ПАДДЛСТОРМ. КТО ТАКОЙ ХЬЮ КЭРНОУЛ. (Written by Disk D/ Voiceover Necrophos) КРИПИ ВЕСТЕРН
Порой для победы над ужасом нужна вера. И плевать во что. Главное искренняя и оживлённая прожитой болью. И тогда возможно только она одна окажется сильнее веры сотен добропорядочных прихожан этого городка на крайнем западе - Паддлсторма. Давно заброшенного городка.
Но сейчас я расскажу вам, с чего всё началось. И кто такой Хью Кэрноул, вечный слуга Кольта и Дэниелса. Дайте только смочить горло. Виски? Да, самое то. Ну что, сэр. Приготовьтесь услышать самую жуткую странность на всем диком западе.
Случилось это в Паддлсторме - вы такого городка знать не можете, его уж лет десять как нет на этом свете. В общем-то история эта не о том, как добропорядочный город стал городом-призраком; просто потом все разъехались - дело неудивительное; город этот, в итоге, и пяти лет не простоял толком. Собственно, о чем я. История это будет страшная и чудная, но, уж поверьте, все именно так и было, я сам все это видел.
Вы в Господа нашего веруете? Не спешите отвечать, послушайте сперва все, что я расскажу. Хью Кэрнуол - вот кто был настоящий безбожник, можете мне поверить. За всю жизнь он и полдюжины раз не бывал в церкви, разве что на собственной свадьбе да святой Пасхе, и то только в Паддлсторме и только потому, что его приводила миссис Кэрнуол. Таких, как Кэтрин Кэрнуол, надобно поискать еще на грешном Западе, вот что я вам скажу. Не знаю уж, чего ради сошлась она с Хью, но такая, как она, могла привести его за руку не то что в церковь, а в самый Рай Господень.
Чем ее взял Кэрнуол, для меня и сейчас загадка. Не богатством - не скопил он много, на ранчо едва хватило; красивым его не назвала бы ни одна девушка, а уж что насчет молодости - это и вовсе курам на смех. Разве что прошлой славой? Хью Кэрнуол.... да вы не слыхали о Кэрнуоле - подумать только! Вот она, слава - двадцать лет долой, и поминай как звали... Кэрнуол был лучшим стрелком отсюда и до самых чертовых гор. Не знаю, кто мог бы с ним потягаться, нет, не знаю. Все, кто видел его в деле и мог говорить после этого, все, как один, утверждали - не может человек так стрелять. Попасть в подброшенную булавку с сорока шагов для него было так же просто, как вам сейчас взять вот этот стакан, а смелости - нет, не этой тупости, которую нынче зовут смелостью, а трезвого расчета - ему хватало на то, чтобы сразиться одному против дюжины и выйти без царапинки, разве что в чужой крови ботинки испачкать. Вы сейчас и не слыхали о нем, а блаженные двадцать лет назад - чертово время загоняет лошадь! - двадцать лет назад "ганфайтер Хью Кэрнуол" звучало приговором.
Немало он поездил по Западу, а вздумай он отмечать убитых им хотя бы палочками на коре дерева, то дерево давно бы без коры осталось. Когда же ему стукнуло полвека, Кэрнуол - не знаю, отчего уж так, - решил отойти от своего ремесла и осесть на одном месте. Он купил небольшое ранчо милях в пяти от Паддлсторма - почему именно тут? Дело, верно, в том, что шериф Паддлсторма, Дэн Митчелл, мог похвастать старой дружбой с ганфайтером Кэрнуолом, - вот Хью и перебрался на это ранчо вместе с Кэтрин. Кэтрин тоже не была девчонкой на то время - может, они давно уже знали друг друга, так не скажу. Но что же за красавицей была эта Кэтрин в свои двадцать семь - и какой же она могла быть лет в семнадцать! Сущий ангел. Да будь у нее хоть горб и ни единого зуба, она все равно была бы ангелом, помяните мое слово - таких кротких женщин я отродясь не видывал. Моя-то Мэл, упокой Господь ее душу, - или уж тут к дьяволу надо обращаться, не знаю толком, - моя-то Мэл, не к ночи, говорю, будь помянута, больше смахивала на разъяренную горную кошку. Видите этот шрам, сэр - вот этот? Клянусь моим целым глазом, эта мегера хватила меня доской, в мгновение ока выдернутой из ломаного сарая - я и оглянуться не успел, - хотя, пожалуй, трезвого взгляда на тот момент у меня быть и не могло... опять я отвлекся, что ты будешь делать! Так вот, Кэрнуолы. Такая только, как Кэтрин, и могла жить рядом со старым Хью. Да что тут говорить! Как они приехали, Кэрнуол взял и отнес шерифу свои револьверы - так уж они с Кэтрин уговорились. Впредь брал только ружье, и то разве что в крайнем случае, поохотиться или еще что. Но, понимаете, как бы то ни было, если мужчина всю жизнь проработал на мистера Кольта да мистера Дэниэлса, жить как прочие ему будет трудно. Городской дурачок кинул в него как-то со спины орехом - так видели бы вы, что за пируэт исполнил Хью! Несчастный орех просвистел в дюйме от его спины, когда он развернулся, - собственными глазами, тогда еще двумя, я видел это, - а у Хью-то глаза были прикрыты, словно слушать ему было больше нужно, чем смотреть; и вот в тот миг, пока он разворачивался, пропуская мимо чертов орех, левая и правая руки, черт меня дери, одновременно скользнули к поясу - да с такой скоростью, что, держу пари, и паровоз бы его не обогнал. Вся чертова улица застыла, как один человек - да на поясе у него ничего не было. И вот все застыли, даже бедняга Джим, дурачок-то, а Хью все стоял с закрытыми глазами, касаясь ремня кончиками пальцев, и ничегошеньки больше не делал. Тогда Кэтрин просто взяла его под руку и сказала что-то тихо и ласково, будто птичка, и он словно отмер, и все пошло своим чередом.
Вот что за женщина была эта Кэтрин. Ну и представьте только, что сталось с Хью, когда она отдала Богу душу.
Но это я что-то тороплюсь. Дайте-ка еще смочить горло.
Хью Кэрнуол был безбожником - и не чтобы, знаете, любитель божиться, или, упаси Господь, грабить церкви - просто не верил он ни во что. Молча и честно, никому того не навязывая. И прежде, чем проклинать его, вы поживите так, как он жизнь прожил, - тогда посмотрю я на вас. И Кэтрин, набожная, но мудрая женщина, никогда не таскала его в церковь - он довозил ее до города и ждал у входа или еще что. Редко-редко заходил внутрь, разве чтобы ей было приятно. Перед самым тем, когда все и началось, он стал заходить внутрь все чаще - может, и стало бы что, но вот - не вышло.
Тогдашний наш священник, преподобный Делл, так себе был человек. Местами последний даже мерзавец. Но все же пути господни неисповедимы; стало быть, нужен был на что-то патер Делл, лживый пьянчужка. Кэрнуол его не терпел. Но именно он внушал тогда всем: если вы не поверите искренне, вы не спасетесь, ничего от него не спасет, просто тыкать распятием или класть кресты, или читать молитву бессмысленно - надо верить в то, что ты делаешь. Ей-Богу, это была единственная правда, которую я услышал от него за все время, пока его знал.
