Мысли!
А что если бы...
А что если бы мы после работы не шли домой, а заходили бы в первую попавшуюся квартиру и ночевали бы там.
В свободную первую попавшуюся!
И жили бы, как в своей.
Ну, типа чистоту поддерживали, порядок.
И везде будет примерно все одинаковое, а что-то ты носишь с собой, такое как щетка.
Но они могут быть одноразовые, так что можно не носить.
И через некоторое время весь город бы был одной семьей. Общие квартиры, общие жены, мужья, общие дети.
После 30 лет ты обязан после работы зайти в ближайший садик и забрать ребенка. Дома накормить его, и прочитать сказку перед сном. А когда исполняется 50, к тебе должны приходить по выходным с мелким, а ты стряпаешь пирожки.
Дети должны называть всех кто старше 50 дедушка и бабушка.
Все отношения, разговоры всегда примерно одинаковые, чтобы не было любимчиков. И будет специальный словарь разрешенных слов и выражений и свод правил. И всеми этими привилегиями общего города можно пользоваться, если не нарушать строгих правил.
А специальные службы это контролируют.
Все общее, все для каждого и каждый для всех – лозунг этого города!
Город - это злая сила
Город — это злая сила. Сильный приезжает — становится слабым. Город забирает силу. Вот и ты пропал…
А ведь действительно, города подобно ненасытному зверю поглощают все на своем пути, деревни, села, поселки, даже большие райцентры становятся жертвами этой безжалостной агломерации, что по факту является простым захватом новых земель, захватом навсегда.
Кто знает, как бы повернулась жизнь без городов, существовали бы сейчас промышленность, торговля, прогресс, на том самом уровне, что сейчас, а может быть вообще, весь человеческий вид оказался бы под угрозой вымирания...
Раньше, еще во времена Руси, жизнь была совсем иной, а для простого человека она состояла из каждодневной рутины и опасностей, подстерегавших его на каждом шагу. Днем избыточных, волевой труд, подъем ранним утром и работа до самого заката, как правило в поле, где уже при свете дня находили ведьмины круги, а там и свежие останки таких же крестьян не вернувшихся ночью с полей...
Вот бредешь ты такой после тяжелой смены, один через поле, семь, а то и все десять, а может и пятнадцать километров до дома, а тут вой или просто милый зов откуда то из за бурьяна, вот пошел ты на него, а там черти... Раз и уволокли с собой.
А если возле кладбища пролегает дорога, то там из свежих могил упыри вылезали и все... Сгинул бедолага. Причем вдоль реки не пойдешь, ведь там русалки, уволокут в пучину, а если по болоту отважишься идти, то там кикимора поджидает, ох как хочется ей свежего мяса, даже зимой водяной мог запросто утащить под лед неудачливого работника полей...
А лес, вот идешь ты такой с грибами и видишь мужичка простого, а он не простой совсем, он леший, даст тебе ягод, морок накинет и водит, водит, до самой твоей смерти, по лесу. Да и дома не спастись от нечистых, если домового можно как нибудь задобрить, покормить, то чудь белоглазая в окна будет смотреть и подношений не примет, а туалет то на улице, вот и стали с давних времен ведра в домах ставить...
А ведь по рассказам и легенда многие жители сами были вовсе не простого десятка, треть домов была населена колдунами и ведьмами, а так же встречались некроманты, алхимики и просто юродивые, что могли много, очень многое...
Эх, страшно было жить в деревне, да и сейчас наверное тоже не сахар!
"Город — это злая сила. Сильный приезжает — становится слабым. Город забирает силу. Вот и ты пропал…"
Вот видимо по этой причине с приходом города вся нечисть куда то уходит, а город пьет ее энергию и растет все дальше, хорошо это или плохо повод для дискуссий, одно могу сказать, что с указанными выше чудовищами я никогда не встречался на территории бывшей деревни, а ныне части огромного города, под названием Бирюлево.
Благородные обитают возле надежды
Ночь. На перекрестке Половецкой и Набережной стоит отель с простым названием «Надежда». В холе горит свет, но за стойкой никого. Постояльцы мирно спят в своих номерах, натягивая повыше одеяла. Завтра их ждут дела, нужно выспаться.
В их комнатках тепло, хотя на улице стоит мороз, который с каждым часом крепчает. Они спят, а когда проснуться – наступит новый день. Сон – это как машина времени. Он помогает упорядочить и систематизировать жизнь. Но если у вас хотя бы раз была бессонная ночь, то вам хорошо известно какого это, когда нет границы между сегодня и завтра, и как это выбивает из привычного ритма жизни.
