… а конкретно – об учителях. Тут как-то был пост с обидой на учителя, и пост этот вызвал много откликов, комментаторы вспоминали, как их незаслуженно обижали учителя, и эти обиды сохранились до сих пор, хотя прошло уже много лет. Я в обсуждении не участвовал, поскольку не мог вспомнить какой-либо случай, когда меня обидел учитель. Но зато помню двух учителей, к которым у меня до сих пор чувство благодарности. О них и хочу рассказать.
Моей первой учительницей была Александра Яковлевна. Учила она меня в 1954-1958 г.г. Пожалуй, это был классический тип учителя: высокая, сухощавая, прямая, лет сорока (по нашим детским понятиям – старая, моей матери, например, в 1954 г. было 27), говорила четким, ровным голосом (не помню, чтобы она на что-то или на кого-то раздражалась и повышала голос). Конфликтов между ней и каким-либо учеником на уроке не было, хотя мы не были ангелами во плоти. Но и время, в отличие от нынешнего, было иным: авторитет учителей в глазах наших родителей был высок, и в нашей плохой успеваемости родители винили нас, а не учителей.
Александра Яковлевна именно обучала, а не оказывала услугу по обучению, как это можно слышать от многих нынешних учителей. Терпеливо объясняла, оставалась после уроков с отстающими для дополнительных занятий. Был у нее один недостаток, связанный, думаю, с возрастом: она иногда уроки физкультуры заменяла занятиями в классе, говоря, что мы вместо зарядки для тела займемся зарядкой для ума, и мы занимались устным счетом – в уме складывали, вычитали, умножали и делили числа, задаваемые ею, а хотелось побегать, попрыгать, побеситься. Пользу практики считать в уме я оценил позже, во взрослой профессиональной жизни. А когда появились и стали обыденными карманные калькуляторы, меня удивляли ситуации, в которых молодые люди, вчерашние школьники, простые арифметические действия выполняли не в уме, а на калькуляторе, причем медленнее, чем я просчитывал в уме.
За четыре года начальной школы никто из учеников не отсеялся по неуспеваемости, да и вообще понятие «двоечник» в классе применить было не к кому. Заложенный в нас базис знаний, умений и отношения к учебе в дальнейшем помогал и в школе, и в вузах, куда многие из нас поступили после школы. Спасибо Вам, Александра Яковлевна!
А в середине 80-х позвонила мне бывшая одноклассница, сообщила, что Александре Яковлевне на днях исполнится 70 лет, и она (одноклассница) собирается послать ей поздравительную телеграмму, и не буду ли я против, если в телеграмме напишет и мою фамилию. Я был против, поскольку посчитал, что две телеграммы с одной подписью лучше, чем одна с двумя. В юбилейный день сходил на почту, написал поздравление и подписался «Ваш ученик 1954-1958 г.г. <имярек>». Когда отдавал телеграмму приемщице, женщине пенсионного возраста, она прочитала текст и аж засветилась. Сказала, что она бывшая учительница, и такая телеграмма дорогого стоит. А когда приехал погостить в родительский дом, мать рассказала, что Александра Яковлевна, получив две телеграммы, была весьма обрадована и тронута и восприняла это как свидетельство, что не зря прожила свою жизнь. Не зря, Александра Яковлевна, не зря!
Вторым учителем, которого я вспоминаю с благодарностью до сих пор, был Андрей Петрович, математик и наш классный руководитель в 5-8 классах (школа была восьмилеткой). Он бывший фронтовик, командовал артиллерийской батареей, награжден орденом Красной Звезды, был серьезно контужен. Контузия на умственных способностях не сказалась, но вспыльчивость у него была несколько повышенной, хотя и успокаивался он быстро. Как-то один из моих соучеников во время урока вертелся и разговаривал, не реагируя на замечания учителя, и рассерженный Андрей Петрович взял его за шкирку и понес к вешалке, чтобы подвесить на крючок. Пока нес, оба передумали: ученик – шкодить, а Андрей Петрович – вешать (хотя, конечно же, не подвесил бы).
Андрей Петрович любил и нас, и свой предмет. Наш класс ему пришелся по душе, как-то в минуту откровенности он сказал нам, что у него был только один такой же класс – первый в его учительской работе класс, который он вел, вернувшись с фронта. Андрей Петрович, по его словам, тогда не сильно отличался от своих учеников: и сам был молод, и ученики тяжелых военных лет взрослели быстро. Он не только их обучал, но и проводил с ними свободное время – играл в прятки и прочие игры, каковых в наше время было немало.
А как преподавателю математики Андрею Петровичу равных я не встречал. Объяснял он просто и наглядно, особенно по геометрии. Он разработал массу наглядных пособий на основе складных картонных плакатов. Доказательство теоремы, например, теоремы о равенстве треугольников, наглядно сводилось к тому, что Андрей Петрович показывал нам плакат с двумя треугольниками, у которых что-то было одинаковым (какие-то стороны или углы), потом складывал плакат, и треугольники накладывались друг на друга, полностью совпадая (уже во взрослой жизни я прочитал, как Пифагор обучал геометрии своих учеников, рисуя им картинки, и увидел некоторые параллели с методом Андрея Петровича). Андрей Петрович к изготовлению этих пособий привлек девчонок нашего класса, и как-то однажды я в передаче местного радио услышал рассказ и о нем, и его пособиях, и фамилии девчонок, которые ему помогали рисовать и клеить пособия.
Мы попали под хрущевскую реорганизацию школьного образования, когда ввели производственное обучение, 11-й класс, а неполное образование из семилетнего стало восьмилетним. В восьмом классе у нас добавилось учеников из школ (в основном сельских), которые не успели стать восьмилетками. И вот тогда мы увидели разницу в математической подготовке нас и новых учеников. Андрей Петрович для начального знакомства вызвал к доске новую ученицу с отличной оценкой за седьмой класс, выделил ей половину доски, а ко второй половине поставил нашего троечника, Стал давать им одинаковые задания, и оказалось, что уровень знаний у них примерно равный.
Андрей Петрович хорошо знал наших родителей, и нас воспитывали совместными усилиями. Уже много позже, когда мы вошли во взрослую жизнь, а Андрей Петрович ушел на пенсию, он, встречая мою мать, всегда интересовался моей жизнью и радовался моим успехам. И, по словам бывших одноклассников, я не был исключением.
Иногда мы обижались и ворчали по поводу строгостей Андрея Петровича, а он действительно бывал и строг, и требователен. Он, видя это, говорил нам неоднократно: «Вы сейчас обижаетесь, но станете взрослыми и не раз вспомните меня добрым словом». И действительно, учась в вузе и в дальнейшей профессиональной деятельности я не раз добрым словом поминал Андрея Петровича. Вспомнил и сейчас благодарной памятью.