А началось-то все с того, что дошли до Паддлсторма вести - на джонсоновом ранчо неладное творится. Джонсона у нас все знали, хороший был ранчер, упокой их всех Господь, жена да четверо детей - старшему двадцать, отцу первый помощник, младшенькой, девочке, четыре года; да, к тому же, с два десятка человек работников у него было, да порядочно голов скота. И вот на этих-то самых коров набрел ковбой Том Эллиот по кличке Безголовый, дурашный малый, между нами; он и ехал-то к Джонсону наниматься, а тут, понимаете, коровы - все чертово стадо, которое бы ему, если дело бы сладилось, стеречь, все до единой скотины - лежит посреди прерии, дохлое, как кусок мяса. Хорошенько полежавшего на солнце мяса, доложу я вам.
В общем, Безголовый Том прибыл в город, нахлестывая лошадь, около полудня, с безумным взглядом и трясущимися руками; Мэгги потом клялась, что на площади он осадил коня, словно колеблясь, куда бы ему - к шерифу или к церкви; но все же поехал к шерифу.
Два часа спустя всем стало известно, что ранчо Джонсона мертво. Мертв сам Тед Джонсон, мертва его жена, мертвы все дети - даже четырехлетняя крошка! - мертвы все их работники. Мертв весь скот. Мертва цепная псина во дворе. Безголовый Том отказался наотрез - ка-те-го-ри-чес-ки! - поехать вместе с шерифом и его ребятами да теми из горожан, кого они взяли с собой. Честно сказать, ему и не сразу поверили - уж больно странные вещи он твердил, Безголовый Том, - да и, к тому же, Джонсона видали в городе как раз вчера, целого и невредимого.
Те, кто остался в городе, отпаивали Тома в баре - за счет заведения, разумеется, раз такое дело, тем более что внутрь набились ну просто все - и расспрашивали, и сошлись все в одном: Том, может, и безголовый, но такого выдумать не мог точно. Малый знай твердил посиневшими губами: "Мертвые, мертвые", - и не мог удержать в руках стакана, виски плескало на дрожащие пальцы.
Когда он отошел чуток и смог разговаривать нормально, то рассказал сперва про коров - что мол, лежали они рядками, как на бойне, - и что он порассматривал их немного, пытаясь понять, застрелили их, зарезали или, может, скот пал от болезни - да ничего там уже толком не разобрать было, признался он честно. Скот был мертв никак не меньше трех дней. Хотя, добавлял он задумчиво, грифы их вроде не тронули.
Немного струхнув, он прикрыл лицо платком - вдруг коровы пали от чего-то заразного? - и поскакал на ранчо Джонсона. У него и тогда уже, сказал он, нехорошо было на сердце, будто чувствовал, как оно выйдет.
Возле дома царила страшенная тишина - ни звука, ни ветерка. Том спешился, нерешительно повел в поводу лошадь. Лошадь Тома, не в пример хозяину, смышленое создание, и сам Том то знал и тем, пожалуй, даже гордился - так вот, эта самая томова Спич уперлась в землю всеми ногами и не дала приблизить себя к дому больше, чем на десять шагов. Ну хоть ты тресни, говорил Том. Но не ржала - ни звука, молчком, да и сам он, признался Том, говорил только шепотом. Там такое, объяснял он. Там по-другому вы бы тоже не стали. Ну, Безголовый Том перетрусил тут уже не на шутку, но все же, обмотавшись платком по самые глаза, шагнул к двери и постучался; тут-то и понял, что дверь не заперта. Постучавшись, для приличия, еще раз, он вошел.
Дальнейшее известно - все люди в доме были мертвы. Смерть застигла их будто абсолютно внезапно, как сердце остановило, и тоже дня три назад, никак не меньше. Семья сидела за столом - я уж не буду вам описывать совсем подробно, как Том, а то больно страшно, - а работники были во дворе, кто где, и тоже мертвые.
Да только вот что поразило его, добавлял Том, - еда-то на столе была совсем свежей.
Он признался, что подошел, замирая от ужаса, и тихонько, все косясь на старшего Джонсона, коснулся пальцем говядины в его тарелки - и та была еще теплой.
Тут во дворе что-то стукнуло - железом будто, сказал Том, вновь начиная дрожать, - и его из дома как ветром сдуло. Вихрем взлетел он на свою Спич и погнал в город - и лошадь была рада-радехонька скакать быстрее ветра!
Да все уж и без того поняли, что тут дело нечисто. Поднялся шум. Вперед вытолкали преподобного Делла - он с утра был в баре - и стали спрашивать, чего же он не поехал с шерифом; с преподобного же слетел всякий хмель да с середины рассказа тряслись коленки, но, надо отдать ему должное, он попытался успокоить горожан и, в качестве ближайшего средства, неуверенно предложил всем укрыться до возвращения шерифа и ребят в церкви.
Предложение было горячо одобрено всеми и, в первую очередь, Томом. Набрав оружия, мы всем городом засели в церкви, а преподобный щеколдой запер дверь, деловито вытащив на середину святой воды и распятие. Не знаю уж, помогли ли молитвы прийти в себя, - мне так не слишком, - только вот делу они не помогли ни на волос.
Из людей, что уехали с шерифом, вернулись пятеро, в том числе сам Митчелл. Как они сами признались, пустой город напугал их до чертиков - сами понимаете, что они боялись найти в домах, - но быстро смекнули все и помчались к церкви. Три из пяти лошадей пали прямо на площади, вот как они гнали.
Когда шериф сам положил щеколду с другой стороны двери и затянулся папиросой - и никто, ни единая женщина ничего не сказала! - он спросил только, не возвращались ли другие, те десять человек, что уехали с ними, - и тогда по церкви пронесся тихий стон, стон тех людей, жен и сестер и прочих, которые разом поняли, что их близкие уже не вернутся. И, знаете, никто ничего вновь не сказал шерифу, ни слова упрека; просто притихли и стали, сдерживая слезы, слушать.
Люди, вернувшиеся с Митчеллом, поспешили найти своих в толпе и стали рядом с ними; шериф один остался стоять спиной к двери, и говорил он тоже один, стараясь говорить очень быстро.
В прериях что-то изменилось - они поняли это, стоило им отъехать на восток от города. Воздух стал, - шериф помедлил, пытаясь подобрать слова, - плотнее, что ли. На небе не было ни облачка, светило солнце, как и утром, но его люди то и дело задирали головы, чтобы убедиться, что светло по-прежнему, что им только кажется, что цвета вокруг темнеют. Когда уже ясно был виден дом Джонсона, Томми Бринн вдруг вскинул руку, показывая на восток - там вилась пыль, будто от уходящих от дома во весь опор всадников.
Приглядевшись, Митчелл даже различил вроде бы лошадиные крупы и спины сидящих на них - минимум человек пять. Рассудив, что эти люди могут быть повинны в случившемся - в чем именно, они еще не знали, а верить Безголовому Тому они все же до конца не верили, - Бринн попросил отрядить с ним людей в погоню; а шериф и его пятерка, дескать, нагонит их после того, как заедет в дом. Мол, стоит задержать этих парней сначала, а уж потом шериф подъедет к ним, тепленьким, и предъявит все обвинения.
Митчелл не волновался за него - Бринн и те, кого он взял с собой, были отличными стрелками и умными ребятами, да, к тому же, их было вдвое больше. Ну, до тех пор не волновался, пока не вошел в дом Джонсона.
В нос им тотчас же ударила ужасная вонь, такая, что на глаза аж слезы навернулись. Остатки тел и вправду были возле стола - но телами их было назвать уже трудно. И это была уже не гниль, это было кое-что похуже.