Большинство ночующих в гостинице приехали по делам, зимой туристы никогда здесь не останавливались, каждый считал свое дело особенным и важным, хотя ни один из них до конца его не любил.
Они толком и города не успевали посмотреть, все достопримечательности, которые они видели сводились к скудному виду из окна номера. Кому повезло – могли видеть небольшой кусочек набережной с замершей и обездвиженной рекой, и корпус одного из городских университетов. Кому не повезло – обшарпанный гостиничный двор. Хотя от части постояльцам было наплевать на вид, на погоду, и на сам город. Как и городу было наплевать на постояльцев.
Городу вообще было наплевать на все. Он был несправедливо жесток ко всем людям, живущим в нем. Просто кто-то это чувствовал меньше, а кто-то больше. Те, кто меньше – спокойно сопели у себя в кроватях, несясь в импровизированной машине времени в завтрашний день; а те, кто меньше…
Недалеко от «Надежды», на набережной, у самой кромки воды стояло маленькое техническое помещение. Дверей в нем не было и внутри валялась куча мусора, а в этой куче лежал парень, укрывшись изодранным ватным одеялом. Он не спал, проснулся из-за холода чуть больше получаса назад и пытался понять сколько времени осталось до рассвета.
Парня звали Володя. Он жил в этой каморке около месяца. Месяц назад его обокрали его же друзья, украв все деньги и документы, оставив на произвол в незнакомом городе. Родных у Володи не было и так же не было куда податься. Он долго скитался по холодным улицам пока не нашел это место. Лучше, чем ничего, думал он – здесь были стены и крыша, неподалеку находился ресторан, куда он ходил каждый вечер за объедками.
Он пытался найти работу, но его никуда не брали – возясь в мусоре невольно пропитываешься его запахом, а помыться зимой негде. Он надеялся накопить денег, чтобы уехать обратно в родной город, вернуться в детдом и просить помощи там. Во всяком случае он выдавал эти мысли за надежду, но на самом деле он не хотел этого. Ведь если хорошо подумать – ничего не мешало ему еще в первый день обратиться в полицию и оттуда связаться с детдомом. Но, Володя этого не сделал. Он выбрал тяжелый путь бездомного, вместо того чтобы вернуться туда, откуда его выпускали с мыслями о том, что ничего из него не выйдет. Он не хотел оправдывать чьи-то гнилые ожидания. Уж лучше он замерзнет насмерть, чем докажет обществу, что он стал очередным детдомовцем без будущего.
Он лежал в темноте, пытаясь разглядеть бетонный потолок. Сегодня днем он сделал то, чего не позволял делать никогда. Живя в этой каморке, у берега реки, он часто видел, как драгдилеры прячут закладки неподалеку, после чего их приходила забирать разношерстная публика: дети, миловидные девушки, законченные наркоманы. Он всегда пристально следил за ними, не выдавая своего присутствия. А сегодня решил сделать странное – он своровал одну закладку. Развернув целлофан, он обнаружил кристаллики соли и немного поглазев на них, спрятал, дрожащими от страха и возбуждения руками, за пазуху.
Сейчас Володя щупал закладку во внутреннем кармане демисезонной курточки. Зачем он ее своровал? Из интереса? Что им двигало? Сказать он не мог. Он просто почувствовал, что ему необходимо это сделать. Володя корил себя за это, но поделать уже ничего не мог. Он сделал выбор, за который, знал, расплатится.
По ночной набережной промчал автомобиль, шурша колесами по холодному асфальту. Кому это глухой ночью не спиться?
На днях с Володей произошел еще один случай. Он сидел у дверного проема своего убежища и смотрел на стайки воронов, парящих над рекой. Он не заметил, как к нему подошли. Это была женщина. Прилично одетая, ухоженная. Володя принял ее за наркоманку. Когда она обратилась к нему – он удивился. Он не выглядел, как человек, с которым захочется просто так завести разговор. Она зачем-то сфотографировала его каморку – с улицы, вовнутрь не заходила.
Когда она ушла, ему стало легче. За время жизни на улице он привык к одиночеству, к косым взглядам и скорченным физиономиям при виде него. И сейчас ему было в какой-то степени противно разговаривать с человеком. Можно было сказать, что Володя становился затворником. Когда люди вокруг выглядят лучше тебя и чувствуют себя лучше тебя, невольно начинаешь их ненавидеть.
