Праздники я с детства не любил из-за обязанности радоваться, а это трудно, когда причин для этого нет. Наверное, это и навело на рассуждения о том, зачем люди изо всех сил тужатся радоваться в определенные даты.
Самым запомнившимся мне праздником была встреча нового 1999 года. Работал я тогда в фирме под названием «Протект». Коллектив там был небольшой – человек пятнадцать. Пятеро квалифицированных рабочих делали стальные двери, а остальная шелупонь, вроде меня делала что придется – решетки, заборы, перила, кладбищенские скамейки, все, что можно сделать из металла. Состав шелупони постоянно обновлялся – платили очень мало и нерегулярно. Годом раньше директор – Жора поздравил только пятерых постоянных одеколоном, бутылкой алкоголя и прочей чепухой, а остальным сказал, что не оправдали вы пока моего доверия и потому подарка пока не заслужили.
-Сосите! – засмеялся водитель, которого все кликали Насос, за его способность поглощать алкоголь в любых количествах.
-Первым будет сосать наш Насос! – ответил ему кто-то.
Но накануне наступления девяносто девятого года Жора всем преподнес по бутылке самого дешевого газированного вина и коробке конфет. Но застолье не клеилось. Все молча переливали в желудок водку из одноразовых стаканчиков, скупо комментировали свою работу и поглядывали на часы.
-Чего вы все приуныли! – решил разрядить обстановку Владимир Вольфович Евдаков, который занимался монтажом стальных дверей. – Жора, помнишь, как мы квасили, пять лет назад, когда все только начиналось! Как Березкин для камина доски ногами ломал, а Насос руками попробовал…
-А я головой, - вставил Жора и погладил себя по широкой лысине.
-Да… «Абсолют» ты тогда отказался пить, «калоши» хлебнул стакан, как в старое доброе время, когда ты токарем работал. Забор тогда снес, а Янка с Саней у тебя ключи от машины хитростью выманили и на проходную отдали.
Пронзительный взгляд Жоры похожего на молодого Ленина стал мечтательным. Рука полезла во внутренний карман куртки, где лежали два кошелька – один пустой, который он показывал своим подданным, унижено просящим заработанные деньги, а другой полный на всякие непредвиденные обстоятельства.
-Чернецов! – кликнул он меня и я подскочил к нему и вытянулся по стойке смирно, заворожено следя за его рукой отсчитывающей крупные купюры. – Купишь, значит, водки хорошей ящик…
-Жора! – встал, раздувая щеки, и, поигрывая вставными зубами Юрий Васильевич бывший театральный актер, слесарь инструментальщик, ветеран завода, а в то время просто разнорабочий пьющий горькую. – Не стоит кидать деньги на ветер! Лучше сделай подарок своему сыну, жене и дочери! Зачем спаивать народ?
Жорина рука мгновенно спрятала кошелек с деньгами. Предложить выдать людям зарплату Юрий Васильевич, конечно, не решился, хоть и напился в стельку с раннего утра. Видимо к вечеру у него начался похмельный синдром с угрызениями совести и клятвами самому себе и окружающим завязать с пьянством на всю оставшуюся жизнь. Шепотом матерясь, Евдаков засобирался домой. Когда допили пару булок паленой, за ним последовали и остальные. Коллектив парами разошелся по разным наливайкам вблизи завода.
-Спайки в коллективе нет… - задумчиво произнес Игорь – работавший когда-то жестянщиком на РАФе, потягивая пиво. – Этот артист больших и малых театров вылез, блинкер! Шел бы себе домой, если с утра нажрался! Не поели мы сегодня свининки, как сказал Бармалей. Ты, Эжен, как собираешься встречать новый год?
