21 мая 1921 года родился Андрей Дмитриевич Сахаров — советский физик-теоретик, академик АН СССР, общественный деятель, диссидент и правозащитник. Лауреат Нобелевской премии мира за 1975 год.
Андрей Дмитриевич Сахаров в Памятной записке Л.И. Брежневу в 1971 году писал о накопившихся в СССР социальных проблемах и свои предложения по их решению. Некоторые пункты вошли в программу Перестройки М.С. Горбачева. Например, вот как предлагал академик решить проблему алкоголизма:
«7. В социальной области:
[...]
в) Резкое улучшение качества образования. Повышение оплаты и самостоятельности учителей школ и преподавателей вузов. Уменьшить формальную роль дипломов и ученых степеней. Уменьшение унифицированности системы образования, более широкое профилирование в школах. Увеличение гарантии права на убеждения.
г) Расширение мер борьбы с алкоголизмом с привлечением возможностей общественного контроля над всеми аспектами проблемы.
д) Усилить мероприятия по борьбе с шумом, с отравлением воздуха и воды, борьбе с эрозией, засолонени- ем почвы и отравлением ее химикатами. Улучшить защиту лесов, диких и домашних животных, защиту животных от жестокостей».
Андрей Сахаров, Тревога и надежда. Т. 1. — М.: Время, 2006. — 688 с. — (Собрание сочинений), стр. 145-146
Иногда мне кажется, что те, кто восхищается жизнью академика, сам никогда не читал его. Пишите, если Вам интересно услышать полный обзор его биографии. Там есть что обсудить и в науке и в общественной деятельности
Взять с собой побольше вкусняшек, запасное колесо и знак аварийной остановки. А что сделать еще — посмотрите в нашем чек-листе. Бонусом — маршруты для отдыха, которые можно проехать даже в плохую погоду.
RE: «С какой стати вы называете советское кино буржуазным? Буржуазии не было в СССР, она была уничтожена как класс коммунистами. Стыдно не знать!»
С той стати считаю, что я:
- во-первых, марксист - в прямом смысле этого слова (ученик и последователь Маркса и Энгельса, владеющий материалистически-диалектичным методом Маркса);
- во-вторых, я - историк, очень длительное время целенаправленно изучавший историю 2-х, противоположных друг другу по направлению развития, СССРов, с целью выявления причин победы контрреволюции (причины есть у всего в материальном мире).
О том, что буржуазия была якобы уничтожена - это заблуждение сталинской команды строителей коммунизма, проистекающее из непонимания диалектики уничтожения классов и диалектики развития коммунистического общества из капиталистического в целом. Буржуазия и пролетариат - это два единственных класса капиталистического общества, которые родились вместе с зарождением капиталистического способа производства и только вместе они и умрут. Буржуазия и пролетариат обуславливают друг друга постольку, поскольку капиталистическое производство не может обходиться без производительных рабочих и без управленцев. Чем сложнее становится капиталистическое производство (при Ленине были тресты и синдикаты, а теперь аж транснациональные корпорации), тем больше ему требуется пролетариев и управленцев. Единство и борьба противоположностей во всей красе: и друг без друга пролетариат и буржуазия не могут существовать и мирно не могут сосуществовать. Точно так же, как и без пролетариев (производительных рабочих), капиталистическое производство в принципе не может обходиться без собственника на средства производства и без управленцев, которые вместе и составляют класс буржуазии. Поскольку капиталистическое производство развило и разделение управленческого труда, то капиталист-собственник был вынужден нанимать наёмных работников, которым передавал свои функции по управлению производством, И без наёмных управленцев капитал в принципе не может даже функционировать (обращаться). Однако, таким образом, управленцы и надсмотрщики приблизились к наёмным пролетариям, и в этом развитии капиталистического общества заключается возможность для пролетариата уничтожить классы вообще (об этом Маркс писал в том же «Капитале»).
