Эта короткая, но поучительная для меня история началась в ресторане Москвы «Рыжий шмель». В эту «пристань» помпезности и роскоши, где посетителям приходилось бронировать столики за неделю, а то и за две, в тот летний, воскресный вечер меня занесла любовь. Именно она побудила простого парня, до одуряющей усталости работающего фельдшером на скорой помощи, экономить и полгода откладывать деньги, чтобы исполнить мечту той, которую я любил, той, которой хотел сделать предложение руки и трепещущего волнением сердца.

Пройдя в наполненный блеском и светом зал ресторана, я вдруг замешкался и замер в нерешительности. Мне подумалось, что, если я сделаю еще хотя бы один шаг по устланному причудливой мозаикой полу, то весь этот дорогой, источающий праздную уверенность, жужжащий голосами и звоном бокалов улей богатых людей, тут же приметит чужака и обратит на него сотню своих кичливых, осуждающих глаз. И только рука моей Маши, нежно опущенная ладонью на плечо зауженного по моде, прокатного пиджака, вернула мне уверенность. Я робко улыбнулся и, придержав свою будущую жену за талию, пропустил ее вперед, любуясь, как платье красиво играет на свету разноцветными тонами бирюзового шелка. Глаза любимой горели восторгом и искорками трепетного, детского волнения, от чего мое сердце тихо пело, а на душе становилось чуть спокойнее. Я отодвинул для нее стул, дождался, пока она удобно устроится, а после сел напротив. Принесенные наигранно доброжелательным официантом экземпляры меню никто из нас долго не трогал. Каждый с опаской смотрел на лежащий перед ним открытый разворот неприлично больших цен. Наконец, кашлянув в кулачек, Маша, как-то странно улыбнувшись, перелистнула страницу меню, и я поспешно последовал ее примеру, сделав вид, что очень заинтересовался блюдами, хотя, на самом деле, не мог сосредоточиться и даже прочитать первое мудреное название.

Так и не разобравшись в нюансах высокой кухни, даже с помощью призванного на помощь официанта, мы сделали заказ на две порции фирменного блюда ресторана, дополнив его самым дешевым вином из меню, от цены которого все равно хотелось перекреститься. Так как алкоголь мне нельзя было пить из-за медикаментозного курса, я заказал себе лимонад, который стоил как целое лимонное дерево. Ожидая два блюда, как чуда, мы сидели и озирались по сторонам, стараясь не встречаться взглядами с другими посетителями. Но неожиданно, один из них довольно пристально на меня посмотрел...

Не знаю, есть ли у человека судьба, и сводит ли нас какая-то неведомая сила по жизни, но этот несчастный, через минуту захрипевший и судорожно забившийся на полу в конвульсиях, посмотрел перед этим именно на врача. Его спутница, больше похожая на современную гротескную куклу для маленьких девочек, вскочила со стула и, запрыгав на своих тоненьких ногах, истошно завизжала. Другие посетители, обратив взгляды на лежащего на полу человека, только беспокойно переговаривались, а со своих мест поднялось лишь несколько людей, да и то только для того, чтобы лучше видеть происходящее. Я бросился к человеку еще до того, как он упал, и оказался рядом с ним раньше, чем обеспокоенные администратор, официанты и охрана.

С момента получения диплома, исполнение своего святого долга медика всегда и везде сидело у меня в подкорке. Водитель Валера, с которым я катался на вызовы, цинично называл подобные порывы альтруистическим рефлексом, за который не доплачивают. И вот, поддавшись, как бы сказал мой «сослуживец», альтруистическому рефлексу, я нагнулся над подавившимся гурманом, быстро обхватил его за живот и наклонил головой вниз. Мой тесный прокатный пиджак, сшитый по последней моде, тут же предательски разошелся на спине, известив меня об этом характерным треском. Не теряя ни секунды, я принялся наносить резкие удары ладонью промеж лопаток задыхающегося человека, но ничего не изменилось. Тогда пришлось обхватить парня сзади, упереть кулак под ребра и, накрыв его ладонью, делать резкие толчки на себя и вверх. На четвертый толчок кусок картофелины выскочил под хриплый кашель на украшенный дорогой мозаикой пол. Охранник усадил взмокшего парня обратно на его кресло, а я зачем-то деловито поправил съехавший на бок черный галстук.

Жертве кусочка картофеля на вид было около 25 лет. Его дорогой, синий пиджак строгой моды диссонировал с рваными джинсами и красными кедами Adidas. Парень шумно выпил принесенный официантом стакан воды и громко выругался таким причудливым хитросплетением матерных слов, которое я ни до, ни после этого случая, ни разу ни от кого так и не услышал. Затем он уставился на меня и расплылся в лучезарной, благодарной улыбке:

- Вот дерьмо, да, дружище? - осведомился он у меня.

- Наверное, - неуверенно пробубнил я.

Его спутница кукольного вида уже сидела рядом и, поглаживая любимого по плечу ладонью, охала и причитала своими пухлыми, глянцевыми губами. Он небрежно отмахнулся от нее, словно от назойливой мухи, и снова уставился на меня - уже более сосредоточенно и, как мне тогда показалось, холодно. Постепенно отходящий от прожитого стресса, молодой человек обретал ту напыщенную и циничную уверенность, которая до инцидента не сходила с его лица.

- Пересаживайтесь за наш столик, - сказал он интонацией, которая больше походила на приказ, а не на предложение, - я хочу отблагодарить тебя за мое чудесное спасение…

Последнее было сказано парнем довольно иронично, словно его злило, что он оказался в таком уязвимом положении и был вынужден принимать от кого-либо помощь. Переминаясь с ноги на ногу, я пощупал рукой дырку на спине своего пиджака и обернулся на мою Машу, которая, как и прежде, сидела за столиком. Парень резко встал, снял с себя свой пиджак и протянул его мне с таким видом, с каким обычно предъявляют ордер на обыск или решение судебных приставов.

- Надевай, - кратко дополнил он свой широкий жест.

Чувствуя, что все вокруг смотрят только на нас, словно мы разыгрываем довольно интересный, импровизированный спектакль, в ту минуту меня буквально парализовало предательской нерешительностью, и человек, по долгу своей работы часто сталкивающийся с самыми разными экстремальными и нестандартными ситуациями, стоял и не знал, что ему делать дальше. Мое замешательство явно понравилось спасенному парню. Он ухмыльнулся, подошел ко мне, и сам стянул с меня пиджак, после чего накинул мне на плечи свой.

- Меняемся, - хохотнул молодой человек и натянул на себя мое треснутое, прокатное одеяние. - Как раз мой размерчик, да еще и с вентиляцией…

Через минуту мы с Машей уже сидели за столиком парня и его подруги. Заказанные нами блюда принесли за их столик. Спасенного парня звали Сашей Праздным, и он работал сценаристом пошленьких комедийных сериалов на крупном телеканале. Свою на удивление молчаливую спутницу он нам даже не представил, словно она была его аксессуаром. После знакомства и заказа множества блюд в благодарность, Саша принялся много говорить, делая это довольно профессионально. Я пришел к такому выводу из-за его отработанных интонаций, пауз и уверенных жестов, которыми рассказчик дополнял все сказанное. Саша выглядел, как хозяин жизни, - холеный и безгранично уверенный в себе человек, для которого правила и общепринятые социальные нормы были не более чем простыми условностями. И пока я погрузился в дегустацию заказанных моим благожелателем блюд, он сам задавал все новые темы для своего монолога и, рассуждая, ни на секунду не останавливался. Меня его тирада, в совокупности с потрясающей на вкус едой, забавляла и, даже, немного развлекала. Но это идиллия длилась ровно до тех пор, пока Саша не выдохся. Резко замолчав приблизительно через час, он как-то скучающе оглянулся по сторонам, а затем, отпив из своего бокала, уставился на меня с видом опытного мясника.

- А ты кем работаешь, приятель? - спросил он.

- Я фельдшер, - спокойно сказал я.

- То есть, ветеринар?

- Нет, я медик. Работаю на скорой помощи.

- А, понятно, - брезгливо изрек Саша, поглаживая рукой свой подбородок. - Стало быть, спасаешь людям жизни…

- Стараюсь, как могу.

- И сколько тебе воздает наше государство за старания?

Я на секунду замешкался, но, собравшись с мыслями, озвучил сумму. Саша раскатисто расхохотался, словно я рассказал ему ну очень смешной анекдот. Немного успокоившись, он отдышался и крайне снисходительно снова на меня посмотрел:

- Нравишься ты мне, Серега, - изрек мой новый знакомый самой притворно искренней интонацией, на которую только был способен. - Поэтому я тебе помогу…

- Чем же? - я сложил руки на груди, посмотрел на свою Машу, а затем в сторону выхода из ресторана.

- Покажу тебе свой мир, - Саша выдержал паузу. - Что бы ты, наконец, стал свободным, стал настоящим человеком…

- Спасибо за ужин, - я поднялся из-за стола и взял за руку поднявшуюся следом Машу. - Уже поздно и нам пора домой.

- Ну, тогда я провожу вас, - Саша хитро оскалился. - Заодно покурю...

К выходу мой новый знакомый шел чуть поодаль от нас, словно преследующий хищник, выжидающий удачного момента для прыжка. Когда мы вышли втроем на прохладный вечерний воздух, я протянул Саше его пиджак, но он не взял его, а только похлопал по карманам. Не найдя в нем то, что искал, парень расстроенно покачал головой.

- Будь другом, сгоняй со мной за пачкой сигарет, - спокойно сказал он, рассматривая мое лицо.

- Извини, что?

- Водить умеешь? - ответил он вопросом на мой вопрос.

