Маски несколько секунд молча изучали значки. Казалось, время остановилось. Наконец один из них резко, почти механически кивнул. Люк с оглушительным металлическим скрежетом отъехал в сторону, открывая тёмный, уходящий вниз туннель.
Охранник швырнул им два потрёпанных, засаленных нарукавника с выцветшим номером «13».
— Живы будете — вернёте. Не живы — не надо, — прозвучал безразличный, искажённый маской голос.
Их проводили в тесную, обшарпанную клетку, служившую одновременно и комнатой ожидания, и входом на арену. Воздух был спёртым и густым, пропитанным запахом пота, крови и чего-то кислого, словно липкая грязь под ногами впитала в себя годы страха. Сквозь массивные прутья решётки открывался вид на огромное песчаное пространство, усеянное тёмными, маслянистыми пятнами и обломками непонятного назначения. Песок кое-где выглядел спёкшимся, будто его прожгли кислотой или плазмой.
Дверь захлопнулась с оглушительным лязгом. Мужчина с потёртым лицом и пустыми глазами сунул им через прутья два небольших предмета.
— Берите. На всякий пожарный, — его голос был хриплым и безразличным. — Людям-бойцам положено.
В его ладони лежали две небольшие ампулы из тёмного стекла. Внутри плескалась густая, угольно-чёрная мазь, в которой, будто далёкие звёзды, мерцали крошечные белые вкрапления.
— Что это? — настороженно спросил Виктор, внутренне уже догадавшись.
— «Разлом», — буркнул охранник, словно это было очевидно. — Намажьте на метку. На десять минут забудете об ограничениях. Потенциал раскроется по полной, и ДАРИТЕЛЬ вас не увидит. А потом… потом рука онемеет на полчаса, голова болеть будет. Цена вопроса.
Павлин, не раздумывая, взял одну из ампул. Он перекатывал её в пальцах, изучая танец звёзд в черноте.
— Спасибо, — коротко кивнул он.
— Я не буду, — твёрдо заявил Виктор, отстраняясь. Ему не нужно было снимать ограничения метки.
Охранник лишь пожал плечами, спрятал оставшуюся ампулу и удалился, громко звеня ключами.
Павлин замер на секунду, глядя на маленький сосуд, затем решительным движением щёлкнул большим пальцем, отламывая горлышко. Резкий, горьковатый запах ударил в нос. Не колеблясь, он выдавил густую, мерцающую пасту прямо на кожу, где обычно жгла метка Агоры, и растёр её.
Эффект был мгновенным и ошеломляющим.
Сначала его тело сковала короткая, острая судорога. Он вдохнул, и из его губ вырвалось короткое, прерывистое «А-ах!». Ожог метки, тот самый, что стал привычным фоном его жизни, — исчез. Не притупился, а исчез полностью, будто его никогда и не было. И на смену ему пришло... ничто. Абсолютная, оглушающая тишина внутри. Тишина, из которой вдруг хлынула волна такой силы и такой свободы, что у него перехватило дыхание.
Он взглянул на свою руку. Вода в пробирках на его поясе пришла в движение без всякой команды, закрутившись в идеальные, стремительные водовороты. Она пела у него под пальцами, живая и послушная, как никогда раньше. Он чувствовал каждую её каплю, каждую молекулу влаги в спёртом воздухе клетки. Магия лилась через край, без усилий, без того привычного чувства, что он постоянно упирается в невидимую стену.
Павлин поднял на Виктора широко раскрытые глаза, в которых плескался восторг, смешанный с шоком и внезапным, жгучим пониманием.
— Так вот... каково это тебе, Вик, — выдохнул он, и в его голосе звучало почти что благоговение. — Всё это время... ты был... свободен.
В этот миг вся его неуверенность, весь страх перед Рыком испарились, сожжённые этой новой, всепоглощающей силой. Его пальцы сжались в кулак, и вода вокруг него на мгновение застыла в воздухе идеально острыми кристалликами льда. Он чувствовал себя непобедимым.