Тут шериф сделал паузу и зажег вторую папиросу - не с первого раза, - осмотреть они смогли только стол, а во двор заглянуть не успели. Порыв ветра мазнул по правому локтю Митчелла, прикрытому рукавом пальто, и Билл Гленворт, все это время стоявший справа, в шаге от шерифа, вдруг пошатнулся и упал лицом вниз - Митчелл тотчас подскочил к нему, хватая за плечо, тряся, - но тот только забулькал что-то, и доски пола смочила какая-то черная вязкая дрянь, текущая из его рта. Митчелл и другие перепугались ни на шутку, но шериф, не робкого десятка старик, своих в беде никогда не бросал - и оттого не отпрыгнул, крестясь, а перевернул Билла на спину, выхватывая револьвер другой рукой и не переставая звать парня по имени. Видели бы вы, что сталось с лицом Билла, добавил тут шериф тихо и замолчал. Справившись с собой, он не стал рассказывать, что именно - вдова Гленворт стояла к нему сейчас ближе всех, - а просто добавил, что не пожалел для него пули. Выстрел прогремел на всю округу, и это словно сорвало что-то в воздухе - шквал налетел на дом, штормовой шквал, и все рванули обратно, к лошадям. Митчелл оглянулся только раз, уже с холма, и увидел ту пыль, что они приняли было за пыль от копыт коней убегавших преступников. И теперь-то он понял, что пыль эта не удалялась, а приближалась... и в ней никого не было.
"Уходим", - завершил свой рассказ Митчелл. - "Берем тех лошадей, что есть, легкие повозки, оружие, и уходим на запад, дальше от опасности. Никаких вещей".
Мысль его показалась не менее здравой, чем до этого - мысль об укрытии в церкви; бросать все никому не хотелось, но то, что ждало их, было ужаснее, и люди повалили вон, поспешно готовя лошадей и пытаясь не потерять детей в суматохе. Город погрузился в чистую панику; и сколько Митчелл не вопил, пытаясь упорядочить все это, сколько не бегал туда и сюда - он ничего не мог сделать, тем более один - все его люди были заняты сбором собственных семей.
Митчеллу собирать было некого, на всем белом свете у него не было никого, кроме значка и кольтов, и оттого-то, верно, именно он заметил повозку, мчащуюся с западной стороны; на всех парах она влетела в город, груженная то ли мешком, то ли тюком, лежащим отчего-то на сиденье, а стегал лошадей не кто иной, как Хью Кэрнуол, встав на козлах, крича что-то. Митчелл бросился к нему, размахивая шляпой, Хью заторомозил, спрыгнул почти на ходу, схватил шерифа за плечи, крича что-то о враче; Митчелл, в свою очередь, пытался рассказать ему о том, что произошло, но Кэрнуол выглядел абсолютно сумасшедшим. "Врача, врача!" - кричал он, таща Митчелла к своей повозке.
Тут-то Митчелл увидел, что лежало на сиденье. Он мгновенно оглянулся - никто не заметил еще, что Хью приехал в город, никто не заметил его повозки, - и, схватив под уздцы перепуганных взмыленных лошадей, он потащил их в тупичок рядом. Кэрнуол, вздумавший, видно, что его ведут наконец к врачу, быстро шел рядом и подгонял и лошадей, и друга.
В переулке же Митчелл как следует тряхнул Хью за плечи, влепил ему оплеуху и, крепко прижимая руки ему к телу, чтобы тот не натворил глупостей, быстро и ясно объяснил, что здесь творится - и, что важнее, что творится на ранчо Джонсона. И о том, что надо уходить - быстрее, как можно быстрее.
Кэрнуол перестал вырываться. Он тупо смотрел поверх плеча своего друга, на повозку и лежащий в ней груз; потом он тихо и односложно ответил на вопросы, что задал ему Митчелл - был ли ветер перед тем, как упала Кэтрин? Видел ли он пыль? Как быстро он добрался до города? И Митчелл стал втолковывать ему, что теперь им нельзя ехать не запад... только на север или на юг - два пути из четырех теперь перекрыты, и об этом нужно сказать людям как можно скорее, но про повозку и ее груз - молчать, иначе поднимется такая паника, которую уже нельзя будет успокоить, а это станет гибелью для всех. Митчелл сам уже, по правде, понимал, глядя на побледневшее лицо Кэрнуола, что тому нет дела ни до одного человека в городе, кроме того, что был в повозке, и прекрасно понимал же, что нельзя дать Корнуэлу ни дотронуться до тела в повозке, ни даже откинуть одеяло, что укрывало его любимую жену. Ну, то, что от нее осталось. И тут, понимаете, полоумный Джим, забравшийся в суматохе на крышу цирюльни, завопил что есть мочи: "Пыль! Пыль со всех сторон! Идет к городу!".
Вам, думаю, в Вавилоне бывать не случалось - в том, который древний, я имею в виду. Так вот, ручаюсь, я побывал в похожем месте, потому что то, что творилось в городе секунду спустя после его крика, по-другому описать никак нельзя. Митчелл взлетел на крышу цирюльни, едва не свалив лестницу, и увидел, что Джим не врал - чертова пылища окружила город кольцом едва ли в пару миль в поперечнике.
Через двадцать минут город утих - ни единого человека на улицах, ни единого звука. Все снова были внутри церкви. Все, как один, молились. Преподобный Делл, ручаюсь вам, никогда не был настолько в центре внимания - и никогда еще так не тяготился своей ролью. Ему бы самому не помешал исповедник.
Но тут он и сказал эту свою фразу, которую я уже говорил раньше, про то, что надо искренне верить; и шериф Митчелл закусил губу так, что выступила кровь.
Пальто на нем, кстати, не было - сказал, что скинул его на пути к городу, и постарался не коснуться при этом правого рукава. Митчелла терзало что-то еще, отличное от общего страха. И не только его. Город - каждый его житель, все до единого, от владельца отеля до полотера, от первой ханжи до последней шлюхи, кроме, разве что, детей да дурачка Джима, - город просто-напросто впервые взвесил свою веру.
И каждый понял, что результат не в его пользу.
Горожане каялись друг другу во всех грехах, больших и маленьких, во всех обидах, в каждом взгляде, просили прощения друг у друга и у Бога, - но сами понимали в эти секунды, что ими не движет ничего, кроме страха, и эта мысль грызла и точила их, безнадежная мысль.
Корнуэл все ошивался у дверей, один единственный - прочие, раздвинув скамьи, побросав бесполезное свое оружие, сидели в кружок в центре. А Корнуэл жрал дверь глазами, как голодный койот, и все ходил туда и сюда, и Митчелл, следивший за ним, понимал, на что тот смотрит через глухую дверь - на свою повозку в переулке.
И знаете, что? Кэрнуол не молился. Не произносил ни слова.
Шериф встал и подошел к нему, положил ему на плечо руку. За дверью все было тихо - ни звука, ни движения.
"Я хочу выйти наружу", - сказал Кэрнуол глухо.
"Не дури", - ответил Митчелл. - "Оно придет сюда".
Они помолчали. Хью словно бы собирался с силами для чего-то.
"Отдай мне мои пистолеты, Дэн".
Револьверы Кэрнуола лежали в ящичке, успевшем покрыться пылью, в участке шерифа шагах в ста от церкви. Конечно, Митчелл позабыл про них.
"Они в участке".
"Так дай их забрать".
"Не дури", - повторил шериф.
Кэрнуол повернулся к нему и сказал что-то так тихо, что я не услыхал и никто из нас не услыхал тоже. А потом они стояли и смотрели друг на друга целую вечность, словно стрелялись взглядами, и Митчелл медленно сдвинул ближнюю скамью из баррикады возле двери. Когда дверь наконец открылась, все увидели только, что снаружи было очень, неестественно солнечно - и темно, клянусь вторым глазом, темно и густо, как в желтых чернилах.
