Рамакришна часто видел Мать. И в храме, и вне храма ему больше не требовалось усилия воли во время медитации. Теперь в храме перед ним была не статуя, но сама Мать. Позднее он описывал, как это было:

«Приложил ладонь к ее ноздрям и почувствовал, что она дышит. Я внимательно всматривался, но по ночам, когда горел светильник, не мог увидеть ее тень на храмовой стене. Из моей комнаты я слышал, как Мать взбегает по лестнице, по-детски весело, звеня браслетами на ногах. Мне захотелось проверить, она ли действительно бегает, и я вышел из комнаты. Мать стояла на веранде второго этажа, и ветер отбрасывал назад ее волосы. Иногда она смотрела в сторону Калькутты, иногда на Гангу».

Хридай оставил для нас описания своих отношений с Рамакришной в то время и его непостижимого поведения.

«В храм было страшно войти, даже когда Рамакришны там не было, еще страшней, когда был. Но я не мог устоять, так мне хотелось видеть, что он делает. Пока я смотрел на него, мое сердце наполнялось благоговением и любовью к Богу, но стоило выйти из храма, как сомнения опять одолевали меня.

„Может быть, дядя в самом деле сошел с ума? — спрашивал я себя. — Иначе зачем он делает такие ужасные вещи при богослужении?"

Я со страхом думал о том, что скажут Рани и Матхур-бабу, если им про это расскажут. А дядя ни о чем не тревожился... Я больше не смел заговаривать с ним об этом, непонятный страх не давал мне раскрыть рта. Я ощущал преграду между нами. Поэтому я молчал и только старался как можно лучше о нем заботиться. И все время боялся, что наступит день, когда это закончится скандалом».

Страхи Хридая были, без сомнения, обоснованы.

Он продолжает рассказ:

«Я заметил, что у дяди не проходит краснота на груди и что у него постоянно красные глаза, как у пьяницы. Он поднимался со своего места, взбирался на подножие статуи, ласкал Божественную Мать и любовно щекотал ее под подбородком. Он ей пел, он с ней разговаривал, смеялся и шутил, а иногда брал за руки и танцевал... Я видел, как во время подношения сваренной пищи дядя вдруг вскакивал и, взяв с блюда комочек риса и карри, дотрагивался им до губ Матери и уговаривал ее:

— Попробуй, Мать, ну съешь хоть немножечко! Или говорил:

— Хочешь, чтоб сначала я поел, а ты потом? Хорошо, смотри — вот я ем!

Проглотив кусочек, опять подносил еду к ее губам и приговаривал:

— Ну я уже поел, поел, а теперь и ты поешь!

Однажды во время подношения пищи дядя увидел кошку, которая с мяуканьем забрела в храм. Он начал кормить ее пищей, сваренной для подношения Божественной Матери, и еще обращался к кошке с уговорами: кушай, кушай, Мать!»

Ужасающую силу, которая творит и разрушает вселенную, можно познать и в аспекте нежной матери, и тогда с ней можно по-детски дурачиться и баловаться. Сила вездесуща — она и в воздухе, и в храмовой статуе, и в бродячей кошке. Эти истины, простые и поразительные, и демонстрировал Рамакришна своими, казалось бы, нелепыми поступками. Негодованию официальных лиц храма удивляться не приходится! Они направили жалобу Матхуру, который в то время был в отъезде из Дакшинешвара. Матхур ответил, что сам во всем разберется по возвращении. Рамакришне же до той поры надлежит совершать почитание. Вскоре Матхур приехал и без предупреждения явился в Дакшинешвар. Он прошел в храм Кали, где Рамакришна как раз был поглощен подношением пищи. Увиденное Матхуром убедило его в том, что перед ним не безумец, а великий святой. Матхур распорядился, чтобы Рамакришне ни под каким видом не мешали.

— Теперь Богиню поистине почитают, — сказал он Рани.

Кристофер Ишервуд

Рамакришна и его ученики

Нарендра (Вивекананда) отрицал индуистских Богов. И в то же время он отбрасывал адвайтизм, который считал атеизмом. Он открыто насмехался над велениями индуистских писаний. Он говорил Рамакришне:

— Хотя бы тысячи людей называли вас Богом, я этого не скажу, пока сам не буду иметь доказательства.

