• стойкими трудностями в социальном взаимодействии и коммуникации;

• ограниченными, повторяющимися моделями поведения, интересов или активности;

• отсутствием выраженной задержки речевого или когнитивного развития в раннем детстве.

В DSM-5 (Диагностическом и статистическом руководстве по психическим расстройствам, 5-е издание) синдром Аспергера больше не выделяется отдельно, но входит в общий диагноз Autism Spectrum Disorder (ASD), с акцентом на:

• дефицит в социальной эмоциональной взаимности;

• трудности в невербальной коммуникации;

• трудности в развитии и поддержании отношений, соответствующих возрасту;

• стереотипные или повторяющиеся моторные движения, речь или использование предметов;

• чрезвычайно узкие, фиксированные интересы, часто с необычной интенсивностью.

У моего пациента — всё это было: с детства проблемы с «чтением» социальных сигналов, буквальное восприятие речи, истощение после общения, но при этом высокий интеллект и хорошая академическая успеваемость. СДВГ здесь не исключается полностью, но он — не основа картины.

Когда человек слышит «аутизм», он часто представляет крайние формы — и пугается. Но спектр широк. Многие с РАС ведут полноценную жизнь, строят карьеру, создают семьи. Диагноз помогает понять себя, а не ограничить.

Я не «навешиваю ярлык». Я предлагаю ключ к самопониманию. И, возможно, путь к более эффективной поддержке — будь то психотерапия, коррекция среды или просто принятие своей нейробиологической особенности.

Если вы чувствуете, что диагноз — это удар по вашему «я», если думаете, что у меня цель вас оскорбить, давайте поговорим об этом. Потому что настоящая цель диагностики — не классифицировать человека, а помочь ему жить лучше, а не «по норме».

Джейн Дадли говорит, что ее жизнь полностью изменилась благодаря самостоятельной трансплантации фекальной микробиоты.

Пока блендер работал, Джейн Дадли была далека от мыслей о том, что она окажется на переднем крае потенциально революционных изменений в лечении биполярного расстройства-- Джейн Дадли просто готовилась к радикальной процедуре.

Главным образом Джейн думала о том, какое отвращение у нее вызывало то, что должно было произойти.

Но спустя несколько месяцев после того, как ее муж Алекс, зоолог, всю жизнь интересовавшийся экологией, впервые предложил Джейн эту «отвратительную» идею как способ справиться с ее изнуряющим биполярным расстройством, она решила, что стоит попробовать.

«Я была в отчаянии и чувствовала, что больше не могу жить с такими страданиями», — рассказала Джейн Australian Story.

«Это был отчаянный поступок».

Восемь лет назад Джейн начала серию домашних трансплантаций фекальной микробиоты (ТФМ), или «трансплантаций кала», в надежде, что это «снимет остроту» ее психического заболевания, из-за которого ее неоднократно госпитализировали.

Пара взяла фекалии Алекса, смешала их с физиологическим раствором, пропустила через сито, поместила кашицу в бутылку для клизмы, а затем «опустила голову и подняла зад, выдавила ее туда».

К удивлению Джейн ,ранее депрессивная, она с течением месяцев она начала «испытывать радость без причины».

«У меня появилась самооценка », — говорит она.«У меня появилась мотивация».

«Чудесное» изменение ошеломило экспертов

Теперь, спустя столько лет после того первого пробного смешивания и без маниакальных эпизодов с сентября 2017 года, Джейн с уверенностью может сказать, что она излечилась от болезни, которую психиатрия считает неизлечимой.

Это было первое в мире применение FMT для лечения биполярного расстройства, и эксперты были ошеломлены.

Психиатр Джейн, Рассел Хинтон, следил за состоянием ее здоровья во время лечения.

Он описывает произошедшие с Джейн перемены как «граничащие с чудом».

Гордон Паркер с факультета психиатрии Университета Нового Южного Уэльса сказал, что выздоровление Джейн с помощью трансплантации фекальной микробиоты стало одним из самых волнующих событий за 50 лет его работы в психиатрии.

Однако Джейн и специалисты предупреждают, что метод самостоятельнoи трансплантации к которому она прибегла, несет в себе значительные риски, включая летальный исход, если донор фекалий не пройдет надлежащую проверку.

