Наверное нелепее и глупее фразы быть не может, но точнее никак не скажешь. Мы априори привыкли считать, что знакомы с этой жидкостью с первого дня своего рождения. И даже раньше. Но, на мой взгляд, вся наша проблема как раз в том и заключается, что мы знаем воду, в основном, как жидкость.
Начиная с ноября 2019-ого года и по февраль 2020-ого мы с женой очень жёстко болели (по всем симптомам, о которых тогда ещё не кричали из каждого утюга, это был Ковид). Сначала по очереди с интервалом в месяц, а потом одновременно. Самое неприятное, что болели мы так, как никогда раньше — буксовали в изнуряющей усталости и никак не могли восстановиться.
Постоянно знобило. Единственное желание — залезть внутрь раскалённой печки и прогреться каждой молекулой.
С подачи наших родственников в конце февраля мы решились поехать в Тайланд. Ну, как решились — уговорами и лаской мои близкие не оставили мне возможности сказать «нет», а обещанием заменить печку не менее раскалённым песком высушили слёзы по поводу несвоевременных трат.
Я ничего не ожидал от поездки. От слова совсем. Чувствовал себя марафонцем, которого после финиша сразу же отправили на второй забег.
Несмотря на то, что это был разгульный Пхукет, наш отель располагался в целомудренной мусульманской деревне и являл собой воистину райское место. Уютное и спокойное. Главной достопримечательностью которого была тихая бухта с ласковым и тёплым морем.
До этого я никогда не был в Тайланде. Я вообще очень много где никогда не был. Но уже при заселении в отель, ещё не видя моря, я почувствовал его зов. Такое чувство возникает при приближении момента встречи с кем-то очень близким и дорогим. С сердечным другом или возлюбленной. С кем ты давно не виделся и по ком очень сильно соскучился. Причём взаимно. Встреча, которая может произойти даже в многолюдном месте, заполненном одуревшими от жары и алкоголя туристами, но вся эта многолюдность автоматически растворяется стоит вам только встретиться друг с другом.
Особенно это очень сильно чувствовалось на фоне полного «ничегонеожидания».
Едва я ступил на берег, как весь мой Ковид самоликвидировался без остатка. А в том самом месте, которым сильны все работники умственного, творческого и любого сидячего труда, автоматически запустился пропеллер. Первого заряда этого пропеллера хватило на то, чтобы искупаться, закопать жену в песок, снова искупаться, откопать жену, искупаться вместе с женой, ну и конечно же (как и полагается любому русскому туристу) обгореть. После чего искупаться ещё раз.
Однако на этом заряд не иссяк. Несмотря на изнурительный и бессонный перелёт, в первую ночь мои биологические часы отказывались перестраиваться на новое время и тикали так громко, что мешали заснуть. Промучившись минут сорок я решил зря не тратить высокооплачиваемое время и пошёл купаться в ночь.
Отель уже спал, как спали и все прибрежные точки общепита, безнадёжно проигравшие красавице луне в конкурсе «чей свет светит ярче».
Вода звала, как зовёт невеста в первую брачную ночь, когда все гости остаются за пределами ушедшего дня и ты понимаешь, что теперь всё её внимание, вся женственность и нежность принадлежат только тебе одному. И именно для тебя одного она берегла свои сокровища всё это время. И что теперь только ты один полновластный хозяин и этих сокровищ, и самого времени, которое так же замерло в ожидании твоего высокого соизволения, чтобы продолжить свой бег.
Несмотря на то, что проплавал я порядка часа, радость от встречи настолько переполняла меня, а запущенный ещё днём пропеллер никак не унимался, что я не мог не поделиться этой радостью с уже давно спавшей женой. Лёгкая на подъём (в данном случае в самом буквальном смысле) и природно расположенная к подобного рода авантюрам она, несмотря на десятый сон, сразу же согласилась. И мы проплескались ещё порядка часа со всеми вытекающими из этого последствиями. И, судя по метровой медузе, которая обнаружилась в прибрежном песке наутро, последствия ночного купания могли быть не только печальные, но и весьма опасными.
Но в то время у нас даже не возникало мысли об опасности. Мы чувствовали себя не то, чтобы защищёнными — мы растворились в воде и сами стали водой со всеми её обитателями. А от кого защищаться воде в воде? Не от себя же самой.
В оставшиеся дни было всякое. Пропеллер как захлёбывался от восторга, так и сбоил, но качество диалога с водой было неизменно — она всегда встречала нас как долгожданных друзей, которые, несмотря на всю многочисленность туристов, единственные могли разделить её потребность в общении. И от этого всегда окружала нас заботой и, во всех смыслах, бездонной нежностью. Ну или мне так казалось.