Если бы вы видели, как Кэрнуол вышел из двери, видели бы его шаги, каждый весом в стоун, вам бы это еще долго снилось, как всем нам потом.
Он вышел на улицу, и шериф не закрыл двери, и никто ничего не сказал ему, смотря вместе с ним на то, как старый Хью Кэрнуол пересекает площадь, прихрамывая, идет в участок, а длинная тень с неохотой тащится за ним. Как он выходит оттуда малое время спустя, со старинной кобурой, оттянутой своими двумя револьверами.
Тут-то все и увидели далеко, на улице перед площадью... а вот кто что увидел, в том мы так и не сошлись. Мэгги из салуна уверяла, что это был паровоз, только узкий и низкий, но длины такой, что отсюда до Орлеана достанет, и все один паровоз, без вагонов. Моя Мэл клялась, что ничего там не было, кроме старой коряги, до того только перекрученной, что жуть брала, а малыш Билли Томпсон углядел безглазого оленя.
Что до меня, сэр, то я увидел здоровенную псину, с лошадь, наверное, ростом, вонючую трехлапую псину с огрызком хвоста и чудовищной пастью, да не по морде только, как у прочих псов, а от одного плеча до другого, раскраивая все тело, зубов сотни в две. Улыбайтесь сколько влезет, нам тогда было ой как не до смеха. Последний тупица, чтобы он там не разглядел, понял, что это такое, - но дверь никто закрывать не стал.
Не то чтобы мы не испугались - так я сроду ничего не боялся, - а просто как-то поняли, ну, как раньше, что бесполезно это. Преподобный даже опустил распятие, которое схватил было. Ну, нас тогда ничего уже не спасло бы, это он верно сказал. Лучше бы я в баре сидел все воскресенья, подумал я тогда, как сейчас помню. Может, верил бы хоть в виски. И просто взял свою Мэл за руку. А псина-то пялилась на дверь, на нас она пялилась, хотя и стояла далеко, у водопойки.
И вдруг повернула свою жуткую голову или что у нее там - на Хью Кэрнуола, подхромавшего поближе, вставшего, знаете, шагах в сорока, расставив этак ноги, и, клянусь, смеривавшего псину - ну, то что он видел, - оценивающим взглядом.
А потом псина оскалилась, а зарычать не успела - Кэрнуол вытащил револьверы, молниеносно вытащил, словно и не снимал никогда их с пояса, - мы только ахнули, - и всадил твари прямо в пасть обе обоймы.
И ни разу, конечно, не промахнулся.
Знаете, вот у молодого Дика зрение поострее моего было, так он потом рассказывал, что видел, как блеснули глаза у Кэрнуола, когда он начал стрелять, и как блестели они потом, когда пыль уже развеялась. Ярко, как новые пули, и ничуть не менее зло. Что-то в них такое было, добавлял Дик, что-то тяжелое, как его шаги.
Потом все равно все разъехались, конечно, я вам уж говорил про это. Я так перебрался на Звонкий прииск и не знаю, куда делся Кэрнуол, и Митчелл, и прочие. Знаю только, что вот рассказал я вам странную историю, - чистую правду, сэр! - и, скажу я вам, вера такая вещь... Кэрнуол был настоящий безбожник, что есть, то есть, и в церковь зашел за жизнь с полдюжины раз, и только ради своей Кэтрин, не то, что мы все, сидевшие там каждое воскресенье. Мне вот, знаете, и сейчас бывает... неловко бывает, когда я думаю про это все. Я же до сих пор такой, как тогда, в церкви. Не знаю уж, как прочие, - спаси их Господь. А ганфайтер Хью Кэрнуол застрелил то, что я лучше не буду называть, не притворяясь, что имеет право верить. Если он во что верил, так это в свою жену, ангела земного, и свои револьверы. Но только по-настоящему верил.
И знаете, наверное, этого Богу оказалось достаточно.
Автор Disk D (Источник)Прислать свою историю на озвучку и вопросы коммерческого сотрудничества в лс.
Озвучено с разрешения Автора голосом канала Некрофос
Руперт
Солнце нещадно жарило и не было спасения от него. Руперт, как обычно, сидел на своей табуретке, разложив нехитрый инструмент чистильщика обуви на соседней табуретке. День обещал плохую прибыль, ибо люди не стремятся на улицу в такую погоду.
Но тут ему улыбнулась удача, на его стул присел джентельмен. По нему сразу было видно, ганфайтер. Опасен и стремителен, блестящий пистолет в дуэльной кобуре сверкал на солнце, он сказал Руперту:
- Эй, мальчик, натри эти сапоги до блеска. Умирать нужно в чистой обуви - мужчина ухмыльнулся в свои усы.
- Вы собираетесь сегодня умереть? - удивился Руперт принимаясь за работу.
- Всё так, мальчик. А знаешь, почему? Потому что через час я стреляюсь с лучшим дуэлянтом в этой части света. Я хорош, но лучше этого парня ещё не видел свет, и всё же я собираюсь хотя бы ранить его. - ответил мужчина.
- Если он лучший - тогда зачем идти на верную смерть? - спросил Руперт.
- Вся наша жизнь - один сплошной вызов, мальчик. И мужчина должен смело смотреть в лицо Смерти. Сегодня я посмотрю в лицо своей Смерти и поверь, я прожил достаточно яркую жизнь, чтобы бояться этого. - рассмеялся мужчина.
- Как тебя зовут, мальчик? - спросил он.
- Руперт, Сэр. - ответил парень.
- Руперт? Странное имя для латиноса! – Мужчина улыбнулся - Вот что я скажу тебе, Руперт. Мужчина должен идти по жизни с гордо поднятой головой и нести ответственность за свои поступки. Мужчина не должен испытывать страха перед трудностями. Мужчина должен быть защитником. Вот что я скажу тебе. Пусть это будет последним уроком, который я преподам кому-либо в жизни, но надеюсь, он изменит твоё будущие, а ещё, вот, возьми это, мне он точно больше не понадобится. - Мужчина вытащил из второй кобуры револьвер и протянул рукояткой вперёд Руперту.
- Диего. Так я называл его. Можешь дать ему другое имя, если хочешь. С помощью этого револьвера я забрал немало жизней и надеюсь, что эта славная традиция не закончится.
- А как зовут второй револьвер? - спросил Руперт.
- Mors. Смерть, в переводе на латынь. - ответил мужчина.
- Разве Смерть - не женщина?
- У вас, латиносов, Смерть всегда была женщиной. В остальном мире это очень мужское понятие. - усмехнулся мужчина.
Руперт закончил чистить сапоги и получил денег столько, что сегодня и завтра можно было бы не работать. Мужчина встал и вышел на середину площади. С другой стороны уже стоял странного вида мужчина, видно, что его почти одолела чахотка, он не выглядел внушительным и только взгляд выдавал в нем Смерть. До удара часов оставались считанные секунды и как только часы ударили в набат - раздался выстрел. Мужчина, что подарил Руперту револьвер упал, заливая кровью пыльную землю. Руперт больше никогда не работал чистильщиком обуви.
Странный путник
Путник медленно брел по дороге, оглядывая окружающую местность. Его глаза наполняла глубокая тоска и апатичное равнодушие. Была весна, вокруг дороги начали расти цветы, озеленились деревья, кустарники, словом, природа почти ожила после холодов. Он смотрел на все это так, будто и не видел этой красоты.