Существует риск передачи серьезных заболеваний, ожирения или устойчивости к антибиотикам от непрошедшего обследование донора к реципиенту.

Именно поэтому сейчас ведется кампания по сбору 10 миллионов долларов, чтобы Центр питания и настроения при Университете Дикина смог провести рандомизированное контролируемое исследование фекальной трансплантации при депрессии.

«Тот факт, что люди узнают мою историю и делают самостоятельную трансплантацию пугает меня, потому что я беспокоюсь, что людям станет ещё хуже, что это не поможет, или у них разовьётся аутоиммунное заболевание или возникнет тяжёлая реакция, что лишь подтверждает, насколько срочно нам нужны клинические испытания», — говорит Джейн.

«Нам нужно их финансировать сейчас».

Джейн верит, что эта кампания может принести облегчение миллионам людей по всему миру, страдающих депрессией и биполярным расстройством, — а все началось с лягушки.

Как Джейн встретила Алекса

В ноябре 2013 года Джейн просунула руку под плащ, и, когда она высунула руку, там сидела «очень красивая лягушка».

Ошеломлённая, она нашла имя эксперта по лягушкам и отправила ему сообщение и фотографию. Его звали Алекс Дадли.

Алекс быстро объяснил Джейн, что лягушка с изумрудными точками — не редкий и не находящийся под угрозой исчезновения вид, как она думала, а древесная лягушка Перона. Очень распространённая лягушка.

Но для пары это была волшебная лягушка, потому что с того момента, как они начали разговаривать, их жизни были обречены быть навсегда переплетенными.

«Это произошло поразительно быстро. Ещё до того, как я увидел её физически, я был уверен, что Джейн — та самая. Мы просто сошлись», — говорит Алекс.

В течение первых 20 минут десятичасового разговора Джейн рассказала Алексу, что у неё биполярное расстройство 1-го типа. Он имел смутное представление об этом психическом заболевании, но понятия не имел о экстремальных взлётах и падениях, которые переживала Джейн.

В последующие месяцы Алекс узнал, что Джейн была умным, спортивным ребёнком, который мечтал поступить в университет и стать профессиональным футболистом. Но к подростковому возрасту её охватила тревога.

Затем, в возрасте 15 лет, она подверглась сексуальному насилию со стороны дяди, с которым не росла.

«Это сломало меня на фундаментальном уровне и, безусловно, послужило толчком к развитию у меня серьезного психического заболевания», — говорит Джейн.

Последовал продолжительный приступ тонзиллита и инфекционного мононуклеоза, и болезнь в сочетании с её психическим здоровьем не позволили ей посещать школу. Джейн сказала, что бросила учёбу в 11 классе и «потеряла себя на следующие 18 лет».

В течение длительного времени депрессия Джейн была настолько сильной, что она не могла вставать с постели и удовлетворять свои основные потребности, требуя ухода со стороны семьи и друзей. Иногда у неё возникали мысли о самоубийстве.

У Джейн бывали периоды маниакального состояния, когда она отправлялась на другие планеты и разговаривала с инопланетянами.

«Я разговаривала с духами… Я чувствовала, что обладаю божественной силой и что я избранная», — говорит она.

Алекс говорит, что только когда у Джейн начался психоз, он осознал всю серьезность ее психического заболевания.

Он все еще расчувствуется, вспоминая падения Джейн.

«Она не жила… она не жила так, чтобы это было приемлемо», — говорит он, сдерживая слезы.

Алекс отчаянно хотел помочь любимой женщине.

«Я никогда не думал, что сбегу от неё или что меня это напугает. Я подумал: „Чем я могу помочь?“» — говорит он.

Алекс знал, что биом кишечника — совокупность бактерий, вирусов, грибков и других микробов — влияет на выработку серотонина и дофамина — нейромедиаторов, которые имеют решающее значение для настроения и мотивации.

Он вспомнил рассказы Джейн о том, как ей почти два года давали огромные дозы антибиотиков для борьбы с тонзиллитом. Он предположил, что из-за антибиотиков биом её кишечника мог быть истощен и ослаблен.

Алекс углубился в научную литературу и наткнулся на исследование, в котором фекалии человека, страдающего депрессией, были помещены в крысу. У крысы развилась депрессия. Он задался вопросом, можно ли обратить это вспять.