- Предположим…

Саша сунул руку в карман своих рваных джинсов и рывком кинул мне что-то. Я рефлекторно это поймал. В моей руке оказались ключи от очень дорогого автомобиля. Я протянул их обратно, но Саша, не взяв ключи, снова странно улыбнулся и только нажал на их брелоке кнопку. Рядом с нами, припаркованный поперек тротуара среди других элитных машин, громко пикнул серый кабриолет Jaguar F-Type.

- Моя летняя девочка, - промурлыкал Саша, глядя на свой автомобиль.

- А как же та девочка, что за столиком? Она не пила и вполне может сгонять с тобой за сигаретами. - Мое раздражение начинало переходить в откровенную злобу. За спиной этого самодовольного нахала, метрах в ста, ста пятидесяти, горела вывеска супермаркета, в котором сигарет было навалом.

- Давай прокатимся, - Саша положил руку на мое плечо, - а твоя очаровательная подруга пока составит компанию моей скучающей кукле...

Я отмахнулся, рывком отдал ключи, и уже было собрался уйти, но зачем-то в очередной раз бросил взгляд на серый кабриолет. Он блестел в свете разгорающихся вечерних огней Москвы, сверкал символом роскоши и недостижимого для меня мира, мира, который хотел мне показать Саша. В моей душе шевельнулось что-то скользкое, черное, и я остановился. Jaguar стал притягивать меня, словно магнит.

- Дорогая, подожди нас, пожалуйста, в ресторане, - сказал я не своим голосом и даже не взглянул на Машу. Кабриолет расширялся перед моими глазами, заполняя все пространство, оттеняя рассудок.

Через минуту я сел на место водителя и, дотронувшись руками до руля, почувствовал, как по ним пробегают мурашки. Двигатель автомобиля не просто завелся, а свирепо зарычал, словно потревоженный зверь, от чего я, под смех своего нового знакомого, испуганно дернулся. Мы «ездили за сигаретами» около двух часов, виляя в ночном трафике города, и разговаривали обо всем на свете. Теперь Саша много слушал. Я рассказал ему, как решил стать врачом и помогать людям, как встретил Машу, как непросто нам строить совместный быт, живя вместе с ее мамой. Когда мы, наконец, купили сигареты и уже подъезжали обратно к «Рыжему шмелю», Саша, до этого всматривающийся в мое горящее детским восторгом лицо, свернул непринужденный разговор и заговорил очень серьезным, доверительным тоном:

- Ты узко мыслишь, приятель, хотя создан для большего. Твоему разуму придется превратиться в младенца и обучиться заново новой философии жизни. Тогда ты станешь таким, как я, тогда ты будешь сворачивать горы…

- Сворачивать горы? - переспросил я, задыхаясь от эмоций, которые мне подарила головокружительная прогулка по ночной Москве. - А что? Почему бы и нет. Я готов учиться! Научи меня!

Ворох иллюзий затуманил мой разум, и в циничном человеке, сидящем рядом со мной, я увидел мифического гуру, который без усилий проведет меня в мир грез к беззаботной жизни. Где не надо будет копить на рестораны, где не надо будет покупать товары по акции, где не надо будет выслушивать ворох претензий от потенциальной тещи!

Сейчас, оглядываясь назад, я до сих пор поражаюсь самому себе, насколько порой мы хотим обманываться. Насколько порой отрицаем бескомпромиссную, суровую реальность со всеми ее разрушенными мечтами и нереализованными целями. Но тогда, уставший от рабочей рутины и жаждущий чего-то нового, я зацепился за этот лживый клочок надежды. Я захотел стать «настоящим» человеком.

Моя Маша очень обиделась за мой воскресный загул и не разговаривала со мной весь следующий день. Елена Викторовна – бывший директор завода и по совместительству ее суровая мама, тоже «вставила свои пять копеек», напомнив мне, какой я на самом деле нехороший и легкомысленный человек. По ее логике, я умудрялся постоянно это забывать, даже не смотря на то, что выслушивал одно и то же, каждый день, уже как полтора года.

Тревоги добавляла и предстоящая встреча. В благодарность за свое чудесное спасение, Саша пригласил меня на неформальный вечер для успешных и талантливых людей, которые встречались каждое последнее воскресение месяца, делились своими успехами и путями их достижения. Воодушевленный, я ждал этого дня больше, чем в детстве - нового года.

В назначенный воскресный вечер я стоял у небольшого жилищного комплекса. С первого по третий этаж в нем расположились офисы и магазины, но в этот поздний час свет горел только на втором этаже, освещая припаркованные внизу автомобили. Пройдя мимо автомобилей Porsche, Cadillac, Volvo, уже знакомого мне Jaguar и мотоцикла Audi, я зашел в застекленную дверь. Стоящий у лестницы Саша хлопнул меня в приветствии ладонью по плечу и повел по лестнице с таким решительным, важным видом, будто мы первопроходцами поднимались в горы. В просторном, застекленном офисе, куда мы зашли, полукругом сидели трое: бородатый мужчина в прикиде байкера, худенький парень в красном спортивном костюме с тремя полосками, девушка, которая, судя по внешности, проводила одну часть жизни в салонах красоты, а другую в спортзале, и пухлый подросток в очках.

Вычурная вывеска на стене офиса любезно известила меня о том, что я прибыл в бизнес-школу «Перерождение» самого Эдуарда Честного. Здесь же висели фотографии этого человека, поэтому я сразу приметил его среди присутствующих - худого парня в спортивном костюме. Эдуард смотрелся королем на этом празднике жизни и, развалившись в кожаном кресле, чуть поворачиваясь в нем из стороны в сторону, внимательно меня рассматривал. Остальные собравшиеся удостоили меня не более чем скучающими, мимолетными взглядами. Я посмотрел на расставленные вдоль стен стулья, множество графиков и схем с помпезными лозунгами, а после сел на указанное Сашей место между байкером и наштукатуренной девицей.

- Дорогие друзья, - обратился к собравшимся людям Эдуард Честный, - поприветствуйте нашего гостя…

Вместо приветствия, «дорогие друзья» лишь более пристально на меня посмотрели. Я сжался на стуле и обратил свой взгляд на Сашу, который сделал вид, что увлечен изучением своих наручных часов. Тем временем Эдуард Честный протянул мне тоненькую книгу в синей обложке, на которой был изображен он сам. Из нее, мне на колени, выскользнул пригласительный билет на один бесплатный семинар у «гениального» бизнес-тренера.

- Итак, - продолжил Эдуард, театрально хлопнув в ладоши, - кто сегодня начнет первым?

Никто из присутствующих не нарушил молчания, и явно удовлетворенный этой тишиной Эдуард Честный устроился на своем офисном троне поудобнее и продолжил свой монолог:

- Ну что же, тогда начну я, - хозяин вечера выдержал мхатовскую паузу, а затем продолжил. - В уходящем месяце моя школа и две франшизы извлекли два миллиона триста семьдесят тысяч чистой прибыли!

Среди собравшихся послышались вялые аплодисменты, но Эдуард просиял так, словно ему рукоплещет переполненный зал стадиона «Олимпийский». Затем хозяин вечера ударился в разбор собственных пространных стратегий заработка, рассказал про способы ухода от налогов и самым нелепым образом умудрился приплести сюда поездку со своей благоверной на Сейшельские острова. По мере его выступления, мой внутренний, сияющий трепетным восторгом ребенок стремительно взрослел, превращаясь в сухого скептика. Слова Эдуарда просачивались в мое сознание отрезвляющим холодом, и когда внутри меня не осталось и капли предыдущего энтузиазма, я сам того не ожидая, нарушил тираду местного короля:

- Я не совсем понял, какому именно бизнесу вы обучаете своих подопечных, - сказал я таким стальным тоном, каким обычно усмирял своих подвыпивших и буйных пациентов.

Все присутствующие в офисе хозяева жизни разом уставились на меня с таким видом, словно я сидел на своем стуле абсолютно голый. После неловкой паузы, явно обиженный моей выходкой, Эдуард Честный заговорил со мной в такой интонации, словно общался с маленьким, несмышленым младенцем:

- Любому, я учу основам бизнеса, дружок. Помогаю людям выработать правильные установки и мыслить широко….

- А с какого бизнеса начинали вы сами?

- С тренингов по бизнесу.

- Подождите, вы учите основам заработка и бизнеса, хотя сами никогда не занимались бизнесом?

- Именно так, - Эдуард уверенно и спокойно меня разглядывал.

- Я, конечно, далек от всего этого, но даже мне понятно, что в каждом виде бизнеса есть свои «подводные камни» и нюансы. Нужно знать и понимать условия рынка, знать правовую базу, в конце концов. Как это, вообще, у вас работает?

- Я позволяю людям поверить в себя…, - в голосе моего собеседника начинало звучать раздражение.

- И много людей после ваших тренингов стали успешными предпринимателями?

- Дружок, мы собрались здесь говорить не о людях. Мы собрались здесь говорить о деньгах.  Если ты не понимаешь таких элементарных вещей - дверь вон там.

Хозяин вечера всем своим видом дал мне понять, что наш разговор окончен и указал властным жестом на девицу, сидящую рядом со мной. Она поправила белокурую прядь наращенных волос, вздохнула своей обширной грудью, плотно обтянутой блузкой, и из ее пухлых, ядовито накрашенных губ полился бессвязный монолог:

- Короче. В этот раз, ну, только восемьсот с копейками. Полная лажа, короче. В прошлом был миллион триста, а в этом - только восемьсот, да. Все как обычно, с рекламы. Ну, еще пара мероприятий в клубах, короче, и съемки для журнала…

Когда девица начала говорить, я сразу ее узнал. Странно, что не разглядел в ней звезду вирусного ролика раньше. Рядом со мной сидела сама Ляля - одна из многочисленных «королев» социальных сетей. Огромную популярность Ляле принесли не столько ее откровенные фото в неглиже и видео с дегустацией вина, сколько видеоролик, где эта девица в нетрезвом состоянии избивает сотрудников ДПС плюшевым единорогом, за то, что они попытались изъять у нее водительское удостоверение. Пока я еле сдерживал рвущийся наружу смешок, Ляля заговорила о том, что является примером для молодого поколения. Хвалилась, что ее хотят, что на нее равняются и мечтают стать такой же потрясающей, как она…

Мое веселое настроение заметил бородач. Он громко хмыкнул и нагнулся на своем стуле вперед, от чего его кожаная куртка с треском натянулась на увесистых плечах.