Разбойники, провожая его взглядом, решали: стоит ли нападать на этого путника.
- Он не выглядит сильно богатым вроде бы, - шепнул Лиссирий, - даже бедным кажется. Что с него возьмешь?
Командир удостоил Лиссирия гневным взглядом.
- Вон у него сумка какая большая, мало ли что он там несет,- командир задумался, - на вид - отчаявшаяся душа, может, переезжает и несет с собой все свои пожитки.
- Эту дорогу надо покидать, командир! - заявил Жилиус, - у нас уже две недели добычи нормальной не было! Все торговцы, думаю, уже в курсе, что мы тут промышляем и обходят этот путь стороной, вот и набредаем на каких-нибудь бедников. - он помолчал, - и этот такой же, думаю.
- Давайте-ка не будем делать поспешные выводы. Я предлагаю так: пусть этот путник будет последним на этой точке, с ним разберемся и свалим на другую, зато уже с чувством выполненного долга. - командир задумчиво помолчал, - остальных ждать будем?
- Да ну их, - отмахнулся Лиссирий, - мы тут уже три часа торчим, у них было время!
Командир посмотрел на Жилиуса. Тот ответил коротким кивком.
- Ну ладно, ребята, за дело!
Разбойники быстро выбежали на дорогу, доставая оружие и преградили идущему человеку путь.
- Добрый день, многоуважаемый, - начал командир, - этих господ перед Вами зовут Лиссирий и Жилиус, меня можете звать Командиром. Итак, вы догадались кто мы, и чего от вас хотим?
Путник не выказал ни тени страха, его взгляд все также остался апатичным.
- Думаю, вы решили меня убить или ограбить, - Голос Путника был хриплым, таким же апатичным, как и его лицо.
Командир внезапно почувствовал опасность. Ни один из людей. которых они останавливали на этой дороге не вел себя так спокойно. Большинство дрожали от страха, некоторые искусственно храбрились и размахивали оружием, те, кто мог постоять за себя, злились и кричали, но такое поведение Командир видел впервые.
- И что, ты совсем не боишься смерти? - с сомнением протянул Командир.
Путник смотрел ему прямо в глаза, от чего у Командира поползли мурашки по коже.
- А чего ее бояться? Она может прийти в любой момент, и, когда она придет, я встречу ее как старого приятеля.
- Разве тебе не хочется жить?
- Жить - хочется. находиться в этом прогнившем мирке - не очень, - Путник задумчиво уставился куда-то вдаль, - может где-нибудь там есть настоящая жизнь, я не знаю. Я был почти везде, обошел этот мир трижды, но, везде одно и то же.
Разбойники рассмеялись. Командир с облегчением вздохнул.
- Похоже, мы нашли странствующего философа, - засмеялся Лиссирий.
Командир подошел к Путнику поближе.
- Что же, думаю, тянуть больше нечего. Отдай нам то, что имеешь, и уйдешь отсюда живым и на своих ногах.
Путник покачал головой.
- Моя честь не позволит мне бежать с поджатым хвостом. Для того, чтобы получить то, что я имею, вам придется меня убить
Лиссирий вскинул ружье.
- Так это недолго, доходяга, - громко сказал он.
Командир жестом приказал опустить оружие.
- Послушай, мы воры, а не убийцы. Мы убьем тебя, если будет необходимость, но мы не хотим этого. При таком раскладе, нам проще прострелить тебе ноги и руки, взять, что нам нужно и уйти. Хочешь такого исхода?
Путник все также равнодушно смотрел в глаза Командиру.
- Для боя расклад не очень хороший.
Командир хохотнул.
- Верно мыслишь. Так что, будет лучше, если...
Путник повысил голос, перебивая Командира.
- Не очень хороший для вас. Вас всего трое.
Разбойники расхохотались.
- Показывай, что у тебя в сумке, - весело произнес Командир.
Путник вновь покачал головой.
- Я не могу. Да и вам не понравится увиденное, - Путник немного помолчал, - и давно вы промышляете на этой дороге?
Командир скрестил руки на груди.
- Зубы заговариваешь?
- Вовсе нет, - пожал плечами Путник, - любопытствую. Вы задаете вопросы мне, почему бы не поговорить с вами.
Командир внимательно посмотрел на Путника.
- Ну, около двух месяцев, думаю. Планировали на тебе и закрыть эту точку, отправиться на другую.
Путник впервые немного улыбнулся. Эта улыбка вызвала холодок по спине у Командира.
- Лучше бы вы "закрыли точку" на предыдущем человеке. Поверьте, от встречи со мной вы ничего полезного не получите.
Командир внимательно посмотрел на Путника.
- Я до сих пор не могу понять, почему же ты совсем не боишься? Даже если ты философски относишься к смерти, все нервничают, когда оказываются с ней лицом к лицу, а ты сейчас ходишь по лезвию ножа, но, все же, спокоен, как сытый волк.
- Я уже сказал вам. Расклад боя не в вашу пользу. Предупреждаю вас: лучше идите своей дорогой.
На сей раз никто из разбойников не смеялся. Они все очень внимательно смотрели на Путника.
- Парень... Я понимаю все, конечно же, но дерзить трем вооруженным людям... - Командир почесал затылок, - ты совсем дурак, что-ли?
- Покажи Командиру, что в сумке, быстро, - крикнул Жилиус и вскинул ружье.
Путник посмотрел в глаза Командиру.
- Ты уверен, что точно хочешь увидеть, что у меня в сумке? - тихо проговорил он.
Командир смотрел на Путника тяжелым взглядом.
- Показывай, или тебе не поздоровится.
Путник скинул сумку с плеча, открыл ее и извлек оттуда листок бумаги.
- Читать умеешь? - спросил он Командира, передавая листок.
- Я -нет, Лиссирий умеет, - сказал Командир, отдавая листок товарищу, - давай дальше, доставай.
Путник вновь улыбнулся жуткой улыбкой.
- Пусть сначала дочитает.
Лиссирий читал и его лицо приобретало очертания страха с каждым мгновением.
- Командир! Он...
Лиссирий не успел договорить. Раздалось три громких выстрела и разбойники упали, хватаясь за простреленную грудь. Путник спрятал за пояс большой, еще дымящийся револьвер.
- Забыл сказать, парни, что я здесь именно из-за вас. Я говорил, вам стоило пропустить меня, ведь я давал вам шанс избежать встречи со смертью. Поэтому я и встречу ее когда-нибудь, как товарища, мы с ней занимаемся одним и тем же делом, - Путник поднял листок и, посмотрев на него, усмехнулся, - неудивительно, что ты не говоришь свое имя, оно у тебя крайне глупое, Командир. Торговцы, которых вы грабили здесь, наняли меня неделю назад. Лучше бы вы "закрыли точку" на предыдущем человеке, как видите, я ни в чем вам не соврал.
Путник достал из сумки большой нож, который был больше похож на пилу.
- Вам нужно отрезать головы, чтобы получить вознаграждение, - пояснил он, - не переживайте, я не буду этого делать, пока вы не умрете.
Командир лежал на спине и смотрел на небо. В его глазах стояли слезы.
- Нужно было уйти сегодня... - промолвил Командир и испустил последний вздох.
Немного вестерна - рассказ "Порочный Круг"
Ты мог родиться в самом центре Дикого Запада. Уже в раннем возрасте ты мог неплохо управляться с лошадьми, метко обстреливая на скаку ближайшие деревья из отцовского револьвера. При счастливом стечении обстоятельств ты мог даже дотянуть до глубоких 35 лет, невзирая на нескончаемые потоки выпивки, перестрелки, дуэли и прочие увеселения. Но привыкнуть к вечному пеклу Тамблтауна? Hell, no. Даже не пытайся.