«Внезапно все встало на свои места», — сказал Алекс.

«Это может сработать».

Стремление к полномасштабному клиническому исследованию FMT

Профессор Паркер заявил, что тот факт, что FMT — процедура, уже одобренная для лечения тяжелой кишечной инфекции, — действительно вылечила биполярное расстройство Джейн, может представлять собой смену парадигмы в подходе к лечению некоторых психических заболеваний.

«История Джейн меня просто ошеломила», — сказал он.

«Эта история заставила меня сказать «вау» и продолжать говорить «вау» довольно долгое время».

Профессор Паркер изучил подробности выздоровления Джейн — беседы с ее психиатром доктором Хинтоном, анализ приема лекарств, консультации со специалистами по заболеваниям кишечника — и эти данные выдержали критику.

С тех пор он написал книгу «Решение проблемы внутреннего настроения», в которой представил пять клинических случаев трансплантации печени (ТФМ), помимо случая Джейн, включая одного из его собственных пациентов. У двоих из них наступила ремиссия.

«Концепция нашего кишечного микробиома и того, как он может фактически влиять на наше настроение в лучшую или худшую сторону, является новой парадигмой, и она имеет огромное значение с точки зрения управления расстройствами настроения», — говорит профессор Паркер.

«Теперь у нас есть убедительные доказательства того, что мы разработали метод, который поможет людям с трудноизлечимыми расстройствами настроения, будь то депрессия или биполярное расстройство. Теперь нам нужно, чтобы научные данные были подкреплены».

Джейн озадачивает тот факт, что Центр питания и настроения не смог привлечь финансирование для проведения клинического испытания, несмотря на то, что был готов к его запуску после проведения успешного пилотного исследования на основе ее случая.

«Если мы сможем показать с помощью клинических испытаний, что фекальная трансплантация может помочь большому количеству людей с серьезными психическими заболеваниями, социальный эффект будет огромным, но также и финансовый», — говорит она.

По словам Джейн, трансплантация фекалий сэкономила правительству не менее 250 000 долларов.

Она больше не принимает лекарства, ей больше не нужна пенсия по инвалидности, ее больше не госпитализируют каждый год.

«Избавившись от симптомов моего биполярного расстройства, мы потенциально сэкономили правительству миллионы долларов», — говорит Джейн.

«А я — один человек».

Эпическая история любви с «немного дерьма»

По мнению Джейн, это эпическая история любви, которая «просто случайно замешана на чем-то вроде какашки».

«Причина, по которой я жива и здорова, и могу испытывать радость без причины и по-своему, — это один мужчина, Алекс», — говорит она.

«Он спас меня… всеми способами, которыми можно спасти другого человека».

Вес, который она набрала из-за лекарств от биполярного расстройства, снизился, и теперь она сосредоточена на здоровом питании, чтобы «поддерживать здоровье своих кишечных бактерий».

Пара выращивает собственные овощи и готовит преимущественно растительную пищу самостоятельно, избегая обработанных продуктов.

Ее университетские амбиции вернулись, и, окончив среднюю школу в TAFE, она сейчас учится на втором курсе по специальности «Науки об окружающей среде» и планирует стать полевым экологом.

Джейн называет Алекса героем своей сказки, мужчиной, чья непоколебимая любовь к сломленной женщине привела к радикальной гипотезе, которая в случае Джейн освободила ее.

«Женщина встречает лягушку, лягушка приводит женщину к мужчине, мужчина и женщина влюбляются», — говорит она.

«Мужчина вылечил неизлечимую болезнь женщины с помощью своего волшебного дерьма, тем самым разрушив проклятие».

– Говорить о том, что состояния психического напряжения нужно обязательно избегать и ни в коем случае с ним не сталкиваться, – это в корне неверно. Потому что эустрессовые реакции нужны, чтобы ребенок мог адаптироваться к непривычной обстановке, к новым людям и правилам и, если они возникают, это правильно и даже полезно для психики. Вопрос в том, как ребенок будет на них реагировать и ими управлять. Важно следить, чтобы это состояние легкого дискомфорта не перешло в дистресс, – объясняет старший научный сотрудник кафедры «Химия и биотехнология» ПНИПУ, кандидат медицинских наук Валерий Литвинов.