Он вспоминал это все, прогоняя в мыслях один момент за другим: девушка, сверток, бесцельные разговоры, кристаллики соли, стая воронов; и вдруг шаги. По звукам – людей было несколько. Они шли, медленно приближаясь к каморке. Володя занервничал. А вдруг драгдилеры узнали, что он украл наркотики. Сердце забилось с бешенной скоростью, тело бросило в дрожь. А вдруг у них оружие? Наверняка его убьют. Володя скинул одеяло и вскочил. Он спрятался за дверью, готовясь наброситься на первого, кто сунется к нему.
Он стоял, слушая шаги вперемешку со стуком своего сердца. Нет, он просто так не задастся, он будет драться…
- Володя. – позвал голос.
Откуда они знают мое имя, с ужасом подумал парень. Он стоял в темноте каморки колеблясь – выходить, или нет.
Собравшись, Володя переступил через страх и все-таки вышел.
На улице стояло три человека. Два парня и девушка.
- Как ты? – спросил один из парней.
Володя кивнул:
- Нормально.
- Мы в интернете прочли, что ты тут живешь, прогуливались неподалеку, решили помочь. – сказала девушка.
Помочь они решили, раздраженно подумал Володя. Чем они могут мне помочь?
- Возьми. – один из парней протянул ему деньги, посмотрев на них, Володя отшагнул назад.
- Не нужно. – произнес он коротко.
- Как это, не нужно? – спросил второй парень.
- У… - заикнулся Володя, - … у меня все есть. Мне правда ничего не нужно. Не стоит беспокоится.
Он не знал, какое удивление проступило на лицах ребят и какое уважение, и сожаление проснулось у них внутри от этой фразы. Да ему это было и неинтересной. Узнай это, он бы рассвирепел. Он хотел показаться сильнее чем есть на самом деле. Володю унизили, сунув ему деньги о которых он не просил, ударили по его гордости и отвращение к незваным гостям начинало бурлить внутри него.
- Возьми. – настойчиво повторил парень.
- Нет. – снова мотнул головой Володя. – Правда, все хорошо. У меня все есть, спасибо.
Он не стал дожидаться новых уговоров взять деньги – развернулся и пошел к себе в каморку со льющимися по щекам слезами, оставив незваных гостей наедине.
Он уселся в углу, поджав колени и натянув на плечи одеяло. Слезы текли без остановки. Володя слушал удаляющиеся шаги и слезы становились все горче и горче.
Володя был зол на них, они пришли, потревожили его и… и… и сунули деньги. Деньги! А он что!? Отказался!
«У меня все есть»
В благородство решил поиграть? Гордость удовлетворить? Захотел не падать в грязь лицом и не набрасываться на подачки? Благородство – это когда с голода пухнешь? Когда думаешь проснёшься ли следующим утром? Теперь знай, Володя, - благородные всегда умирают первыми.
Он натянул повыше одеяло и плакал, плакал, плакал.
Он так хотел заглушить это паскудное чувство внутри, это опустошение. И впервые за сегодня он обрадовался тому, что все-таки украл тогда наркотики. Он достал со внутреннего кармана сверток. Володя действовал интуитивно. Он развернул целлофан. В темноте не было видно белых кристалликов, но он знал, что они есть и что они помогут.
Он вдохнул в ноздрю все, что было.
В это время ребята возвращались обратно к каморке. Удивленные его стойкостью и силой воли, они решили все-таки помочь ему, они купили для парня продуктов.
На душе у Володи стало легче, он не думал ни о незваных гостях, ни о той женщине, ни о чем. Ему было хорошо. В каморке стало жарко, и он скинул одеяло. Его несло по мягкому океану удовольствия.
Прошло время. Он не знал сколько. Это было не важно. Вдруг защемило в груди, заболело сердце. Он начал хватать ртом воздух. Темнота в каморке сгущалась и пульсировала. Он почувствовал себя в пасти монстра, который его вот-вот проглотит. Он пытался было встать и выбежать, но не хватило сил. Мышцы обмякли. Он с трудом набрал полные легкие воздуха и выдохнул, издав нечеловеческий стон. Ему стало хорошо. Он не чувствовал ни холода, ни опустошения. Он не чувствовал ничего.
Ребята оставили пакет у входа, подумав, что Володя уснул.
А в это время в «Надежде» один из постояльцев сладко зевнул во сне и перевернулся на другой бок.
Паша
- Осторожно, двери закрываются. Следующая остановка улица Воскресенская.
