Призраки города Энска. Глава 4. Чёртов мост
Чёртов мост
В мае копуша-зима окончательно собрала своё ветхое бельишко, сложила в лукошко последние заморозки и унесла до следующего года. Пёстрые юбки весны источали запахи черёмухи и сирени.
Роман и Галя прошли по берегу ручья, полюбовались на водопад, и теперь стояли на Чёртовом мосту, целовались.
– А ты знаешь, почему из ручья Водопадного, что сейчас течёт под нами, нельзя пить воду? – неожиданно спросила девушка.
– Не знаю. А правда, почему? Она – грязная?
– Вовсе нет, сам посмотри – какая она прозрачная! Нельзя пить, потому что ручей осквернила человеческая кровь. И Галя рассказывала Филонову историю ручья.
– Представляешь, триста лет назад на Энск напали кыргызы и телеуты. Они пытались взять штурмом ворота крепости. Была страшная битва, со стен крепости сыпались стрелы, но они лезли и лезли, мечтая захватить город кузнецов. Сражённые мечами, саблями, стрелами, люди скатывались со стены, катились вниз по склону и падали в ручей. Представляешь? Вот в этот самый ручей свалились сотни окровавленных тел. Вода смешивалась с кровью раненых и убитых, нападавших и защитников. Она пенилась и бурлила, жадно глотая всё новые и новые жертвы. В красной воде кипели кости и черепа людей, превращаясь в серые камни.
– И кто победил?
– Наши. В смысле, жители город не сдали. Телеуты потерпели поражение. А потом ручей Водопадный был проклят ими навеки.
– Что, и сейчас воду пить нельзя? – недоверчиво спросил Роман, внезапно почувствовав нестерпимую жажду.
– Да можно, наверное, она же ключевая, – неуверенно сказала Галя. – С тех пор больше трёх столетий прошло!
Роман спустился к ручью, дошёл по камням до середины и, набрав в пригоршню воды, удивительно чистой и прохладной в столь жаркий день, решился напиться. Галя тоже с удовольствием пила родниковую воду, прямо из его руки.
– У! Вкусно!
Роман выплеснул из ладоней остатки воды на девушку. Она взвизгнула от неожиданности и восторга, захохотала и принялась обливать его. Молодые люди дурачились, убегали и догоняли друг друга, окатывая сверкающими брызгами. Роман до сих пор помнил счастливый Галин смех.
Помнил и саму Галю, уже в свадебном платье в пол, удивительно спокойную и красивую. После ЗАГСа они, как положено жениху и невесте, поехали прокатиться по городу. Он пронёс её на руках по семи мостам, как посоветовала Анна Андреевна, знавшая все городские обычаи. Играл марш Мендельсона. Было много улыбок и цветов. Жених и невеста тоже улыбались – друг другу, родственникам и друзьям, ясному солнышку. Они были счастливы, в этом Роман нисколько не сомневался ни тогда, ни потом, по прошествии многих лет. Они целовались и пристёгивали к прутьям мостов крошечные замочки, символизирующие крепость и вечность их брачного союза.
В толпе гостей и зевак, обычно сопровождающих торжественные мероприятия в Энске, будь то свадьбы или похороны, Роман заметил маленькую сморщенную старушку в малиновой шляпке с вуалью. После каждого их поцелуя Нюся поднимала вверх свои удивительно молодые белые ручки и хлопала в ладоши с такой неподдельной радостью, будто была подружкой невесты и вот-вот должна поймать невестин букет.
– Нюся?! Что делает на нашей свадьбе старая ведьма? – спросил Роман.
– Как и все – желает нам счастья! Смотри, как она радуется – как ребёнок! – Галя засмеялась и подтолкнула жениха к машине. – У нас ещё один мост остался.
– Ага, ещё один – Чёртов мост, – подтвердил Роман и обернулся.
Нюся взяла под ручку какого-то старичка, что-то шепнула ему на ухо, и оживлённо болтая, они удалились. Что-то в облике пожилого человека показалось Роману знакомым. Дядя Гриша? Но инвалид же не может ходить! А этот, хоть и с палочкой, но вполне себе бодренько шагает под ручку с Нюсей.