— Он падёт сегодня, — тихо, но с железной уверенностью сказал Павлин, глядя уже не на Виктора, а на песок арены. — Слышишь? Давай я буду приманкой.
И как будто в ответ на его слова, гул толпы за основной решёткой арены, до этого бывший приглушённым, начал нарастать. Его прорезал голос из репродуктора, искажённый до металлического скрежета: «Следующие жертвы... ой, участники! Под номером тринадцать! Пара новичков! Детки пришли поиграть с нашим любимцем! Дайте шумку Безликому Рыку!»
Ропот взметнулся в рёв. Гул нарастал, смешиваясь со свистом и оглушительным топотом. Имя «Рыка» выкрикивали с болезненным, голодным восторгом.
Ещё до появления чудовища из тёмного прохода напротив донёсся звук. Сначала низкое, прерывистое поскуливание, заставляющее сжиматься живот. Оно быстро перешло в глубокую вибрацию, которая отдалась в костях, осела на зубах неприятным звоном.
Но на этот раз Павлин не побледнел. Он лишь стиснул зубы, и лёд вокруг его костяшек затрещал. Стена в голове, — напомнил он себе, и сила «Разлома» послушно отгородила его разум от псионического напора. — Держись, Вик! — его собственный голос прозвучал уже твёрдо, ободряюще.
Виктор почувствовал, как чужой, липкий страх пытается парализовать его разум, запустить в горле холодный ком паники. Он с силой выдохнул, гоня прочь чужеродное чувство, судорожно цепляясь за детали плана. Он сжал шест, и холод серебряных прожилок под пальцами немного прояснил мысли. Вода на поясе Павлина колыхалась теперь не от страха, а от готовности, от сконцентрированной, неукротимой мощи.
Рёв арены слился в единый оглушительный гул, но для Виктора и Павлина он словно отдалился, сузившись до песчаного круга перед ними. Воздух звенел, заряженный адреналином и псионическим воем, который теперь пробивался сквозь психическую защиту как холодный сквозняк.
Из тёмного прохода напротив, изрыгая клубы пара, выкатилась массивная фигура. Безликий Рык. Вживую он был в тысячу раз ужаснее, чем на трибуне. Его кожа, покрытая струпьями и костяными наростами, отливала мерзким сальным блеском под прожекторами. Асимметричные конечности, слишком длинные и искривлённые, с неестественной грацией несли массивное тело по песку, оставляя глубокие следы. И эта пасть… огромная, растянутая в беззвучном рыке, полная игл-зубов, из которой свешивался длинный, шипованный язык, обливающийся едкой слюной.
Он не побежал. Он двинулся на них тяжёлой, неумолимой походкой хищника, уверенного в своей добыче. Его вой, который до этого был фоном, обрёл направленность и фокус. Он впивался в мозг, как раскалённые спицы, пытаясь выжечь всё, кроме животного страха.
— Держись! — крикнул Павлин, и его голос прозвучал удивительно чётко, приглушая психическую атаку. Сила «Разлома» была щитом, но даже он не мог блокировать всё. — План «Молот и Наковальня»! Я — приманка!
Павлин рванулся вперёд, и вода с его пояса взметнулась вокруг него, как жидкий серебряный кокон. Он не бежал, а почти скользил по песку, оставляя за собой влажный след. Рык, привлечённый движением, развернулся к нему, его пасть распахнулась, и из горла вырвался сгусток прозрачной, желтоватой слизи, пролетающий по воздуху с шипением.
Павлин, на пике своих ускоренных реакций, не ушёл в сторону. Он встретил кислотный плевок сферическим щитом из сжатой, мгновенно сконцентрированной воды. Жидкость вступила в яростную реакцию с едким веществом, с шипением испаряясь, но поглотив удар. Пар окутал его на мгновение.