- Чего лыбишься? - обратился он ко мне.

- А почему вы считаете уместным обращаться ко мне в таком тоне? - прошипел я в ответ, чувствуя, как от волнения и разгорающегося конфликта начинают чуть подрагивать ноги.

- Ярослав Чистов говорит и делает, что хочет, - сказал, как отрезал, мой новый собеседник.

- А какую сферу бизнеса представляете вы на этом «празднике жизни»? - спросил я, стараясь сохранить последнюю крупицу самообладания.

- Ярослав у нас помощник депутата, - иронично ответил за бородача Саша, по воле которого я попал в этот театр абсурда. Похоже, что складывающаяся ситуация его забавляла.

- А, ну тогда понятно…, - бросил я.

Ярослав встал со своего кресла, подошел вплотную ко мне и, схватив меня за грудки, поставил на ноги. Он рассматривал меня с таким видом, будто ваш скромный рассказчик олицетворят собой все мировое зло. Тряхнув для верности меня еще один раз, бородач загремел своим голосом мне в лицо:

- Что тебе понятно, грязная скотина? Я - уважаемый человек, олицетворение власти этого города! А ты - никчемный слабак и лентяй, который вместо того, чтобы учиться новому, сидишь и лыбишься! Зачем ты, вообще, сюда пришел?

Примерно через месяц с того вечера, я наткнулся на заметку в газете о Ярославе Чистове. Этого любителя дорогих мотоциклов обвиняли в превышении должностных полномочий и мошенничестве с недвижимостью. Оказывается, уважаемый человек занимался довольно нехорошими делами…

- Пусть валит отсюда, - вмешался пухлый подросток в очках, - дремучий человечишка. Да у него на лбу все написано!

- Ну а ты у нас кто? - спросил я, чувствуя, как бородач, продолжая держаться за ворот моей куртки, потихоньку оттесняет меня к выходу из школы успешных людей.

- Я стример! - парень сказал это в такой интонации, словно озвучил свой рыцарский титул. - У меня доход в месяц, как твоя годовая зарплата!

- Вот это компания! - крикнул я уже на пороге. - Я не достоин общества таких достойных людей!

- Дурак ты, Серега, - обратился ко мне Саша. - Я дал тебе такой шанс, а ты им неуклюже подтерся…

- У меня, хотя бы, есть принципы и мораль! - Я уже был в коридоре, а бородач медленно закрывал перед моим носом дверь.

- Чушь! Твои принципы ничего не стоят! - не унимался Саша. - Неудачник! Тебе никогда не стать подлинным, тебе никогда не стать успешным! Тебе никогда не стать таким, как я, - настоящим человеком ΧΧI века!

С тех пор прошло полгода. Но мне захотелось написать этот короткий рассказ только сейчас, посреди маленькой кухни, на нашей съемной квартире. Мы съехали от моей тещи, приняв ответственное решение строить свою жизнь самим, и все стало гораздо проще. Маша, уже как два месяца - моя жена, и я самый счастливый человек на свете. Я живу, люблю, спасаю людей и верю, что доброта, подобно умелому, ответственному врачу, тоже спасет этот мир. Я ни разу не пожалел, что повел себя тогда так, как повел. Я ни разу не пожалел, что выпал из времени и в представлении «многих» не являюсь человеком ΧΧI века. Спасибо за это судьбе и извините за иронию. Юмор - моя персональная горькая пилюля, которой я кормлю и себя и других. Она поддерживает иммунитет моей души перед этой прекрасной и сложной жизнью, увлекающей нас в свой пестрый калейдоскоп событий…

ОДНОКЛАССНИКИ

В начале, нас было трое. Трое придурков в недобрый час захотевших что-то изменить. Выйти за рамки системы. Не то что бы эта система была намного хуже предыдущих. Каждому времени - своя система. В средневековье - диктат религии, во времена Возрождения - усиление государств, торговля, и уже как следствие великие географические открытия и развитие культуры. Так было и так будет всегда. Хаос несет гораздо больше жертв, чем любая, даже самая уродливая система. Что же тогда нас подтолкнуло к действиям? Ведь все мы любим поговорить о том, как все хреново и как все исправить. Особенно в хорошей компании и с закуской. Но потом выпивка заканчивается, компания расходится, и мы снова в колее. К действиям мы можем перейти лишь когда нас, конкретно нас припекло и нет возможности цепляться за обыденность .

Так случилось и с нами. Плюс конечно еще фактор везения (или невезения). Благодаря которому мы - те, кто мы есть.

Ринат:

Как ни странно, не татарин, а обычный славянский парень у которого имя - дань первой трагической любви его мамы. По ее версии он (первый Ринат) разбился на мотоцикле. По версии самого Рината - женился на другой.

Ринат у нас прагматик, а ещё он очень ответственный. Хорошо закончив школу - не стал заморачиваться. Сходил в армию и пошел работать в милицию. А что - при должной смекалке жить можно. И даже неплохо жить. Опять же пенсия и проезд бесплатный. Сказалось полуголодное детство. Мама Рината все безуспешно пыталась наладить личную жизнь. Но кроме детей ничего из этого не выходило. К счастью дети долго не заживались. Выжил лишь последний – Сашка. Моложе Рината на пять лет. После его рождения детей быть уже не могло ко всеобщему облегчению. Сашку Ринат обожал. Был как отец, можно сказать. Из-за него и ушел из милиции, хотя очень неплохо себя там зарекомендовал. Сашку подсадили на наркотики. В нормальной средней школе. И сразу плотно. Уговорили попробовать и все. Причем заметил Ринат — это не сразу. А потом, когда заметил и решил учинить разборки, выяснилось, что крышует школьных барыг его непосредственный начальник. А того - кто-то из министерства. И Ринату настойчиво посоветовали: либо молчать в тряпочку, либо увольняться. И напомнили, что премию он получал отнюдь не из бюджета. Так что сейчас он работал охранником и безуспешно пытался вылечить Сашку.

Женька:

В сети больше известный как Маша. Не из-за нетрадиционной ориентации, а из-за профессии. Ее он придумал сам - охотник за педофилами. Делал он это просто: заводил свою страницу, вывешивал фотографию попривлекательнее и ждал. Потом переписывался и подсобрав материала сдавал педофила тепленьким. Иногда по месту работы, иногда соседям. Если обнаруживалось что-то криминальное (например, прошлые связи) - в милицию. И вот с последним педофилом вышла незадача - чиновник средней руки польстился на хорошенькую мордашку. Женька начал действовать по отлаженной схеме и тут его хакнули. Причем намертво. Осталось только покупать заново комп и переписывать разработанные программы. А потом пришла повестка - возбуждено дело по обвинению в вымогательстве. Женьку родители отмазали конечно. Но осадок остался.

И наконец зачинщик всей этой истории: Я - Серега .

Я мирно учился в университете и хотел разработать универсальную идеологию .На основе уже имеющихся конечно, но учтя все прошлые ошибки .Я пытался найти приемлемый баланс между духовным и материальным. Вот идеология большевиков была по сути идеологией духа. Чрезвычайно близкой религии. Только с заменой действующих лиц Святых - на партийных деятелей, царство небесное - на коммунизм. И прочее в том же духе. Ведь даже вместо церквей и храмов устраивались клубы - места для иных религиозных сборищ- партсобраний. Все материальное считалось если не злом, так уж явно второстепенным. Плоды такая политика конечно принесла, но человек все же - не дух бесплотный. Без материальных благ не может. Поэтому свергнув коммунизм, мы ринулись в другую крайность. В дикую погоню за материальными ценностями. Причем дойдя почти до абсурда. Сейчас из нас очень старательно формируют потребителей. Сейчас вещи показывают твой социальный статус, по ним судят о твоих личных качествах. Считается что обладание чем-то материальным может сделать тебя счастливым. Мы потребители. Жизнь - погоня за телесными удовольствиями. И иные радости тоже сводятся к телесным. Любовь - в первую очередь хороший секс. Уважение - карьера, Образованность - вложение инвестиций. И приводит это к тому , что лишаясь чего-то материального человек может погибнуть.

Мой отец полжизни копил на машину. Ради этого он искал халтуры, работал допоздна и отказывал себе во всем мы относились к этому снисходительно. Мама не раз предлагала добавить ему недостающую сумму. Она работала аудитором и зарабатывала конечно больше, чем инженер на заводе. Но отец неизменно отказывался.

И вот день настал машина была куплена. Отец радовался как ребенок. Неделю. Через неделю машину угнали. Страховки не было, не успели оформить. Еще месяц он бегал в отделение милиции. В последний свой визит туда нахамил всем, кому возможно. Позвонил маме что задержится, и больше не вернулся. Тело его нашли через три дня. Сказали - сердечный приступ .

После похорон я ушел к ребятам.