Когда процессия оказалась на Чёртовом мосту, погода вдруг испортилась. Подул сильный холодный ветер, он поднимал подол Галиного платья, закручивал вокруг её головы прозрачную фату. По-прежнему играла музыка. Но теперь Роману чудились звуки не свадебного, а погребального марша.
А когда жених и невеста пытались прикрепить к мосту заветный замочек, он неожиданно выскользнул из рук. Булькнул с оглушительным звуком прямо в воду «проклятого» ручья Водопадного. На поверхности запузырилась красная пена, закрутилась воронкой, поглощая замок и серые камни. Толпа родственников и зевак ахнула, во всю сотню глоток одновременно. Это прозвучало как гром среди ясного неба. А может, это и был гром. Гроза в июне – обычное дело.
Галя побледнела. Дождь хлынул с такой силой, будто над ними опрокинулась цистерна с водой. Мгновенно намокли фата и платье невесты, а злой ветер продолжал закручивать подол платья вокруг её ног. Прозрачная и невесомая прежде ткань намертво прилипла к телу, заключив девушку в прочный кокон, не позволяющий даже пошевелиться. По лицу Гали текли слёзы. Смешиваясь с потоками дождя, они смывали тушь с ресниц и чёрными струями текли по щекам и подбородку невесты. Роман поднял Галю на руки, унёс подальше от проклятого моста. Пытался её успокоить, но всё было напрасно. Она испуганно молчала в машине, молчала на свадебной вечеринке.
И потом, после свадьбы, Галя так и не смогла оправиться от потрясения. Оказывается, Чёртов мост тоже относился к числу «проклятых» мест, коих в Энске обнаружилось множество. Девушка навсегда утратила не только любопытство, которое толкало её на поиски призраков и этих самых «проклятых» мест, связанных с навороченной историей города Энска, но интерес к жизни вообще. Испуганной мышкой Галя забилась в уголок квартиры, не желая выходить на улицу. Врачи разводили руками, не находя у Гали каких-либо болезней или расстройств. А она сидела дома и прислушивалась к шорохам за окнами, к шагам соседей в подъезде. И молчала. Время от времени, очнувшись от своего замороженного состояния, она задавала Роману один и тот же вопрос:
– Вот почему я их слышу, Ром?
– Кого, милая? – каждый раз вопросом на вопрос отвечал Роман, лишь бы отодвинуть пугающий Галин ответ, который всегда звучал одинаково:
– Мёртвых. Особенно самоубийц. Я чувствую их. Они вокруг. Готовятся, пишут записки, покупают верёвки, открывают окна многоэтажек… А я ничего не могу с этим сделать.
Роман как умел, успокаивал жену, грел её ноги в тазике с горячей водой, варил глинтвейн, массировал шею. Она ненадолго оживала, смотрела на него с благодарностью, и тогда ему казалось, что в этой ледышке начинает просыпаться прежняя, полнокровная и живая, Галя. Но через некоторое время по телевизору или в интернете сообщали, что из окна на восьмом этаже выпала женщина, разбилась насмерть, или что родители нашли мёртвого подростка и предсмертную записку о том, что он их любит, но жить больше не хочет. И Галя снова впадала в свой туманный ступор.
Роман любил рисовать с детства. В то время как другие дети отбирали друг у друга совочки в песочнице, тщедушный малообщительный Рома чертил прутиком линии и точки, постигал магию вертикалей и горизонталей. Постепенно к линиям добавлялись объёмы, масштабы и ракурсы. Он мог часами экспериментировать с формами и цветом. Попробовав себя в разных направлениях живописи и отвергнув гуманизм, романтизм и реализм, как давно устаревшие, Роман симпатизировал художникам-экспрессионистам, да и сам чаще всего покрывал полотна плоскостями, которые причудливо переплетались, складываясь в замысловатые орнаменты. Эстетика линий завораживала. Именно она наиболее точно выражала эмоциональное состояние меланхоличного юноши. Он жил в мире, который мог существовать вопреки законам физики и гравитации. Абстракционизм и экспрессионизм дарили ему наслаждение, восторг и освобождение от бренности бытия.
