Итак, после недельного нахождения на ИВС я вернулся в свою 121-ую камеру.
Вернулся, как к себе домой. Реально до смерти был рад снова видеть пацанов, которые за три недели стали мне, как родные.
Опять стали доступны простые бытовые радости, можно было посмотреть телевизор, в любое время выпить чай или кофе, и, извиняюсь за подробности, наличие закрытого туалета.
Через несколько дней продольный через дверь назвал фамилию Лехи и неожиданно добавил:
Леха, несмотря на свой опыт и внутреннюю готовность, все равно чуть растерялся. Хотя он уже получил приговор и точно знал, что скоро ему уезжать в другой изолятор в другом городе, где арестанты ждут апелляцию.
Любой арестант за месяцы сидения привыкает к своей хате, как бы некомфортно ему в ней было сначала. Здесь уже все известно, все привычно, все понятно. А "этап" – это всегда неизвестность, это шмоны, бесконечные ожидания в привратках, это другой изолятор, другие люди, все другое…
Леха мгновенно стал как бы чужой. Всё, он уже принадлежал "этапу", полчаса-час и всё, дверь за ним закроется, и возможно никто из нас больше его никогда не увидит.
Илюха, которого Леха периодически шпынял, причем за дело, обрадовался, причем его радость все равно была видна, как бы он не пытался ее скрыть.
Пацаны собрали для Лехи пакет с едой, положили туда и сигареты. Все ведь понимали, что Лехе в ближайшем будущем по любому будет сложнее, чем нам, которые остаются и никуда не едут.
Лязгнул замок, Леха встал, взялся за свою сумку, на выходе на секунду остановился, оглянулся на нас:
И решительно шагнул на продол. Дверь с лязгом захлопнулась.
Илюха заметно повеселел. Причем его веселость на фоне момента для всех выглядела какой-то неуместной. Генка, обычно сдержанный, вдруг сказал:
— Ты не очень-то радуйся, я теперь для тебя вместо Лехи буду…
На следующий день в хате появился Руслан.
Руслан был контрактником, что-то вроде младшего сержанта, ну и вместо боевой подготовки покуривал. Так он докурился до того, что его взяли с поличным. Так как у него было только употребление (хранение), то срок ему светил небольшой – полгода-год.
228 статья и так была у арестантов не в особом почете, но Руслан к статье уверенно добавлял не совсем приемлемое среди арестантов поведение.
Был он высоким, крупным и имел отменный аппетит. Проявлялось это следующим образом. Утром во время завтрака Руслан съедал свою миску каши. Почти всегда были те, кто кашу не хотел, поэтому Руслан съедал и вторую порцию. Через полчаса Руслан уже включал кипятильник, заваривал чай, намазывая масло на хлеб. Еще через двадцать минут подход к кипятильнику и бутербродам повторялся, только уже с колбасой. После этого Руслан посещал туалет, а по выходу – снова чай, кофе, печенье. Затем перерыв на покурить и снова к кипятильнику. За такими занятиями незаметно наступал обед, где Руслан тоже не стеснялся. При этом передачи ему не заходили.
В общем, жизнь у него проходила по нехитрому закольцованному алгоритму: стол – туалет – покурить – стол – туалет и так далее.
В камере все люди на виду и всё сразу видно.
Поэтому через пару дней среди арестантов начало нарастать напряжение.