Мы сидели, выпивали, разговаривали за жизнь. И мне вдруг стало обидно. Как так вышло, что, еще не пожив мы стали неудачниками? Система поимела нас легко и безнаказанно. И мы решили объявить войну этой реальности. Ринат сказал, что знает в каких магазинах нет видеонаблюдения. И мы пошли бить витрины. Выбирали наиболее пафосные. Просто били витрину и убегали. Детсад конечно, но надо было с чего-то начинать. А утром зайдя в инет Женька увидел какую бурю вызвали наши похождения. Часть народа конечно обзывала вандалами, часть угорала. И тут ему пришла в голову мысль: он открыл дискуссию и шутя подвел под наш вандализм идеологическую базу. Не вандализм это, а борьба с пафосом и гламуром .

А вечером мы уже составляли план действий. Цель была - сломать существующие рамки. Выразить наш протест через провокации. И народ встряхнуть. Только вот недооценили мы друг друга ...

ДЕТСКИЕ ИГРЫ

День мы потратили на подготовку и выбор места проведения следующей акции. А также набросали тезисы и цели нашего маленького незаконного объединения.

Люди поглощены погоней за материальными благами и это приводит к деградации и потере моральных ценностей. Добровольный отказ от фетишей и погоней за ними считается признаком слабоумия. Идеал человека – потребитель. Не важно потребляет ли он материальные блага или нематериальные. Процесс производства и потребления поставлен на поток. Происходит нивелирование личности за счет снижения индивидуальных проявлений. Массовое чтиво, массовая культура.

Мы- против. Мы будем бороться с зависимостью от материального мира и навязываемой роли потребителя путем проведения акций по истреблению материальных фетишей.

Акцию решили проводить на стоянке перед офисной высоткой. Машины там были дорогие, приметные. Женька должен был все заснять и после выложить ролик в инет, разбавив его субтитрами с тезисами. Ринат обеспечивал безопасность акции, он должен был в качестве посетителя зайти и определить места нахождения камер и охраны. А за мной собственно само осуществление. В химии я шарил прилично и соорудить зажигательную смесь труда для меня не составляло. Дальше дело техники.

Под видом работника клиниговой компании я проник на стоянку. Кепка с широким козырьком, униформа. Ролик вышел удачным. Ринат торжествовал: дело происходило в нашем районе и его бывшего начальника ожидала трепка на всех уровнях. Дальше мы действовали по этой же схеме. Акция - ролик с комментариями в инете. Адрес Женька, наученный горьким опытом, менял постоянно, а я одну и ту же униформу никогда не использовал. Когда на стоянках усилили охрану, мы переключились на дорогие магазины. Действовали ночью, что бы никто не пострадал. Охрана как правило при первых признаках пожара бросалась вызывать пожарных и тушить, и тогда уже следовал второй пакет со смесью, уже в другое место. Выбирали обычно магазины одежды, мехов и драгоценностей. Все проходило на удивление гладко, и мы обнаглели. Женьке захотелось чего-то более драматичного, Ринат мечтал поквитаться с барыгами, а мне нравился сам процесс. Но что бы выйти на новый уровень нам нужны были деньги. Зажигательная смесь хорошо, но и ее надо из чего-то делать. Да и с одной смесью на барыг не пойдешь .

Колебались мы недолго .Заработать необходимую сумму законно – нереально. Занимать у родителей – смешно. Оставалась экспроприация. Дело конечно небезопасное, но иначе не получалось. Как заправские домушники мы выбрали дом в пригороде. По данным Рината он принадлежал водочному бизнесмену. Жил он там с семьей и приходящей домработницей, часто бывал в разъездах. Выбрав такой день мы, слегка подкорректировав внешность и переодевшись в камуфляж позвонили в дверь. Испуганная хозяйка нас впустила. В соседней комнате играл мальчик лет пяти. Мимолетно засветив документы (неплохую подделку, купленную в переходе). Мы попросили взять ребенка и не мешать обыску. Пришли данные, что тут хранят незарегистрированное оружие. Женщина настолько испугалась, что сама отдала ключи от сейфа. Оружия мы конечно не нашли. А вот крупную сумму денег -экспроприировали. Заявив, что они - фальшивые. Тщательно на ее глазах переписав номера и пообещав прислать повестку и вызвать для дальнейшего разбирательства. Потом уехали. Машина конечно была левой. Теперь у нас имелось все необходимое. Оставалось только определить объекты и скорректировать план действий

ПОДСТАВА

Самое сложное было - проникнуть в квартиру дилера. Под видом омона- слишком шумно. Как нарки - группой нас не пустят. К тому же незнакомых, не пустят и одного. Все же сошлись на варианте оперативной проверки. Как бывший оперативник, Ринат знал все основные точки. По плану мы должны были зайти в квартиру, изъять зелье, деньги и показательно сжечь. Женька все фиксирует на камеру и потом размещает в инете со стандартными комментариями о вреде наркотиков и подлости дилеров. В реале вышло немножко по-другому.

Внешность с помощью грима мы конечно корректировали. Потому что в масках были бы слишком заметны, да и при проверке маски не надевают. Поэтому опасности быть узнанными не было. В первом адресе все прошло как по нотам. Сложности возникли во второй точке. Начнем с того, что дилером оказалась женщина с детьми. В одной комнате у нее был притон, в другой – детская. Детская заботливо закрывалась сейф-дверью. Пока мы жгли деньги и наркоту она обвиняла нас во всех смертных грехах и пыталась вцепиться. Кричала что мы лишаем ее детей хлеба. Что насильно она никого не заставляет. Мол поглядите сами - здесь уже конченные торчки. Ринат бледнел и под конец не выдержал. Он спросил, что будет, если ее детей кто-то подсадит на наркоту, и они придут к ней в притон, когда будут уже конченными торчками? Этот ролик наделал много шума. Даже в новостях отрывок показали. Начались дискуссии. Власти требовали от силовиков пресечь незаконные действия самозваных полицейских. Мы решили на время затаиться. Дня два была тишина, а потом появился ролик, на котором человек в маске в упор расстреливал дилера. Прямо в его квартире, среди кайфующих нарков. Мы с Женькой ничего не могли понять. Ни о какой новой акции мы не договаривались. Тем более не хотели убивать. Одно дело деньги сжечь и наркотики. Другое - хладнокровно расстрелять в упор, да еще при свидетелях. Но долго рассуждать на эту тему было некогда. Пришел Ринат. И сказал, что по агентурным данным, на одной точке должна зависнуть большая партия товара. Охраны не будет. Предполагается, что наутро ее раскидают по разным точкам. Дилер- проверенный, сам расфасует. Женька засомневался было: Не рано ли выходить, шум еще не прошел. Но Ринат сказал, что как раз нормально. Сейчас полиция переключится на мокруху. Там то действовал одиночка. Да, когда еще представится такая возможность: накрыть сразу столько дряни, практически без риска. Мы повелись. Может дело было еще и в том, что пока нам все удавалось легко. Мы как будто играли. Ни разу не напоровшись на серьезное сопротивление думали, что так и будет. А как же иначе? Ведь за нами правота! Разве можно наказывать за то, что мы уничтожаем отраву и грязные бабки? (Про сожженные машины и тряпки уже как-то не думалось, такая мелочь, что вы) Идиоты. По крайней мере мы с Женькой.

РАСПЛАТА

На дело пошли поздней ночью. Ринат раздал нам стволы, типа на всякий случай. Всё-таки, партия большая, возможны неожиданности… На месте, он позвонил, с кем-то коротко переговорил, дверь приоткрылась, и Ринат выстрелил. Звука мы не услышали, видно пистолет был с глушителем. Затем он ринулся вглубь квартиры, мы ошарашено ввалились за ним. Женьке хватило ума закрыть дверь.

По-видимому, нападения никто не ожидал: Когда мы вошли в комнату, все уже было закончено. Три тела, один в кресле, другой у порога кухни и третий, у сейфа в стене. С минуту мы молчали. Не знаю, как Женьке, но мне стало ясно если не все, то многое. А я-то удивлялся как легко наш осторожный Ринат ввязался в эту авантюру. А как просто все оказалось на самом деле: Это нам игры в справедливость, а у него свои понятия. Рассчитался со своими, да и по ходу под шумок и бабок решил срубить. Видно и Женька подумал о том же.

-Ну что Ринат, нас тоже завалишь? А дело представишь, как междусобойчик: наехали ребята, да сил не рассчитали …

-Я вас не подставлял Сами хотели в справедливость поиграть, а я так, поучаствовал. Здесь по ходу помимо наркоты еще бабки. Давайте разделим и разбежимся ...

-Трупы тоже поделим? -Спросил я.

-Да это разве люди? Так, мусор. - Он пренебрежительно пожал плечами.

-Ты же с нами наркоту жег! -Воскликнул Женька.

-Так я не против, тут 10 кг герыча - жги не хочу, а вот бабки мне нужны, мне еще Сашку лечить. Вам не нужны - жгите. Или мне отдайте. Только решайте побыстрее, валить пора.

С этими словами он покидал из сейфа в пакет деньги, совершенно не обращая на нас внимания. Пожалуй, ему все же было не по себе. Уж очень старательно он на нас не смотрел.

-А ты не боишься, что мы тебя сами сейчас положим? - Спросил я его.

-Кишка тонка. Вам бы только витрины бить, да машины жечь. Сам себе режиссеры блин! - Завёлся он.

Молча мы вышли из квартиры. Молча сели в машину. Доехали до какого-то пустыря. Там Ринат сам разделил деньги. Всем поровну. Сумку с наркотиками бросил рядом же.

-За мокруху вроде больше причитается, ты нам смотри, не переплати...- Презрительно сказал я.

- Ребята, ну зачем вы так? -Он неловко улыбнулся. - Мы же друзья.

- Ты понимаешь, что нас все равно вычислят? - В упор посмотрел на него Женька.

- Я чисто все сделал. -Словно самого себя пытаясь убедить сказал он. -Пересидите в тихом месте и все. Ладно, мне пора. Бывайте. Он сел в машину и газанул.