Правда, так было ещё до знакомства с Галей. И даже раньше. Случился в его жизни период, когда он несколько отстранился от живописи. Однажды он открыл для себя противоположный пол и познал радости любовного влечения. Следуя зову молодой плоти, знакомился с самыми разными девушками, часто увлекался ими так, что не мог сосредоточиться на чём-то серьёзном, соглашаясь лишь подрабатывать – «халтурить», где придётся, чтобы вести весёлую и беззаботную жизнь.
Потом встретил Галю. Девушка была не похожа на других. Она приобщила его к блужданию по городу, втянула в круговорот игр и квестов с призраками, ведьмами и привидениями. Его инструментом вместо карандаша и кисти стал фотоаппарат. После грозы на Чёртовом мосту, подпортившей их свадьбу, занятия живописью снова отодвинулись на неопределённое время.
Вскоре, очень быстро, Филонов устал. Устал от замороженной своей жены, от себя, от своих фальшивых увещеваний, что все эти приметы и городские легенды о призраках – чушь собачья, и скоро всё наладится. Он не понимал, какая может быть связь между городскими сумасшедшими, решившими свести счёты с жизнью, и его женой, и уже не верил, что всё может стать как прежде. Чтобы как можно меньше оставаться с Галей наедине, Роман начал исправно посещать лекции в институте. После занятий ненадолго забегал домой – пообедать – и тут же исчезал, соглашаясь на любые подработки: рисовал афиши для кинотеатров, красил рекламные щиты и даже заборы.
Однажды, возвращаясь с очередной «халтуры», он наткнулся на гараж, стену которой разрисовывал художник. Вроде ничего особенного: на фоне окрашенной охристой краской бетонной стены проступали две одинаковых графичных головы. Но, расположенные полубоком к зрителям, они они смотрели в противоположные стороны: одна находилось в привычном ракурсе – макушкой кверху, а другая – перевёрнута, макушкой вниз. Эти странные головы произвели на Романа впечатление. Он подошёл ближе.
– Нравится? Вижу, долго тут стоишь.
– Да, перекликается с моей непутёвой жизнью. С молодости к чему-то стремился, старался подняться, чего-то достичь, но что-то всегда не пускает, тянет вниз. Прям, как на вашем арте.
Художник протянул руку.
– Никита, – представился он.
– Роман.
– Верно уловил, – довольно ответил Никита. – Работа называется «Равновесие». Что-то светлое движет нас вверх, к достижениям, но всегда присутствует другая сторона, мешающая, которая откидывает нас назад, можно даже сказать, топит. Надо признать это как факт и жить дальше, выбрав для себя нужное направление.
– Да. Я вот, похоже, падаю вниз головой, – горько усмехнулся Роман.
– Так остановись, оглядись. А не то ведь и голову расшибить можно! Сам-то чем занимаешься?
– Художку окончил, были планы, амбиции, а потом всё полетело куда-то в тартарары!
– Художник, значит? Мне как раз помощь нужна. Поможешь? – Никита бросил на Романа испытующий взгляд.
– Конечно! – ответил, не задумываясь, Филонов. – Что нужно делать?
– Рамку покрась, если сможешь. Я не успеваю: уезжаю скоро.
– Вы не местный?
– Нет.
– А как у нас оказались? Почему на улице творите?
– Давай на ты, – предложил Никита. – Езжу по стране, разрисовываю стены. Люблю стрит-арт: быстрее для людей доходит. Вот картины маслом, на холстах, или акварели с разного рода гравюрами – они же по музеям да запасникам спрятаны. А кто сейчас по музеям ходит?
– Бабушки-старушки, – ответил Роман.
– Вот, сам знаешь: бабушки, да и то не все, а только те, которым на лавочке сидеть скучно. А уличную живопись каждый прохожий видит.
– Скажи, эти графичные головы, – Роман кивнул на стену, – собраны из отдельных элементов. Это что-нибудь значит?
– Верно подметил, – одобрил Никита. – Видишь, эти фрагменты – разной величины. В искусстве, как и в жизни, любая индивидуальность состоит из разных частей, знаний и опыта. Из впечатлений и эмоций. Из невидимых струн души. Переплетаясь, они создают неповторимое настроение, которое так и хочется передать в творчестве. И порой даже мимолетные встречи способны оказать на нее большое влияние.