Была в этом городишке какая-то особенная климатическая зона. Жара стояла неподвижная, давящая. И плевать ей было на цвет твоей кожи, происхождение и статус в обществе. Что бы ты ни делал, кем бы ты ни был, лёгкие неизменно наполнялись адским зноем, а хорошо прожаренная на солнце пыль надолго оседала в носу, ушах и прочих удобных уголках тельца.
Не будь поблизости золотого прииска, обходил бы ты окрестности Тамблтауна стороной. И скорее всего, самой дальней. А без потока приезжих не сладко пришлось бы салуну старого Роджерса. Так бы и пустовал средь прерий, пока совсем не захирел - ни души, ни тела, ни звонких монет в кармане.
****
Это утро начиналось так же безмятежно, как и предыдущее, и то, что было перед предыдущим. Устав протирать стаканы после недавней попойки, бартендер решил высунуться наружу. Оставив за собой поскрипывающую дверь - летучую мышь, он остановился у входа, прямо под вывеской с говорящим названием "The Hot Dawg Saloon". В тени напротив покуривал мужчина средних лет - на поясе висело два кольта, за спиной болталась ковбойская шляпа.
- Вот гадство, жарит, как в преисподней, - прокашлял бартендер, отмахиваясь платком от сигаретного дыма.
- Ага, как.
- Чёрт тебя дери, Мэттисон, ты хоть иногда выпускаешь сигарету из рук?
- Бывает, - мужчина демонстративно поднял руки вверх, оставив сигарету в зубах.
- Чудак ты, ганфайтер. Тратишь годы даром. Семью бы, что ли, завёл, хозяйство. Как все нормальные люди.
- Разве что в другой жизни, Брендан.
- А в этой что мешает?
- В этой уже не успею. Есть дела поважнее.
- Какие ещё дела, бездельник ты этакий?
- Ну, для начала, я докурю. Затем ты мне принесёшь стаканчик фирменного пойла. А там посмотрим.
- Тьфу на тебя, собака. Всё шутки свои шутишь. Хоть бы раз серьёзно ответил, - бартендер ненадолго задумался. - А вот у меня действительно важное дело наметилось. Хочу у скупердяя Джефферсона породистого скота приобрести. Цена, конечно, кусается. Но всё же руку по локоть, как в Техасе, не отгрызёт.
- А как же банды скотокрадов? Не боишься, что наведаются к тебе одним прекрасным вечерком?
- Ну так а ты мне на что? Пристрою в охрану - хоть чем-то полезным займешься. Да и вообще, городок у нас тихий. К осени ещё нового шерифа подвезут. Пусть только попробуют сунуться.
- Тихий, - протяжно сказал ковбой. - До поры до времени.
Едва застывшее перекати-поле резко вздрогнуло и снова поковыляло вниз по улице. Зашевелились от невидимых толчков придорожные камни, а мирно загорающие на солнце пылинки стали закручиваться в судорожном танце. Послышался топот приближающихся всадников.
Вскоре из-за угла показалось шестеро мужчин верхом на уставших жеребцах. Все, как один, были облачены в длинные черные пальто. И все, как один, обливались потом. Хмурые лица со шрамами, которые не могла скрыть даже густая нечёсаная борода, не позволяли усомниться в способе заработка залётных гостей. Как любила говаривать жёнушка Брендана: "На роже написано - отъявленный бандюга".
- Эй, бартендер, не подскажешь, золотой прииск в какую сторону? - крикнул первый подъехавший всадник, внимательно осмотрев салун сверху донизу.
- А вы кто такие будете, господа?
- Как это - кто? Разве не признали? Шоумены Буффало Билла, конечно же! - послышался сдавленный смех. - Для вашего городка мы подготовили особые концертные номера, - бандит начал загибать пальцы. - Ограбление таверны. Изнасилование женщин. Ну и куда же без убийства несогласных. Если таковые найдутся.
Вся группа разразилась громким несдерживаемым хохотом. Один аж подавился, начав надрывно кашлять. Наверное, так бы и загнулся на месте, если б по спине вовремя не отшлёпали.
- А вы не слишком замёрзли, шоумены? - спокойно спросил Мэттисон, отбросив окурок в сторону.
- Так, так, так. Это кто тут у нас такой умный?
Разбойник молниеносно вынул револьвер из кобуры и, прокрутив его несколько раз для пущего эффекта, указал стволом в сторону Мэттисона. От резких движений его чёрная кожаная шляпа слетела назад.
- А ведь и правда, Джимми, что-то жарковато становится, - хрипло проговорил самый молодой из подъехавших, размазывая ручьи пота рукавом.
- Ты меня уже достал, Эдди! Сколько раз повторять: банда "Тёмные всадники" доспехи не снимает! - теперь револьвер был направлен в сторону Эдди.
Откуда-то слева прозвенел выстрел. Из вытянутой руки Джимми послушно вылетел пистолет.
"Кто стрелял? Неужто пацан? Вот это да! Во даёт!" - послышались удивленные голоса.
- Совсем обалдел, недоросток?! Ты хоть понимаешь, во что вляпался? - рявкнул бандит, раскрасневшись то ли от стыда, то ли от гнева.
Примерно в тридцати футах от них стоял маленький мальчик. Сделав выстрел, он поспешно вставлял в откинутый барабан замену использованному патрону. Сложно было детально рассмотреть его внешность - восходящее солнце уже начинало слепить глаза.
Бартендер вопросительно взглянул на Мэттисона.
- Пока рано влазить, - сказал ганфайтер и нарочито громко добавил: - Плесни-ка мне, что ли, вискарика на три пальца. А то такие шоумены, что со скуки помереть можно, - в конце он наигранно зевнул.
Брендан ринулся было спорить, но тут же передумал и, обречённо махнув рукой, скрылся в недрах салуна. Едва успев откупорить бутылочку Джека, он услышал чей-то вопль на улице: "Оу, фак, да это же банда карлика Джо!". Последовала серия выстрелов.
Когда бартендер вышел наружу, все шестеро всадников уже валялись на земле. Маленький мальчик, оказавшийся карликом Джо, стоял на том самом месте, где ещё недавно блистал ораторским искусством Джимми. Позади него перебирала револьверы вся его банда в составе двенадцати человек.
- Как дела, бартендер? - прописклявил карлик.
- Живы пока. А Вы с какой целью в наш город пожаловали, мистер Джо?
- Хмм, как бы это точнее сформулировать...А эти что хотели? - карлик кивнул в сторону корчащихся бандитов в продырявленных чёрных балахонах.
- Вроде как собирались грабить таверны, насиловать женщин, убивать несогласных.
- Ну, вот вам и ответ. Ах да, небольшая добавочка - золотой прииск отныне будет, безусловно, под нашим полным контролем.
- Брендан, по-моему, самое подходящее время показать, как в Тамблтауне обычно встречают непрошенных гостей, - ровным тоном проговорил Мэттисон, домучав наконец свою порцию виски.
Но он даже не успел обнажить свой любимый кольт. Грохот выстрелов вновь заполнил улицу. Вдали послышался чей-то голос: "Прячьтесь по домам, детишки! Банда диких псов в городе!"
Бонус-трек
Неизвестный контракт
Здравствуйте, оцените рассказ, пожалуйста (сорри за ошибки)
Неизвестный контракт.
