

Я ловил взгляд рыженькой - вся в мать, точно. Только лицо в веснушках. Интересно, старшая Черпакова их стеснялась? Вывела с помощью пластики? Или сами прошли? Дочка ее стеснялась точно. Наконец, поймав взгляд ребенка, я продолжил:

- Это точно неспроста. Их вела сюда Лиса.

И здесь попал. Девчушка заулыбалась, завозилась на сидении, собрая какие-то свои пожитки. А вот третий ребенок заставил весь мой зарождающийся актерский энтузиазм рухнуть вниз. Подросток. Лет 16. Эти самые сложные. Даже попадешь такому в душу, он же из вредности не согласится. Младшие дети были намного проще. Старшие - тоже. Старшие понимали правила игры и все издержки, младшие просто радовались сказке. Эта же мамзель явно приехала на “скучную тусу с родаками”, или как там у современной молодежи это называлось. Кринж, зашквар, лажа? И заранее меня ненавидела, как часть этой прогнившей системы.

- Чую грохот я земли, - вдруг само вырвалось у меня, - Так кого вы привезли?

Грохот и правда был - наушники подростка были дешевыми, пропускали звук наружу, и я даже с удивлением узнал трек Megadeth. Надо же, молодежь их помнит. Не знаю, от этого ли, или просто для того, чтобы облегчить себе работу, я дождался, пока семья зайдет в дом - подросток, разумеется, замешкалась, чтобы не связывать себя с этими казуалами, - и тронул ее за плечо:

- Ты прости гнилую тему.

Она посмотрела на меня, как на врага народа.

- Не заметил сразу ведьму.

Я все еще оставался врагом народа.

- Не гневися, госпожа.

Ее глаза заблестели - на секунду, но все же.

- Не губи нам урожай.

Она ляпнула что-то вроде “я подумаю”, стряхнула мою руку с плеча и вошла в дом, гордо расправив плечи. Уф, кажись, и к этой подход нашел.

Начало можно считать успешным.

***

Вообще-то я этнограф. Ну как, этнограф, - застрял на неоконченной аспирантуре, и на этом мое образование закончилось. Начались серые будни, работа не по специальности - как у всех, в общем. Разве что история моего расставания с этнографией чуть более необычна, чем у остальных.

- Вещи можете здесь сложить, - шепнул я старшему Черпакову и указал на вполне себе современный шкаф, замаскировавшийся под вытертой, насмерть застиранной холстиной.

Тот кивнул и стал выбираться из яркого китайского пуховика. Жена же его просто скинула строгое серое пальто на лавку и уже исчезла где-то в глубине дома. Оттуда, из глубины, вовсю гомонили, только что не было понятно, о чем. Ну, кто глава семьи тут, я уже и так понял. Ничего удивительного, видали и не такое.

Проводив глазами угрюмого мужика, собравшего по пути все многочисленные пальтишки и курточки, оставленные на его попечение многолюдным семейством, я пошел оформлять второй акт представления.

- От же старый дуралей! - погрозила мне кулаком жена, - Что ж не сказал, что гостей ждем. А я не готовила…

Рифмовать на ходу у нее никак не получалось, но во всем остальном в роли жена чувствовала себя комфортно. Как же, не готовила. С утра торчала на кухне, что-то бормоча себе под нос, да меня шпыняла - то ей того принеси, то этого, то заказать срочно надо что-то…

- Грешен, старый дуралей, - примиряюще поднял я ладони, - Бабка, принимай гостей!

Хитрик, развалившийся на печке, открыл один глаз и с ненавистью просверлил меня очередным заостренным взглядом. Ну уж прости, котяра, но кушать-то ты любишь? Правильно, любишь. Люби и неуклюжие детские ласки, которые тебе сегодня предстоят. И завтра. И потом. А то на какие такие шиши я тебя, жирного обжору, кормить буду? Хитрик с честью выдержал этот мой ответный взор, что-то проворчал себе под нос и снова уснул.

Дальше все шло по более-менее единому сценарию. У меня целые стихотворные монологи были заготовлены - про надвигающуюся волшебную ночь, Коряжича, кем бы он ни был, про старые обычаи накормить да в баньке выпарить - весь этот стандартный сказочный багаж. Иногда, конечно, все это разбавлялось импровизациями.