– И поэтому каждый зритель, каждый прохожий может увидеть в картине что-то своё – исходя из собственного опыта! – сделал открытие Роман.
Никита с уважением посмотрел на нового знакомого и продолжил:
– Часто зрители видят намного больше, чем я хочу сказать. У каждого человека появляется своя история, своя интерпретация. Это же очень круто! Каждый прохожий, вот как ты, например, или как они, – художник кивнул в сторону, – может стать соучастником творческого процесса.
Роман оглянулся. За спиной стояли два подростка и слушали беседу художников. Поодаль стояла сгорбленная старушка и, откинув вуальку на старомодной шляпке, внимательно наблюдала за действом.
– Все включаются в процесс. Здесь сразу можно получить обратную связь, узнать, что нравится в работе, а что — нет. Вот вам, бабушка, нравится картина?
– Ась? – Нюся, приложив маленькую ручку к уху, прикинулась глухой и засеменила прочь.
Дальше работали молча.
Когда Роман возвращался домой, было уже темно. В свете уличного фонаря увидел во дворе толпу. Внезапно похолодело в груди. Люди шумно что-то обсуждали. Роман прислушался.
– Как так получилось, что они выпали из окна вдвоём – эта малахольная дамочка с четвёртого этажа и живший над ней безногий пенсионер?
– Что у них общего? Он одинокий, инвалид, а она замужем.
– Недавно сюда к Ромке-студенту переехала.
Предположения были разные: возможно, инвалиду стало плохо, он выкатился на коляске на балкон и позвал на помощь, дамочка выглянула из своего окна, задрала голову, а он не удержал равновесия, начал падать и увлёк её за собой. А может, она поднялась к нему на этаж, чтобы сделать, например, укол, но что-то пошло не так – и оба выпали.
Увидев Романа, толпа зашептала: «Муж, муж пришёл!» и расступилась. На клумбе с петуньями лежали, крепко вцепившись друг в друга, его молодая жена Галя и дядя Гриша.
Сломанная, покорёженная коляска валялась рядом.
– Скорую! Вызовите скорую! – закричал Роман.
– Была уже, сказали, медицинская помощь не требуется.
– Уехала скорая уже с полчаса назад.
– Жалко девчонку, молоденькая совсем.
– Да и хорошо, что сразу насмерть, а то маялась бы всю жизнь калекой – шея-то свёрнута…
– Сказали, ждите труповозку, – гудела толпа.
Среди жителей, вышедших поглазеть на происшествие, накинув первое, что попалось под руку, выделялась пожилая дама в малиновой шляпке, жакетке с баской и широкой, с блёстками, чёрной юбке. Откинув вуаль красивой беленькой ручкой, она смотрела на Романа в упор. И были в её взгляде печаль и сожаление, сочувствие осиротевшему мужу. Но было и другое – торжество и злорадство. Нюся выглядела свежее и моложе, чем зимой, и она явно наслаждалась фактом гибели своего давнего знакомца и соперника, каким был для неё инвалид дядя Гриша. Роман хотел было подойти к ведьме, расспросить, что к чему, но тут подъехал чёрный катафалк, люди в форме принялись грузить трупы, а к Роману подошёл полицейский, и начал задавать неприятные вопросы.
Ни тогда, ни позднее, Роман так и не узнал, что произошло с его женой на самом деле. Да, когда-то он часто общался с дядей Гришей, навещал, покупал ему продукты, старик угощал его чаем и просил рассказать что-нибудь из студенческой жизни. Но потом, после знакомства с Галей, дружба с инвалидом расстроилась. Галя его откровенно недолюбливала, а самому Роману не хватало на общение времени. Почему же его Галя нашла смерть в объятиях престарелого соседа?
После похорон Филонов долго не мог прийти в себя. Утратив интерес к жизни, много пил. Когда кончались деньги, находил какую-нибудь халтурку, немного зарабатывал и снова пил.
Иногда всё-таки брал в руки карандаш, надеясь вернуться к живописи. Ведь и раньше были периоды затишья. Но ведь он всегда возвращался. Вернётся и теперь. Но когда это произойдёт, Роман не знал. Жил по инерции, ел, пил, что придётся. Взятый было в руку карандаш, так и не проведя ни одной линии, возвращался в коробку.
Продолжение следует