Солнце уже поднялось в зенит, с самого восхода охотник взвевал пыль, двигаясь по безлюдной пустыне. Жара была невыносима, даже стая диких собак, преследовавшая его последние два часа, сильно измоталась и отстала. Наконец из-за бархана показалось то, что он искал, ориентир данный ему старостой деревни, в которой охотник ночевал. Это были горная цепь и ущелье не такое узкое, как его описывали и не такое темное. Ущелье выглядело жутко, но охотнику было наплевать, главное - это укрытие от зноя.
Охотника звали Альфред, он считался лучшим стрелком, но не лучшим охотником. Человека с нечеловеческими реакцией и рефлексами, и опытом сражений от охотника отделяет одно – кодекс. А с кодексом, Альфред был не в ладах. Этот устав правил, запрещал устраивать дуэли между охотниками, грабить и убивать мирное население и ряд прочих правил. Кодекс ограничивал Альфреда, его потенциал, потому он частенько переступал через законы.
В нескольких километрах от выхода из ущелья стоит пустая деревня, туда охотник направлялся, там цель его охоты. Он никуда не торопился. Решил устроить привал, и заодно понаблюдать за деревней. Альфред примостился у валуна в тени. Развернул остатки вчерашнего ужина.
— Проклятье, — буркнул охотник и, морща нос, швырнул стухшую еду за валун.
Следующий шаг - подготовка к бою. Как и прочие охотники, он отдавал предпочтение винтовке Винчестер. Эти винтовки сочетали в себе малый вес, скорострельность, а охотнику больше ничего не нужно, все остальное сделает набитая рука. Перед каждым боем Альфред чистил оружие и проверял патроны. Трудно сказать, требовалась ли чистка каждый раз, но этот ритуал успокаивал Альфреда. Сколько бы сражений он не пережил, чувства страха и предвкушения боя, никогда не покидало его, всегда, как в первый раз.
В деревне он не увидел ни единого движения. Он откинулся на валун, перехватил винтовку и, поглаживая знакомый стертый курок, придался размышлению.
Неизвестный контракт. Два слова, которые бояться увидеть большинство охотников. В таком контракте из – за, недостатка информации, известно только примерное место, а цель и количество противников нет, то есть задание может быть в один конец. Руководство на такой контракт обычно посылает группу охотников для перестраховки. Но бывает отправляют одного неугодного охотника, который не раз преступал законы кодекса, с целью избавиться от него. Альфред всегда возвращался живым, с любого задания.
Он вошел в деревню. С первого взгляда понятно, что это место давно заброшено, деревня призрак. Некоторые дома заметены песком, ни одного целого окна, следы от пуль, это место – поле боя. Заказчика здесь быть не может, да и монстрам здесь делать нечего. Значит цель – другой охотник.
Он вышел на площадь. Из размышлений его вырвал оклик, за спиной.
— Альфред! Доброй охоты, — поздоровался охотник за спиной.
— Доброй охоты, Дьюк. Какими судьбами, ты в этом богом забытом месте? — ответил Альфред давнему другу.
Много кто не любил Альфреда. Принимали его таким какой он есть, только его друзья, Дьюк и Мэттьюс. Свела их вместе воля случая, совместный контракт, а дружбу укрепило поле боя. Не раз они спасали друг другу жизни и вытаскивали из передряг. У них было много общего, хотя Дьюк и Мэттьюс никогда не переступали через кодекс.
— Заказ на оборотня. А ты?
— Неизвестный.
— Походу неизвестные только тебе и достаются, прогневал ты руководство, — усмехнулся Дьюк, — На оборотней одних не отправляют, похоже на ошибку. Может это совместный заказ?
— Вероятно, — согласился Альфред, — Давай прочешем деревню.
— Хорошо, здесь через час.
И они разошлись в противоположные стороны. Альфред пошел на юг, просматривая деревню без особого энтузиазма. Оборотни оставляют много следов и редко прячутся, но он не нашел ничего.
Беспокойство Альфреда росло. Ошибки в контрактах случаются редко, бывают неправильное местоположение или количество целей. Но Альфред никогда не слышал о похожих уникальных случаях.
Он закурил и отправился к площади, искать в этой деревне нечего. Через пару минут появился Дьюк. Он всегда был веселым парнем, но в эту встречу он был мрачен и задумчив. Беспокойство росло.
— Нашел что – нибудь? — спросил Альфред.
— Ничего. Нашел только трактир. — вымучено усмехнулся охотник.
— Дьюк, здесь нечего искать.
— Это точно, — Дьюк достал сигарету, — Ну куда? В трактир?
— Это плохая затея, — ответил Альфред, приставляя мушку к голове товарища, — Бросай винтовку и на колени.
— Остынь друг! — Дьюк опускаясь, положил винтовку.
— Доставай контракт.
— Да брось, ты из – за своих подозрений приставляешь ствол к голове друга …
— Контракт! — крикнул Альфред, надавив стволом на затылок.
Дьюк достал из кармана листок и протянул его за спину. На листке целью значился Альфред.
— Что ж ты мне в спину не выстрелил, как увидел?
— Да не могу я так, в спину стрелять. Ну они конечно и сволочи, отправляют убивать именно тебя! — Дьюк ударил кулаком в песок, — Черт! Давай просто разойдемся, руководству скажем, что в деревне ничего не нашли …
— Прости.
Альфред выстрелил.
Охотник просто брел по деревне. Его уже не отпустят, пришло время расплачиваться за грехи, но расплачиваться будут и те, кого за ним пришлют. В конце он повеселится на славу. Он набрел на вывеску трактира, решил войти и поискать виски, может повезет.
Солнце клонилось к горизонту. Дверь открылась и в трактир зашел второй охотник.
— Доброй охоты. — поздоровался охотник.
Альфред обернулся к вошедшему, ставя стакан на стойку.
— Доброй охоты, Мэттьюс. Не повезло мне встретить и тебя в такой день. — поприветствовал друга Альфред, опуская палец на знакомый стертый курок.
"Две пули из Винчестера и четыре из Кольта"
(Я не мастер слов, грамматики или выражения своих мыслей, просто обещал одному подписчику и еще паре людей, поэтому мне пофиг на критику, но готов выслушать ее, в иных случаях, ни на что не претендую - начало тут #comment_74323884)
…
«Джимми, гляди!» - крикнул один из бывших ковбоев и указал револьвером в сторону повозки, окруженной пылью, которая вылетала из-под колес вместе с прочими природными материалами.
Внезапно, один из четырех сопровождающих пленного, повернул голову в указанную сторону, затем развернул свою лошадь с помощью старых и потёртых недоуздок, и прищурился. До повозки было примерно два километра, разглядеть, что случилось, было невозможно, как бы он не старался, но тщетно, так как всё сливалось воедино, из-за палящего солнца на горизонте и поля, покрытого старыми камнями разных размеров и без единого дерева на этом фоне. Живы ли те, кто едет в ней или нет, но было ясно одно – повозка направляется по тропе прямо к конвоирам.
«Эй, Краснолицый, скажи мне, видишь ли ты что-нибудь там?» - спросил конвоир Джимми, у своего пленника.
«Я не краснолицый и не индеец, я человек, как и ты, всё остальное придумали ваши предки!» - возмущенно и еле понятно ответил полуголый пленник.
Джимми махнул рукой и к пленнику подбежал другой конвоир, спустил его с лошади и ударил прикладом «Винчестера» в грудь.