Чтобы только развить общество в первую фазу коммунизма, пролетариат должен «снять» капиталистические противоречия:
1) Сделать все средства производства в своём государстве государственными (то есть, коллективной собственностью всех пролетариев государства и никого в отдельности). Тов. Сталин в «Экономических проблемах социализма в СССР» разъяснял, что надо бы ещё колхозную собственность сделать государственной;
2) Параллельно развить экономический базис пролетарского государства, чтобы возможно было сокращать рабочий день до 8-6-4-х часов;
3) Параллельно ввести всеобщее высшее образование, обязательное для всех рабочих, и именно обучение методу Маркса и марксовой политэкономии. Сталин об этом намекал, но не точно, в «Экономических проблемах социализма» - ввести всеобщее «политехническое образование»;
4) После выполнения предыдущих трёх пунктов, как минимум 51% пролетариев должны начать управлять своим государством и производством по очереди (согласно выборам в Советы и по графикам дежурств - как оперативные дежурные управляют воинскими соединениями);
5) После выполнения предыдущих 4-х пунктов, пролетариат ДОЛЖЕН вести безденежный социалистический продуктообмен - товарный обмен между пролетариями, как собственниками своей рабочей силы и пролетарским государством, как собственником всех средств производства и продукта производства. О том, что необходимо ввести продуктообмен, тов. Сталин писал в «Экономических проблемах социализма в СССР», но не описывал его конкретно - это описание удалось сделать только лишь мне, выполнив наказ тов. Сталина о том, что надо описать действие закона стоимости на первой фазе коммунизма.
Как только пролетариат выполнит все эти 5 пунктов, таким образом пролетариат «снимет» капиталистические противоречия: противоречия станут положительными, поскольку пролетариев будет эксплуатировать их собственный капиталист (об этом Маркс писал в «Капитале», но этого в СССР никто не понял). Таким образом, количество перейдёт в иное качество и общество революционным скачком перейдёт в первую фазу коммунизма. Это - первое «отрицание» капитализма вообще.
На первой фазе коммунизма классы останутся лишь в среднем, поскольку пролетарии будут поочерёдно становиться капиталистами, выполняющими функции капиталиста по управлению производством и государством. Но, поскольку пролетарии будет недолго исполнять обязанности депутатов, чиновников и бухгалтеров (функционирующих капиталистов), то они при этом не будут переставать быть пролетариями в своём сознании. Ленин про это писал в «Государстве и революции», что при социализме все будут управлять по очереди и быстро привыкнут, чтобы никто не управлял, и что поэтому никто не будет становиться бюрократами. К сожалению, несмотря на то, что в общем дал верное направление развития, тов. Сталин так и не понял своей ошибки, поскольку не понимал, как пролетариат будет оставаться пролетариатом (см. «Экономические проблемы социализма в СССР»).
***
Постепенно, пролетарское государство будет разрастаться, вбирая в себя всё новые и новые государства, пока не охватит весь земной шар. Таким образом, пролетарское государство (а это и есть все пролетарии, вместе взятые!) подчинит себе всех трудоспособных членов общества всего земного шара и, таким образом, сделает всех пролетариями, которые поочередно выполняют роль капиталистов. В этот момент пролетарское государство, став действительно представителем всего общества, передаст все средства производства из пролетарской коллективной собственности в собственность всего общества (пересказываю Энгельса, «Анти-Дюринг»). В момент, когда все станут пролетариями, поочерёдно выполняющими функции капиталистов, и государство передаст все средства производства в общественную собственность, количество перейдёт в иное качество: все перестанут быть пролетариями и капиталистами, а станут ассоциацией (общиной, коммуной) свободных и равных тружеников, по совместному плану, совместным трудом, производящих всё для всех с некоторым избытком. В этот момент, достигнув наибольшего развития, став максимально сильным, пролетарское государство начнёт отмирать за ненадобностью. Таким образом пролетариат «снимет» противоречия первой фазы коммунизма, которая одновременно будет и заключительной стадией развития капитализма. Это - «отрицание отрицания».
***
Вот эту диалектику развития коммунистического общества из капиталистического в ленинско-сталинском СССР не знал никто. Эту диалектику удалось открыть мне только в 21-м веке, изучая историю 2- СССРов и историю марксизма-ленинизма, отыскав допущенные ошибки, да и то, только благодаря должной компьютеризации общества и благодаря появлению необходимых мне книг в электронном виде (около 4-х террабайт, в настоящий момент).