— Теперь, Вик! — прохрипел он, отскакивая назад и чувствуя, как щит почти истощился.
Это был момент. Пока монстр был сфокусирован на Павлине, его бок был открыт. Виктор, преодолевая оцепенение, уже мчался вдоль стены арены, используя её тень как прикрытие. Его сердце колотилось где-то в горле, но разум холодно анализировал: суставы наросты, мышечная структура… уязвимость должна быть там, где пластины сходятся.
Он с силой оттолкнулся ногами, мир на мгновение замедлился, окрасился в синеву. Его мышцы ответили на команду взрывной волной энергии. Он не бежал, а летел низко над землёй, шест занесён для удара, серебряные прожилки на нём вспыхнули холодным светом.
Удар был точен и страшен. набалдашник шеста с глухим хрустом вонзился в щель между костяными пластинами на боку чудовища. Раздался не животный, а почти механический скрежет. Из раны брызнула густая, чёрная жидкость.
Рык взревел — на этот раз не псионически, а физически, от боли. Звук был оглушительным, буквально сбивающим с ног. Он рванулся в сторону, вырывая шест из рук Виктора. Тот кувырком откатился по песку, едва уворачиваясь от могучей лапы, молниеносно рубанувшей когтями по тому месту, где он только что был.
План сработал. Но не до конца. Они ранили его, но не остановили.
— Шест! — закричал Павлин, видя, что Виктор обезоружен.
Рык, яростно вращая своей непропорциональной головой, теперь видел обоих. Его слепая ярость обрела конкретную цель — Виктора. Он двинулся на него, игнорируя Павлина, который яростно атаковал его сзади водяными кнутами, оставляющими на его спине красные полосы. Они казались ему не более чем назойливыми мухами.
Виктор отползал назад, песок сыпался за воротник куртки. Его взгляд метнулся к шесту, торчавшему из бока монстра, как жало. Достать его не было никакой возможности. А без оружия против этих когтей и этой пасти…
Мысль была холодной и точной: резец. Резец Коллекционера.
Его рука рванулась к карману, где находился странный инструмент, больше похожий на хирургический. В ту же секунду Рык нанёс удар. Не когтями, а языком. Длинный, шипованный мускул, похожий на хлыст, выстрелил из пасти с невероятной скоростью.
Виктор инстинктивно поднял руку с резцом в блок. Язык, способный перерубить кость, обмотался вокруг его предплечья с тисками удава. Шипы впились в кожу, порвали ткань рукава. Дикая, обжигающая боль пронзила его. Но странный металл резца выдержал, издав высокий звенящий звук. Язык, обхвативший его, дёрнулся, будто получив разряд.
Рык заскулил, но не отпустил. Он начал с нечеловеческой силой тянуть Виктора к себе, к этой разверзнутой пасти. Виктор упёрся ногами в песок, но его тащило, как тряпичную куклу. Песок летел из-под его пяток.
— Держись! — это был уже крик Павлина.
Вода вокруг него закипела. Он сжал кулаки, и вся влага, которую он мог собрать с пояса, из воздуха, даже собственный пот, сконцентрировалась в один невероятно плотный, маленький шар перед ним. Он пульсировал сжатой энергией. Павлин, с лицом, искажённым усилием и яростью, рванул руками вперёд.
Сфера, размером с кулак, рванула вперёд со свистом и ударила Рыку прямо в основание языка. Прогремел негромкий хлопок, больше похожий на глухой удар под водой, но сила была чудовищной. Язык монстра, будто по нему ударили молотом, дёрнулся и разжался.
Виктор, потеряв напряжение, отлетел назад, грудь ходуном, предплечье пылало огнём, но он был свободен. Он судорожно вдохнул, закашлялся.
Рык, получив удар, отступил на шаг, мотая головой. Казалось, он был больше ошеломлён, чем ранен. Но это дало им передышку. Несколько драгоценных секунд.