Трамвай был наполовину пуст. За окном моросило, и по стеклу ручейками стекала вода. Паша сидел, уставившись на проносящийся мимо него мокрый город. Ему казалось, что из-за дождя улицы сморщились, скукожились, а дома присели на своих фундаментах, посильнее натягивая крыши, чтобы укрыться от холодных потоков. Людей практически не было видно. Лишь некоторые стояли под навесами, курили.
Трамвай бросало из стороны в сторону, но Паша не пытался держаться, он послушно качался в такт вагонным пируэтам.
В голове у него была пустота.
Он достал телефон, посмотрел время.
12:50.
И уже он едет с учебы домой. Можно было не ехать в Академию вовсе, остался бы дома и деньги бы на проезд сэкономил.
Открыл какое-то приложение, чтобы не быть наедине с пустой головой. У людей в вагоне наверняка есть мысли, заботы которыми заняты их головы, а у него нет ничего, кроме пустоты, которую заполняет экран своими буквами.
Скрепя тормозами трамвай остановился на Воскресенской. Пневматическая система открытия зашипела и двери с грохотом разъехались в стороны.
В вагон тут же запрыгнули, прячась от дождя, люди. Паша оторвался от экрана, посмотреть на вошедшую публику: в основном женщины среднего возраста. Они расселись, положив сумки себе на колени.
- Осторожно… - снова продекламировал из динамиков записанный голос, над дверьми замигала красная лампочка, - …следующая… - и в последний момент в вагон вбежала девушка. Она была очень красивой, и Паша задержал на ней свой взгляд. Он даже не заметил, как экран его телефона потух, за то он заметил ее улыбку и влажные желтые волосы. Он смотрел на нее не отводя взгляда, а она глядела куда-то в конец вагона, высматривая место.
А пустое сидение было, как раз возле Паши.
Трамвай дернулся-тронулся, от чего девушка потеряла равновесие, но в последний момент успела схватиться за поручень. Все у этой девушки было в последний момент.
Поправив мокрую прядь волос, она пошла по вагону, мимо сидящих надутых бесформенных женщин. И вот она все ближе подходит к пустому месту возле Паши. Он глядит то на сидение, то на нее, будто прося, чтобы девушка села рядом. Мокрый город за окном перестал существовать, так же, как и остальные пассажиры трамвая. Сейчас была только белокурая незнакомая девушка, Паша и пустое сидение рядом. И вот шаг за шагом. Расстояние уменьшается. Паша глядит на нее щенячьими глазами. А она этого не замечает.
Остается два шага, шаг и… Паша затаил дыхание… и она проходит мимо, не оставляя Паше шансов.
Она села сразу за ним, рядом с каким-то мужчиной в костюме. И так всегда: любая красивая девушка в общественном транспорте сядет с кем угодно, но не с тобой.
Паша обмяк, расплылся по сидению, от напряжения не осталось и следа, снова уткнулся в телефон. Так проще. Быть наедине сейчас совсем не хотелось.
Расстроился ли Паша из-за произошедшего? А какой в этом смысл? Села бы она рядом, Паша ни за что бы с ней не заговорил. А если бы и заговорил… да нет, не заговорил бы.
И снова пустота. Пустота – это страшно. В пустоте людского нет. Из-за этого ее чудовища любят. Когда голову нечем занять тут же ужасные мысли лезут, такие от которых кишки в комок сворачиваются от страха, и отвращение к самому себе просыпается. От таких мыслей влажным холодом могилы веет и запахом мышей.
Но сейчас телефон его успокоит. Что там? Смешные видео, новости о смертельных ДТП с заблюренными фотографиями трупов и девушки, девушки, девушки… На любой вкус. Красотки. У Паши никогда не было девушки, хотя он о ней мечтал. Словно девушку можно завести, как собачку, или попросить ее у родителей на Новый год. А все-таки, какого это прикоснуться своими губами к чужим, не воображаемым, почувствовать тепло другого человека, а не ладоней?
Вспомнилась вошедшая незнакомка, которая сейчас сидела позади него. Он почему-то начал представлять, как гуляет с ней за руку, как покупает ей подарки. Дрожь по коже пошла. Это же надо было влюбиться в девчонку, в вагоне трамвая? Ну и дурак же.
Дурак, не дурак, а с мыслями о ней он проехал еще три остановки, и вернулся в реальность, только когда подъезжал к своей.
Взял себя в руки. Встал. Подошел к выходу, бросил скользящий прощальный взгляд на девушку. Она сидела, уткнувшись в телефон, и не обращала внимания на окружающий ее мир.
Трамвай остановился на Пастера, и Паша вышел в дождь.