Уже ближе к концу нашего непродолжительного отпуска, мой пропеллер засбоил настолько, что мы с женой поссорились и я ушёл спать на пляж.
Расстелив свою любимую арафатку я лёг на прибрежный песок и стал терпеливо дожидаться, когда закроются ближайшие кафешки и туристы разбредутся по своим отелям. Не помню сколько я так прождал. Помню, только что все прохожие в недоумении косились на меня и, что кто-то живущий в песке постоянно норовил укусить.
Чтобы как-то отвлечься и от ссоры с женой, и от зевак, и от того, кто кусает из песка, я сосредоточился на море. Не в том смысле как сосредотачивается в медитации йог, а просто направил внимание на накатывающие волны. Заснуть не удавалось, хоть глаза мои были закрыты — для того, чтобы общаться с морем не обязательно на него смотреть (как выяснится чуть позже даже не обязательно находиться рядом).
Шум за спиной стих. Туристы разбрелись по отелям. Далеко на горизонте зажгли зеленые огни рыболовецкие суда. Волны мерно накатывали убаюкивая, но, вместе с тем, и не позволяя провалиться в сон. Становилось даже как-то неуютно и немного сиротливо — все люди как люди спокойно спят в свежих комфортабельных кроватях, а я весь в песке кормлю непонятно кого.
И вдруг в один момент всё изменилось. Сразу. Без прелюдий. Как удар молотом по голове. На меня буквально обрушилось всепронизывающее знание, которое я воспринимал не столько умом (ум молчал, а дыхание почти остановилось), сколько телом. Я стал водой и всем, кто в ней обитает. Каждой молекулой и одновременно всей водой на планете: и морской и озёрной, и болотной, и водопроводной. И в Тайланде, и в России, и в любом месте на которое только направлял своё внимание.
Было такое ощущение (слово не вполне подходящее, более правильно — несомненная ясность факта, непосредственно связанная с его прямым переживанием), что каждая молекула воды вмещает в себя всю полноту воды нашей планеты и, вместе с этим является как бы порталом к любой другой молекуле воды в любом месте на земле. При чём их связь не иерархична, а такова, что каждая молекула одновременно со всеми другими является и центром этой водной вселенной. Как будто на центральное место её ставят не внутренние взаимосвязи, а моё внимание — на что смотрю то и становится центром (подстраиваются под моё восприятие, чтобы я мог хоть как-то осознать происходящее).
Нашим диалектическим мышлением сложно воспринимать подобное. Единственная аналогия, которую я могу привести — соль в том же океане. Она присутствует одновременно во всём объёме воды и вместе с тем в каждой отдельной молекуле. Она одинаково солона (не с т. з. концентрации, а с т. з. неизменности своей химической структуры) в каждом месте, и пронизывает собой (соединяет) как толщу воды, так и всех её обитателей.
Я переключил внимание на озеро возле своего дома (который все местные почему-то уничижительно называют «карьером») и почувствовал отклик его индивидуальности; с океаном Шри-Ланки (где мы отдыхали семь лет до этого) и нашими северными морями. Все они имели свой особый характер и вместе с тем являлись Единым целым.
Когда я говорю о воде, то за этим нужно понимать воду не только как жидкость, но и воду как жизненную среду и всех тех, кто в ней обитает. И с этим связан ещё один важный момент: в том состоянии восприятия и сама вода, и всё разнообразие отношений между живыми существами (включая взаимное поедание!) воспринималось мной как единое, максимально концентрированное состояние абсолютного блаженства. Я бы даже сказал эталон блаженства. Блаженство самого блаженства.
Рыбы охотились за рыбами и съедали друг друга, но при этом не страдали. Никто ничего не терял. Ни тело, ни жизнь. Каждый был собой и одновременно при этом каждый был всем. И даже более того — Центром всего. Центром блаженства. Теряя одно конечное тело он тут же приобретал другое, не переставая при этом быть единым со всем океаном и водой вообще.
Это даже невозможно назвать игрой, потому что по ходу игры внимание может быть либо внутри процесса (участник, полностью поглощённый самим процессом игры, переживающий её как единственную форму реальности и зависящий от событий), либо снаружи (зритель, дистанцированный и, следовательно, «защищённый» от возможных последствий), а здесь эти два внимания существовали нераздельно и одновременно.
Я понимал, что этот «блаженный накат» не будет длиться бесконечно и, ещё продолжая находиться под его воздействием, уже начал сожалеть о грядущей утрате. Ответом на моё настроение пришла мысль о том, что вода любого водоёма является точкой входа к «Единой воде», а, следовательно, и данному состоянию. В сознании опять возникло озеро возле дома.
Короче купаться в тот год я начал уже в начале мая и не закончил ни в сентябре, ни в ноябре, ни.. ну, вы понимаете.