Стволы у нас он так и не забрал..

Мы стояли на пустыре, у ног лежали два пакета - с деньгами и наркотой. Можно было еще дойти до ближайшего отделения милиции и отдать, рассказав убедительную сказочку. Сунуть денег. Почти уверен, нас бы отмазали. Но было противно. Выходит, это все в никуда? Нас просто развели как маленьких. И кто ?

КОНЕЦ

Взяли меня через два дня. По-тихому. Просто подошли на улице двое парней, попросили быть понятым. Я отошел с ними к стоящей неподалеку машине и все. Провал в памяти. Очнулся в каком-то подвале. Окон не было. Голая лампочка под потолком. Наручники. Я сидел на шаткой табуретке. Сзади кто-то стоял. Нельзя сказать, что для меня это было полной неожиданностью. Чего-то подобного я ожидал. Но так быстро? Следов мы особо не оставляли, кто? С лязгом открылась металлическая дверь. Послышались шаги и звук волочащегося тела. Вошел какой-то мужик в дорогом костюме и двое амбалов. Амбалы тащили кого-то. Я даже догадывался – кого.

- Очухался? - Спросил мужик в костюме.

-Поговорим? Дружок твой что то не очень разговорчивый ..-Он усмехнулся.

-Я не понимаю, о чем вы. -Твёрдо сказал я.

-И он не понимает. - Мужик уже не щерился, смотрел на меня как на мясо для отбивной.

Я внутренне передёрнулся.

-Вы братья по разуму выходит? - Насмешливо продолжил он. - Камера в подъезде стояла. Менты на всякий случай оставили. На ней вы и засветились. Так что просто скажи, где товар и деньги. У этого урода мы только третью часть денег нашли. Скажешь - умрешь быстро.

Выходит, Рината взяли, а до Женьки не добрались. Значит надо тянуть время. Женька должен был по плану уехать вчера, и из безопасного места выложить последний ролик. Я на всякий случай должен был задержаться. Билет у меня был куплен на завтра, не успел ...

-У меня ничего нет. - Угрюмо ответил я. В принципе я уже знал, что последует дальше.

-А может ты просто забыл? Освежим ему память ребята? Покажите его товарища, может так вспомнит ..Приказал мужик.

Передо мной на пол швырнули Рината. Узнал я его с трудом. Он был без сознания, окровавленный, больше похожий не на человека, а на кусок сырого мяса.

-Я не знаю этого человека. -Сказал я.

Действительно, этого человека я не знал ...

Потом время как то странно деформировалось. Я не мог сказать сколько прошло: час, год, день. Осталась только боль. То багровые взрывы в голове, когда били ногами, то раскаленные прутья, когда жгли паяльником. Иногда сознание спасительно ускользало, но вновь возвращалось от ведра холодной воды. В эти мгновения я не был человеком. Какая там стойкость. Я весь был - комок истерзанной плоти. Орущий от боли, жалкий и неприглядный. И как ни странно, именно это мешало рассказать мне все, что я мог рассказать. Все мое сознание было занято болью и кроме боли там ничего не помещалось. Наконец меня оставили в покое. Видно устали, решили перекурить. А может, поесть? Ринат лежал рядом. Я подполз к нему. Он был мертв. Наверно, сердце не выдержало. А может сил не рассчитали. Как ни странно, я не чувствовал ничего. Ни злорадства, ни торжества. Легкое сожаление. Да возможно зависть. Для него ведь все уже кончилось.

Я лежал на холодном сыром полу, залитом кровью и всякой дрянью и думал, что там, где то, есть небо. Обычное небо. Может сейчас темно и видно звезды. Или все еще день. Плывут облака. Хорошо облакам, им не больно. Потом дверь снова лязгнула меня подняли и швырнули на табуретку. Больно.

-Одумался?

Мне показалось или он нервничал?

Я попытался что то сказать разбитым ртом .Непривычно было ощущать осколки зубов.. .Получилось не сразу.

-Какой сегодня день ?-Прошепелявил я.

- А тебе не все ли равно? Четверг. Ты у нас в гостях два дня. - Ответил он, сплюнув в сторону.

- Бук.. принесите... -Попросил я.

- Решил сознательность проявить? Давно бы так. - Он явно обрадовался.

Кто-то принес бук, но зайти в инет я не мог, пальцы были сломаны.

-Наберите в поисковике - я продиктовал наш, условленный с Женькой код.

Секунды пока шел поиск, и загрузка казались вечностью. Успел не успел? Если успел спрятаться то выложил..

Мы так и договорились: было понятно, что нас будут искать. Правда мы думали, что сдаст нас Сашка, брат Рината. Как Ринат не скрывался, но наверняка что-то он слышал. Получилось все еще глупее. Наконец ролик загрузился. Снимали мы крупным планом. Что бы не было ни малейших сомнений, что это не постанова. Пакеты с героином. Распаковываем, обливаем бензином. Поджигаем. Горел долго, до золы. Золу ворошим и снова поджигаем. Пакет с деньгами – поджигаем. Деньги горели лучше ...

Несколько секунд царила тишина. Потом на меня обрушились новые удары. Не выдержал мужик в костюме. Он орал, пинал меня ногами и кажется разбил о мою голову бук. Потом меня снова облили водой.

-Отморозки. Уроды малолетние. -Шипел мужик. - Пироманы. Огонь нравится?! Облейте его бензином и пусть горит.

С этими словами он вышел. Я уже ничего не видел. В глазах стояла красная муть. Рядом кто-то засопел.

-Слышь, как тебя. Вы че, реально бабки с наркотой сожгли?

Я кивнул.

-Зачем?

Им что, действительно интересно?

-Назло...-выдохнул я.

- Вот дебил!

В затылок упёрлось холодное дуло.

- Ты чё! Гарик сказал, сжечь!

- Да пошёл он! Потом вся машина гарью провоняет. Ну на хрен!

Я благодарно улыбнулся. Небо, я иду к тебе.

Здравствуйте моя любимая группа. Я долго думал, и решил с Вами посоветоваться. Потому что больше никому рассказать не могу. Мы с пацанами слушаем только ваши песни. И считаем, что Вы- круче всех.

Этим летом я убил человека, и не знаю, кто я теперь. Может, посвященный или просто убийца? Я нечаянно это сделал, и никто не знает. К Сане тогда брат из Москвы приехал. Он там учится. Он привозит нам ваши афиши, когда может и альбомы новые. Но в этот раз ничего не привез. Сказал не смог. Но ходил на Ваш концерт и записал Ваше выступление. Так что Санька сказал они меня ждут, с пивом. У меня отец выиграл сто литров пива, я его тырил потихоньку. А тут решил, что надо запас сделать. К отцу ведь гости часто ходят он и не заметит. Набрал сколько мог утащить и решил часть в вагончике скинуть.

Раньше там стройка была, а потом все забросили, у них деньги говорят кончились. А вагончик строительный остался. Мы там устроили штаб. Типа рок клуб. Афиши там, вырезки из газет с Вашими интервью, поставили колонки и усилок. Диван старый со свалки притащили. Собираемся и слушаем Вашу музыку. Дома то ведь совсем не то. Там или орут, или пьют. Или мирится начинают и тогда воспитанием занимаются. Тоска, короче.

В общем дотащился до вагончика - а замок сорван. Я заглянул - а там бомж дрыхнет на нашем диване. И откуда он взялся? У нас бомжи только в центре есть. Город то маленький. На окраинах народ вообще злой. Самим работы нет и жрать нечего. Боятся они далеко забредать. Двоих мужики раз забили до смерти, из-за бутылок. Этот видно пришлый. А может, недавно бомжевать начал... Но, это я уже потом думал. А тут вижу – развалился, дрыхнет. Перегаром воняет. И все в вагончике перевернуто. Афиши и вырезки в углу дымятся. У меня аж в глазах потемнело. В общем, шагнул я к нему и со всей дури дал по башке пакетом с пивом. Один-то я у дверей оставил. Он глаза открыл, дернулся, я испугался и еще ему врезал. А потом еще. А потом не помню.

Очнулся в углу. Бомж на диване лежит мертвый. Я решил, что, если его здесь кто-то найдет - у нас этот вагончик отнимут. Надо было срочно от него избавиться. Я его взял и за одежду потащил к стройке. Там собаки поселились. Я надеялся, что они его съедят. Еле дотащил. Потом вспомнил, что в вагончике еще канистра бензина есть. Санька у отца тырил для мопеда. Взял я и облил тело. А потом поджег. Домой вернулся и к Саньке пошел. И ничего не сказал никому. Ребята в вагончик только через неделю пришли, у Лехи отец по пьянке покалечился, не до того было. И когда увидели, что все разгромлено, так психанули, что больше ничего не заметили. Я правда все там вымыл после бомжа. Крови конечно чуть, чуть было, но все же. Этот бомж теперь мне снится. Приходит весь обгорелый и смотрит. Мне не страшно, он же мертвый. Только жалко его почему-то. Может, его похоронить надо? А то как-то не по-людски. Я хотел спросить у Вас, я теперь навсегда убийца? Или это несчастный случай, и я не виноват? И еще, не могли бы вы прислать нам какую-нибудь афишу, пожалуйста, а то Санькин брат нескоро приедет.

С уважением, Павел Р.