- В эту ночь в году, ведь знаешь, ведьмы сходятся на шабаш, - и бросить подобострастный взгляд в девочку-подростка, усиленно делающую вид, что вся эта деревня ее не интересует.

- Вижу звезды, вижу знаки… Принеси нам, мать, по чарке! - теперь уже хитрый, заговорщицкий взгляд в сторону угрюмого мужика.

- Что-то Волк Лису неволит, - мальчуган удивленно уставился на меня, и его сестренка быстро высвободила косы из его рук, - Чует, видно, кто тут ходит.

- А Лиса хитра, хитра, - подмигиваю уже девчушке, - Дотянуть бы до утра.

Сказка растет, набухает, ширится. Сказка - сказ, вернее, - о Коряжиче. Каждый раз новый, с разными деталями. С хитрыми лисичками и храбрыми волками, а то и с шустрыми зайками и вообще какими-нибудь чертенятами. Сегодня вот ажно целую ведьму принесло. Мать семейства благосклонно улыбалась, и даже не высказывала никакого недовольства, когда ее муженек опрокидывал в себя рюмку за рюмкой, по пути сбрасывая свою угрюмость, как змеи - кожу. Да и сама не гнушалась опустошить стопку под очередной дымящийся шедевр, который жена извлекала из своих запасников. Тут обошлось без особых сюрпризов, семейство Черпаковых вполне устраивали деревенские колбаски, картошка десяти разных видов, драники, сало - все то, что и положено видеть в крестьянском доме.

А я продолжал плести свое кружево. Пропустил несколько рюмок со старшим Черпаковым, чтобы он еще больше убедился, что мы с ним на одной стороне, но это все. Напиваться мне никак нельзя. Во всяком случае, сейчас. Я щедро населял чудесами лес, который окружал нашу усадьбу, от души горстями бросал туда чертей, леших, водяных, русалок - да кого угодно. Чуть более нежно, через тонкое сито, сыпал чудеса в дом. Домового за печку, банника в баню, хута в сарай. Застращал голосами из колодца, а потом тут же развеселил бесшабашными проделками Хитрика, который дрался с домовым за вкусную еду. Хитрика по этому поводу ожидаемо затискали, и я долго чувствовал на своем затылке переполненный ненавистью кошачий взгляд.

Но потихоньку приближалось время Коряжича. Главного обитателя этого леса, которого в другой местности не найти. И той самой коммерческой фишки, благодаря которой мы, конечно, не то чтобы разбогатели с женой, но могли себе позволить относительно сносное житье-бытье. Коряжича следовало растянуть на все три дня - в промежутках припоминая охотничьи байки, настоящие и выдуманные случаи с гостями, травить анекдоты, плести любую чушь, которая могла понравиться гостям. И готовить их к финалу этой истории.

- С лешим-то не всякий сладит, только если что Коряжич…

Вот всем Коряжич хорош, только не рифмуется почти ни с чем. Но это уже к этому моменту было не важно. Марта процитировала ключ - я специально для нее составил несколько стишков, чтобы зазубрила и подыгрывала:

- Тише, деда, тише, тише. Из ума совсем уж выжил.

- Мать права, совсем я старый. Только силушки немалой! - Схватил я кочергу, заботливо прислоненную к печи, помеченную синей полосой сверху.

Полоса тут же укрылась под моими ладонями - это самые азы для любого фокусника. А кочергу я скрутил в замысловатый крендель. Разумеется, та была не чугунная и даже не металлическая. Слабаком я не был, но и богатырем уж точно никогда не слыл. Но все это - часть представления. Стряхнул несуществующий пот, победно посмотрел по сторонам, и, повинуясь внезапному наитию, бросил получившуюся кракозябру отцу семейства:

- Что-то ваш отец заснул. Глянь, достойно я загнул?

