Доброго времени суток, уважаемые.
Коронавирус занимает первые строчки прессы вот уже второй год. В основном речь про медицину, конечно. Однако, не менее важные, тектонические процессы проходят в экономике. Адам Туз, известный английский автор, историк, написал хронику кризиса в экономическом измерении. С ним наш читатель уже знаком. Я рассказывал о его непревзойдённом изложении кризиса 2008 года здесь.
Ну а теперь - вот:
Книга носит название "Останов: как ковид потряс мировую экономику". Казалось бы, тема вполне современная. Тем не менее, это уже история. История прошлого 2020 года.
Коротко для ЛЛ: Мир был неготов к пандемии и уже находился в кризизе. Китай блестяще справился с пандемией, в отличие от Запада. Где просчёты политиков и распространение вируса заставили понести потери и пойти на беспрецедентные меры.
Он был беспрецедентным, этот год. Никогда до сей поры коллективные действия правительств не загоняли мировую экономику в повсеместный останов. Уже до того глобализация оказалась под вопросом. Ещё бы: прибыли приватизировались, а убытки национализировались. "Медведь", то есть широкие массы населения, оставался с малосъедобными вершками или корешками процесса. А тут ещё изменение климата. Замечу: изменение климата идёт уже десятилетиями, но почему Грета сотоварищи появились именно в 2019 году - автор не разъясняет.
В начале книги автор задаётся вопросом: почему именно коронавирус породил столь резкую реакцию? В мире бывали события и похуже нынешних. На вызов времени нужно было отвечать. Решения принимались и на волне паники, и на основании научных прогнозов. Мотивами служили и указания правительств, и социальные договора. Но и движения мировых денежных потоков.
Можно было бы уйти в отказ, и жить, как обычно. Но оказалось, что было легче сказать, чем зделать. Это означает - пойти на большой риск, взяв на себя ручное управление. Так делали Трамп, Болсонару, АМЛО и другие авторитарные личности. Получилось ли у них? Вряд ли.
А можно было положиться на науку. Так делали центристские политики, находящиеся под общественным давлением: Пелоси, Рамафоса, Макрон, Меркель. Кончили эти умеренные деятели весьма радикальными вещами. Они были научены прошлым кризисом 2008 года и исходили из того, что простым "анальгинчиком" проблему не решить. Автор симпатизирует радикальным идеям Кейнса, а именно массированному участию государства в управлении экономикой посредством увеличения госрасходов и печатания денег увеличения ликвидности на рынке. Более того, он утверждает, что от невиданного с времён Второй мировой войны вмешательства государства зависело не более, не менее - само выживание. Под угрозой оказались не отдельные банки, а целые рынки. Результатом стал не только кризис неолиберализма а-ля Тэтчер-Рейган, но и рост неравенства, и новые моделями социальной помощи.
Настоящий кризис лежит в нескольких измерениях. Одним из них является противостояние Запад-Восток, где восточную сторону сегодня представляет Китай. Стратегическое противостояние и идеология оказались сильнее экономических интересов. Китай был объявлен угрозой для Штатов. Начались экономические, культурные войны. В этих условиях состояние американского общества нельзя назвать сплочённым. Фокус книги лежит на временном промежутке между появлением вируса и избранием Байдена. Не могу отделаться от впечатления, что автор считает последнее чем-то вроде "конца истории". На самом деле, это - не конец.
Как получилось, что мы столкнулись с такими проблемами перед лицом не столь уж великой угрозы нашему существованию? Во-первых, искоренить ОРВИ является неисполнимой задачей: и средств недостаточно, и фундаментальные причины для появления инфекций остаются неустранёнными. Во-вторых, мы оказались неготовы к пандемии.
Двадцать важнейших спонсоров ВОЗ
Что такое два миллиарда в год для всей планеты? Слёзы... Когда Билл Гейтс платит больше, чем любая другая страна, кроме США - трудно представить себе эффективную деятельность в интересах народов, а не бизнеса.