роман
''Он пустил корни в теле моем, превратился в растение,
В среду мы сели за стол, а теперь воскресение.
Кто-то смеется в углу или только мне кажется,
То, что вчера завязал, завтра снова развяжется''
Александр Васильев
Глава первая
Отвертка вошла в горло глубоко. Я думал, что будет сложнее, а оказалось просто, как плевок. Не такой отвертки ты желал сегодня с утра, а, братец? А чего желал я, уже и не вспомнить. И к чему так некстати накатила волна этого необъяснимого сочувствия? Ну, к чему, к чему мне жалеть тебя – грязного и опустившегося человека? С этого дна тебе уже не подняться, как и мне – с моего. Так может, нам суждено было столкнуться в этой пропитавшейся мочой подворотне? А еще, может быть, стоит закончить твои мучения? Так я подумал, так подумал кто-то во мне, и тогда мы протянули руку, взялись за удобную силиконовую рукоять, а затем быстро выдернули, откинулись сонмом назад, чтобы не окатило грехом. И зажмурились. Мгновение длилось целую вечность, но внутри меня уже просыпался тот главный, совершенно другой, и он-то знал наверняка, что мгновение – это мгновение, и вечностью здесь пахнуть не может, а может только тем, чем пахнут, наверное, все подворотни. И вот этот второй злорадно смеялся, когда меня все равно ошпарило ядовитым железом, ударило кровью в нос. А я чертыхнулся. Куда мне теперь в таком виде? А я удивился. Как не застряло в мясе? Ведь вышло так ровно, так просто. Я мог бы, пожалуй, еще долго задавать себе множество глупых вопросов, но во мне уже целиком проснулся этот другой. На самом деле он не спал никогда. И этот другой закричал на меня, этот другой мне сказал, чтоб я перестал думать о глупых вещах, а посмотрел бы внимательно – на умирающего передо мной человека.
Будь уважителен, ведь это его последние секунды, — сказало что-то из колких глубин головы. Будь уважителен, ведь потом его не станет, – сказал мой в н у т р е н н и й человек, и я стал уважительнее. Я посмотрел и увидел, как бездомный пытался дотянуться до горла, освободиться, будто это его бы спасло, будто отвертка была лишь крошкой, которой он подавился. Но что-то уже пошло не так, что-то уже было повреждено, и что-то уже не работало как прежде. И локоть не сгибался, и слепота чернильными волнами застила взгляд, и ноги уже теряли опору, а потому он лишь слепо шарил руками и также слепо, страшно ощупывал глазницами пространство. Мне показалось, что вместо глаз у него – бездонные ямы, и если увижу в этой пустой бездне проблеск его души, затянет в эту страшную тьму и меня самого.
Он искал мщения, искал избавления от муки, но как будто ослеп и не мог уже ничего обрести в этом погибающем мире. Говорят, глаза – зеркало души. Если так, то я точно видел, как душа уходит из его глаз. И не было уже там энергии, и жизни не было, и ничего абсолютно. А была там только агония.
Нет, братец, не будет мщения тебе. Не осталось уже на это времени – Я – выдернул отвертку. Он постоял еще минуту, рука опустилась. Сил не осталось. Я – выдернул отвертку, а вместе с ней – жизнь. Я – выдернул отвертку – и он упал.
Он упал, засучил ногами. К запаху многодневной мочи добавилась ядовитая кровь. Меня вырвало почти на него. Глупо постыдился этого, мерзко посмеялся – одежда бездомного минуту назад была не чище, чем стала теперь.
Он хрипел еще несколько минут. Время начало останавливать свое течение все более явно. Мне показалось – чем меньше в нем жизни, тем медленнее стрелка на моих часах говорит о неизбежности смерти. Зачем я вытащил отвертку из его горла?
В фильмах персонажи часто делают нелогичные вещи, которые раздражают зрителя. Зачем проходящий мимо места преступления человек подбирает пистолет, зачем вытаскивает нож из холодного трупа? Может быть, он сам хочет наказания. Он хочет изменить свою жизнь к худшему, потому что не заслужил всех тех благ, что имеет. А может, его мало любили родители. Или он просто глуп. Когда я смотрю подобные фильмы, я думаю только о глупости. Только глупость может двигать таким человеком. Ведь я-то не глуп, я бы никогда так не поступил. А возможно, дело не в глупости. Возможно, это просто что-то животное. То самое, что не скрыть никакой одеждой, никакими социальными институтами, никакими знаниями и моралью. Может, животное хочет снова почувствовать – как это. Ощутить сопричастность чужой смерти – хотя бы краешком, одним глазком, ноздрей одной, да еще лизнуть на пробу – какая она, человеческая кровь? И так ли сладка боль чужая, насколько горька своя. Может, животное хочет вдохнуть этот сладкий приступ агонии, укусить за хвост убегающую душу, сожрать последние ворованные крошки. Может быть – так. Потому что сам не решишься. Воткнуть в кого-нибудь нож? Нет. Как ни рисуй себе тысячи раз эти пытки ночью, перед тем, как ухнуть в бесконечную черную топь сна – сколько угодно, наяву – никогда.
И вот – кто-то решился. Вот – тебе – шанс. Причастись к самой главной религии мира – человекоубийству. Стань посвященным господствующего культа людей.
Кто-то решился, да. И этим решившим все был – он. Задаешь себе вопрос, зачем? Убивать себя публично таким способом, пускай единственным свидетелем оказался только один (забулдыга я)? Но ответ очевиден. Если ты решил выбросить из себя жизнь, смерть сама отыщет и вложит себя в твою руку.
– Стоять!
Ну, что, почувствовал себя убийцей? Приятно обернуться охотником? Уже пробудилась твоя людоедская суть там, глубоко под океанскими толщами социальных инстинктов? А теперь превратись-ка обратно. В жертву. Превратись в того, кем ты всегда и был. Превратись официально, с клеймом на лбу и справкой в кармане.
Раньше ты был, как все. Жертва обыкновенная. Скот на откорм. А теперь ты жертва откормленная, мытая и стриженная. Теперь тебя – можно. Теперь тебя можно всем и сразу. Ату его, ату!
Врешь ты все. И не спрятать под тройным одеколоном запах жареного мяса на месте клейма. Тебя заметят. Везде заметят. Ты уже труп. Вот такой же труп, как этот, у твоих ног. Только этот – честнее. Ха-ха-ха! Можно так выразиться? Честный труп. Давно не смешил ты меня, дружок. Давно.
Да, бездомный оказался честнее. Он лежит на мокром асфальте в грязи и луже собственной крови. Вот, у него тоже справка, видишь? Вот, эта справка здесь у него, на штанине, темным пятном едко оплыла в паху, соленая справка о жертвенной сути. Он умер и обделался со страху – неужели решился? А ты еще притворяешься живым, но уже готов вот так же нассать себе в брюки.
Ну, что стоишь, дурачок? Уже и сам расписался на справке своей? Да, берите меня, я готов, принесите меня на алтарь пред очи господни
Заткнись!
Нет, даже не думай, другой не умолкнет, а ты – беги, ведь жертвенным огнем уже раскрасил кто-то стены домов и лишайные ветви плешивых деревьев, лужи брошенных и дырявых сирот-дорог, а самое главное – даже тебя уже кто-то окрасил кроваво-синим пламенем, и вот-вот ты уже будешь гореть в нем, радуя вкусом жареного мяса кого-то там, наверху.
Красный, синий, красный, синий, а как ты думаешь, к чему бы это, ммм, дурачок? Что это может быть, и что так противно подвывает в такт блядским сполохам этого света? Наверное, ты уже догадался? Или еще нет? Погоди, погоди, сейчас, да? Это случится сейчас? Или тебе нужна подсказка?
– Руки! Держать на виду! Руки!
Странно. Как много мыслей. Целая жизнь. За одну лишь секунду. Не знал, что бывает такое. Вот, бездомный еще падал, вот, где-то там, далеко, кричали жрецы, вот, грохнуло – дверца, вторая, затвор и «стоять!», а я уже столько всего наворотил, такую кашу заварил в голове, через которую без топора не прорубишь не то что дверей, даже окошка.
Скажи, а руки, которые держали эту отвертку. Отвертку, с которой медленно стекает душа лишнего человека. Рука, которая вонзала эту отвертку, и рука, что освобождала дорогу для этой души. Вот эти вот руки – это были разные руки?
Ты сможешь в этом поклясться?
Нет. Никогда.
Так что же, ты стал жертвой обстоятельств или иллюзии?
Или ты перестанешь, наконец, любоваться клеймом, насыщая самодовольных пастухов, которые кормили тебя на убой и надеялись, что ты станешь таким идеальным бараном? Может, ты станешь теперь кем-то другим?
– Стоять!
Ноги сами выбирают дорогу. И теперь другой не будет. Это уже какая-то другая жизнь.
Три. Пять. Семь.
Прекрати считать, нет времени! Это по тебе стреляют, по тебе, а ты беги и не думай. Когда попадут, ты сразу поймешь.
Восемь. Девять. Крошкой кирпичной стены, щепой от дерева в щеку.
Мимо, суки, мимо! В молоко, злобные бляди, да в небо хуем!
Раз! Раз! Раз! Перезарядка. Два! Два! Два!
А ты беги, ты беги, родной мой, ближе тебя у меня никого нет, ха-ха-ха!
Оглушают выстрелы, но больше – сердце. Тук, тук, тук! Стучи, не бойся, стучи.
Вся спина взмокла от пота. И снова мысли, лишние мысли. Это пот? Или кровь?
Некогда думать, некогда смотреть назад, некогда искать в себе дыры от пуль. Время есть только на бег. А для этого нужно дышать. И на это – все мысли, все силы. Все, что осталось.
С разбега выносит из лабиринта подворотен без счета просто в яркий проспект. Назад! А дороги нет. Позади – только пропасть и оборвавшиеся канаты сожжённых мостов. Топот.
Слышишь? Это – твоя смерть.
Вправо, влево, заметался. Восемь полос. Выход один.
И – визг шин, сигналы, крики. Куда прешь? Жить надоело? И уже что-то совсем сакральное льется из глоток водил. А тебе что, тебе – вперед, к островку безопасности, и снова бежать, пока все восемь полос, все девять кругов… и — финиш. Река пройдена. Оглянуться – один раз. Они все там. Стоят, смотрят, один что-то кричит в рацию, второй пытается перезарядить заклинивший ствол. Третий опасен. Третий шевелит ногами, как облизывающийся кот, готовит прыжок. Этот – побежит. Смотрит, накалывает на булавки глаз, как ночного мотыля. Скоро они будут здесь, скоро станет на место затвор. Скоро
– Братец, заходи, не стесняйся.
Несколько секунд – жрецы левиафана будут здесь, и перемалывать тому челюстями будет нечего, ведь эти и сами сожрут целиком. Тогда тебя уже никто не сможет спасти.
За спиной светится неоном вывеска. «Рай пивовара». Мужичок из солодовой рекламы зазывно машет рукой. Конечно, deus ex machine, наш любимый. Черный ход? Лейтенант уже пересек треть реки, сержанты – половину. Медленно плавится время, как воск в надоевшем рапиде. Но оно все же течет, а они, не смотря ни на что, его победят. И тогда уже будут здесь, а ты поцелуешь асфальт и скажешь «привет!».
Черный ход, точно. Даже если его не будет – я решился, за мной захлопнулись двери. Пускай рай и пивной, да хотя бы недолго, но
На этом рояле мы сыграем свое лучшее соло.
Не сомневайтесь.