-Да меня бывший однокурсник на дачу к себе приглашал. Может, вместе поедем? У его предков дача в Саулкрастах, от моря пятнадцать минут ходьбы…
-Ехать зайцем далеко, в электричках контры наверное полно. Ну и ты меня знаешь, я человек нежный, чувствительный, незнакомых людей не люблю. Поедем лучше на Зас, у меня там рафовский коллега живет – Александр Зенонович, сосед у него есть – Островский Юрис Наполеонович с ними скучно не будет, особенно тебе. Интиллигентнейшие люди! Давай еще по пивку и поедем.
Выпили мы не по одному пивку, а гораздо больше, точнее - сбились со счета. После чего купили в магазине по двухлитровому баллону пива и ввалились в электричку, чтобы добраться до одного из микрорайонов рижского Задвинья под названием Засулаукс. В ларьке у железнодорожной станции мы приобрели еще десять двухлитровых баллонов с пивом, пельменей, супов «Роллтон» и блок сигарет «Гарлем» которые были коричневого цвета.
Александр Зенонович мне сразу не понравился, но обосновать свою неприязнь я ничем не мог и потому старался показать обратное. Жил бывший коллега моего друга в двушке блочной хрущевки, не работал, за квартиру не платил и потому на всех кранах в квартире были сорванные пломбы. Вместе с ним жил Лысый, которого он за глаза называл Даун – бывший коррумпированный мент сбежавший к другу от жены с тещей, у него было несколько автостоянок, с которых он постоянно получал дивиденды, которые и пропивал с Зенонычем. К новому году они готовились основательно, не смотря на длившийся долго запой. Они нарядили елочку, протянули гирлянды, поставили на стол фарфоровую посуду, на которой были и салаты и курица и гороховый суп. Была даже белая скатерка. Игорек похвалил их, как будто они были его воспитанники и принудил меня играть в шахматы с Саней, неизвестно зачем соврав, что я мастер этого вида спорта. Я был настолько пьян, что путал фигуры и иногда просто ходил рюмкой с водкой или стаканом с пивом, да и играть я толком тогда не умел.
Наутро я долго не мог понять, где я нахожусь. Оглядевшись, поворочавшсь, понял, что лежу поперек дивана в ногах у какой-то голой женщины и ехидно улыбавшегося мне очкарика. Зеноныч на второй день не понравился еще больше. Из кухни доносился знакомый бас Игоря, на который я и пошел.
-Опохмеляйтесь! – сказал он и влил в меня стакан отвратительной водки, а потом запихал подаренные шефом шоколадные конфеты, которые я с детства не любил. – Эугениус, разреши представить тебе этого человека! Это профессиональный телохранитель. А это Элла – она ненадолго приехала из Израиля в наше захолустье…
Лицо девицы в драных колготках под джинсами и рычащего мужика с красными глазами на выкате безобразно искажались выпитой водкой, а может быть и были такими ужасными. Заиграла музыка и две незнакомых девицы за ворот потащили мое тело танцевать, требуя, чтоб я еще и пел, как упоительны в России вечера. Они очень возмутились, когда я протянул, как отвратительны эти вечера с балами, лакеями, юнкерами и хрустом французской булки. Пиво, купленное нами, было выпито, продукты поедены. От курицы на столе остались только тщательно обглоданные кости. Но в фарфоровой посудине был гороховый суп, который я и начал есть поварешкой, впервые в жизни я ел гороховый суп с удовольствием.
-Так! – взревел Игорек. – Регламентировка такая… Сейчас едем по домам, берем бабуины, едем на центральный рынок, затариваемся продуктами питания, алкоголем и возвращаемся сюда ровно в шесть вечера… Эугениус, ты какой-то мутный. Не вижу радости в твоих глазах. Праздник же на дворе! У тебя точно дома деньги есть? Берем по пятнадцать латей, не больше. В новом году тоже надо на что-то жить.