Следующая была кольцом, поэтому, как только Паша вышел, а вышел он один со всего трамвая, двери закрылись, и рогатая электромашина дернулась-тронулась, и начала набирать скорость с характерным для нее свистом.
Паша обернулся посмотреть на девушку, но в запотевшем окне увидел только размытый силуэт, ускользавший от него.
Пуф. И ее увезли. Ее нет теперь в его жизни. Пустота.
Паша перешел вымощенную булыжником дорогу, дождь лил, как из ведра, словно небо оплакивало Пашину потерю.
Он шел медленно, наслаждаясь тем, как промокает его одежда. Вода лилась по дороге ручейком, к забитым ливневкам, не зная, что там тупик. Прямо, как люди несутся на всех парах к чему-то, к какому-то счастью, а приходят в никуда. Но дождевая вода в таких случаях продолжает течь в поисках новой дороги. А люди останавливаются, и их ручеек становится лужей. Грязной, мутной, с бельмом машинного масла, или бензина, или еще каких-то помоев.
Паша один шел к площади Островского. Ни одного прохожего не встретил. Даже бродячих собак не было.
Сейчас Паше надо было переехать через мост. Снова на трамвае. Вся жизнь у него с трамваями связана. Бабушка его, когда-то вагоновожатой была, еще в прадавние времена СССР. Водила 6-й маршрут, который кольцом у какого-то завода разворачивается. Сейчас от того завода остались только скелетоподобные развалины и две трубы Мартеновской печи. Или не Мартеновской. Важно ли это?
Бабушка однажды историю рассказала, о том, как человека переехала. Чуть не посадили тогда. Но ей повезло, что нашлись свидетели, которые сказали, что парень тот, двадцатилетний, сам под колеса кинулся. И следствие потом доказало, что кинулся сам. А из-за чего? Оказалось – из-за неразделенной любви. Не уж-то, кому-то любви жалко? Не уж-то поделится нельзя с человеком. Вот до чего жадность доводит – до нелепых смертей.
В трамваях Паша всю жизнь ездил. Редко, когда использовал маршрутки. Не любил он их зловоние и тесноту.
Может это намек какой? Ну, трамваи эти. Может так ему всевышний намекает на то, что Паша – трамвай. А жизнь его – колея, с которой уйти нельзя. И так он живет по расписанию. Останавливается на остановках. Прибавляет на прямиках. И неумолимо несется к конечной.
Пока дошел до остановки – весь промок, а остановившись понял, что зуб на зуб не попадает. Замерз.
Под навесом остановки люди были. Трамваи ждали. Этих рогачей, электричеством питающихся. В молчании ждали, каждый в своей задумчивости. Все серьезные. С прямыми спинами.
Один Паша стоял, скукожившись от холода.
Вскоре со спуска показался трамвай. Только этот был не такой, как 1-й, не бывший в употреблении немецкий, этот был еще с тех давних пор, желто-красный, с приятным светом ламп накаливания в салоне, а не тем – бездушным, ртутно-белым, выжигающим радость.
Упав на засаленное место, Паша согнулся комком. Кое как отогрелся. Проверил конспекты в рюкзаке – намокли и вспучились, словно трупы, истекая чернилами.
Вздохнул.
Что-то щелкнуло, лязгнуло, забарабанило и трамвай поехал на мост, в другой мир. Мир пустоты.
Город Барнаул
Я помню этот город когда не было больших строек ну или я в силу возраста не обращала внимание на них, к чему я решила написать пост? Пост о том что мы не хотим сохранять исторические памятники(незнаю как правильно писать) здания, памятники, фрески, кусочки прошлого на которые могли бы глянуть наши дети, внуки, правнуки, проще застроить памятные места высотками, так же выгоднее🤦🏼♀️
Не буду разглогольствовать, наверное это в каждом городе происходит, просто обидно.
Несезон
Я думаю, чтобы понять, нравится тебе город или нет, надо ехать в "несезон".
Влюбиться в город, когда он согрет солнцем, весь в летних кафе и улыбающихся людях, прожигающих свои отпускные - это все равно, что влюбиться в девушку, когда она повстречалась тебе на балу, в дорогих интерьерах, в лучшем вечернем платье, при макияже и под аккомпанемент классической музыки (Я, как завсегдатай подобных мероприятий, знаю о чем говорю, можете мне верить). А влюбишься ли ты в эту же девушку, когда она поздней осенью будет сидеть в старом продавленом фамильном кресле на даче без макияжа, но зато в шерстяных носках, папином свитере и с насморком, и все вокруг будет пахнуть куриным бульоном?
Узнать это можно только в "несезон".