Когда в таких условиях появился вирус, правительства должны были реагировать. В конце концов, в Конституции задекларировано право на жизнь. И они отреагировали, не считаясь с издержками. Ну а если посчитать, чего ради сожгли миллиарды-триллионы? Соразмерно ли это спасённым жизням? Конечно, нельзя говорить о денежном эквиваленте человеческой жизни, но наработки на этот счёт есть. Если спросить работягу, на какое снижение зарплаты он готов пойти, чтобы снизить частоту несчастных случаев на производстве, скажем, на 0,01%, а затем перемножить на число работников, то получается, что одна спасённая жизнь соответствует 10 миллионам долларов. Можно считать и по-другому. Так называемая стоимость среднестатистической жизни. В целом, значения расчётов ложатся в диапазон нескольких миллионов долларов за жизнь.
Исходя из этого, автор предполагает, что, если удастся сохранить жизнь миллиона граждан США, то это будет соответствовать десяти триллионам долларов. Вполне себе основание для принятия мер. Да только вот замечу, что, несмотря на потраченные триллионы, пандемию сдержать не удалось, и на сегодняшний день от коронавируса в США умерло 780 тысяч граждан. Возьмём Швецию, не вводившую жёстких локдаунов, и сравним её с Данией. Летальность у шведов выше на 0,1% или десять тысяч человек. Если брать по три миллиона евро за жизнь (рекомендация Еврокомиссии, а не авторские прикидки), то шведская сверхсмертность соответствует 30 миллиардам евро. А насколько больше потратили датчане? Возьмём госдолг. У них он вырос на девять процентов ВВП, а у шведов - на пять. То есть четыре процента ВВП шведы сэкономили. Или как минимум 20 миллиардов для Швеции, без учёта процентов. Как видим, сравнение хоть в пользу локдауна, но результаты получились вполне сравнимые. Одним словом, если брать цифры, эффект от локдауна окажется неочевиден.
В любом случае, времени на размышления тогда было немного. Основным мотивом для введения локдаунов было не допустить переполнения больниц. Не лучшую роль при этом сыграла коммерциализация здравоохранения, при которой свободные мощности были "оптимизированы".
С начала циркуляции уханьского вируса (конец ноября 2019 года) китайские власти на местах пытались приуменьшить значение проблемы. Но ревизоры из центра в середине января разобрались, что к чему, и забили тревогу. Пекин оперативно и мощно отреагировал на угрозу(у других так чаще всего не получилось). 22 января был объявлен всеобщий карантин с остановкой предприятий. Населённые пункты закрывались. Кто говорил с неместным акцентом - того не пропускали. Въезды блокировались припаркованными фурами. Светофоры светили красным день и ночь. Тем, кто осмелился протестовать, быстро заткнули рот. Включилась цензура. Сотни тысяч, миллионы "сетевых сотрудников" занялись задачей локализации и изоляции заражённых. С середины февраля гайки стали понемногу расслаблять, а в конце месяца была уже поставлена задача перезапуска экономики. Армии из 291 миллионов гастарбайтеров было позволено вернуться, пройдя трёхступенчатую проверку. Конечно, Ухань и вся провинция Хубэй вошли в норму позже. Но в целом страна успешно включилась в нормальную жизнь. Несмотря на значительное ухудшение делового климата, безработица выросла не более, чем на процент, достигнув 6%. Успех китайских мероприятий особенно стал заметен на фоне неудач остального мира, и особенно Запада. Пандемийный кризис стал демонстрацией полного триумфа китайской компартии.
Февраль стал для остального мира временем упущенных возможностей. Многие думали, что это чисто китайская проблема. И хотя ВОЗ и МВФ били тревогу, США и Евросоюз не вставали в ряды "тревожащихся". Россия закрыла сухопутную границу с Китаем 29 января, вслед за этим и другие страны перестали пускать к себе китайцев. Чем вызвали протесты Пекина. Трамп был занят предотвращением импичмента, а британские газеты отдавали первые полосы Брекзиту. Фондовый рынок излучал спокойствие.
Третья неделя февраля принесла тревожные вещи: вспышки в Южной Корее, Иране и Италии. Северная Италия погрузилась в карантин, начались набеги на супермаркеты. Стало ясно, что вирус расползается по Европе: слишком многие провели свой отпуск в тех местах. Понедельник 24 февраля стал моментом истины на бирже: ковид перестал быть азиатской историей. Сбрасывалось всё, что было связано с Италией и авиакомпаниями. Началось бегство в безопасные активы. Стало дешевле занимать на долгий, чем на короткий срок, что есть классический предвестник рецессии. Последняя неделя февраля ознаменовалась падением всемирного индекса FTSE на 13 процентов.