***
Так что... Мне вовсе не стыдно от того, что эту работу удалось проделать в течение нескольких десятков лет упорного труда именно мне. В 2015-м году, когда я опубликовал свою большую работу «Как разрушали СССР» (под псевдонимом Иван Ильичёвский), кто только меня не критиковал. Дошло до того, что мою работу раскритиковал даже троцкист, член союза писателей Константин Фёдорович Ковалёв (тот самый, который два года отсидел в тюрьме за стих о забастовке новочеркасского пролетариата) - гуглить «Константин Ковалёв, «НЕИЗЛЕЧИМАЯ ИМПЕРСКАЯ НЕМОЧЬ». Та моя работа была ещё довольно сырой в плане выводов, несмотря на то, что я умудрился собрать кучу фактического материала в строго исторической последовательности. Но именно в этой работе я впервые написал, что 2-15 марта 1953-го года недобитые троцкисты, плехановцы и прочие недобитые, совершили в СССР буржуазный переворот. С тех пор, благодаря тому, что я начал популяризировать результаты своего труда, уже довольно много пролетариев перестало воспринимать в штыки информацию о том, что 2-15 марта 1953-го года в СССР был произведён буржуазный переворот, и что с этого же момента новоиспечённой буржуазией КПСС («партноменклатурой») были начаты буржуазные реформы по реставрации капитализма. Однако, в этой популяризации мной действительной истории 2-х, противоположных друг другу по направлению развития, СССРов есть и отрицательная сторона, поскольку мои работы вдохновили кучу всяких плагиаторов-ревизионистов, которые вдруг обнаружили в себе писательский «талант» (вернее – стяжательский талант).
С тех пор, я продвинулся значительно дальше, поскольку именно в первой половине 2015-го года в моём сознании произошёл революционный переворот от механицизма и идеализма к материалистически-диалектичному мировоззрению - количество перешло в иное качество благодаря моей работе над изучением истории 2-х СССРов строго по документам, подлинность которых не вызывает ни малейшего сомнения.
Так что, 2-15 марта 1953-го года внутрипартийной контрреволюционной оппозицией в СССР был совершён буржуазный переворот. Этот переворот во многом стал возможен ещё и потому, что большинство самых грамотных пролетариев, авангард пролетариата в ВКП(б) и в ВЛКСМ, пожертвовали своими жизнями во время Великой отечественной войны - более 3- млн коммунистов и около 4-х млн комсомольцев отдали свои жизни, защищая своё пролетарское государство, которое они сами же и построили. А в это же время всякие недобитые троцкисты и плехановцы, всякие бывшие кулаки и их потомки, продолжали делать карьеры в руководящих органах партии и государства. Если один троцкист влезал на руководящий пост, то он вслед за собой на руководящие посты тащил многих контрреволюционеров. За время Великой отечественной войны в партию набрали много хороших людей за боевые заслуги и за заслуги на трудовом фронте, однако все они были вообще марксистски-безграмотны, и, поэтому. не могли управлять государством и не могли контролировать депутатов, чиновников и бухгалтеров. Контрреволюционеры получили численный перевес в руководящих органах партии примерно в конце 1952-го года.
Советская власть скончалась 2-15 марта 1953-го года, в этот же момент умер и пролетарский, ленинско-сталинский СССР, и в этот же момент родился буржуазный СССР, который был «отрицанием» пролетарского СССРа, полной его противоположностью по сути и по направлению развития.
Национализм — самый надежный способ распродажи суверенитета, именно потому он оказался в основе всех переворотов в Восточной Европе
На улицах Бухареста. Декабрь 1989 года.
Рождение «революционной матрицы»
Базовый принцип управления любой революционной ситуацией был сформулирован римлянами и звучит как divide et impera: разделяй и властвуй. Но в каждом новом случае он оказывается надежно спрятанным под огромным количеством временных и местных особенностей, амбиций, интересов, информационных шумов и бурь страстей, в силу чего его, как правило, не видят.
Непосредственные участники событий обычно искренне полагают, что происходящее с ними уникально, неповторимо и действительно открывает дверь в некую новую светлую реальность. И они, как правило, столь же искренне разочаровываются, когда результаты неизменно оказываются обратными ожидаемым.