— Стебель! — просипел Виктор, с трудом поднимаясь. — Надо добраться до головы!
Павлин, тяжело дыша, кивнул. Сила «Разлома» ещё бушевала в нём, но он уже чувствовал её пик, за которым последует спад. Время работало против них.
— Я его отвлеку. Закрепляйся!
Павлин снова пошёл в атаку. Теперь он не пытался пробить броню. Он создавал иллюзию угрозы. Водяные вихри, ледяные осколки, хлёсткие струи — всё это било Рыка по морде, по конечностям, отвлекая и раздражая. Монстр яростно рычал, отмахиваясь, пытаясь поймать этого вертлявого, неуловимого противника.
Виктор, прижимая раненую руку, сделал глубокий вдох активировал «Искристый рывок». Энергия сжалась и рванула по жилам. Он рванул к ближайшей груде металлолома — обломку какой-то древней машины, валявшемуся у стены. С прыжка, оттолкнувшись от стенки, он взлетел на неё.
Высота. Ему нужна была высота.
Сверху открывался вид на всю арену. На Павлина, который, как заведённый, метался перед монстром, уже покрытый с ног до головы песком и грязью. На Рыка, который, разъярённый, начал бить по земле, создавая ударные волны, сбивающие с ног.
Времени не было. Виктор присел, как пружина, сжал в здоровой руке резец. Лезвие блеснуло под тусклым светом.
— Пав! Прямо сейчас! Всё, что есть! — закричал он изо всех сил.
Павлин понял. Он отпрыгнул на максимальное расстояние, сгруппировался. Вся вода, что оставалась у него, а её было уже не так много, выплеснулась из пробирок и сконцентрировалась перед ним. Он не стал формировать её в шар или копьё. Он создал стену. Плотную, непрозрачную, метров пять в ширину, вздымающуюся из песка, как цунами в миниатюре. И он двинул её вперёд, накрывая Рыка.
Это была завеса. Ослепляющая, громоздкая, отвлекающая. Рык взревел, оказавшись внезапно в центре бушующего водоворота, который бил его, душил, заливал пасть и ноздри.
В этот миг Виктор прыгнул.
Он целился в голову. В тот самый горб на затылке, где, по догадкам, и должен был скрываться мозговой стебель.
Полет длился меньше секунды. Казалось, время растянулось. Он видел каждую чешуйку на коже монстра, каждое движение его мускулов, пытающихся сбросить водяные оковы. Он видел, как Рык, почувствовав нечто, начал поворачивать свою массивную голову.
И в этот миг сила Павлина иссякла.
Водяная стена рухнула, обрушившись на песок миллионами брызг. И Рык, на мгновение оказавшийся в свободном пространстве, увидел падающую на него с неба тень.
Его пасть распахнулась для последнего, смертоносного рыка.
Виктор впился в его затылок, как ястреб. Здоровой рукой он вцепился в костяной нарост, чтобы удержаться, а второй, с зажатым резцом, с силой, отчаянием и всей яростью, накопленной за эти месяцы, вонзил лезвие в основание черепа.
Раздался звук, который он запомнил навсегда. Не хруст и не хлюпанье, а скорее скрежет, будто он резал не плоть, а кристалл. Резец вошёл глубоко, встретив сопротивление, но поддался.
Рык взвыл. Это был уже не яростный рёв, а пронзительный, почти что панический визг. Его тело затряслось в конвульсиях. Он забился, пытаясь сбросить с себя эту впившуюся боль.
Виктор держался из последних сил, его болтало, как на буйной скакуне. Он видел перед собой только кожу, кость и рукоять резца. Он поворачивал её, пилил, чувствуя, как под лезвием что-то упругое и плотное наконец поддаётся.
И тогда он увидел его. Из разреза, словно редкий гриб, показался кристаллический отросток. Он был размером с палец, мерцал тусклым, перламутровым светом изнутри. Мозговой стебель.