Мужик и так едва поймал этот внезапный снаряд, явно не ожидая такой выходки. И теперь растерянно пялился на меня. Я в ответ подмигнул. Хитрик за спиной, вновь удравший на печку, фыркнул. Мужик же как-то инстинктивно разогнул кочергу и на секунду удивленно уставился на нее. Потом смекнул, ухмыльнулся, протянул мне муляж.

- Ох, и славный будет пир. К нам явился богатырь!

Жена его улыбалась и даже как-то томно начала поглядывать на мужа. Алкоголь брал свое, или моя выходка - импровизация, мысленно поправил я, - возымела действие, было не особо важно. Вечер явно удался. Дети точно были в восторге.

***

В первый раз я попал в этот лес очень давно. Настолько все подернулось туманом, что я уж и год не вспомнил бы без подсказки. Нас было пятеро - четверо студентов, да я, аспирант. Тогда я еще почему-то чувствовал свое превосходство над ними. Забавно, как оно в жизни складывается. Каждый божий день нам всем нужно ощущать свое превосходство. Хоть над мурашкой, хоть над комариком. Без этого вся жизнь рушится не то что по кирпичику, а потоком, по атомам и молекулам. Вот и меряемся умом да силушкой, возрастом, объемом кошелька.

Васька был совершенно обыкновенным студентом. Вся эта лабуда, которой мы намеревались в этом медвежьем углу заниматься, его не волновала совершенно. Дописать диплом, залить его, как пожар, любой водой, прорваться через очередной бесполезный этап бесполезной жизни - и дальше, куда-то вдаль. Куда родители пристроят, в рисковых кооператоров, куда угодно. Легенды престарелых лесов его интересовали только в той мере, в которой заполняли буквами листы его дипломной.

Галька, наоборот, просто лучилась. Во многом ее упорство и привело к тому, что мы тряслись в престарелом тепловозе черт пойми куда, в поисках неведомого научного откровения. Именно она откопала Коряжича, местную лесную страхолюдину, и навела вокруг нее столько шороху. Наверное, она мне уже давно нравилась.  К тому моменту было не важно. Но я ее поддержал - на правах старшего товарища скептически улыбаясь. Впрочем, мне и самому что-нибудь эдакое не помешало. Если, конечно, мы его найдем.

Степка с Савкой были еще более серыми типажами. Вроде бы, и не такие законченные раздолбаи, как Васька, но и не фанатичные, как Галька. Наверное, они и сами не понимали, что делали на факультете этнографии, но не могли бросить почти законченное дело на полпути.

А всего-то оставалось - насобирать деревенских баек, похабных частушек, да чего угодно. И отчитаться о том, что экспедиция прошла успешно. Практика, то есть.

Только вот в этом лесу деревня была мертва. Настолько, что от всей нее остался стоять одинокий дом. Не буду темнить, тот, в котором сейчас располагается моя усадьба. Гостевой дом, куда на ночь отправятся, собственно, гости, я пристроил уже позже.

Каждый раз эти воспоминания захлестывают.

- Да вы только посмотрите, - Галька буквально захлебывалась энтузиазмом, перебирая листки бумаги, - Это абсолютно нехарактерно для белорусской мифологии.

Слушал ее только я. Слышали все - но слушал только я. Степа и Савка методично допивали заначенное, а Васька и вовсе храпел, не особо стесняясь чего-либо.

- Неведомое лихо. Это вообще для мифологии не характерно, самая суть мифологии, - челка игриво закрыла ей глаз, но тут же была отправлена на законное место, - это придание незнакомому вида знакомого. А здесь же мы можем рассмотреть черты модерна - неведомое лихо, это уже ближе к Лавкрафту и Говарду. Это современная традиция.

В чем-то она была права. Я был старше и мудрее - или мнил себя таковым - и предполагал, что может быть в этой жизни всякое, с чем мы просто еще не сталкивались. Пусть это и фантазии каких-то сельских дедушек да бабушек, умерших задолго до нашего рождения.

Хотелось бы, чтобы в этом абстрактном суждении я оказался не прав, но прошлого уже не воротишь. В прошлом несся поезд, а в нем студенты почти пополам - три к двум - пили вино и размышляли о записках одного одинокого этнографа, чье имя я больше никогда не произнесу.