На заре индустриализации ответ на вопросы, как этот принцип работает и почему крупному государству выгодно иметь в качестве контрагентов государства малые, дал еще Александр Гамильтон в своих дискуссиях с другими отцами‑основателями США о том, как построить великую Америку. Да, в экономике размер имеет значение. Крупная экономика, имеющая под собой крупный рынок, всегда может окупить создание дорогостоящей высокотехнологичной продукции, а малая — никогда. Образно говоря, метро в деревне построить можно, но окупить затраты — никогда. Соответственно, крупное государство по определению будет технологическим донором для малых, с каждой новой инновацией укрепляя их зависимость от крупного. Колониализм в этом случае совсем не обязан быть прямым, экономическое подчинение будет не менее эффективным.
На рельсы же современной практической политики этот принцип поставил американский президент Вудро Вильсон. Если в начале Первой мировой войны США, став кредитором воюющих стран, еще скромно рассчитывали на «союз центров белой расы в лице триумвирата США, Британской империи и Германской империи», то к завершению войны, когда задолженность перед Америкой выросла до фантастических размеров, Соединенные Штаты решили добавить к статусу главного кредитора западного мира и статус его архитектора. Вильсон в этой связи заявил: «Нам в значительной мере приходится финансировать мир, а тот, кто финансирует мир, должен понимать его и управлять им по своему знанию и разумению».
Беспорядки на улицах Бухареста. Аналитики до сих пор задаются вопросом, отчего при свержении «тирана» Чаушеску погибло сто человек, а после его задержания и казни — более 900…
Национализм как движущая сила и «камикадзе»
Разумение было простым и прагматичным: империи, с которыми еще вчера жаждали сотрудничать США, были объявлены «тюрьмой народов», в силу чего подлежали расщеплению на национальные государства. Последние из‑за своих малых размеров должны остаться в аграрной парадигме: те предприятия, которые могли там возникнуть, могли быть только американскими, без передовых технологий и с американской собственностью. Институализировала этот раздел Лига Наций, главное политическое детище Вильсона.
Собственно, при этом разделе империй Вильсоном и была сформулирована матрица будущих «цветных революций»: их движущей силой должен быть национализм.
Дело в том, что ни одна национальная культура выделившихся из империй стран Восточной Европы не имела ни опыта государственного управления, ни, что более важно, опыта индустриального производства. Поэтому ни в одном национализме не было и не могло быть рецептов, которые бы вывели их на индустриальный уровень развития. Более того, такой вопрос даже не ставился по той простой причине, что главным врагом национализма всегда будут другие нации и на борьбу с ними направят все силы политической системы. Вопросы экономики, таким образом, тем надежнее будут в руках находящихся «над схваткой» американских корпораций.
Отметим, что этот рецепт полностью сработал. Лига Наций постоянно порождала межнациональные конфликты, не урегулировав ни одного из них, и в итоге, запутав до предела клубок противоречий, приготовила Вторую мировую войну.
СССР и Восточная Европа: хроника развала
СССР, как известно, сумел не попасть в «доктрину Вильсона», объединив народы вокруг советской идеи, и вполне успешно, хотя и болезненно, прошел порог индустриализации. Казалось бы, проблемы решены системно и надолго. Но в конце 1980‑х социалистическая система враз обрушилась: вначале в странах соцлагеря наблюдалась череда революций, впоследствии брендированных как «бархатные», затем в странах народной демократии в одночасье произошла смена режимов. А после сколлапсировал и СССР, распавшись на 15 государств.
Такому развитию предшествовала довольно длинная череда событий, которые, нанизываясь одно на другое, в итоге привели к обвалу. Первое событие датируется далеким мартом 1954 года, когда Георгий Маленков, тогда занимавший пост председателя Совета Министров СССР, под давлением Хрущева и Берии подписал указ о преобразовании Народного комиссариата государственной безопасности в КГБ, подчинив последний Совету Министров. Очевидная причина — страх номенклатуры перед возможностью возврата репрессий, однако не меньшим резоном была и борьба за власть: Маленков, возглавлявший правительство, намеревался держать главную силовую структуру под своим контролем.
Ключевой в этом решении — последний пункт. Дело в том, что архитектура советской власти была простой, но функциональной, основанной на четком разделении функций. Так, КПСС, исходя из идеологических приоритетов, ставила задачи и контролировала кадровые назначения, правительство эти задачи исполняло, а контроль за исполнением возлагался на силовую структуру — НКГБ. Следствием добросовестного исполнения был карьерный взлет, а ошибки и просчеты, повлекшие потери, могли стоить не только должности, но и стать причиной репрессий.