Рык, чувствуя это, в последнем порыве отчаяния рванулся вперёд и ударился затылком о металлическую стену арены.
Удар был сокрушительным. Для монстра — последней попыткой выжить. Для Виктора — нокаутом. Его отбросило от тушки, он кубарем полетел по песку, ударился головой и замер, видя над собой замыленное, жёлтое освещение арены.
Сознание уплывало. Где-то рядом он слышал хриплый, прерывистый вой, который быстро затихал. Слышал тяжёлые шаги по песку. И чей-то голос, зовущий его имя.
— Вик! Виктор! Чёрт возьми, дыши!
Это был Павлин. Он рухнул на колени рядом, его лицо было белым, он тряс Виктора за плечо. В его глазах не было и следа недавней мощи «Разлома», только чистейший, животный страх.
Виктор с трудом сфокусировался на нём. Он попытался что-то сказать, но из горла вырвался только хрип.
— Стебель… — сумел он наконец просипеть. — Забери…
Павлин резко обернулся. Рык лежал неподвижно, огромная туша постепенно затихала. Из раны на затылке сочилась чёрная кровь и что-то ещё… что-то светящееся.
Павлин, шатаясь, поднялся и подбежал к монстру. Он не глядел на его пасть, на когти. Он сунул руку в ещё тёплую рану, нащупал упругий отросток и, сжав зубы, дёрнул. Раздался тихий, хрустальный щелчок.
Он побежал обратно к Виктору, сжимая в кулаке добычу. В его руке лежал мозговой стебель. Он был тёплым и пульсировал едва уловимым светом.
— Получилось… — выдохнул Павлин, и в его голосе прозвучало что-то среднее между смехом и рыданием. — Чёрт возьми, Вик, мы это сделали…
В этот момент действие «Разлома» окончательно закончилось. Волна отката накрыла Павлина с такой силой, что он просто рухнул на песок рядом с Виктором, схватившись за голову с тихим стоном. Его правая рука, та самая, на которую он нанёс мазь, висела как плеть, онемевшая и нечувствительная.
Они лежали рядом на грязном, пропахшем кровью и смертью песке, слушая, как рёв толпы медленно сменяется каким-то недоверчивым, а потом всё нарастающим гулом одобрения. Их имён никто не кричал. Кричали имя поверженного зверя. Но это было неважно.
Они были живы. Они победили.
Дверь в их клетку с лязгом открылась. Вошли те же охранники. Один безразлично забрал у Павлина, не способного сопротивляться, остаток ампулы и потрёпанные нарукавники. Двое других подошли к телу Рыка, что-то проверяя.
Один из них, тот самый, что дал им «Разлом», наклонился над Виктором.
— Ну что, живёшь, боец? — его голос по-прежнему не выражал никаких эмоций.
Виктор лишь кивнул, не в силах говорить.
— Повезло. Редко кто с Рыком на ты становится, — охранник что-то записал на планшете. — Добычу свою получили?
Павлин, с трудом приподнявшись на локте, молча разжал кулак, показав светящийся стебель.
Охранник хмыкнул, кивнул.
— Ну, раз так — свободны. Врач в конце коридора, если надо. Не надо — проваливайте.
Они вдвоём, почти волоча ноги, поддерживая друг друга, побрели к тому же тёмному тоннелю, откуда пришли. За спиной оставалась арена, песок, впитавший их кровь и страх, и огромная, неподвижная туша Безликого Рыка.
У тяжелой стальной двери, ведущей обратно в мрачные подземелья арены, их ждала неожиданная фигура. Женщина. Она была одета в безупречно скроенный костюм тёмно-серого цвета, резко контрастирующий с грязью, потом и запёкшейся кровью, что покрывала стены и пол. Её волосы, цвета воронова крыла, были убраны в строгую гладкую причёску, ни один волосок не выбивался из идеальной линии. Лицо — красивое, но холодное, будто высеченное из мрамора, с проницательным, оценивающим взглядом. За её спиной, недвижимый, как статуя, стоял телохранитель в простой стальной маске, чьи глаза, казалось, не мигали.