Потому что из-за него это все и началось. Из-за него мы тогда тряслись в поезде и восторженно принимали. Кто спиртовые пары, кто - торопливые рассуждения Гальки. Я относился ко вторым. И пусть она нервничала и явно не до конца продумала свою идею, ее рассуждения были здравыми. Я сам иногда досадничал, что не разглядел такие явные нестыковки.

Легенда о Коряжиче - точнее, сказ о нем, - была неправильной насквозь.

***

- Ты сегодня превзошел сам себя.

- Ну, если так говорит мой главный критик…

Жена захихикала, запустила руки в волосы, взлохматила их, разметав уставшую за вечер под платком шевелюру:

- Действительно, молодец. Отлично отработал. Мужика этого вообще отделал похлеще, чем детей.

Я не любил похвалу, да и хвастаться своими достижениями не привык. Если ты сделал хорошее дело, то оно само по себе награда, а не дифирамбы в твою честь. Но когда жена таки роняла хоть небольшой комплимент, это дорогого стоило. Самый мой непримиримый оппонент, поливавший отборными помоями и идею с усадьбой, и цвет обоев в спальне, и вообще практически все, что рождало мое воображение. Похвала от нее многое для меня значила. Я же такой радикальной честностью обзавестись не сумел:

- Да и ты сегодня молодец.

- Да не ври.

- Правда. Такой жареной картошки я давненько не пробовал.

Это и была правда, но моя похвала была просто комплиментом, а не весомым экспертным мнением, как у жены. Она никогда на эти похвалы внимания не обращала. Со смехом только сунула мне тарелку с той самой картошкой, подумав, протянула кринку с кефиром. Знала, как я люблю. Немудрено за столько лет.

- Завтра какие планы?

- Не знаю пока, - я с удовольствием отправил в рот новую порцию, - Лапти, наверное, ремесла всякие.

- Прожуй сперва.

Я послушно прожевал, запил кефиром и козырнул:

- Йа волль, майн генераль!

- Твой немецкий с годами становится все хуже.

- После ремесел прогулка к речке. Валун Перуна, ну и все остальное по программе, - немецкого я отродясь не знал, зато жена свободно на нем шпрехала. Я же только придуривался, - Потом к криничке.

У кринички была своя история - одна из тех, которые на самом деле существовали. Многое здесь, в доме деда Баюна, было просто плодом моего воображения. Но кое о чем существовали настоящие легенды. Документально оформленные и в основном похороненные в архивах соответствующих учреждений. Легенда и легенда. Ничего настолько интересного для науки, чтобы писать об этом книжки. Пока я не брался за них и не расшивал ярким бархатом сказки. В этом и был талант рассказчика. Все эти братья Гримм и прочие Христианы Андерсены.

А также легионы безымянных Гомеров, пусть и не слепых, но несущих эти хрупкие истории дальше - своим детям, внукам, достаточно восприимчивым, чтобы с круглыми глазами слушать, как приезжая королевна утопилась в местном озере. И потом рассказывать дальше, добавляя подробности в том угаре, который неизбежно настигает, когда начинаешь рассказывать. У меня-то талант рассказчика точно был. Иначе я бы давно прогорел, а кот Хитрик нагадил бы не в лапти, а, может быть, и на мою могилу.

Я все еще любил легенды, как раньше.

- Думаю, все пройдет нормально, - более серьезно улыбнулась жена, - Девчонка только…

Я кивнул. Подросток - это всегда проблема. Подростки - это дети, усиленно делающие вид, что они взрослые. При этом не понимающие ни одного из этих состояний. Уже  избавленные от чудес, но все еще уверенные, что их можно найти. И от того злые. Потому что в старые чудеса не верят, а опыта и навыков создавать свои собственные еще не приобрели.

Сама она роль в моей маленькой истории не придумает, а любую, которую я предложу ей, отвергнет. Потому и ведьма - чужая, опасная, своевольная. Потому что такой ей, скорее всего, и хотелось быть. Но никаких гарантий тут никто дать не мог. Мирно спала она в своей комнате или решила удрать на ночь глядя в зимний лес, я узнаю только завтра. Прямо между утренней сигареткой и мастер-классом по плетению лаптей. Ну или что там моя голова завтра придумает, чтобы гости не заскучали.