При эустрессе абсолютно нормальным явлением будет изменение гормонального фона, иммунной реакции, качества сна. За все это отвечает нервно-психическая регуляция ребенка.

– При стрессе в организме ребенка увеличивается, например, количество глюкокортикоидов – это гормоны, нужные для быстрой борьбы с воспалениями. Они снижают активность лимфоцитов и макрофагов — основных «бойцов» против инфекций. Поэтому в периоды повышенного стресса люди чаще подхватывают простуду и грипп. Также во время адаптации к школе продолжительность сна ребенка может сократиться, – продолжает эксперт ПНИПУ.

Возвращение в школу после каникул – тоже стресс для ребенка

– Если мы говорим про начальную школу, то после трех месяцев летнего отдыха возникает та же самая адаптивная стрессовая реакция, как у первоклассников в самом начале учебы. Она также может проявляться в укорочении продолжительности сна. В принципе в этом нет ничего плохого, такая реакция является нормой. Но если летом ребенок подстраивался под режим взрослых, которые часто поздно ложатся, то при необходимости снова включаться в учебный режим, это может вызвать дезадаптацию то есть психоэмоциональное напряжение ребенка, сопровождающееся тревогой, давлением или беспокойством, – предупреждает Валерий Литвинов.

Рекомендуется заранее поменять режим сна и бодрствования ребенка еще до наступления осени и начала посещения школы, чтобы исключить дополнительную эмоциональную перегрузку.

Сколько времени нужно ребенку, чтобы адаптироваться к школе

В этом вопросе многое зависит от индивидуальных особенностей ребенка. Кто-то адаптируется буквально за неделю, а кому-то требуется до полугода и больше. Оба варианта являются нормой, в долгом привыкании к новой обстановке ничего страшного нет.

– В среднем стоит рассчитывать, что месяц – полтора ребенок будет испытывать психоэмоциональное напряжение, и к этому стоит относиться спокойно. Не стоит постоянно награждать и баловать его за то, какой он такой молодец, что ходит в школу. То есть процесс адаптации должен восприниматься и ребенком, и родителями максимально естественно, – рассказывает эксперт ПНИПУ.

Что может осложнить процесс адаптации к школе

По словам Валерия Литвинова, труднее всего адаптироваться к школе детям, у которых в жизни присутствуют дополнительные факторы стресса. Например, если у ребенка есть какие-то сложности в семье, конфликты между родителями. Непросто также бывает детям, имеющим хронические заболевания. В некоторых случаях возможен уход от эустресса в дистресс. То есть, ребенку становится физически плохо, что может проявиться в виде осложнений болезни и нервно-психических расстройств, например, неконтролируемых истерик, ночного и даже дневного недержания мочи. У некоторых детей могут возникнуть головные боли от напряжения или гипердинамический синдром (СДВГ), для которого характерны выраженная неусидчивость, дефицит внимания.

Выяснять и лечить причину дезадаптации нужно с врачом. В случае нервно-психических проблем – с детским неврологом или психиатром. И тот, и другой смогут оценить и поправить эту ситуацию. В остальных ситуациях стоит обращаться к педиатру.

Что делать, если ребенок не хочет ходить в школу

– Стоит отметить, что изначально ребенок не должен хотеть учиться в школе, ведь с психофизиологической точки зрения переходить в стрессовую ситуацию ему, естественно, некомфортно. Обычно, когда маленьких детей или дошкольников, которые пойдут в первый класс, спрашиваешь, ждут ли они школу, то получаешь ответ, что нет, им дома лучше. Малыши понимают, что там им придется адаптироваться к каким-то новым условиям. Это вполне нормальная реакция, – считает Валерий Литвинов.

Во-первых, если ребенок отказывается ходить в школу, надо выяснить причину, потому что они могут быть достаточно разные. В каких-то случаях он может не хотеть покидать дом в связи с конфликтами, например, ссорами родителей. Его присутствие там, как он считает, каким-то образом стабилизирует обстановку. Иногда, наоборот, хочет остаться дома, потому что в школе ему хуже.

Во-вторых, задачей родителей будет искать способы, как дать ребенку какую-то мотивацию для того, чтобы он поменял свое отношение.