— Эффектно, — её голос был низким, ровным, лишённым привычной для этих мест хрипоты или истерии. Он резал гнетущую тишину коридора, как лезвие. — Для новичков — более чем впечатляюще. На её лице не дрогнула ни одна мышца.
Виктор, всё ещё тяжело дыша, настороженно вытер тыльной стороной руки стекавшую с подбородка кровь.
— Спасибо… Мадам? — Он не знал, как к ней обращаться. Аура непререкаемой власти исходила от неё почти осязаемыми волнами.
— Аврелия Динами. Я управляю этим… заведением, — она сделала лёгкий, почти небрежный жест рукой, охватывая пространство арены. Один из служителей, словно ожидавший этого знака, тут же материализовался из тени и вручил ей небольшой, увесистый мешочек. Она протянула его Виктору. — Ваш выигрыш. Ставки на «Рыка» были высоки, новички принесли неожиданную прибыль. Надеюсь, вы оценили честность расчёта.
Павлин, до этого момента замерший в тени, выступил вперёд. Он смотрел на женщину с нарастающим изумлением, в глазах его читалось недоверие.
— Динами? Вы… Вы мать Евгения? — Имя сына прозвучало громко, резко, почти как обвинение.
Аврелия едва заметно подняла бровь, её взгляд стал чуть острее, холоднее.
— Да. Евгений Динами — мой сын, — она произнесла это как сухую констатацию факта, без тени материнской гордости или осуждения. — Его школьные… разборки… не имеют ко мне никакого отношения. Арена — это арена. Прибыль — это прибыль. Вы показали себя способными бойцами. Это единственное, что имеет для меня значение здесь и сейчас. — Её ледяной взгляд скользнул по их окровавленным лицам, порванной, пропахшей дымом и смертью одежде. — Лечитесь. Отдыхайте. Дверь арены для вас открыта, если решите вернуться. Удачи.
Не дожидаясь ответа, Аврелия Динами развернулась и пошла прочь по мрачному бетонному коридору. Чёткий стук её каблуков отдавался эхом, словно удары метронома, отмечающего конец этой странной встречи. Телохранитель скользнул за ней беззвучно, как тень, растворившись в полумраке следом за своей госпожой.
Виктор и Павлин переглянулись, ошеломлённые. Мешочек с монетами казался невероятно тяжелым в ладони Виктора, весом не столько золота, сколько того, что только что произошло. Имя «Динами» теперь звучало по-новому, обретая дополнительный, пугающий оттенок абсолютной власти и отстранённого безразличия. Мысль о том, что Евгений может узнать об их «подработке» у его же матери, вызывала новый, острый приступ тревоги, ложившийся поверх физического истощения.
Молча, не находя слов, они вытолкнули массивный люк и вышли из зловонного подземелья в чуть менее мрачные, но всё равно грязные и убогие переулки Старых Мельниц. Воздух снаружи, хоть и пропитанный гарью и пылью, показался им глотком свободы после удушья арены. Но образ холодной, безупречной женщины по имени Аврелия Динами, матери их врага, висел перед ними незримой пеленой, добавляя новый, сложный и опасный слой к их и без того запутанному пути. Им отчаянно нужна была их станция. Чистая вода. Время, чтобы прийти в себя и подумать. Стереть из памяти не только звериный оскал «Рыка», но и ледяной, расчётливый взгляд его хозяйки. Они уже тогда, в глубине души, понимали — ни то, ни другое забыть не получится. Раны от когтей заживут. А вот этот холод — въелся в кости надолго.
Хотите поддержать автора? Поставьте лайк книге на АТ.