Подчинение проверяющих проверяемым — а именно это сделал своим указом Маленков — кардинальным образом ломало логику этой архитектуры. Функция контроля перестала быть возможной, поскольку отныне добросовестный контроль за исполнением решений мог стоить должности и карьеры уже проверяющему. Это практически мгновенно привело к коррупционированию системы.
Легко увидеть, что на этом решении фактически началось омертвение и догматизация советской идеологии.
Ведь, по сути, любая идеология представляет собой контракт между властью и обществом: власть декларирует четкую систему координат добра и зла, хорошего и плохого, и общество, понимая, что поощряется, а что — наказывается, что перспективно, а что — нет, на уровне индивидов может уверенно строить свои жизненные планы.
Тут же произошло разделение слова и дела: КПСС, оставшись без инструмента контроля, больше не управляла, а лишь олицетворяла и могла разве что в наиболее громких случаях снять с должности провалившегося управленца. Слова стали постепенно существовать отдельно, все больше превращаясь в мало к чему обязывающий ритуал, а дела — отдельно. Собственно, это и породило эпоху застоя, набравшего полные обороты уже при Брежневе.
Идеология устойчивости и парадигма краха
Второе значимое событие тоже связано с Хрущевым.
Мало кто знает, что влияние СССР в странах социалистического лагеря при Сталине было организовано просто и рационально: идеологическая общность подкреплялась контрольным пакетом Советского Союза во всех ключевых предприятиях стран Восточной Европы. Что важно, эти контрольные пакеты не были взяты силой: за них уплатили немецкими репарациями, которые недополучил СССР.
Таким образом, Сталин построил и механизм повседневного экономического влияния СССР в Восточной Европе. Однако одним из первых своих решений Хрущев безвозмездно передал все контрольные пакеты правительствам стран социалистического блока с благодушной мотивировкой «это же наши идеологические братья».
Одним из катализаторов «бархатной революции» в Чехословакии стал фейк о якобы убитом полицией студенте.
Благими помыслами, как известно, вымощен путь в ад. Без повседневного инструмента контроля и, самое главное, без совместно извлекаемой выгоды от функционирования производств в странах Восточной Европы и на фоне процессов догматизации советской идеологии расхождение интересов местных элит и Советского Союза было запрограммировано. Это не замедлило проявиться в Венгрии в 1956 году, в Чехословакии — в 1968‑м и в Польше — в 1980‑м. Уже тогда стало очевидным, что после решения Хрущева у СССР не осталось никакого действенного инструмента влияния в Восточной Европе, кроме силового, чем он и пользовался в режиме «тушения пожара». Каждое применение силового инструментария лишний раз дискредитировало советскую идеологию, выявляя ее нарастающую нефункциональность, и лишний раз стимулировало процессы ее закоснения.
Мы лишь бегло упомянем ряд других фатальных решений Хрущева, подорвавших конкурентоспособность советской экономики и критичным образом затормозивших ее развитие. Большинство из них, разумеется, легитимировались благими намерениями. Так, в оплату труда внедрили принцип справедливости, в итоге оказались уравнены предприятия, использовавшие новое и старое оборудование, вследствие чего были уничтожены низовые стимулы к модернизации производств. Принцип гегемонии пролетариата привел к заморозке роста зарплат интеллектуального класса, который по мере превращения идеологии в ритуал все чаще обнаруживал себя бесполезным «пятым колесом в телеге» и уходил во внутреннюю фронду, а то и в диссидентство. Тем временем экономическая отчетность учитывала лишь количественные параметры (пресловутый «вал») при полном игнорировании качественных показателей.
Перестройка, или Режим саморазрушения
В свете вышеизложенного неудивительно, что к 1980‑м годам СССР обнаружил себя в состоянии глухой обороны. Идеология уже окончательно закоснела, превратившись в формальность, практически не связанную с реальной жизнью. Общество знало, что карьеру и преуспевание гарантируют совсем другие вещи, связанные с близостью к начальству. В экономике было засилье номенклатуры, по сути ставшей наследственным красным дворянством, что делало коррупцию массовой и, за редкими исключениями, практически ненаказуемой. При этом и для элит стран Восточной Европы такая ситуация была более чем комфортной: промышленность стабильно получала заказы из СССР безотносительно качества производимой продукции, а внутренний порядок они могли выстраивать по своему усмотрению с соблюдением идеологических формальностей, но без особой оглядки на Советский Союз.