– Часто у детей есть запрос на взрослость, на соответствие старшим. Можно, например, говорить ребенку, что в школу ходят только большие ребята, которые до нее доросли. И, соответственно, если он пойдет туда, то тоже сможет стать взрослым, приобрести для этого знания, навыки. Ребенка нужно морально готовить к тому, что в школе будут трудности, но он получит и какие-то плюсы, которые все эти сложности будут компенсировать, – советует ученый Пермского Политеха.

Как понять, что ребенок готов к школе

Готовность ребенка к школе определяется его нейропсихологической зрелостью, а именно способностью удерживать произвольное внимание. Под ним понимается целенаправленный интерес к каким-то конкретным вещам, важный для успешной учебы. Причем речь идет не о том, что ребенок должен уметь читать, писать или совершать какие-то математические действия, а о таких банальных вещах как спокойно сидеть на стуле, пользоваться столовыми приборами, при этом, во время еды не отвлекаться на гаджеты, вести беседу, завязывать шнурки, самостоятельно одеваться. Непроизвольное внимание характерно для всех детей. Их могут привлекать яркие надписи, картинки, музыка, мешая сосредоточиться на основной деятельности.

– До школьного возраста основным видом деятельности считается игра, а вот ближе к 6–7 годам у ребенка уже должен появиться какой-то интерес к обучению. Если этого не произошло, и, например, воспитатели в детском саду отмечают, что он еще не созрел, то ничего страшного не будет в том, чтобы оставить его там еще на год. Потому что, если такой нейрофизиологически еще не созревший ребенок придет в школу, он будет испытывать сильный стресс, который перейдет в дистресс и дезадаптацию со всеми вытекающими последствиями. Как показывает практика, дети, которые в 7 лет не были готовы к школе и пошли в нее позже, адаптируются лучше тех, кого привели туда раньше времени, и качество их учебы и жизни в дальнейшем ничем не будет отличаться от сверстников, – делится Валерий Литвинов.

Как облегчить ребенку процесс адаптации к школе

– Родители часто ориентируются на то, что, придя в школу, ребенок должен уметь читать, писать, считать, и начинают активно готовить его к этому. В современных реалиях это актуально, ведь учебная программа даже в первом классе довольно насыщенная. Но гораздо важнее научить ребенка продолжительной концентрации, удержанию произвольного внимания, самостоятельности и контролю собственных эмоций. Без этих навыков осваивать более сложный материал ему будет очень трудно, – считает эксперт ПНИПУ.

Для развития внимания можно давать ребенку задание на время, например, раскрасить часть картинки за 5 минут, чтобы весь его фокус внимания был направлен только на нее. Самостоятельность вырабатывается, когда родители дают детям право выбора. К примеру, не говорят, что надеть и какую книжку прочитать, а предлагают: кофту на замке или толстовку, «Золушку» или «Золотую рыбку». А эмоциональный интеллект прокачивается, когда родитель называет ребенку эмоцию, которую он испытывает. Если он капризничает стоит сказать: «Я вижу, ты сейчас очень обижен». Дополнительно можно обсуждать эмоции персонажей. После просмотра мультика спросите: «Как ты думаешь, что почувствовал герой, когда...? А что бы ты сделал на его месте?»

Этот ответ — как плотно задернутая штора. За ним может скрываться и растерянность, и страх, и даже злость: «Почему это я должен думать? Вы же специалист!». Иногда — недоверие: «А вдруг мои слова используют против меня?». Или привычка хорониться поглубже, чтобы не касаться ран.

Но именно здесь, в этом «не знаю», часто и прячется самое важное. Если дать ему время и пространство — оно начнёт раскрываться, как сложенный лист бумаги, на котором едва видны первые строки.

Так что, если я спрашиваю вас: «Как вы думаете, как я вам могу помочь?» — я не жду «правильного» ответа. Я жду вашего. Даже если это будет: «Я вообще не понимаю, зачем пришёл».

С этого можно начать.

P.S. А что ответили бы вы?

Начнем с того, что концепция инклюзивного образования казалась мне странной (в силу своей фантастичности) еще тогда, когда я учился в институте на психолога. Уже тогда я спрашивал преподавателей об их отношении к инклюзивному образованию. И уже тогда наиболее позитивным ответом было, что «Концепция хорошая, жаль, что в реальности она не работает.»

Потом я проходил учебную практику в школах. И у меня возник новый вопрос. Я смотрел на многостраничные кучи документов на детей с ОВЗ и не понимал, почему у школ нет документов на нормотипичных детей, ведь школа не коррекционная.