Игорь жил на Московском форштадте, в десяти минутах ходьбы от вокзала, а я на Красной Двине, до которой от центра на электричке двадцать минут или сорок на других видах транспорта, потому на вокзале нам предстояло расстаться и встретится в четыре вечера. Все бы ничего, но мы пока, ждали электричку на Засе основательно нагрузились в пивной, познакомились там с какой-то женщиной средних лет, лица которой я не помню, только сверкавший у неё во рту золотой зуб мне запомнился. Игорь говорил, что они была ужасна.
-Было конечно!
-Врешь! Не надо сейчас. В первый раз должно быть все по человечески, а не по свинячьи, в луже, с незнакомой… со мной. Первый опыт очень много значит. Ты не дуйся. Пошли.
Друга своего я дома не застал. Его брат присвистнул, оглядев меня и мою новую приятельницу. К башне вокзальных часов мы явились на час раньше. Я забыл, в какое время мы с Игорем договорились встретиться.
-В три, - сказала женщина. – Пятнадцать минут еще можно подождать, а потом можно ко мне ехать. Кинул он тебя. Мне он сразу не понравился. Ты его давно знаешь?
-Да мы уже полгода вместе работаем. Он человек пунктуальный.
-У него же жена с ребенком дома!
-Ребенка он к бабушке отправил, а жена с подругами всегда отмечает, они уже давно живут чисто номинально.
-Да нет его! Заснул, наверное. Я точно помню, что вы на три договаривались.
-Да не может быть, чтоб он так поступил.
-Но мог же он просто вырубиться, не то, что тебя прокинуть, а заснуть!
-Мог, конечно, бывало такое. Пошли тогда к нему домой зайдем.
Дома Игоря мы не застали, потом решили поискать в электричке, которая неожиданно для нас тронулась и довезла до Засулаукса. Чудом я нашел квартиру Зеноныча. Женщине велел подождать внизу. На пороге стоял Лысый и вроде как не узнал меня. Я спросил его, нет ли тут Игоря. Он сказал, что никакого Игоря не знает. Сообразив, что меня там не хотят видеть, я пошел с дождавшейся меня женщиной в станционный пивбар. Бармену я там сразу не понравился, он кинул в мою кружку окурок, а когда я его обнаружил и попросил налить новуюу, он начал орать, что я на него гоню волну. Моя спутница встряла между нами, бармен вытащил окурок из моей кружки в знак примирения.
-Пошли отсюда, - уговаривала она меня. – Давай возьмем бутылку, тортик, посидим у меня… Мои предки в другой комнате будут. Ты не бойся…
За наш стол сели старухи борохольщицы, начали предлагать всякую дребедень от пластмассовых елочек, до шелковых халатов. Подсел еще какой-то кореец, угощавший всех клюквенной водкой.
-Хорошая, - сказал я, угостившись. – Где брал?
-Тут, - ответил кореец, показывая пальцем в окно. – Рядом совсем и дешевая очень.
-Можешь меня проводить, я тебя тоже угощу.
Кореец ,с трудом говоривший на русском и сильно пьяный довел меня до подъезда, сказал, что точка секретная и незнакомому там даже не откроют, потому я должен дать ему деньги, а он возьмет. Немного подумав, я протянул ему пятерку. Взяв деньги, он немного поднялся и завалился. Я долго его тормошил и не знал, что делать дальше, кое-как дотащил обратно в пивную и только там вспомнил про пятерку. Очнувшийся в пивной иностранец сказал, что никакой пятерки от меня не брал. Бармен предложил мне выяснить отношения на свежем воздухе.
-Извинись и пошли отсюда скорее! – сказала женщина с золотым зубом.
-Сначала я свою пятерку верну, надо только им объяснить…
-Хрен с ним, с пятеркой! Тебе сейчас морду просто набьют.
-Но я же прав!