Ключевым экономическим событием, запустившим развал всей этой системы, стало обрушение нефтяных цен, спровоцированное Саудовской Аравией после вхождения советских войск в Афганистан.
Саудовская Аравия, обладавшая на тот момент половиной разведанных запасов нефти и имевшая крайне низкую себестоимость добычи, на самом деле могла диктовать рынку цену — и уронила ее ниже советской себестоимости добычи. Лишившись нефтедолларов, СССР оказался в тяжелом, но, в принципе, еще вполне переносимом положении. Запас прочности был велик, и даже эту ситуацию можно было пережить. Но тут возникли реформы Горбачева, избравшего мишенью ту самую идеологию, которая, превратившись в формальность и ритуал, тем не менее продолжала исправно исполнять свою функцию, сохраняя вместе и Советский Союз, и социалистический блок.
Идею перестроечных реформ можно описать простым примером: чтобы перелить воду из одного стакана в другой, разбивается полный стакан в расчете, что освободившаяся вода сама перельется в пустой.
На примере воды абсурдность такого подхода очевидна, но в случае перестройки он вполне сработал. Идеологическая основа, хоть как‑то объединявшая советское общество и уравновешивавшая экономическое отставание СССР за счет осознания советским обществом своей миссии справедливости, довольно быстро разрушилась, после чего аргумент о качественном разрыве жизни в СССР и странах Запада стало просто нечем крыть. Более того, именно идеологию объявили корнем зла. КПСС, еще с маленковских времен сохранявшая в своих руках единственный инструмент в виде кадровых назначений, закрепленный в шестой статье Конституции о руководящей роли КПСС, оказалась под давлением Горбачева, требовавшего перемен. Но все, что она могла сделать, — снять одних назначенцев и поставить на их место других. Это в принципе не могло повлиять на общее положение и делало публичным фактическое бессилие и КПСС, и советской идеологии.
Под аналогичное давление попали и компартии стран Восточной Европы: горбачевское требование «борьбы с застоем», как и в СССР, порождало там аналогичную кадровую чехарду и перетряски с аналогичным же эффектом. По сути, советское руководство, разрушая собственную систему, подрывало и легитимность восточноевропейских союзников, ставя их под удар критики и заставляя рубить сук, на котором они сидели.
Тем самым восточноевропейские страны, подставленные Горбачевым, оказались в положении легкой и желанной добычи для Запада. Фактор последнего присутствовал всегда, но только теперь получил шансы сработать. Запад предсказуемо вновь избрал своим орудием местных националистов, которые легко нашлись в рядах культурной элиты.
Ставка была хорошо просчитана. Так, культурная элита, изнывавшая от своего положения «пятого колеса в телеге», везде давно раскололась на официальные, творившие в закосневающей идеологической парадигме, и контрэлиты, критиковавшие существовавший порядок вещей. Понятно, что наиболее благодарных точек опоры для критики было две: во‑первых, национализм, досоветское аграрное прошлое, которое так или иначе идеализировалось, а во‑вторых, развитые страны капитализма, находящиеся в непосредственной близости, в первую очередь ФРГ и Австрия.
Обе точки опоры были маргинальными и непримиримыми с существовавшей реальностью. Так, для национализма понятным образом не было места в коммунистической парадигме, поскольку марксистская идеология опиралась на идею интернациональной солидарности трудящихся. Капиталистический же уклад с его опорой на индивидуальное потребление напрямую отрицал первичность потребностей общества в целом, на которой основывалась социалистическая экономика.
В силу маргинальности националистические культурные элиты не имели и в принципе не могли иметь управленческого опыта, по определению были зависимы от западных центров принятия решений, которые могли привести их к власти.
Собственно, готовясь сорвать подготовленный для них Горбачевым плод в виде стран Восточной Европы, Запад отводил им роль силы, которая под разговоры о национальном возрождении обеспечит передачу собственности в управление западным корпорациям.