Картошка закончилась, да и кефир тоже. Бросив посуду в мойку, я умылся, придирчиво подрезал своевольные попытки бороды вывести меня из образа, и вошел в спальню. Вот кем только не довелось поработать - и высоковольтные линии чинил, и вагоны разгружал, - но ничто так не выматывало, как поиски детских характеров, удачных рифм, эффектных поз. Да и плотный ужин давал о себе знать - хотелось просто повалиться на кровать и захрапеть.

Я повозился, устраиваясь в постели. Жена погладила мне волосы и хихикнула:

- Гляди, а свет-то горит.

Гостевой домик отсюда был как на ладони. Не то чтобы я уж совсем скрупулезно рассчитывал, но и строил его с учетом того, чтобы через окно спальни было видно, насколько это возможно, что творится в вотчине наших дорогих (или не очень, как повезет) гостей.

- Раззадорил-то ты женушку своими выкрутасами…

- Думаешь, богатырь силушку решил показать? - хмыкнул я и крепче обнял жену.

- Чувствую, - легонько укусила она меня в шею.

Ну… Почему-то подумалось, что не так уж я и устал за день.

***

В прошлом же, добравшись до места, мы все тоже отправились спать. А утром всю шумную и частично похмельную компанию ждала простецкая яичница циклопических размеров и бормотание бабки, согласившейся приютить нашу шумную братию. Деревенька, где мы остановились, находилась в нескольких километрах от вотчины мифического Коряжича. Единственная в округе. Как я уже упоминал, возле самого леса уже давно никто не жил.

Деревенька была чистая, ухоженная, в десятке километров от молочной фермы местного колхоза. Можно сказать, весьма процветающая. С нашей хозяйкой жил еще ее сын, но тот рано лег спать, а едва свет уже отправился работать на ту самую ферму. Как водится, имелись в этой деревне и свои собственные пословицы, шутки да присказки, так что с пустыми руками не уедем, даже если неуловимого Коряжича настигнуть не выйдет. И да, вопреки законам жанра никто нас о зловещих тайнах не предупреждал, и ходить в страшную деревню не запрещал:

- А шо ж там делать? - искренне удивилась бабка, когда мы ей поведали о конечной цели нашего путешествия.

- Мы, бабка, ученые, - поднял палец Васька, - Мы народные легенды собираем.

- Да у кого их там собирать? Никитка, болезный, помер годков пять тому.

- А кто такой Никитка? - вклинилась Галька.

- Да жил он там. Все поразбежались, а он жил. Лучка не добавить?

- Спасибо, мать, и так очень вкусно. В смысле, поразбежались? - мрачные тайны Ваську больше интересовали, чем торопливая запись обрядовых песен.

- Да так и разбежались. Кто к нам, кто в город, кто вообще шут пойми куда. Туда ж и дорога заросла давно, только пешком и пройти можно. К нам хоть автолавка приезжает, да и земелькой Боженька не обделил, и помидорочки, и бульбочка, все свое. А там лес, растет все плохо, глухое место. Почто там жить?

Мрачные тайны снова откладывались.

- Послушайте, - напомнил я, - А вы слышали о Коряжиче?

- Сказки эти? Да окстись, милок, Никитка только в эти сказки верил.

Милками у нее были решительно все, даже пса, грязно-серую помесь дворняги и мухомора, лениво жующего какую-то кость, звали не иначе, как Милок.

Наши Биба и Боба, Степка с Савкой, в диалоге участия не принимали. Да и ели не сильно много - больше налегали на ключевую воду. Из местной криницы. В то утро я и узнал ее историю, которую не удосужился записать ни один специалист до меня. Ну или старушка нас разыграла. С другой стороны, народное творчество на то и народное.

- А что этот Никитка про Коряжича рассказывал?

- Да знамо что. Что диво есть в лесу. Вроде как коряга, но живая.

- “Знамо что”. То есть, это не только Никитка о нем говорил? - уточнила Галька.