Вместе с барменом вышли двое парней, которые взяли меня за руки, хорошенько треснули о фонарный столб головой, после чего бармен еще немного размялся и решил меня сдать проходящему мимо полицаю. К перрону подъехала электричка, с шипением открылись её двери. Державшие меня ребята отвлеклись. Я не хотел провести новогоднюю ночь в кутузке и потому вырвался и припустил к открытым дверям электрички. В вагоне я понял, что на этом поезде я без пересадки в центре доеду до родной Красной Двины. После встряски в голове немного прояснилось. Я почувствовал, что на мне мокрая и грязная одежда, что я голодный и невыспавшийся и сейчас оказаться в тепле, постоять под горячим душем, поесть и лечь спать будет для меня настоящим радостным праздником. С этими мыслями я и уснул.
Разбудили меня машинисты, светя фонарем в лицо, спрашивая, билет. В вагоне было темно, я не сразу понял, что происходит. Только на перроне, я понял, что проспал свою станцию и доехал до Саулкрасты – пятьдесят км от Риги. Обратный транспорт шел только утром. И тут я вспомнил про однокурсника и его дачу. От станции идти было далеко по лесу, да и дорогу я помнил смутно, был там один раз да и то пьяный в стельку, но дачу я все равно нашел. Никого там не было. В дачных поселках делали салюты, на которые я поглядывал с тоской.
-Какого черта я вообще поперся с Игорьком в пивбар? – взвыл я в отчаянии. – Поехал бы лучше домой, сидел бы уставившись в телевизор показывающий какую-то ерунду, ел бы салат, пил газировку…
Добравшись до станции, я окоченел. Тупо смотрел в расписание поездов в зале ожидания, где на лавке дремал вонючий бомж. Билетерша смотрела на нас осуждающе. Порывшись в карманах, я нашел два с половиной лата. На пятьдесят сантимов купил обратный билет и спросил у тучной угрюмой латышки, могу ли я растопить печку.
-Вы что тут, ночевать собираетесь?
-Если вы не против, то да. Не мерзнуть же на улице.
-Сейчас новый год и все должны быть со своими любимыми! – строго сказала она.
-Значит, вы и тот господин и есть мои любимые. Так печку можно растопить?
-Ладно, топите. Вы весь мокрый. Дрова в сарае. Вот бумага.
Когда в печке затрещал огонь. Бомж подсел поближе и предложил сигарету. Я опять подошел к билетерше и спросил, где можно купить что-то поесть и выпить. Она сначала сухо ответила, что все магазины в округе закрыты, но потом протянула початую бутылку болгарского сухого вина, пол батона хлеба и бутылку минералки, приняв от меня последнюю блестящую монету. В двенадцать ночи мы чокнулись пластиковыми стаканчиками, выпили вина, закусили его хлебом, запили минералкой.
-Хороший праздник получился! – сказал бомж, когда мы вышли с ним на воздух покурить. – В прошлом году совсем плохо было. Эх, не доводит эта водка до добра, но и без неё скучно. Вспоминаю, вот, как при советах жил. Все вроде было и работа, и квартира, и жена с детьми, но радость была какая-то ненастоящая, а сегодня все получилось. Спасибо тебе, парень!
Я присел у печки и заснул, утром билетерша меня растолкала и я помчался домой первой электричкой. Самочувствие было ужасным, но никаких переживаний по поводу неудачно проведенного праздника не было, только радость от того, что я сейчас помоюсь, переоденусь, поем и залезу в постель.
Как выяснилось потом, мой однокурсник в ту ночь работал, рыл траншею в мерзлой почве, а Игорь еще пару дней пил с Зенонычем и после этого неделю лежал дома больной. В апреле он снова потащил меня в гости к своему другу. Лысый лежал под осыпавшейся елкой и утверждал, что на ней сидит русалка, которой выболтал все свои секреты. На столе стоял все тот же немытый фарфор. Изрядно запылившиеся гирлянды все еще висели под потолком. Еще через месяц Саню выселили из квартиры за неплатежи, а Лысый с поджатым хвостом вернулся к жене и теще, потеряв все свои стоянки.