– Они тебя здесь не увидят, – голос был высоковат для его внешности и слишком скрипуч. Мозаику ярко выступающих скул и выпученных глаз, черный старомодный фрак, смертельную худобу и рост баскетболиста закреплял лаком голос – нет, не походил Высокий Человек на бармена в раю пивовара. Не вписывался в ориентировку. Не клеился к вывеске. Но Высокий Человек был, и был он барменом. А позади, за стеклянными дверями, шныряли полицейские, которые точно знали, что я убил бездомного ударом отвертки в горло. И мне так захотелось вдруг поверить словам Высокого Человека. Поверить и остаться здесь навсегда, лишь бы не попасть в место вне всего человеческого и вообще всего сущего – ведь оттуда меня не достать даже богу.
– Они тебя здесь не найдут, — Высокий Человек протянул руку с пустым бокалом в сторону выхода, и я увидел, как полицейские слепо шарят по сторонам своими глазами-радарами, смотрят в упор на меня сквозь стекло и не видят. – Никто тебя здесь не найдет.
Я успел впитать эту сцену в себя за мгновение, хотя знал, что ее быть не могло, и только дверь отголоском хлопнула меня в затылок, а Высокий Человек уже протягивал мне бокал, а я сидел на высоком вишневом табурете из дерева за вишневой же стойкой. Вокруг пахло миндалем. Запаха пива или рыбы я не ощутил. Рука сама взялась за бокал и влила в мое горло густое темное, а в ту же секунду я вновь захлопывал двери паба.
– Они тебя здесь не увидят, – сказал бармен, указывая пустым бокалом в сторону выхода. – Никто тебя здесь не найдет.
И сел я за бесконечную стойку и выпил бездонный бокал, и захлопнулись громадные двери. И позади снова шныряли полицейские, которые точно знали, что я убил, а я опять захотел остаться здесь навсегда. И бокал расслоился калейдоскопом на тысячи бокалов, точно так, как за моим затылком расслоился я и расслоились двери.
Я вдруг почувствовал тошнотворное опьянение. Бар завертелся вокруг меня, вскружились огни, вспенилась музыка, на секунду я увидел черта верхом на голой девице, летящих на фоне громадной луны, и снежные ели шелестели пушистыми лапами, затем отчего-то пахнуло знойным морским ароматом, и ласточки пронеслись мимо. В этот момент я узнал играющую рождественскую музыку и от знания этого без причины почувствовал страх. Табурет выскользнул из-под меня, я весь сжался, ожидая удара о твердый кафельный пол.
– Не бойся, пока что ты здесь только гость, обожди постояльцев и владельца, – я почувствовал костлявую руку бармена на своем плече, открыл глаза и понял, что ровно сижу на том же высоком табурете, а в руках у меня бокал холодного темного пива. – Расслабься, отдохни, тебе некуда спешить.
Грохнула какая-то смутно знакомая французская песня. Я осмотрелся, однако не было никаких проигрывателей. Музыка звучала из ниоткуда, постоянно перемещаясь. Громкость срывалась то на едва слышимое эхо где-то за стенами, то на оглушающий скрежет. Высокий Человек уже стоял в противоположном углу, протирая вафельным полотенцем очередной бокал, его тонкие губы были сжаты до синевы, он молчал и блекло смотрел куда-то мимо меня. Перед глазами вспыхнула картинка, раздваивая пространство перед глазами, мешающая видеть, тошнотворно дезориентирующая. Я понял, что именно кусками прорывается из какого-то другого измерения, и мне стало еще страшнее. Я в который раз раздвоился, и один из нас сидел здесь, а второй был в каком-то парижском кафе, сжавшийся в ужасе, а вокруг бесновались персонажи «Сказок улицы Брока». Ведьма с зеленым лицом хохотала и пыталась крючковатыми пальцами разжать мне рот. Чертенок с красным лицом тыкал вилкой в ногу, так что штанина уже вся покрылась кровавыми пятнами. И меня уже было не двое, а трое, и третий я сидел уже совершенно не ясно где и пил то самое проклятое пиво, хотя руки неподвижно сжимали стоящий на стойке бокал. А рот был полон этого пива, и кислый вкус ощущался всеми нами, и третий смеялся отчего-то и презирал двух других. Потом видение закончилось. Длилось оно меньше секунды, но, казалось, пытка продолжалась много часов. Все прошло, оставшись эхом в памяти. Музыка смолкла. Я сидел перед пустым бокалом и все больше приходил в ужас.
– Повторить?
Шипение пива, вкус на губах. Что-то скользкое заползло под веки. Я с болезненной судорогой в руках попробовал протереть глаза. Бокал был снова полон. В углу вдруг проклюнулся патефон, обрел чёткие абрисы, заскрежетал паучьими ножками, устраиваясь за откуда-то взявшимися столиками. Пространство паба расширилось, смешалось с чертами советской забегаловки, кисло заползли в нос щи, патефон скрипуче запел песню Тини Тима «People Are Strange», в некоторых углах сквозь марево начали проступать мужички в грязной одежде, пахнуло рыбой и плохим пивом.
– Может быть, водочки?
Я встал.
– Спасибо, конечно, и да, непременно.
Бармен зло сощурился и будто бы засмеялся, но смеха я не услышал, а только громче заиграла музыка, до боли в ушах оглушила меня, так что я споткнулся и налетел на какого-то мужика с засохшей зеленой соплей под носом. Разлетелся вдребезги надтреснутый бокал, мужик состарился и затряс своей седой бородой:
– Пидарас! Пидарас! Пидарас!
Я бросился к черному выходу, снес на ходу какие-то картонные коробки, снова поскользнулся, упал, влез рукой во что-то горячее и скользкое, запахло чесноком и сыром, я вскочил и выбежал на улицу, под темные завихрения снега в очередной подворотне. Зажмурился, подождал, когда появятся яркие пятна, всмотрелся в них, втянул носом морозный воздух… но воздух не был морозным. Шум ветра стих. Вокруг стало тепло и запахло пивной самого дурного пошиба, а тишину залило клокотанием пьяных голосов. Я открыл глаза.
– Повторить? – бармен улыбался.
Я сидел за стойкой, как прежде, и передо мной стоял наполовину опустошённый бокал. Пивная была полна народца, людвы, человеков и человечков, и где-то косились злобно кошачьим глазом, а кто-то втихую прятал рога под шапкой ушанкой. Справа, в углу, потасканная баба блевала в мусорную корзину.
Я залпом допил пиво и угрюмо кивнул.
– Я же сказал, тебя здесь никто не найдет, – улыбнулся бармен, протягивая вновь полный бокал. – Ты подожди, скоро придут.
– Зачем? – я с тоской смотрел прямо перед собой, не рискуя осматривать постояльцев «Рая пивовара».
– Как же зачем, сегодня вечер историй! – бармен засмеялся. – Вечер изумительных хмельных историй! Что может быть лучше? К тому же, умер человек, и в этом виноват ты. Разве можно просто выпить бокал-другой пива и забыть о его смерти? Помимо всего прочего, ты еще и вор, но это ничего, просто вещь нужно будет вернуть. Согласен? – он протягивал мне бокал за бокалом, а я не мог остановиться и не понимал, как столько может вместить человеческий желудок. Во рту уже кисло зрела рвота, но я все пил и пил и пил
– Повторить?
На мгновение я протрезвел и осмотрелся. Зал был почти пуст, только через пару столов сидел какой-то человек в сером пальто и кепи.
– Я могу уйти? – спросил я, заранее зная ответ. По радио играла песня Максима Фадеева. А у меня, к сожалению, уже не было возможности бежать. Даже по земле.
Бармен молча протянул мне бокал. Пружина времени скрутилась предельно и теперь стала раскручиваться, теряя запчасти. Я обернулся. На улице было пусто, сумерки сменились абсолютной темнотой, только заблёванный пятачок у входа освещал тусклый фонарь.
– Осталось недолго, — бармен улыбался и протягивал мне очередной бокал. — Повторить?
Я обреченно кивнул, взял бокал в руку. Пиво было безвкусным, но ничего другого мне уже не оставалось.
Часы потеряли стрелки и вместо всех цифр остались решетки. За окном надрывно завывал ветер. Я подумал, какие истории должны сегодня произойти, какие – рассказаны? Но я не знал. И поэтому просто стал пить пиво дальше.