Ответы пришли тогда, когда я пришел уже работать в обычную общеобразовательную (и не коррекционную) школу.

1. Как я уже рассказывал раньше, в силу наплевательского отношения администраций школ к Методическим рекомендациям по системе функционирования психологических служб в общеобразовательных организациях, утвержденных распоряжением Минпросвещения России от 28.12.2020 № Р-193, а также в целях экономии денег, администрации школ возлагают на школьных психологов нагрузку, которая не выполнима физически.

В первый год моей работы на мои 1,5 ставки школьного психолога приходилось примерно 920 обычных (нормотипичных) детей и 25 детей с ОВЗ, то есть обитатели одного учебного корпуса.

Поскольку все (и администрация школы, и начальник психолого-педагогогической службы) понимали, что задача была таки невыполнимой, меня сразу начали прессовать тем, что я должен работать только с детьми с ОВЗ (коих, напомню, было 25 человек), а с обычными детьми численностью около 920 человек я работать не должен, ну или должен был работать «по остаточному приниципу».

Я с этим тихо не соглашался и работал со всеми. И первый год я со скрипом, но вытянул.

Но потом, мне впихнули еще одно здание и тогда в моей зоне ответственности официально стало 1200 обычных детей и 48 детей с ОВЗ.

Одновременно с этим усилился прессинг со стороны начальника психолого-педагогической службы, которая начала постоянно требовать того, чтобы я работал только с детьми с ОВЗ и вообще не работал с обычными детьми.

Логика ее была простая. Она ее даже не скрывала. Родитель ребенка с ОВЗ может пойти жаловаться в Департамент образования города Москвы или в Рособрнадзор, если ему покажется, с его ребенком в школе работают недостаточно качественно. И тогда школе сделают а-та-та. Ну вы знаете, проверки, выволочки, выговоры. Директору могут тоже сделать а-та-та. Он расстроится.

А родители обычных детей даже не в курсе, что в обязанности школьного психолога входит помощь нормотипичным детям. Как следствие, жаловаться они не пойдут.

Ну то есть на выходе, в определенной части школ Москвы существует ситуация, когда с детьми с ОВЗ в обычной школе работают логопеды, дефектологи, психологи. А вот с обычными детьми по линии психолого-педагогической службы не работает в итоге никто.

И меня могут спросить в комментариях: «А для чего с обычными детьми работать школьному психологу? У них же всё хорошо.».

Вы знаете, по моим наблюдениям, у обычных детей в современной школе далеко не всегда всё хорошо. Именно среди обычных детей встречаются дети с суицидальными рисками, самоповреждающим поведением, жертвы насилия и сексуального насилия, дети алкоголиков и наркоманов, дети с химическими зависимостями, дети с совершенно разрушенными детско-родительскими отношениями, дети, с ворохом психологических травм, стремительно идущие от невроза к пограничности или даже к психотичности. И их много.

Стоит ли мне говорить, что до психогенной депрессии, как заболевания, лучше не доводить, чем потом из нее долго вынимать человека?

Стоит ли мне говорить, что никакая инклюзия не стоит ни единой жизни обычного ребенка, на чьи суицидальные тенденции не обратили внимания в то время, пока «реализовывали инклюзивное образование»?

Стоит ли мне говорить, что дети, с разрушенными детско-родительскими отношениями в «лучшем случае» порушат в будущем отношения со своими детьми, а в «худшем» - сопьются, снаркоманятся или самоубьются более явным способом? И да. Везде кавычки, потому что «лучший случай», безусловно, печален.

А самое печальное, что на обычных детей всем в большинстве своём наплевать. Хорошо если кто-то из учителей заметит ребенка, которому нужна помощь, и поддержит его. Но так быть не должно.

В общем, несмотря на прессинг со стороны начальства, я работал с обычными детьми до самого последнего дня своей работы в школе.

После того, как я уволился, на моё место взяли человека с образованием «специальная психология» и повышением квалификации в логопедии. Ну чтобы точно этот человек не стал работать с обычными детьми. Ну хотя бы в силу того, что делать это он не заточен.

2. Адепты инклюзивного образования любят рассказывать, как оно прекрасно тем, что помогает детям с ОВЗ социализироваться.