Рамакришна, смеясь, соглашался с ним. Он говорил ученикам:

— Не принимайте ничего потому только, что я это сказал. Испытайте все сами.

Ожесточенная критика Нарендры, его страстные споры приводили его в восторг. Он был полон уважения к этой горячей искренности ума, к этой бешеной погоне за правдой. Он в этом видел проявление могущества Шивы, которое в конце концов возвышается над всеми иллюзиями. Он говорил:

— Смотрите, смотрите, какая проникновенная сила. Он — ревущее пламя, которое уничтожает все нечистое. Сама Махамайя может приблизиться к нему не ближе чем на десять шагов: ее держит в отдалении слава, которую она ему передала…

Ученость Нарендры доставляла ему такую радость, что она порою переходила в экстаз.

Но минутами жестокая, беспощадная критика заставляла обливаться кровью сердце старого учителя. Нарендра говорил ему в глаза:

— Что вы знаете о ваших «единениях с Богом»? Не являются ли они причудами вашего больного мозга, галлюцинациями ?

И Рамакришна смиренно уходил искать в тревоге утешения у Матери, которая говорила ему:

— Терпение! Скоро глаза Нарендры раскроются!

Когда же вечные споры между Нарендрой и учениками начинали утомлять его, он молил: «О Мать, вложи хоть немного твоей Майи в Нарендру!» — чтобы хоть слегка успокоить жар этого ума и чтобы сердце его могло коснуться Бога.

Но беспокойный дух Вивекананды вопиял: «Я не желаю Бога, я желаю мира, то есть абсолютной правды, абсолютного познания, абсолютной бесконечности…»

Он не видел, что такое желание переходило границы ума и свидетельствовало о властных требованиях сердца. Его разум никогда не довольствовался доказательством бытия Бога. По индуистской манере он говорил: «Если Бог реален, его можно познать».

Ромен Роллан

Жизнь Рамакришны

Как-то раз Вивекананда встретил мусульманина, который по духу был подлинным Адвайта-ведантистом, ибо видел мир в свете недвойственности. Тот был настолько потрясен личностью учителя, что от всего сердца воскликнул: «Свами, когда тебя начнут почитать как Аватару – воплощение Господа, не забывай, что именно я, Мохаммедан, был первым!» Горячая преданность выражалась в том, что он стал представляться учеником под именем Мохаммедананда, где «ананда» – обычное прибавление «блаженный» к имени санньясина в индуизме, а сам учитель писал: «Истина Адвайты – последнее слово вероисповедания, позволяющее взирать на все религии с любовью. Для нашей родины единение двух великих систем – индуизма и ислама, сращивание головы веданты с телом мусульманства, – единственная надежда…»

Мария Владимировна Николаева

Свами Вивекананда: вибрации высокой частоты

Во время истинной медитации чувства замирают и тело становится абсолютно неподвижным, подобно куску дерева. Когда я в первый раз видел Кешаб Сена в Ади Брахмо самадже, он сидел погружённый в медитацию среди других членов общества. Его ум был совершенно отвлечён от внешнего мира, а его тело было неподвижно, как деревянное, и тогда я сказал Матхуру Бабу: «У этого человека клюнула рыба, которую он ловит».

Медитация возможна даже с широко открытыми глазами, даже среди разговора с другими людьми. Представьте себе, что у вас болят зубы. Вы можете делать всякую работу, но ваш ум всё-таки будет сосредоточен на больном зубе. Подобным образом, если вы сосредоточите ваш ум на Боге, ум останется сосредоточенным, даже если вы будете двигаться или говорить. Прежде я закрывал глаза во время медитации, но потом я подумал: «Если Бог существует, когда я закрываю глаза, то почему ему не существовать, когда мои глаза открыты?» И я открыл свои глаза и увидел везде и во всём Божественное Существо. Люди, животные, насекомые, деревья, травы, луна, солнце, вода, земля - всё это казалось мне проявлением бесконечного Существа; во всём этом или сквозь всё это я видел Его. Тот, кто долго думает о Боге, сам начинает обладать Божественной субстанцией. Через него текут Божественные силы. Великие певцы или музыканты также обладают частью Божественной силы. Этому учит Бхагавад гита: «Где есть что-нибудь великое, там есть проявление Божественной силы».

ПРОВОЗВЕСТИЕ РАМАКРИШНЫ