Разрушение советской идеологии, ее делегитимация на фоне экономического кризиса создали для националистов поле деятельности. Перестав быть «запретными», те в одночасье превратились из маргиналов в быстро набиравших авторитет лидеров общественного мнения. Тезис о «потерянном времени в составе социалистического лагеря» вел к актуализации национальных мифов, которые, разумеется, все были родом из доиндустриальной эпохи, а значит, в их контексте созданная и развитая СССР промышленность осмысливалась уже не как достояние, а как обуза, навязанная «старшим братом». Объектом их социализации стала молодежь, и идея, что избавление от всего, связанного с социализмом, тут же автоматически сделает уровень жизни равным западному, распространилась повсеместно.
«Раскачивание»: эмоции вместо мыслей
Первый «прорыв» на линии соприкосновения социалистического лагеря и капиталистического мира — решение Венгерской социалистической партии, где за год до того «реформаторы» сместили прежнего руководителя Яноша Кадара, открыть границы и разрешить осенью 1989 года свободный вылет на территорию ФРГ и выезд в Австрию. Продиктованное стремлением снизить социальное давление, оно его только повысило, поскольку наглядно демонстрировало слабость власти и ее неспособность решать проблемы самостоятельно. Месседж был воспринят всеми странами Восточной Европы: через Венгрию устремилась многотысячная волна беженцев из ГДР. В условиях идеологического коллапса и экономического кризиса сравнение в принципе не могло быть в пользу стран социализма. Социальная температура повсеместно повышалась до критических значений.
Проведенный в 2009-м социологическим институтом Ipsos (ФРГ) опрос показал, что каждый седьмой немец оценивает падение Берлинской стены негативно…
Непосредственным же началом «бархатных революций» стал отказ Горбачева задействовать советские войска, размещенные в большинстве стран Восточной Европы, для стабилизации режимов, озвученный им на Политбюро СЕПГ 7 октября 1989 года. Весть об этом разлетелась мгновенно, и в тот же вечер на берлинские улицы вышли демонстранты, которые скандировали: «Горби, помоги!» Главным врагом окончательно стали собственные элиты. Месяц нараставших уличных протестов — и уже 9 ноября была разрушена Берлинская стена, разделявшая Западный и Восточный Берлин. Дальнейшее развитие событий фактически предопределилось: уличные протесты стали повсеместными.
Матрица раскачивания толпы везде была примерно одной и той же. Это обвинения власти в полной некомпетентности и коррумпированности, стигматизация советской идеологии, наклеивание ярлыка коммунистической диктатуры, снос памятников, слухи о гибели демонстрантов.
Кстати, зачастую такие слухи не подтверждались, но разгоряченные демонстранты правде уже не верили. Это логично: толпа как социальное образование представляет собой расколотый субъект, где эмоциональная составляющая переживается толпой, а право думать и озвучивать, что правда, а что нет, делегировано лидеру.
Вопрос раскачки толпы всегда сводится к повышению эмоционального градуса, чтобы не давать ей «остыть» и начать думать самостоятельно.
…а 30 лет назад, осенью 1989-го, в Берлине царила по этому поводу немыслимая эйфория.
«Власть без власти»
Примечательно, что прежним элитам нигде не удалось удержать власть. «Реформаторы», сдавшие власть, предсказуемо проиграли на ближайших выборах, и далеко не последнюю роль в этом сыграло западное финансирование местных националистов.
Инвестор, вкладывающийся в выборы, рассматривает их как инвестицию, которая должна окупиться, желательно с хорошей прибылью. Поэтому последние, придя к власти, первым же делом провели приватизацию, за бесценок распродав западному капиталу модернизированные и вновь построенные СССР предприятия, что, собственно, и было ставкой Запада в «бархатных революциях».
Позднейший анализ показал, что Запад стал собственником в ряде случаев до 90 процентов активов стран Восточной Европы, по сути, получив в свои руки их экономический суверенитет.
Таким образом, новые националистические правительства оказались «властью без власти»: отвечать за социальный менеджмент в условиях, когда ключевые ресурсы контролируются не ими, значит объяснять, почему стало плохо, без возможности что‑либо реально сделать.