FTSE ALL WORLD
Правительства реагировали на пандемию по-разному. Южная Корея поставила перед своей фармой задачу разработки и производства... нет, не вакцины, а теста. Именно массовое тестирование позволило корейцам задушить эпидемию на ранней стадии. Европа сработала гораздо хуже. Там включился режим "спасайся, кто может", и призывы Италии о помощи не встретили адекватного ответа. Стало ясно, что локдаун светит не одной лишь только Италии. ФРС резко снизила процентную ставку. Но Трамп всё ещё излучал самодовольство. Спокойными были и прочие мачо, будь то Болсонару, АМЛО или Джонсон, который пожимал руки в больницах.
Автор упрекает западные страны в несвоевременности и неадекватности реакции. Справедливы ли его упрёки? Трудно сказать однозначно. С одной стороны, определённая задержка налицо, а с другой - у Запада не было миллионов "сетевых сотрудников", кто бы ходил по домам и обеспечивал отслеживание и контроль инфицированных. Запад не мог закрыть наглухо свои границы. И уж, тем более, не мог заткнуть рот всем несогласным. В таких условиях помышлять о подавлении эпидемии было бы наивно.
Останов в Китае уронил спрос на энергоносители, в первую очередь – на нефть. Саудовская Аравия предложила урезать добычу, но Россия отказалась. Сауды приняли вызов и стали наращивать добычу. Следствие: цены на фьючерсы ушли в минус! На рынках началась распродажа активов. 11 марта ВОЗ объявила пандемию. По мере роста числа инфицированных стало ясно, что остановить распространение вируса можно лишь социальным дистанцированием и полным прерыванием обычного режима жизни. В тот же день США закрыли границу для континентальных европейцев. В Европе реакция была неоднозначной. Где-то решили пока жить, как жили, а где-то – обеспокоились ввиду паники на бирже и декларации ВОЗ. Многие стали реагировать на местах. Футбольные лиги стали останавливать игры одна за другой.
Именно давление с мест и со стороны всевозможных организаций заставило действовать госчиновников. Макрон объявил «общую мобилизацию», Трамп – режим национальной чрезвычайной ситуации. Локдауны объявлялись и в небогатых странах – от Филиппин до Пакистана. В середине апреля ООН объявила, что закрытие школ затронуло 1,6 миллиарда учеников во всём мире. Цифры из Италии позволили дополнить эпидемиологические модели. Согласно ним число смертей в результате переполнения больниц в Великобритании составит 510 тысяч человек, а в США – 2,2 миллиона. Эпидемиологи рекомендовали локдаун длиной 5 месяцев. Лишь одна страна решила не запирать граждан в домах – Швеция. Однако, это не говорит о том, что шведы решили сэкономить. Их обоснование было сугубо медицинским.
Давление общественности (профсоюзы угрожали забастовками в случае продолжения работы, например), а также расчёты эпидемиологов (замечу: которые оказались преувеличенными) вынудили объявить локдаун одно правительство за другим. «Закрылись» и США, и Британия, и Индия. Тем не менее, мачо навроде Трампа, Болсонару, Джонсона или АМЛО публично выражали неудовольствие принимаемыми мерами. Их можно было понять: экономические последствия локдаунов были опустошительными. Однако, в отличие от Китая и Кореи, быстрое снятие ограничительных мер было чревато риском массовых смертей. Вирус не был побеждён. Даже Трамп, тронутый эпидемией в его родном Квинсе, был вынужден продлить локдаун до мая.
------------------
Итак, мы видим: мировая экономика была остановлена на волне паники и на основании не оправдавшихся апокалиптических расчётов. Кто разжёг панику? Вездесущие СМИ и социальные сети. Кто считал? Учёные в условиях недостатка данных о вирусе. Получается, причиной такой реакции было изобилие информации в головах обывателей и недостаток её у исследователей. Парадокс… Впрочем, гораздо легче разжечь хайп, чем попытаться честно взглянуть правде в лицо, не боясь ответственности. В наше время предпочитают перебдеть. О том, что из этого вышло – в следующей части.