Так вот, по моим наблюдениям, дети с ОВЗ крайне редко социализируются в обычных школах. Даже дети с ЗПР 7.1.

Дети с ОВЗ ощущают себя «белыми воронами». И их одноклассники (сверстники) воспринимают их как минимум «странными» и обычно просто игнорируют их.

Это в большинстве своем.

Но бывает и хуже. Бывает, что ребенок с умственной отсталостью попадает под влияние обычного ребенка с девиантными поведением. В итоге – мы получаем прекрасную «уменьшенную копию» криминального авторитета и его верного телохранителя (ну это который не очень умный, но зато очень сильный). Это если мы говорим про мальчиков.

Если мы говорим про девочек с умственной отсталостью, то не являются удивительными ситуации, в результате которых их те же самые дети с отклоняющимся поведением «разводят» на секс, пользуясь непониманием ситуации.

Ну и конечно же есть и обратные ситуации, когда уже дети с ОВЗ бывают сами по себе агрессивными и терроризируют весь класс или даже половину школы. Это тоже не редкость. Но в силу «инклюзивного образования» они могут делать это годами вполне себе безнаказанно.

Да, да, я знаю, в комментах напишут про то, что знают случаи, где класс принял ребенка с ОВЗ, все счастливы. Знаю, что мне расскажут, что это косяк учителей, психологов и пр., что дети с ОВЗ не социализируются в большинстве своем. Всё знаю. Но я вам рассказываю о том, как оно есть по факту в обычной общеобразовательной московской школе.

По факту дети с ОВЗ в подавляющем большинстве случаев в обычной школе не социализируются, а наоборот, страдают от того, что отличаются от обычных детей. И социализация у них по итогу становится разрушенной до основания. Поскольку негативный школьный опыт общения со сверстниками потом еще очень долго дает о себе знать.

В целом вот эта вот идея «Ой, дети, мальчик Вася особенный, давайте вы с ним будете дружить» с треском обычно проваливается. Потому что с подросткового возраста ну абсолютно точно дружить начинают с тем, с кем хочется, а не с тем, с кем сказала учительница.

3. Теперь непосредственно про «право на образование».

Абсолютное большинство учителей в общеобразовательных школах не могут работать с детьми с ОВЗ.

Как по той причине, что они специально этому не обучались, так и по той причине, что при наличии на уроке 30 человек, нереально одновременно реализовывать отдельную адаптированную образовательную программу для ребенка с ОВЗ и обычную образовательную программу для всех остальных.

Это нормально. Пока у нас система образования устроена так, как она устроена – ничего в этом плане не поменяется точно.

Учителя задолбаны достаточно, чтобы у них не было ни времени, ни сил обучаться дополнительно работе с ОВЗ или еще дефектологии.

Да, некоторые адаптированные образовательные программы предусматривают индивидуальное обучение на территории школы. Например, умственная отсталость или расстройства аутистического спектра. Но то же ЗПР 7.1 такого не предусматривает обычно, а ведь оно в школах зачастую самое массовое.

Так что обычно, всё происходит проще. Учителя просто не ставят ребенку с ОВЗ оценку ниже «тройки». По итогу обучения – у ребенка упрощенные экзамены, но при этом обычный аттестат, где про ОВЗ или особый порядок экзаменов не написано. Ну, то есть, ребенок выпускается из школы, все выдохнули. А знания… Какие знания?

Да, да, при умственной отсталости аттестат об образовании не дают. Поэтому, многие родители не ведут детей с подозрением на УО на ПМПК, со всеми вытекающими последствиями.

Кстати, про адаптированные образовательные программы. Очень часто их делают путем скачивания из Интернета с сайта другой школы. Что как бы говорит о качестве таких адаптированных образовательных программ.

В общем, какой итог. Я повторю свою мысль.

Инклюзивное образование в настоящее время является абсолютными злом для детей.

Системе образования стОит перестать экономить деньги и следует начать возрождать специализированные школы для детей с ОВЗ.

Именно в специализированной школе детей реально будут учить специально подготовленные педагоги, которые умеют это делать, а дети с ОВЗ будут в среде сверстников, которые их реально понимают и принимают, не мучаясь от своей «инаковости».

Подробнее обо мне, как о специалисте можно почитать - тут.