Были свернуты социальные программы, а для пущей надежности экономический контроль над Восточной Европой дополнился силовым: все восточноевропейские страны вступили в НАТО. Логичным образом национализм, провозглашающий приоритет собственной нации, стал самым надежным способом распродажи фактического суверенитета. «Доктрина Вильсона», простая и логичная, опять сработала.
Как-то давненько, когда еще Горбачев с бандой проводили свою ебанутую антиалкогольную кампанию, по нашим городам и сёлам катались силовики в спецмашинах, отлавливали пьяниц и оформляли. Кого в трезвяк, кому просто штраф, а буйных на сутки и на доску позора. Но, как это было принято в стране бухих медведей, эту хоть и спорную, но благородную идею извратили и превратили в прибыльный бизнес. Хватали, особенно по вечерам, буквально ВСЕХ! Для задержания гражданину не нужно было быть пьяным, достаточно было запаха от кружки пива/бокала вина/рюмки водки. Просто сам факт употребления считался достаточным основанием. Более того, попадали под раздачу даже трезвенники, которым, в зависимости от степени наглости наряда, приходилось определенное время выдерживать прессинг, пока ментам не надоест, и они не выкинут ЗОЖника из машины. В общем, беспредел процветал, народ находился в перманентном ахуе, по вечерам стало безлюдно, а самые отважные ходили тайными тропами, что все равно не давало гарантии не быть упакованным.
В тот торжественный субботний вечер наш герой из ГАИ, назовем его условно Олегом, откровенно скучал с напарником ментом в засаде напротив безлюдного кабака. Несознательный народ злостно бухал дома с фигами в карманах и пополнять казну своими кровными ни разу не собирался. И тут опаньки, клюнуло! К кабаку резво подрулил желтый москвич. С водительского места вылез элегантный мужичок в пинжаке, открыл пассажирскую дверь, и повел не менее элегантную даму в ресторан. Олег схватился за бинокль. Джек пот, еба! Графинчик водочки перед мужичком стремительно опустевал, поэтому действовать страж правопорядка решил жестко и стремительно. Чтобы пьяница не вдарил по съебкам, что в те времена случалось регулярно, Олежка стравил из всех колес машины воздух и спрятался за углом. Смеркалось. Через некоторое время герой услышал звук открываемых дверей машины и выскочил из засады.
- Сюрпрайз, мазафака! Старший лейтенант Циперович. Предъявите документики! - начал он за здравие и внезапно умолк, озадаченно уставившись на протягивающую документы трезвую даму за рулём и на прилично поддатого мужичка, задумчиво смотревшего на пустые колеса. Плюс к тому оказалось, что на радостях от потенциальной поимки преступника, Олег не удосужился посмотреть на номера москвича, которые оказались польскими. Ситуация начала неприятно пованивать. Мужичок, которого назовем условно Юзеф Грабовски, с нехарактерным для вспыльчивых поляков спокойствием открыл багажник, достал обычный двуручный насос и вручил бедолаге. - Проше, пан офицер, помпуй, - Юзеф, криво улыбаясь предложил пану офицеру мирно урегулировать назревающий конфликт и давление в шинах. Олегу качать все четыре колеса не хотелось, поэтому он предложил свой вариант - напарник сгоняет за ЗИЛом с компрессором на борту, и за пару минут все будет в шоколаде, но поддатый Грабовски оказался принципиальным гадом. - Пан офицер, помпуй, курва, - уже без "проше" и с нажимом повысил голос вредный поляк.
- А не охуел ли ты таким тоном с представителем власти разговаривать!? - хотел было вспылить товарищ старший лейтенант, но тут в разговор вмешалась дама, хорошо владеющая русским языком. Она с ледяным спокойствием объяснила Олегу, что у него есть два путя: 1. Либо накачиваешь руками все колеса без посторонней помощи и не бздишь, сука, а потом приносишь извинения с пожеланием счастливого пути. 2. Либо идём в кабак, звоним оттуда в посольство, а оттуда по не очень длинной цепочке звонков, твоему командованию таких пропиздонов накладут, что лучше даже не представлять, что оно сделает потом сделает с тобой...
Олег потом перевёлся служить в другой район, но слава следовала за ним и не отпускала героя аж до самой смерти. Ибо нехуй.