«Тебя не спрашивают о твоем мнении, тебе приказывают посмотреть, что там происходит, - грубо произнес конвоир Мэтью. Он держал пленника за плечо и периодически нервно тряс его, а потом спокойно продолжил: – нам не нужны лишние неприятности, если там будут бандиты, нужно их обойти, иначе и тебе от них будет несладко, ты же меткий стрелок не из-за выдумок простофиль, так будь полезен»
Пленник грозно посмотрел на Мэтью, затем откинул его руку со своего плеча и прицельно взглянул в сторону повозки, которая уже была ближе, но недостаточно для оценки ситуации охранниками.
«Я вижу людей, они машут руками, думаю, они в опасности из-за моих собратьев» - еле понятно и медленно промолвил пленник.
«Ты им не брат, ты был заодно с бандитами, которые грабили дилижансы мирных жителей!» - крикнул Джимми.
Все четверо конвоира посмотрели друг на друга и молча без единого слова, проверили свои потрепанные в боях ружья и кольты. Пленника снова посадили на лошадь и привязали к ней покрепче. Каждый охранник испил воды из фляги, и спрятались в тени своих шляп, ожидая, когда повозка подъедет поближе.
«Что будем делать босс?» - спустя минуту спросил шепотом у Джимми, третий конвоир.
«Ты чего шепчешь, я тебе не баба в таверне, - ухмыльнулся он, - ждем остальных, они остались позади, потому что второй пленник пытался убежать»
Через три минуты, к ним прискакали на лошадях еще два охранника и один пленник, который пытался убежать и лишился за это пары передних зубов, правда, он не был похож на человека из племени, скорее на местного любителя кабака.
«Почему остановились – удивленно спросил пятый конвоир – нам нужно спешить, до темноты осталось менее чем четыре часа»
Бывший ковбой снова указал револьвером в сторону мчащейся повозки. Теперь уже было видно, что десяток людей из неизвестного племени, гнались в след повозки, в метрах двести от нее.
«Босс, я думаю, даже если они выкинули весь свой багаж, то их повозку настигнут минут через пять, лошади устали и у тех, и у других» - рассудительно сказал Мэтью.
«Хорошо, поможем людям – решительно сказал Джимми. Он оглянулся посмотреть на лица своих подчиненных и после секунды ожидания произнес: - двое пленников и охранников остаются тут у этого, пожалуй, единственного дерева в округе, которое спрячет вас тенью, остальные за мной!»
Четверо отважных, но далеко не честных парней, кинулись навстречу повозке. Их скакуны отчетливо воспринимали все команды, которые выкрикивали их хозяева. Помимо стука копыт, клубов песка в воздухе и приближающихся криков племени, в надвигающейся для их жизни опасности, были уже заметны и искры, которые вылетали из ружей. Сами конвоиры не стреляли, не хотели задеть людей в повозке. В предвкушении смертельного столкновения стальные убийцы в их кобурах были наготове, их шляпы были закинуты на спину, а на ртах надеты шейные платки…
Паддлсторм
Вы в Господа нашего веруете? Не спешите отвечать, послушайте сперва все, что я расскажу. Хью Кэрнуол — вот кто был настоящий безбожник, можете мне поверить. За всю жизнь он и полдюжины раз не бывал в церкви, разве что на собственной свадьбе да святой Пасхе, и то только в Паддлсторме и только потому, что его приводила миссис Кэрнуол. Таких, как Кэтрин Кэрнуол, надобно поискать еще на грешном Западе, вот что я вам скажу. Не знаю уж, чего ради сошлась она с Хью, но такая, как она, могла привести его за руку не то что в церковь, а в самый Рай Господень.
Чем ее взял Кэрнуол, для меня и сейчас загадка. Не богатством — не скопил он много, на ранчо едва хватило; красивым его не назвала бы ни одна девушка, а уж что насчет молодости — это и вовсе курам на смех. Разве что прошлой славой? Хью Кэрнуол... да вы не слыхали о Кэрнуоле — подумать только! Вот она, слава — двадцать лет долой, и поминай как звали... Кэрнуол был лучшим стрелком отсюда и до самых чертовых гор. Не знаю, кто мог бы с ним потягаться, нет, не знаю. Все, кто видел его в деле и мог говорить после этого, все, как один, утверждали — не может человек так стрелять. Попасть в подброшенную булавку с сорока шагов для него было так же просто, как вам сейчас взять вот этот стакан, а смелости — нет, не этой тупости, которую нынче зовут смелостью, а трезвого расчета — ему хватало на то, чтобы сразиться одному против дюжины и выйти без царапинки, разве что в чужой крови ботинки испачкать. Вы сейчас и не слыхали о нем, а блаженные двадцать лет назад — чертово время загоняет лошадь! — двадцать лет назад «ганфайтер Хью Кэрнуол» звучало приговором.
Немало он поездил по Западу, а вздумай он отмечать убитых им хотя бы палочками на коре дерева, то дерево давно бы без коры осталось. Когда же ему стукнуло полвека, Кэрнуол — не знаю, отчего уж так, — решил отойти от своего ремесла и осесть на одном месте. Он купил небольшое ранчо милях в пяти от Паддлсторма — почему именно тут? Дело, верно, в том, что шериф Паддлсторма, Дэн Митчелл, мог похвастать старой дружбой с ганфайтером Кэрнуолом, — вот Хью и перебрался на это ранчо вместе с Кэтрин. Кэтрин тоже не была девчонкой на то время — может, они давно уже знали друг друга, так не скажу. Но что же за красавицей была эта Кэтрин в свои двадцать семь — и какой же она могла быть лет в семнадцать! Сущий ангел. Да будь у нее хоть горб и ни единого зуба, она все равно была бы ангелом, помяните мое слово — таких кротких женщин я отродясь не видывал. Моя-то Мэл, упокой Господь ее душу, — или уж тут к дьяволу надо обращаться, не знаю толком, — моя-то Мэл, не к ночи, говорю, будь помянута, больше смахивала на разъяренную горную кошку. Видите этот шрам, сэр — вот этот? Клянусь моим целым глазом, эта мегера хватила меня доской, в мгновение ока выдернутой из ломаного сарая — я и оглянуться не успел, — хотя, пожалуй, трезвого взгляда на тот момент у меня быть и не могло... опять я отвлекся, что ты будешь делать! Так вот, Кэрнуолы. Такая только, как Кэтрин, и могла жить рядом со старым Хью. Да что тут говорить! Как они приехали, Кэрнуол взял и отнес шерифу свои револьверы — так уж они с Кэтрин уговорились. Впредь брал только ружье, и то разве что в крайнем случае, поохотиться или еще что. Но, понимаете, как бы то ни было, если мужчина всю жизнь проработал на мистера Кольта да мистера Дэниэлса, жить как прочие ему будет трудно. Городской дурачок кинул в него как-то со спины орехом — так видели бы вы, что за пируэт исполнил Хью! Несчастный орех просвистел в дюйме от его спины, когда он развернулся, — собственными глазами, тогда еще двумя, я видел это, — а у Хью-то глаза были прикрыты, словно слушать ему было больше нужно, чем смотреть; и вот в тот миг, пока он разворачивался, пропуская мимо чертов орех, левая и правая руки, черт меня дери, одновременно скользнули к поясу — да с такой скоростью, что, держу пари, и паровоз бы его не обогнал. Вся чертова улица застыла, как один человек — да на поясе у него ничего не было. И вот все застыли, даже бедняга Джим, дурачок-то, а Хью все стоял с закрытыми глазами, касаясь ремня кончиками пальцев, и ничегошеньки больше не делал. Тогда Кэтрин просто взяла его под руку и сказала что-то тихо и ласково, будто птичка, и он словно отмер, и все пошло своим чередом.
Продолжение в комментариях.