Глава вторая

Никогда не любил «отвертку». Мешать сок с водкой, конечно, приходилось, но это было мерой безысходности, мерой необходимой. Не помню уже, сколько лет, пил я почти без эстетического удовольствия, а лишь в меру необходимого экономического разумения. А именно – с пониманием, как быстро и эффективно убрать ненавистную трезвость. По мне, так уж лучше смешать пиво с водкой. И проще, и честнее.
Поэтому я смотрел на стопку с «отверткой» с таким отвращением. Откуда она взялась передо мной и какая падла надоумила меня взять подобную дрянь было совершенно непонятно.
Осоловело я осмотрел пространство вокруг и обнаружил, что сижу за столиком в какой-то паршивой наливайке. На липкой столешнице устроились возле меня залапанный графинчик с водкой, пластиковая бутылка с химически-ядреным соком, а еще исцарапанный поднос с пошлейшими бутербродами. Этими бутербродами можно было бы вызывать рвоту. Кусочки чёрствого черного хлеба со скользкими пластмассовыми плевками плавленого сыра – вот что такое, вот какие бутерброды!
Я с отвращением выпил водку и сок, взбаламученные в стопке, и замер так – со стопкой в руке и перекошенным ртом.
Отвертка. Отвертка.
– Вспомнили?
Я вздрогнул, захлопнул рот, поставил стопку на стол, налил до краев чистой водки, выпил залпом, и только тогда посмотрел на человека. Он соткался в туманной безвестности размытого зрения, соткался из тени и цветных пятен, так что я не успел заметить, был ли он здесь раньше, подошел незаметно, или являлся всего-то моей иллюзией. Ну, пускай его сидит. Я пододвинул ему графинчик.
– Это ваше, ваше, – сказал человек. – Нам подобное без какой-либо надобности. Нам это все равно, как есть человечину.
Я попытался сосредоточиться, но глаза упрямо отказывали мне, так что я видел лишь размытый силуэт.
– Можете не пытаться рассмотреть меня, – сказал человек, – вам это не нужно, вам это опасно, ни к чему это вам, и не смогли бы вы меня рассмотреть при всем своем желании…
– Почему?
– Можно представить на моем месте кого угодно и что угодно. Ну, пускай я буду господин в клетчатом костюме, а вот мое старомодное кепи. На спинку стула я повесил невзрачное серое пальто. Внешность моя ничем не примечательна, я – воплощение размытости. Глаза мои водянисты, волосы – блеклая белесая пакля, речь картонна, а лицо, что лицо – ну, как у всех. Вы могли меня видеть раньше, а теперь нет, потому что пьяны. Впрочем – вы всегда пьяны, а я – все то, что вы не смогли рассмотреть. Во всех смыслах, во все времена, которые еще остались. Я – все то, о чем вы забыли, или о чем хотели позабыть. Зовите меня Лабес.
– Жид? – это, пожалуй, больше водка интересовалась из моего нутра, чем я, но язык был мой, и голос был мой, и рожа, по которой я могу получить, тоже была моя. Обидно. О чем же я думаю, о чем думал прежде? Что-то важное было, что-то страшное.
отвертка – раздирающе до крови, морозным ужасом по спине – отвертка
Я заставил себя унять тремор в руках, налил еще водки, выпил. Дрожь не унималась. Водка уходила в пустоту, куда-то за гулкий ужас, спрятавшийся позади холодеющего затылка.
– Почему «отвертка»? – спросил я.
– Это был его выбор, – ответил Лабес. – С другой стороны – символично, не находите? Отвертка в горле, – он противно захихикал. Даже как-то ненатурально, как будто рядом, постоянно уходя из фокуса, сидел не взрослый мужчина, а малолетний хулиган. И я вдруг понял, что взрослым мужчиной он точно не был, как не был и человеком вообще.
– Что вы такое? — спросил я. Глаза зачесались, я моргнул, смахивая слезы. Зрение прояснилось, и перед собой я вдруг отчётливо разглядел краснолицего чертика в костюме.
— Сам ты такое, — в голосе звучала обида, но глаза, глаза Лабеса смеялись.
— Ах да, — расхохотался и я. — Ла-бес. Ну, конечно же. До чертиков допился. Конечно, тебя нет. Ты — моя галлюцинация.
Лабес вдруг сплюнул мне под ноги и сказал:
— Я-то, пожалуй, очень даже существую. А вот чертом ты меня зря назвал, гнида.
—Не понял, кто кого чертом назвал? — рядом вдруг оказался еще кто-то. Он дышал луком мне в затылок и крепко держал за локоть.
Лабес размыто оплыл, взорвался темнотой, заставив меня на некоторое время ослепнуть, закричал неразборчиво, захохотал. И так страшно он захохотал, так страшно он засмеялся, что я ощутил бесконечный холод осенних лесов, увидел громадные лица постаревших домов на вонючих улицах, прочувствовал каждую секунду растянувшихся в ночь последних лет, а потом снова обрел зрение и уже сидел не за столиком, а за той же барной стойкой, в руках держал опостылевший бокал с пивом, и рядом сидело двое. И были они абсолютно одинаковы.
– Вы нам кое-что должны, – сказал тот, что справа.
– У вас есть кое-что наше, – сказал тот, что слева.
– Вам это дали, хотя не имели на то права.
— Бомж! Это бомж! Бомжара! Он отдал. Сука! Падла! Блядь!
– Вам это дали, а вы отдадите нам.
Я попытался было встать, однако ноги мои прилипли к стальным прутьям подножки, а братья для верности схватили больно за локти. Оба они были плешивы, плюгавы, с лицами, пожранными оспой, с воспаленными глазами и красно-синими носами в рытвинах черных угрей. Зато похоронные костюмы их были дороги и безупречно чисты. От них пахло дорогим одеколоном, а изо ртов несло свежевырытой могилой и запахом гниющего трупа. Тысяч гниющих трупов.
– Я не понимаю, о чем вы, – прошипел я, пытаясь вырваться из железной хватки.
– О, все понимаешь, сука, – заплевал мне в лицо правый братец.
– О, все знаешь, гнида, – вторил ему левый братец.
– Мы тебя живьем сожрем, падла.
– Печень твою разгрызем, пидор.
– Почки твои схряцаем, гондон.
– Вкусные у него мозги, а братец?
– О, вкусные мозги, вкусные!
Я стал вырываться, но тут мелькнула тень и обоих братцев как не бывало. Откуда-то из подсобки слышалось теперь их дружное подвывание. Рядом на табурет опустился новый персонаж. Этот выглядел выхолощено, элегантно, завлекающе. Такие работают жиголо или менеджерами по продажам. И у них все покупают всё.
– Простите за такой прием, – сказал он, и голос у него тоже был приятен и мягок. – В такой вечер, да еще с таким гостем, нельзя так обращаться. Нехорошо, – он протянул руку и пожал мою. – Йонкель. Озеф Йонкель.
– Иностранец? – спросил я. Везет мне с ними сегодня, везет, как есть.
– Потомок эмигрантов.
Мы некоторое время пристально рассматривали друг друга. Я почувствовал, что трезвею. И спросил:
– А какой сегодня вечер?
Озеф улыбнулся со снисхождением и ответил:
– Вечер хмельных историй. Ночь тысячи и одного бокала. А раз вы уже здесь и принесли нам подарок, ну, тот, что лежит на дне вашего кармана, то можно и начинать, – он хлопнул в ладоши, и зал резко осветился, столики замельтешили людьми, тишину сменило варево пьяных голосов. Озеф прошел за стойку, стал набирать пиво. Голос его вдруг очутился у меня в голове и отчетливо произнес: «А ты лучше вспомни хорошо, что и где ты делал, вспомни, что ты должен и кому, вспомни и отдай наш подарок или пожалеешь!».
Я попробовал заглянуть внутрь головы. Там уже заваривалась каша из воспоминаний, но отчетливо еще не было ясно абсолютно ничего.
– Ну-с, кто первый? – спросил Озеф, ставя передо мной бокал.
Многие закричали «я, я, я!», а мне вдруг стало плевать.
— Повторить?
Я устало кивнул и взял протянутый мне бокал. Пиво стало еще более отвратительным. Чтобы перебить кислый привкус, я достал из лежащей на стойке пачки сигарету и сунул руку в карман в поисках зажигалки. И застыл. В моем правом кармане не было зажигалки. Зато там было что-то другое. Я нащупал небольшой прямоугольник и медленно вытащил.
Это оказались спички. Коробок самых обыкновенных спичек.
Вот только я терпеть не могу спички и никогда ими не пользуюсь.
Было еще кое-что. Коробок оказался весь в крови. И я знал, чья это кровь.

С наступающим Великим церковным праздником Усекновения Главы Иоанна Предтечи, братья и сЕстры!

рэпЧиКист

рисуй мгновенье

вот те кисть

на отсеченье

бей попов иконы жги

очищай от грёз мозги

ой пошли вы

крестным ходом

по паршивую

погоду

строго нахуй по воде

к тридевятой попадье

рэпЧиКист

рисуй свеченье

вот те кисть

на отсеченье

Фомка - сука хуже Павлика

говорил мол "коль сия

я в живот ему не вставлю

не поверю нихуя"

а ему: вставляй хоть в ухо

только плюну и потру

дырок в нём как в старой шлюхе

прям секс-кукла а не труп

рэпЧиКист

рисуй мгновенье

вот те кость

на измельченье

вот крестец тебе отец:

закрестись им хоть до крика

захристись до сипа-хрипа

всё равно тебе христец

всё равно в любом финале

каждой дырке - хрен под стать

коль в переднюю вогнали

также заднюю подставь!