- Ну да, - с готовностью кивнула старушка, - Меня моя бабка, пухом ей земля, стращала, чтоб мы в лес одни не ходили. Коряжичем вот этим. Заберет нас, значит, и пропадем. Да мы только не верили. Где это водится, чтобы в мире Божьем такое делалось.

Бабка глянула в красный угол и торопливо перекрестилась. Я же задумчиво почесал подбородок:

- А дальше что?

- Что - дальше?

- Про Никитку. Ну, есть коряга живая в лесу. Что еще он о ней рассказывал?

- Да и ничего. Уважить Коряжича просил, нехристь. Сам-то он крещеный был, но как умом прохудился, все иконы из дому выбросил, - старушка снова перекрестилась, - а поставил в красный угол колоду какую-то. Тьфу, прости Господи. Где это видано, чтоб колоде молиться.

Мы с Галькой переглянулись.

- И это все?

- Все, что помню, милок. Кто ж его слушал внимательно, что он там себе мелет. Подкармливали его, больно жалобный был. Совсем на своем Коряжиче повернулся. Мужики иногда помогали ему - хату починить, дров на зиму нарубить. Дурак, конечно, но все равно душа живая. Ему бы к нам перебраться, глядишь, и здоровье бы вернулось. У нас, вот, и вода целебная. И болезнь пьяную…

Биба и Боба чуть не поперхнулись - до этого все тактично делали вид, что внезапная жажда двух пьянчуг никакого отношения к выпитому вчера не имеет. Заалели, отвели глаза, стало даже смешно.

- …что другую хворь отвадит.

- А расскажите подробнее об этой криничке, - открыл я свою тетрадь.

В конце концов, мы здесь для того, чтобы собирать фольклор. А Коряжич подождет.

Мы с Галькой пыхтели над своими записями, остальные просто слушали бабкину историю. Знали, что переписать и у нас можно будет. Волшебная криничка располагалась примерно на середине пути от покинутой деревни до этой. Была недалеко от местной речки, в лесу. И, конечно же, снабжена соответствующей духу легендой. Но на этой истории все и закончилось. С ходу припомнить какую-то еще народную мудрость старушка не смогла, да и полдень был не за горами - надо было собираться, если мы хотели увидеть брошенную деревню, дом полоумного Никитки с самодельным идолом, и тот самый пресловутый лес. Ну и Коряжича, конечно. Лично я все больше склонялся к мнению, что где-то там, недалеко от деревни, лежит какой-нибудь причудливо свалившийся дуб, похожий на спящего человека, или что-то вроде того. Так сказать, естественным образом сформировавшееся капище. Созданный природой идол. Это не объясняло странности легенды, но хотя бы давало понимание, откуда у нее растут корни.

Мы пообещали старушке вернуться до темноты и отправились по заброшенной дороге. Она в ответ пообещала вспомнить все колыбельные и сказки, которые ей довелось услышать в детстве, да и с другими стариками на эту тему побалакать.

Солнце начинало припекать, примериваясь, чтобы грациознее скакнуть в зенит, но пока еще утренняя прохлада от земли чувствовалась. Настолько, что Галька даже чутка ежилась:

- Посмотри глубже, Клим. В легенде ведьма дает лиху имя. Культ Истинного имени это вообще еврейская традиция.

- И? - Поднял я бровь, - Да у нас евреи практически везде жили. Особенно в черте оседлости.

- Но такого нет нигде. Истинное имя в каббале изначально существует, его нужно узнать, выпытать. И тогда ты получаешь власть над его носителем. А тут его назвали, понимаешь?

Я понимал. Понимал, что мне все больше нравятся ее заостренные, сходящиеся в упрямые губы скулы, понимал, что именно ради нее я ввязался в это приключение. Слишком многое я понимал, только не то, что она говорила. Я методично терял голову. Каждая секунда с Галькой точила меня, выворачивала, заставляла забыть, зачем я здесь.

Хотя нет, скорее вспомнить. Что я тут на самом деле из-за нее, и что чертов Коряжич все меньше и меньше занимает мое внимание. А остальные радостно глушили что-то из припрятанной бутылки и гомонили, гомонили, отвлекали.

Окончание